Писатель
материал на тему

Юмореска

ПИСАТЕЛЬ

Время давно перевалило за полдень, но жара не спадала. Даже в тени деревьев, окаймляющих сад, душно. Примолкли птицы, одна лишь сорока тревожно застрекотала, оповещая крылатое царство о приближении человека. Природную идиллию нарушал разве что ветерок, путавшийся в кронах деревьев,  и… будильник…

 –  ?! Будильник?! Какой ещё будильник?! Откуда в лесу будильник?! – опомнился Валентин Сергеевич Парамонов, протирая глаза. А когда понял, что полуденная жара и красоты русской природы всего лишь сон, огорчённо добавил: – Почему всё китайское обязательно должно быть таким… таким отвратительным?

 Это он про будильник, стоявший на прикроватной тумбе, который противно пищал, взвизгивал, подпрыгивал, и при этом издавал ужаснейшие звуки.

– Очевидно, они только русским такие предметы делают, чтобы нам насолить, – подумал Парамонов и встал.

Когда пыл сошёл, а нарушитель спокойствия умолк, истратив свою напористость, Парамонов принял душ, побрился, облил себя одеколоном, надел новый костюм и…

Нет, никуда он не пошёл. Да и куда идти пенсионеру рано утром рабочим денём?

Хотя…

Это обычному пенсионеру идти некуда. А ветеран труда Валентин Сергеевич Парамонов, извините, личность не совсем обычная.

За письменный стол Парамонов уселся, слово пианист за музыкальный инструмент, грациозно подняв зад пиджака и взмахнув руками. Тряхнул лысой головой, положил перед собой листок бумаги, стопку почтовых конвертов, в самый центр поместил чернильницу. Без неё нельзя. Вот не будет чернильницы и всё, считай, пиши пропало. В смысле, писать нечем. И не важно, что в кармане три шариковых ручки и два остро заточенных карандаша. Всё не то: муза не придёт. А без музы, написанное – неубедительно и не имеет веса.

Спросите: зачем же так выряжаться?

А как же! Это ведь Валентин Сергеевич Парамонов! Местная знаменитость. Как сейчас принято говорить, «звезда». Так что не подобает «звезде», за «звёздное» дело берясь, самой быть в майке и трико. И вообще – радость у него.

 А всего пару дней назад Валентин Сергеевич ходил мрачнее тучи, даже давление подскочило, «скорую» вызывали. Беда постучала в дверь неожиданно и вместе с почтальоном Клавдией: та принесла адресату пять писем. Представляете?! Пять писем в один день! И нет, чтоб посочувствовать ветерану труда, она, эта Клавдия, ещё таким ехидным голоском пищит:

–  Валентин Сергеевич, придётся Вам сегодня не один раз плясать, а целых пять.

Прямо змея! Тут трагедия, а ей танцы растанцовывай!

Трагедия пенсионера заключалась в следующем: из имеющихся в городе инстанций Парамонову пришли ответы на все его заявления и жалобы. Третий раз уже отвечает ветерану труда ЖЭК: крыши больше не текут, а если потекут, починим. Восьмой раз пишет Валентину Сергеевичу отдел милиции, сообщает о динамике роста преступности. ОАО «Электросеть» наотрез отказалась внедрять его рационализаторское предложение: чтобы сети не изнашивались, отключать электроэнергию на ночь.

Вот вы плечами пожимаете, а человеку плохо. Чем заниматься, о чём сокрушаться?

 Беда бедой!

Теперь, уважаемый читатель, можно поговорить о «звёздности» нашего героя. Знает его в районе каждая собака. Не успел народ глаза открыть, а Валентин Сергеевич Парамонов уже в пути. На дверях учреждений и организаций ещё замки висят, а ветеран труда – тут как тут, на пороге ожидает. На окрики не оборачивается:

– Валентин Сергеевич, Вы к нам, прямо как на работу! – подшучивают чиновники.

