ПРОЕКТНАЯ РАБОТА «АНТИУТОПИИ Е. ЗАМЯТИНА «МЫ» И ДЖ.ОРУЭЛЛА «1984»»
проект по литературе (11 класс)

ПРОЕКТНАЯ РАБОТА

«АНТИУТОПИИ

Е. ЗАМЯТИНА «МЫ» И ДЖ.ОРУЭЛЛА «1984»»

Работу выполнил

Ученик 11 «Д» класса

(гуманитарная группа)

Руководитель

учитель русского языка

и литературы Кобзева Н.И.

Москва

2024 г.

Содержание.

1. ВВЕДЕНИЕ. Понятие жанра антиутопии.
2. ОСНОВНАЯ ЧАСТЬ. Сопоставительный анализ антиутопий Е.Замятина и Дж. Оруэлла.

1. Е.И. Замятин “Мы”.

2. Джордж Оруэлл “1984”.

3. Сравнительная характеристика антиутопий.

3. ЗАКЛЮЧЕНИЕ. Значение антиутопий сегодня.

ЛИТЕРАТУРА

1. ВВЕДЕНИЕ. Понятие жанра антиутопии.

В истории литературы романы и повести в жанре утопии играли большую роль, так как служили одной из форм осознания и оценки образа будущего.

Утопия (от греч. u — нет и topos — место) в литературе — развернутое описание общественной, государственной и частной жизни воображаемой страны, отвечающей тому или иному идеалу социальной гармонии. Первые утопические описания встречаются у Платона и Сократа. Термин «утопия» — от названия произведения Т. Мора. Классические образцы утопий — «Город Солнца» Т. Кампанеллы, «Новая Атлантида» Ф. Бэкона. Утопия — мечта.

Утопия — нечто фантастическое; несбыточная, неосуществимая мечта (по названию романа английского писателя XVI века Томаса Мора, описавшего воображаемый идеальный общественный строй будущего). Термин этот происходит от греческого «и» — нет и «topos» — место. Буквальный смысл термина «утопия» — место, которого нет. Есть и другое истолкование этого понятия: от греческого «ей» — совершенный, лучший и «topos» — место, т.е. страна совершенства.^[1]

Сегодня трудно себе представить общую панораму истории без утопических произведений. Как говорил О. Уайльд, на карту Земли, на которой не обозначена утопия, не стоит смотреть, так как эта карта игнорирует страну, к которой стремится человечество.

Термин «антиутопия» применяется для обозначения особого литературного жанра, так называемой негативной утопии, противостоящей утопии традиционной, позитивной.

Традиционные классические утопии воплощали представление об идеальном, желаемом будущем. В негативной утопии, романе-предупреждении, описывается уже не идеальное будущее, а, скорее, будущее нежелаемое, опасные черты которого можно увидеть в настоящем.

Антиутопия — жанр, который еще называют негативной утопией. Это изображение такого возможного будущего, которое страшит писателя, заставляет его тревожиться за судьбу человечества, за душу отдельного человека.

Антиутопия — изображение опасных, пагубных последствий разного рода социальных экспериментов, связанных с построением общества, соответствующего тому или иному социальному идеалу. Жанр антиутопии начал активно развиваться в XX веке и приобрел статус футурологического прогноза, «романа-предупреждения».

Итак, утопия — это вымышленная картина идеального жизненного устройства.

2. ОСНОВНАЯ ЧАСТЬ. Сопоставительный анализ антиутопий Е.Замятина и Дж. Оруэлла.

1. Е.И. Замятин “Мы”.

Евгений Иванович Замятин — одна из ярких фигур среди писателей, принявших революцию как реальную судьбу отечества, но оставшихся свободными в своем творчестве, в художественной оценке событий.

Замятин родился в г. Лебедянь Тамбовской губернии в семье священника. Стал кораблестроителем. О выборе профессии писал так: «В гимназии я получал пятерки с плюсом за сочинения и не всегда легко ладил с математикой. Должно быть, именно поэтому (из упрямства) я выбрал самое что ни на есть математическое: кораблестроительный факультет Петербургского политехникума». Дух противоречия привел Замятина, выросшего в патриархальной семье, в партию большевиков. С 1905 года он участвует в нелегальной работе, подвергается аресту и проводит несколько месяцев в «одиночке».

В годы Первой мировой войны Замятин уезжает в Англию экспертом по строительству ледоколов для русского флота, в частности участвует в постройке знаменитого «Красина» (освоение Арктики). Однако уже в сентябре 1917 года возвращается в революционную Россию.

В 1922 году Замятин публикует рассказы («Пещера», «Дракон» и др.), в которых революционные события предстают как разгулявшаяся стихия, которая разрушает сложившееся бытие. В рассказе «Пещера» на смену былому образу жизни, духовным интересам, нравственным представлениям приходит одичавшая жизнь с убогими ценностями: «В центре этой вселенной — бог. Коротконогий, ржаво-рыжий, приземистый, жадный, пещерный бог: чугунная печка».

Замятин не встал в ряды оппозиции, но спорил с большевизмом, не мог примириться с господством диктатуры, ее жертвами, тяжестью потерь. Как писатель он был всегда честен: «У меня есть очень неудобная привычка говорить не то, что в данный момент выгодно, а то, что мне кажется правдой».

Разумеется, печатать его перестали. Критика травила писателя даже за неопубликованные произведения. В 1931 году он навсегда покинул родину.

Евгений Иванович Замятин по натуре и миросозерцанию был бунтарем. «Настоящая литература может быть только там, где ее делают не исполнительные и благодушные чиновники, а безумцы, отшельники, еретики, мечтатели, бунтари, скептики. А если писатель должен быть благоразумным, должен быть католически-правомерным, должен быть сегодня полезным... тогда нет литературы бронзовой, а есть только бумажная, которую читают сегодня и в которую завтра заворачивают глиняное мыло...» (статья «Я боюсь»). Это Замятина И роман «Мы», написанный в 1920 году, стал художественным его воплощением. Как Замятин шел к этому роману? Студенческие годы в Петербурге сопровождались бурной политической деятельностью — он был с большевиками: «В те годы быть большевиком — значило идти по линии наибольшего сопротивления...» («Автобиография»). Несколько месяцев в одиночной камере в Шпалерной тюрьме (1905), затем ссылка на родину, в Лебедянь; полулегальное проживание в Петербурге, опять ссылка. К этому времени он получает образование, становится морским инженером, кораблестроителем, пишет рассказы, повести. Затем отходит от революционной деятельности. «Люблю борьбу не физическую, люблю бороться словом». Повесть «Уездное» (1912), в которой Замятин обратился к косному быту провинции, сделала его имя известным. В 1914 году в повести «На куличках» изобразил жизнь отдаленного армейского гарнизона. Произведение было признано оскорбительным для русской армии и запрещено.

1917—1920-е годы — наиболее плодотворный период литературной работы Замятина. Пишет рассказы, пьесы, работает в правлении Всероссийского союза писателей, в различных издательствах, редактирует журналы. «Серапионовым братьям» читает лекции о том, как не надо писать. В романе «Мы» покажет, как не надо жить. С чтением его Замятин не раз выступал на вечерах, знакомил с рукописью критиков и литературоведов.

Опубликован в России роман не был: современники восприняли его как злую карикатуру на социалистическое, коммунистическое общество будущего. В конце 20-х годов на Замятина обрушилась кампания травли со стороны литературных властей. «Литературная газета» писала: «Е. Замятин должен понять ту простую мысль, что страна строящегося социализма может обойтись без такого писателя». Как это было похоже на его роман: «мы» можем вполне обойтись без неповторимого, индивидуального «я»!

В июне 1931 года писатель обращается к Сталину с письмом: «..я прошу разрешить мне выехать за границу — с тем, чтобы я мог вернуться назад, как только у нас станет возможно служить в литературе большим идеям без прислуживания маленьким людям, как только у нас хоть отчасти изменится взгляд на роль художника слова». Это был крик отчаяния писателя, которому не давали возможности печататься, не ставили его пьесы на сцене. Получив разрешение на выезд, в ноябре 1931 г. Замятин покинул Советский Союз и последние годы жизни прожил во Франции, до конца сохраняя советское гражданство. Н. Берберова в книге «Курсив мой» вспоминала: «Он ни с кем не знался, не считал себя эмигрантом и жил в надежде при первой возможности вернуться домой».

Надежда эта не сбылась. Роман «Мы», известный читателям Америки, Франции (там он был опубликован в 20-е годы), вернулся на родину только в 1988 году.^[2]

Роман «Мы»

Роман Замятина «Мы», написанный в 1921—22 годах, впервые опубликован на английском языке в 1924 году в Нью-Йорке, впервые на русском языке — там же, в 1952 году. В нашей стране роман увидел светлишь в 1988 году в 4—5 номерах журнала «Знамя». История романа драматична, так же как и судьба его автора.^[3]

В 1920 году Е.И. Замятин написал роман «Мы», который сам определил как свое «самое шуточное и самое серьезное» произведение, даже отдаленно не подозревая, какой нешуточной серьезностью обернется оно для его человеческой и писательской судьбы. Но еще поразительнее оказалась судьба самого романа. Он, как тень в романтической сказке, отделился от своего создателя, зажил самостоятельной жизнью, а когда столкнулся с хозяином — уничтожил его, вначале — физически, потом — творчески: в истории литературы Е.И. Замятин остался прежде всего (если не только) как автор романа «Мы». Как будто само название, освободившись от условных кавычек, отомстило бунтарю-одиночке, всей мощью организованного коллектива обрушившись на ничем не защищенное замятинское «я».