 А он в ответ – ни словечка. Знай, своё дело делает, вернее, думу думает: как придёт сейчас к директору МУП «Благоустройство и озеленение» Кротову и прямо с порога спросит: «Почему это весь районный мусор, не на свалку везётся, а у руководителя на заденем дворе складируется? И зачем он, руководитель, все выходные в этой помойке возится? Не цветной ли металл ищет?». Если так, то по директору статья нехорошая плачет: использует главный дворник своё служебное положение в личных целях – незаконно обогащается.

На обратном пути – в стоматологию. Нет, с зубами-то у ветерана всё нормально. Со своими. А вот с чужими… Подозревает Валентин Сергеевич, что главный врач Тараканов органами, то есть вырванными зубами, торгует. А это уж, извините, статья куда серьёзнее кротовской.

Потому, все уважающие себя районные учреждения, в коридорах офисов поставили для Парамонова отдельный стул. Ветеран тут и отдохнет, прикорнет, бывает, а потом – за дело.

Нынешний день стал для Валентина Сергеевича праздничным неспроста. Крайне озадачился он проблемой некачественного бытового обслуживания населения. Проще говоря: из бани его вчера выгнали. Билет 50 рублей стоит, а пенсионер заплатил 25. Закон, получается, на стороне банщика, однако… Парамонов предупредил, что намылится только до пояса, то есть наполовину.

Не сработало. Выгнали, да еще и обозвали.

Вот радость-то!

Валентин Сергеевич облизнулся, потёр ладони, макнул перо в чернильницу, и вывел всего пару строчек.

В дверь постучали.

На пороге с объёмной жёлтой папкой в руках стоял труженик тыла Пётр Петрович Курочкин – сосед Парамонова снизу.  

– Сергеич, разговор есть, – дрожащим голосом произнёс Курочкин и опустил глаза, словно какая-нибудь скромница на первом свидании.

Парамонов прищурился. Того за мякину не проведёшь: папка больно толста, чтоб с ней по пустякам приходить.

  – Проходи, – пригласил он соседа и подозрительно покосился.

Пётр Петрович тихонько снял тапочки и, поджав плечи, зашаркал в комнату.

– Ну? – провел по лысой голове хозяин и поправил манжеты белой рубашки.

– Сосед, ты только не сердись. Потолковать я пришёл…

–  О погоде? Погода сегодня мерзкая, – перебил он гостя.

–    Нет, о…

– О подорожании продуктов? Безобразие! Как бесцеремонно подскочили цены!

–  Вовсе не об этом. О твоём… Как бы поточнее выразиться? – Пётр Петрович наморщил длинный нос и извинительно вздохнул.

Парамонов повёл густой бровью:

– Петруша, ты меня за дурака держишь? Думаешь, я не догадался, зачем ты пожаловал, да ещё с папкой? Небось, Ванька твой послал, а?

 «Ванька» – зять Петра Петровича. Да и «Ванькой» его называли разве, что дома, а так – Иван Николаевич Непоседов – человек солидный, чиновник, ведающий в администрации района каким-то отделом.

 Курочкин утвердительно кивнул:

– Просил потолковать о твоём поведении. В частности о ежедневных походах в администрацию района.

– Не Ванькино это дело – моё поведение, – грозно пробасил Парамонов. – Я тебе, не в обиду будет услышано, больше того скажу: «тьфу» на твоего Ваньку. В администрацию районную ходил, хожу и буду ходить до тех пор, пока ноги двигаются.

– Но Ванечка просил…

 – Я о нём и слышать не хочу! Думаешь, забыл? Забыл, как он надо мной поиздевался?

 –  Это Ванятка-то? Да он и мухи не обидит, –  жалостливо протянул Пётр Петрович.

– Мухи, может, и не обидит, а меня духу хватило.

–  Это когда же?

–  Попросил я Ваньку записать меня на приём к главе района.

– Он и записал. Было дело. Дважды записывал. Так, ты ж не пришёл? – пожал плечами Пётр Петрович.

– Да шёл я, шёл. Поскользнулся и в лужу упал. Промок весь, по самые уши. А сменных штанов-то нет. Сырые на балкон сушить повесил.

–  А во второй раз?

– И во второй раз. Иду к чиновнику, текст речи составляю. И вдруг… бац!