В 1924 году непонятным (и, кстати, до сих пор не установленным) путем рукопись «Мы» попадает в Америку, переводится на английский и публикуется.

В 1927-м — тоже неведомо как — появляется чешский перевод, и вскоре русский эмигрантский журнал «Воля России» делает обратный перевод — с чешского на русский — и печатает роман на своих страницах.

В 1929 году появляется французский перевод. В том же году в России вокруг Е. Замятина вспыхивает грандиозный политический скандал — один из первых признаков уже приближающихся политических процессов 30-х годов, — но, как ни странно, не в связи с переводами на европейские языки, но исключительно по причине публикации в эмигрантском издании. Скандал не угасает до 1932 года, когда Е.И. Замятин пишет письмо Сталину с просьбой об эмиграции. Просьба была удовлетворена. С 1932 года Е.И. Замятин жил в Париже, где и умер в 1937 году.

Роман между тем продолжает жить, огромный интерес к нему появился в 80-е годы и не ослабевает до сегодняшнего дня.

О чем этот роман?

— это роман о великом техническом прогрессе, достигнутом на Земле,

— это роман о счастье, каким его представляют люди в 28-м веке,

— это роман о бездуховном обществе,

— это роман о любви и предательстве,

— это роман о тоталитаризме,

— это роман о свободе и несвободе человека, о его праве на выбор.

Конечно, те из критиков, кто увидел в картине будущего, созданной Замятиным, только злую карикатуру на социальное устройство, задуманное большевиками, были не правы. Иначе не читался бы этот роман с интересом сейчас. Значение его более широкое, всеобъемлющее.

Жанр романа диктовал выбор сюжетного приема, особенности композиции. В чем они заключаются? Повествование представляет собою записи-конспект строителя космического корабля (в наше время его назвали бы главным конструктором). Он рассказывает о том периоде своей жизни, который позже сам определит как болезнь. Каждая запись (их в романе 40) имеет свой заголовок, состоящий из нескольких предложений. Интересно проследить, что обычно первые предложения обозначают микротему главы, а последнее дает выход на ее идею: «Колокол. Зеркальное море. Мне вечно гореть», «Желтое. Двухмерная тень. Неизлечимая душа», «Авторский долг. Лед набухает. Самая трудная любовь».

Главный герой романа — математик, видимо выдающийся ученый. Не случайно он — строитель «Интеграла», его главный конструктор.

Роман «Мы» насыщен математическими понятиями. Символической оказывается формула V-I, она наполнена для героя глубоким личностным содержанием. Это так называемое I — «мнимое число», «мнимая единица». Ось «мнимых чисел» перпендикулярна оси простых чисел. Вместе они образуют плоскость, операции на которой поднимают намного планку возможностей математического анализа. Это своего рода революция в математике... Мир, где правила прямая, стал миром многомерного пространства...

Единое Государство живет в мире действительных чисел. Избрание У в качестве девиза восстания предполагает выход Государства в многомерное пространство.

Корень из минус единицы оказывается корнем, из которого тянется к свету нечто смутное, напоминающее человеческую душу.

Интересно наблюдение Н. Струве за «ключевым шифром романа — числом 13»: «Число 13, с древнейших времен, означает... неблагополучие, нарушение... оно эксцентрический элемент, отделенный от общего порядка и от естественных ритмов вселенной. Оно восстает против общих законов во имя личности, взрывает установившиеся в мире отношения... Число 13 вступает в борьбу с устоявшимся богом-государством».^[4]

Н. Струве доказывает свои выводы анализом цифровой символики:

а) негрогубый поэт носит имя R-13;

б) имя главного героя Д-503 в сумме своих элементов также составляет 13, т.к. Д — пятая буква русского алфавита;

в) двойной агент S-4711 также связан с этим числом (по сумме цифр, составляющих его имя);

г) имя женщины, которая сыграла огромную роль в жизни Д-503, — 1-330. Если первый символ считать не латинской буквой, а цифрой, получается 1330;

д) первую встречу она назначает Строителю Интеграла в аудиториуме 112(1 + 12), а затем проникает в аудиторию номер 13;

е) «Число 13 входит и в построение романа: им отсчитывается ход действия», — замечает Н. Струве. В 13 записи Д-503 впервые не пойдет на работу. Затем в 26 записи — через 13 глав — заговорщики впервые выступают против установленного порядка, нарушая единодушное голосование в День Единогласия;

ж) еще через 13 глав — в 39 записи — главный герой в беседе со своим соседом задается вопросом: а что же там, где кончается конечная вселенная?

Сама постановка вопроса говорит об ограниченности всякой идеологии и о бесконечности развития человеческой свободы. Цифрами Е.И. Замятин попирает власть цифр же и рационально-математического мышления.

Что является предметом изображения Замятиным в романе «Мы»? Далекое будущее, XXVIII век. Казалось бы, утопическое государство, где все люди счастливы всеобщим «математически безошибочным счастьем». О гармонии люди мечтали всегда, человеку свойственно заглядывать в будущее. До XX века это будущее обычно представлялось прекрасным. Со времен долитературных фантазия работала в основном в направлении «технического усовершенствования» мира (ковры-самолеты, золотые яблочки, сапоги-скороходы и т. п.). Для чего изображается это далекое будущее?

Замятин почти не дает воли своей инженерно-технической фантазии. Он прогнозирует не столько пути развития техники, покорения и преобразования природы, сколько пути развития человека, человеческого общества. Его интересуют проблемы взаимоотношений личности и государства, индивидуальности и коллектива. Прогресс знания, науки, техники — это еще не прогресс человечества. «Мы» — не мечта, а проверка состоятельности мечты, не утопия, а антиутопия.

Исторический путь человечества непрямолинеен, часто это хаотическое движение, в котором трудно уловить истинное направление. Вспомним представления Л. Н. Толстого о движущих силах истории в романе «Война и мир».

После 1917 года была сделана попытка «выпрямить» эту запутанную нить истории. И Замятин проследил логический путь этой прямой линии, которая ведет к Единому Государству. И вместо идеального, справедливого, гуманного и счастливого общества, о котором мечтали поколения социалистов-романтиков, обнаруживает бездушный казарменный строй, в котором обезличенные «нумера» «интегрированы» в послушное и пассивное «мы», слаженный неодушевленный механизм.

В Едином Государстве все разумно, все учтено, все подчинено одной цели. Наверху — Благодетель — глава государства, Бюро Хранителей — полицейская система, Часовая Скрижаль — «сердце и пульс Единого Государства», Зеленая Стена — нерушимая граница; есть и искусство, и наука, предусмотрены и «личные часы». Но музыка выпускается на Музыкальном Заводе («механический марш»), литература производится в Институте Государственных Поэтов и Писателей, журналистика подменяется Государственной Газетой, наука — Единой Государственной Наукой (Запись 12-я). «Сексуальное право» заменяет любовь: «всякий из нумеров имеет право — как на сексуальный продукт — на любой нумер». Дети растут на Детско-воспитательном Заводе.

Единое Государство подчиняет себе все; все предусматривает и оставляет под своим контролем то, что полезно, разумно. Остальное беспощадно уничтожается: «Я лично не вижу в цветах ничего красивого — как и во всем, что принадлежит к дикому миру, давно изгнанному за Зеленую Стену. Красиво только разумное и полезное: машины, сапоги, формулы, пища и проч.» (Запись 9-я). «Нет счастливее цифр, живущих по стройным вечным законам таблицы умножения. Ни колебаний, ни заблуждений. Истина — одна, и истинный путь — один; и эта истина — дважды два, и этот истинный путь — четыре». (Запись 12-я).^[5]

Заветная мечта Д-503 — «проинтегрировать грандиозное вселенское уравнение», «разогнуть дикую кривую», потому что линия Единого Государства — это прямая — мудрейшая из линий».

Формула счастья математически точна: «Государство (гуманность) запрещало убить насмерть одного и не запрещало убивать миллионы наполовину. Убить одного, т. е. уменьшить сумму человеческих жизней на 50 лет, — это преступно, а уменьшить сумму на 50 миллионов лет — это не преступно. Ну, разве не смешно?» (Запись 3-я). Вспомним Достоевского, «Преступление и наказание», разговор офицера со студентом: одна ничтожная старуха — и тысячи молодых жизней: «Да тут арифметика!». Анонимный персонаж «Записок из подполья» Достоевского восстает против математики, унижающей его человеческое достоинство и лишающей его своей воли: «Эх, господа, какая уж тут своя воля будет, когда дело доходит до таблички и до арифметики, когда будет одно только дважды два четыре в ходу? Дважды два и без моей воли четыре будет. Такая ли своя воля бывает!»

Идеал жизненного поведения — «разумная механистичность», все выходящее за ее пределы — «дикая фантазия», а «припадки «вдохновения» — неизвестная форма эпилепсии». Самая болезненная из фантазий — свобода. Понятие свободы извращено, вывернуто наизнанку: «Откуда было взяться государственной логике, когда люди жилив состоянии свободы, т. е. зверей, обезьян, стада» (Запись 3-я). «Корень зла» — в способности человека на фантазию, то есть свободную мысль.