– Опять в лужу?

– Гляжу, теперь глава свои брюки на балконе сушит. Ну, я и развернулся. Знать, нет его на рабочем месте.

– Зачем шёл-то?

– Хотел одну умную мыслишку подкинуть. Картошку на дорогах сажать. Ходить-то по ним нельзя, асфальта нет. Вскопать и засажать. Всё польза: и голодными не останемся, и территории благоустроим. А Ванька твой…

– Ты уж его извини, – по-прежнему кланялся Пётр Петрович. – И всё равно, так часто на работу к нему ходить не надо.

– Да он благодарить меня за такие поступки должен. Что он знает? Сидит себе в кабинете и в окно глазеет. «Не ходи…» Мы – жизненно необходимая организация. Общественность! Только нам всё видно и слышно! Посуди, ну как президенту не просигнализировать?! Заболел я недавно. Пошёл к врачу. Врач вроде на вид умный, понимающий: в рот мне заглянул, пульс проверил, давление смерил. И прописал солёный воздух. Я целых три селёдки купил! Неделю ими перед носом махал. Думаешь, выздоровел? Вот вам и нацпроект! Непрофессиональный врач. Увольнять таких надо! В магазине не за что накричали. Ходят вокруг и выспрашивают: зачем я, примиряя костюм, его наизнанку выворачиваю? Неужели непонятно? Чтоб посмотреть, каким он будет через десять лет! А продавцы мне на хулиганство намекают, милицией грозятся.

– Стыдно ему за тебя, Ваньке-то. Посмотри сколько «произведений» писателя В.С.Парамонова в «белом доме» имеется. Это только за последний год, – подвинул Курочкин папку. – Прямо собрание сочинений, томах в двадцати, целая библиотека.

Парамонов насторожился, взял в руки жёлтый картон, почесал затылок, и не поверил:

 – Неужто всё моё? Когда ж я столько успел-то?

 – Твоё, твоё.

 Дальше Валентин Сергеевич завёл спор о неточностях в районном бюджете, в особенности по двум статьям: расходы на образование и молодежную политику. Спорили до самого вечера, а когда стемнело, Парамонов остановился и предложил соседу:

 – Петрович, мы ведь и в темноте друг друга слышим. Давай, чтоб электричество зря не расходовать, свет выключим?

– Ты – хозяин,  тебе и решать, – ответил Курочкин. – А насчёт расходов на молодежную политику тут я с тобой не соглашусь…

И понеслось с новой силой!

Ну, а когда даже дерзкие комплементы не стали приносить плодов, спорщики решили применить более весомое и традиционное русское средство убеждения – кулаки. В темноте вмиг смешалось всё: чистые листки с исписанными, конверты с заявлениями, карандаши с ручками, на которые вылились синие чернила, а пустая баночка из-под майонеза, служившая чернильницей, упала на пол. Звон бьющегося стекла и разнял драчунов.

– Я сейчас свет включу, – сказал хозяин. – Тем более мы всё обсудили.

–  Погоди, – остановил его Курочкин. – А то неловко получится.

– Ты о чём? – удивился Парамонов.

– Пока мы в темноте разговаривали, я снял штаны.

–  Зачем?

–  А что б зря не протирались.

–  Ах, ты издеваться вздумал!!! – завопил Парамонов.

И бой продолжился. До тех пор, пока Валентин Сергеевич… не заплакал.

Курочкин испугался: не зашиб ли соседа?

– Эх, Петруша, – горько объяснялся Парамонов. – Наплевать мне на районный бюджет и на статьи его тоже, на все без исключения. Говоришь, я не прав, не надо по инстанциям ходить и писать? А чем мне ещё заниматься? А-а-а, сытый голодного не вразумит. У тебя, вон, детки поблизости, наведываются часто, занимают старика: то в лес вывезут, прогуляться, то в кафе. А мои-то… Хорошо раз в год приедут. Эх!... Мне бы работёнку, да кто ж возьмёт: за семьдесят уж. Хоть бы кружок какой-нибудь для пожилых открыли. Разве мы, старики, – не люди? Сказал бы своему Ивану, может он перед начальством районным словечко замолвит, а? – произнёс Парамонов и скривился, будто не по себе ему стало от просьбы.