Этот корень надо выдернуть — и проблемы решены. Совершается Великая Операция по прижиганию центра фантазии (Запись 40-я): «Никакого бреда, никаких нелепых метафор, никаких чувств: только факты». Душа — это «болезнь».

Духовности, гуманности оказывается парадоксально противопоставленной наука. Система научной этики основана «на вычитании, сложении, делении, умножении»; «Единая Государственная наука ошибаться не может» (Запись 3-я).

Герой Замятина, Д-503, математик, боготворящий «квадратную гармонию», проходит путь от абсолютной уверенности в правильности «мудрейшей из линий» через сомнения к вере в торжество «разума»: «Разум должен победить». Правда, эта заключительная фраза романа записана после Великой Операции над его мозгом, прижигания «жалкого мозгового узелка», отвечающего за фантазию (что и делало его человеком).

Проблема ответственности науки и людей науки перед обществом, отдельным человеком остро встала уже в середине XX века. Вспомним хотя бы экологические проблемы, проблему использования атомной энергии (и академика Сахарова), проблему клонирования.

Государство вмешивается в строение личности, в ход ее творческой деятельности, подчиняет себе эмоциональную сферу. «Я» перестает существовать как таковое — оно становится лишь органической клеточкой «мы», составляющей толпы.

Единственное, что противостоит обезличиванию человека в романе, - это Любовь. Непризнаваемая Д-503, неосознанная им любовь к 1-330, постепенно пробуждает личность героя, его «я». Любовь к нему О-90 дает надежду на будущее — ребенок О-90 и Д-503 оказывается за Зеленой Стеной и вырастет свободным.

Так в чем же смысл названия романа Замятина? В названии романа отражена главная проблема, волнующая Замятина: что будет с человеком и человечеством, если его насильно загонять в «счастливое будущее». «Мы» можно понимать как «я» и «другие». А можно как безликое, сплошное, Однородное нечто: масса, толпа, стадо.

Вопрос «что такое мы?» переходит из записи в запись: «мы так одинаковы» (Запись 1-я), «мы — счастливейшее среднее арифметическое» (Запись 8-я), «мы победим» (Запись 40-я). Индивидуальное сознание героя растворяется в «коллективном разуме» масс.

В годы написания Замятиным романа вопрос о личности и коллективе стоял очень остро. У пролетарского поэта В. Кириллова есть стихотворение с таким же названием — «Мы»:

Мы несметные, грозные легионы Труда.

Мы победители пространства морей, океанов и суши...

Все — мы, во всем — мы, мы пламень и свет побеждающий,

Сами себе Божество, и Судья, и Закон.^[6]

Вспомним блоковское: «Мы очищаем место бою стальных машин, где дышит интеграл, с монгольской дикою ордою!» («Скифы»).

В 1920 году Маяковский написал поэму «150 000 000». Его имя демонстративно отсутствует на обложке — он один из этих миллионов: «Партия — рука миллионопалая, сжатая в один громящий кулак»; «Единица! Кому она нужна?!... Единица — вздор, единица — ноль...», «Я счастлив, что я этой силы частица, что общие даже слезы из глаз».^[7]

В письме к художнику Юрию Анненкову, которое тот назвал очень метко и точно — «кратчайшим шуточным конспектом романа «Мы», Замятин с неподражаемым юмором отмечал: «Дорогой мой Юрий Анненков! Ты прав Техника — всемогуща, всеведуща, всеблаженна. Будет время, когда во всем — только организованность, когда человек и природа — обратятся в формулу, в клавиатуру.

И вот — я вижу, это блаженное время. Все симплифицировано. В архитектуре допущена только одна форма — куб. Цветы? Они нецелесообразны, это красота — бесполезная: их нет. Деревьев тоже. Музыка — это, конечно, только звучащие Пифагоровы штаны. Из произведений древней эпохи в хрестоматию вошло только Расписание железных дорог.

Люди смазаны машинным маслом, начищены и точны, как шестиколесный герой расписания. Уклонение от норм называют безумием. А потому уклоняющихся от норм Шекспиров, достоевских и Скрябиных завязывают в сумасшедшие рубахи и сажают в пробковые изоляторы. Детей изготовляют на фабриках — сотнями, в оригинальных упаковках, как патентованные средства; раньше, говорят, это делали каким-то кустарным способом...

Дорогой мой друг! В этой целесообразной, организованной и точнейшей вселенной тебя укачало бы в полчаса».^[8]

Символика цвета в романе.

Цвет упоминается почти на каждой странице романа, однако, несмотря на множество цветных деталей, красок в описании немного, они повторяются.

Повторяющийся цвет, как и графическая форма, получает определенное содержание, становится символом.

Желтый цвет в романе играет роль символа иррационального в человеке (желтое старинное платье 1-330, ее золотые зрачки, «желтый Будда» в Древнем Доме и др.). Вместе с тем в романе можно найти примеры и обратного: все официальные надписи в городе сделаны золотыми буквами, все граждане на груди носят золотые бляхи с номерами, золотое солнце красуется на белом государственном знамени.

Дело в том, что важным является сочетание цветов. Желтое в сочетании с синим (цветом города) и белым (цвет одежд Благодетеля) проникается их значением: солнце становится знаком принадлежности к единому организму Государства, оно одинаково светит для всех и одинаково отсвечивает на синих юнифах бляхи с номерами — микроскопическими солнцами. На белом фоне знамени солнце символизирует вечное стерильное счастье. Но рядом с розовым, черным и красным желтый означает страсть, идущую наперекор всем нормам.

Все тона, вызывающие в цветовой гамме романа те же ассоциации, что и желтый, светятся огнем жизни: красный — цвет крови и огня, густо-зеленый — цвет старинной обивки книг, запретного зелья — ликера, мятежных листовок. По контрасту мир Единого Государства признает только прозрачно-холодные цвета: «легкое голубое солнце», «умеренный синеватый цвет утра», «квадратная гармония серо-голубых шеренг», «чудесные синие, не испорченные ни одним облачком глаза», «розовый ротик» партнерши героя в любви по «розовым талонам».

2. Джордж Оруэлл “1984”.

Эрик Артур Блэр родился 25 июня 1903 года в Мотихари (Индия) в семье британского торгового агента. Оруэлл обучался в школе св. Киприана, в 1917 году получил именную стипендию и до 1921 года посещал Итон Колледж.

С 1922 по 1927 год служил в колониальной полиции в Бирме, затем долго жил в Великобритании и Европе, пробавляясь случайными заработками, тогда же начал писать художественную прозу и публицистику.

С 1935 года публиковался под псевдонимом «Джордж Оруэлл».

Участник Гражданской войны в Испании 1936—1939

Написал множество эссе и статей социально-критического и культурологического характера. Во время Второй мировой войны вел антифашистскую программу на Би-би-си.

Писатель умер в Лондоне от туберкулёза 21 января 1950 года.^[9]

В повести “Скотный двор” (1945) показал перерождение революционных принципов и программ: «Скотный двор» — притча, аллегория на революцию 1917 года и последующие события в России.

Роман-антиутопия «1984» (1949) стал идейным продолжением «Скотного двора». Оруэлл изобразил возможное будущее мировое общество как тоталитарный иерархический строй, основанный на изощрённом физическом и духовном порабощении, пронизанный всеобщим страхом и ненавистью, доносительством. В этой книге впервые прозвучало известное выражение “Большой брат следит за тобой”, а также введены ставшие широко известными термины «двоемыслие», «мыслепреступление» и “новояз”.^[10]

«1984»

В романе-антиутопии «1984» Оруэлл изобразил возможное будущее мировое общество как тоталитарный иерархический строй, основанный на изощрённом физическом и духовном порабощении, пронизанный всеобщим страхом и ненавистью.

Оруэлл показывает"людей, не подвергшихся никаких психологическим модификациям, сознание которых управляется чисто культурным гипнозом: они воспринимают свое пародийное существование без малейших сомнений и живут в мире, где язык изменился настолько, что сама идея свободы стала невыразима. Они не знают и не могут вообразить ничего другого."^[11]

Для Оруэлла, ключом к успеху для тирании было психологическое порабощение. В 1984 он подробно описывает, как государству удалось убедить своих граждан подчиниться абсолютной власти. Для "пролов", обычных людей, выпускается непрерывная пропаганда, и они съедают ее безо всяких вопросов –– особенно когда дело касается бесконечных войн, которые государство ведет по своим собственным, невразумительным и негласным причинам.

Особо ценная значимость книги Оруэлла в том, что она выразила новое настроение беспомощности, которое наполнило собой наше время, до того как это настроение овладело сознанием людей.