– Ты ведь, Валентин Сергеевич, все пороги обошёл. Чего ж сам не внёс предложение? – недоумевал Курочкин.

 – А… – махнул рукой Парамонов и вытер лицо платком. – Стыдно мне о том перед руководством толковать, стыдно уязвимое место оголять. А сами-то они ни за что не догадаются.

 – Ладно, ладно, – успокаивал соседа Курочкин. – Попрошу Ваню, пусть походатайствует. Только с уговором: чтоб ты всякой дурью перестал заниматься. Хватит конверты портить, людям нервы мотать… И-их, что получилось-то, – заохал Пётр Петрович, глядя на кучу макулатуры. – Как же я теперь свои бумаги от твоих отсортирую?

– Правда, попросишь? – оживился Валентин Сергеевич.

– Правда. Если уговоримся.

– Серьёзно? Прямо к Ваньке обратишься?

– Прямо к нему. Если пообещаешь.

– Обещаю. Попусту конверты портить не буду, – убедительно произнёс ветеран.

– Идёт, – тряхнул головой труженик тыла Курочкин.

– Тогда про клуб, про шахматный клуб непременно упомяни. А бумаги, бумаги – не беда, – Валентин Сергеевич бросился складывать листки в папку. – Твоё, моё… Забирай всё! Подумаешь, проблема! Кружков нет – это беда, а бумаги… Я себе ещё наберу. Тем бо-о-ле-е…Тем более, что с недавних пор стало меня беспокоить одно дельце.

Курочкин остолбенел и округлил глаза:

 – Какое? – растеряно развёл он руками.

– По выходным, практически в одно и тоже время, в моё кухонное окно яркий луч света бьёт. Как начинает темнеть, вдруг что-то затарахтит и свет... яркий такой свет в глаза. Ничего не видать.

Пётр Петрович задумался:

– Так это…

– Тихо, – оборвал его Парамонов, закрывая рот носовым платком и переходя на шёпот. – Сам знаю. Это они…

–  Кто? – тоже шёпотом переспросил Пётр Петрович.

– Инопланетяне! Вот я и напишу в Роскосмос…

– Но ты ведь обещал! – завопил Курочкин.

– Обещал зря бумагу не марать. А в данном случае – не зря. Напишу в Роскосмос, чтоб немедля меры приняли. И пускай объяснят, как допустили вторжение врага на мирную планету. Ещё в Минобороны надо пару слов черкнуть, чтоб проверили по этому случаю радиолокационную систему. Один раз проморгали и другой могут. А враг не дремлет.

– Сосед, да какое НЛО, какие инопланетяне? Это к Валентине Николаевне с первого этажа внук по ночам на  «Джипе» заезжает. Всю машину фарами обвешал: и внизу, и на крыше, и на дверце. Не машина, а ёлка. Значит, на автомобиль у него деньги нашлись, а на бензин к родной бабуле клянчить приезжает.

– Да? – съехидничал Парамонов. – Я знал, что ты не поверишь. Только я ещё и гуманоида видел собственными глазами: он из тарелки вылез, весь в блестящем, волосы дыбом, чем-то металлическим брякает, а жена его – в длинных чёрно-розовых одеждах, глазищи такие же чёрные, голову не поднимает, будто он, муж, сильно её обидел. И как они такие разные вообще сошлись?

– Волосы, говоришь, дыбом? Чёрные одежды? А-а! Это студент из квартиры напротив. Квартирант. Панк он. Образ жизни такой. Сроду в цепях, в блестящей кожаной куртке и штанах узеньких. Девушка, очевидно, его невеста – ЭМА какая-то. До чего дожили?! Раньше пионеры были – любо поглядеть, а теперь какие-то ЭМЫ.

Парамонов, в который раз подозрительно покосился и, прищурив глаз, добавил:

– Может ты и прав, сосед. Но написать на всякий случай надо. Мало ли что!