Основной вопрос, который поднимает Оруэлл, это есть ли вообще такое понятие как «правда». Руководящая партия утверждает: «Не существует объективного мира вне нас. Реальность существует лишь у человека в голове и больше нигде… что Партия объявит правдой, то и будет правдой». Если это верно, то, контролируя человеческое сознание, Партия контролирует правду. В драматическом диалоге между представителем Партии и избитым повстанцем, диалоге, достойном сравнения с разговором Инквизитора с Иисусом у Достоевского, объясняются основные принципы партии. Однако, в отличие от Инквизитора, лидеры Партии даже не притворяются, что их система создана, чтобы сделать человека счастливее, потому что люди, будучи жалкими и боязливыми созданиями, хотят избежать свободы и не могут смотреть правде в глаза. Лидеры осознают, что у них самих есть лишь одна цель, и цель эта – власть. Для них «власть это не цель, это конец. Власть это возможность наносить сколько угодно боли и страдания другому человеку.»[1] таким образом, власть для них создаёт и реальность, и правду. Позицию, к которой Оруэлл относит здесь правящую элиту, можно назвать самой высшей формой философского идеализма, но ближе к истине будет заметить, что концепция правды и реальности, представленная в «1984» – это высшая форма прагматизма, при котором правда поставлена в полную зависимость от Партии.

Описывая доминирующий в “1984” образ мысли, Оруэлл нашел слово, которое вошло и в современный словарный запас, – «двоемыслие». «Двоемыслие значит, что человек может одновременно держать в голове два абсолютно противоречивых понятия, и будет принимать их обоих. … Этот процесс должен быть сознательным , иначе он не пройдёт с нужной точностью, но, в то же время, он должен быть бессознательным, иначе он может принести чувство поддельности и, таким образом, чувство вины.»

Ещё одна точка в оруэлловской дискуссии тесно связано с «двоемыслием», а именно то, что при удачном манипулировании сознанием человека, человек не говорит противоположного тому, что думает, а думает противоположное правде. Таким образом, например, если человек полностью потерял свою независимость честность, если он ощущает себя вещью, частью государства, партии или корпорации, тогда дважды два – пять, или «Рабство – это Свобода», и он считает себя правым, ведь он больше не осознаёт различия между правдой и ложью.

Партия «отрекается и очерняет каждый принцип, на котором основывалось социалистическое движение, и предпочитает делать это во имя социализма». Её содержание перевёрнуто с ног на голову, но люди всё равно верят, что оно значит именно то, о чём говорит.

Конечно, картина Оруэлла чересчур депрессивна, особенно, если, как и сам Оруэлл заметить, что это картина не только «врага», но и всего рода человеческого в конце двадцатого века. Можно двояко реагировать на эту картину – или стать ещё более беспомощным и уступчивым, или осознать, что ещё есть время и действовать с большей решимостью.

«1984» Оруэлла – это выражение настроения и ещё это предупреждение. Настроение, которое оно выражает, очень близко к отчаянию за будущее человека, а предупреждение заключается в том, что, если курс движения истории не изменится, то люди по всему миру потеряют свои самые человечные качества, превратятся в бездушные автоматы, и, причём, даже не будут подозревать об этом.

3. Сравнительная характеристика антиутопий

Мы» Замятина имеет много сходных черт с «1984» Оруэлла.

«Мы» и «1984» описывают абсолютно бюрократизированное общество, в котором человек лишь номер, он потерял всю свою индивидуальность. Это передаётся через смесь безграничного террора (в книге Замятина добавлена операция на мозге, что меняет человека даже физически) и идеологического и психологического управления.

Книги Замятина и Оруэлла показывают скорее тоталитарное государство, диктатуру.

Это вопрос философского, антропологического, психологического, и, в некоторой мере, религиозного плана.

Звучит он так: может ли человеческое естество быть изменено настолько, что человек забудет о своём стремлении к свободе, достоинству, честности, любви – словом, может ли человек забыть о том, что он человек? Или человеческому естеству присущ динамизм, который будет реагировать на ущемление основных человеческих нужд попыткой изменить бесчеловечное общество в человечное?

Важность оруэлловской концепции войны лежит в некотором числе точных наблюдений, сделанных им.

Прежде всего, он показывает экономическую важность постоянного производства оружия, без которого экономическая система просто не смогла бы существовать. Более того, он рисует впечатляющую картину, как должно развиваться общество, которое постоянно готовится к войне, находится в постоянном страхе быть атакованными, постоянно ищет способы к полному уничтожению своего врага.

Картина Оруэлла так уместна потому, что она приводит говорящий сам за себя аргумент против популярной идеи о том, что мы можем спасти свободу и демократию, продолжая гонку вооружений и находя «стабильный» противовес.

Эта успокоительная картина игнорирует тот факт, что, увеличивая технический «прогресс», всему обществу придётся уйти жить в подполье, но что разрушительная сила термоядерных бомб всегда будет больше, чем глубина пещер, что армия станет доминирующей силой, что ненависть и страх перед возможным агрессором разрушат основы демократического, гуманистического общества.

Другими словами, продолжающаяся гонка вооружений, даже если и не приведёт к началу термоядерной войны, точно уничтожит те свойства нашего общества, которые можно назвать «демократическими», «свободными», или «в американской традиции».

Оруэлл показывает несбыточность предположения, что демократия может существовать в обществе, готовящемся к ядерной войне, и показывает это образно и убедительно.

Обе антиутопии утверждают, что человеку свойственно сильное стремление к любви, к справедливости, к правде, к солидарности.

В «Мы» Замятина операция на мозге, сходная с лоботомией необходима, чтобы избавиться от потребностей человеческого естества, а у Оруэлла это практически безграничное использование пыток и промывки мозгов.

Обе антиутопии утверждают, что возможно полностью обесчеловечить человека, и жизнь будет идти своим чередом. Кто-то может засомневаться в правильности этого предположения и решить, что, если возможно уничтожить в человеке человеческую суть, то с этим будет уничтожено и всё будущее человечества. Эти люди будут настолько бесчеловечны и тупы, что просто перебьют друг друга, или умрут от полнейшей скуки и зависти. Если мир «1984» станет доминирующим на этой планете, то это будет мир безумцев, нежизнеспособный мир (Оруэлл очень тонко показывает это, указывая на безумный проблеск в глазах лидера Партии) и ясностью.

Я уверен, что ни Оруэлл, ни Замятин не хотели убедить читателя в том, что такой мир обязательно настанет. Скорее наоборот, вполне понятно их намерение прозвучать как предупреждение, куда мы катимся, если не возродим дух гуманизма и достоинства, которые лежат в самом основании западной культуры.

Оба писателя подразумевает, что новая форма административного индустриализма, при котором человек создаёт машины, которые действуют как человек, и развивает человека, который действует как машина, это ведёт к эре обесчеловечения и полного отчуждения, при которой человек превращается в приложение к процессу производства и потребления.

Оруэлл и Замятин - пророки бедствия. Они хочет предупредить и пробудить нас. Они ещё надеются – но в отличие от авторов ранних утопий, их надежда отчаянная. Надежду можно реализовать, только если она будет замечена, так что «1984» учит нас, что опасность, которая стоит сегодня перед всеми людьми, опасность общества роботов, которые потеряли последние следы индивидуальности, любви, критического мышления и даже не осознают этого из-за «двоемыслия».

Такие книги - мощные предупреждения, и получится очень неудачно, если читатель самодовольно поймёт «1984» как очередное описание тоталитарного варварства, жестокости и бездушия и не заметит, что это касается и нас тоже.

3. ЗАКЛЮЧЕНИЕ. Значение антиутопий сегодня.

Очевидно, что общество, лишенное человеческого, чувств, эмоций, права голоса, слепо подчиняющееся Партии, Благодетелю и Старшему Брату, утопично по своей природе. Из человека не вырвать человечного. Он существо высшее, наделен разумом, бунтарь. Общество тотальных запретов и ненужных правил имеет призрачные шансы на дальнейшее здоровое развитие. Человек, что бы с ним не сделали, все же остается человеком, со своим разумом, своими идеями, планами. А государство роботов, как в “Мы ” Замятина и “1984” Оруэлла, обречено на существование, а не процветание. Писатели пророчески пытались нам доказать, показать, донести до нас, что модель мира, общества, государства, построенная на рабстве, лжи и утаивание бесперспективна. И, что люди, пытающиеся сопротивляться, иногда просто мысленно, в таком обществе бунтари и изменники (Д-503, 1-330, Уинстон Смит, Джулия), хотя, на самом дели, они – лучшая часть данного общества, так как ещё способны мыслить.

Антиутопии Оруэлла и Замятина актуальны и сегодня. Ведь все чаще гонясь за техническим прогрессом, мы забываем о душе - главное составляющей человека. Без нее, человек парализован, находится в замороженном состоянии. Писатели показали нам мир роботизированных Нумеров, даже не людей, лишенных человеческих качеств и собственного мнения. Джордж Оруэлл и Евгений Замятин своими произведениями нас предупредили, и наш долг к ним прислушаться.

ЛИТЕРАТУРА

1. Блок А.А. Стихотворения и поэмы. Скифы.-
2. Давыдова Т.Т. Евгений Замятин. – М.: Знание, 1991., с.43-52.
3. Маяковский В.В. 150 000 000. -
4. Кириллов В. Стихотворения. Мы -
5. Русская литература XIX - XX веков: в 2-х т. Т. 2.: Русская литература XX века. Под ред. Бугров Б.С., Голубков М.М. – Изд-во МГУ, - М, 2010, с. 203 – 233.
6. Секачева Е.В., Смоличева С.В. Русская литература: Новая популярная энциклопедия.- М.: АСТ-ПРЕСС, 2001.