Статья "Философское учение о ценностях как теоретическое обоснование образования"
статья по теме

С.П. Демидова, А.Я. Кожурин

Философское учение о ценностях как теоретическое обоснование образования.

Традиционная философия, от Платона до Гегеля, отличалась нерасчлененностью онтологии и аксиологии, бытия и ценности. Выделение аксиологии в самостоятельную область исследования происходит только тогда, когда понятие бытия распадается на два момента – реальность и ценность как объект разнообразных человеческих желаний и устремлений. Это связано с переломными моментами в истории европейской культуры. В первую очередь, речь идет о событии, которое Ницше обозначил как «смерть Бога».

Немецкий философ нашел емкое определение, которое позволило объединить целый ряд тенденций, которые обозначились еще в конце XVIII столетия. О «смерти Бога» говорили и маркиз де Сад, и Жан Поль (Иоганн Пауль Рихтер), и молодой Гегель (см., например, его работу «Вера и знание», 1802). В дальнейшем данная установка нашла развитие в философии Фейербаха, который указывал, что человек бессознательно и непроизвольно создает бога по своему подобию (см. его знаменитую «Сущность христианства», 1841). Параллельно основоположник позитивизма О. Конт развивал свою позитивную религию. Человечество он объявил «Великим Существом», которое и должно выступать в качестве главного объекта нового культа. Развитие этих идей мы видим в трудах философов второй половины XIX века – вплоть до Ницше.

Одним из направлений философской мысли, стремившимся ответить на вызовы времени, стало неокантианство. Это направление стремилось обосновать социокультурные основы человеческого бытия. Отличительным знаком неокантианской традиции следует считать учение о ценностях, разработанное ее представителями. Существеннейшую роль в концепциях представителей баденской школы неокантианства получают понятия «значимость» и «ценность». Философия, таким образом, понималась представителями данной школы как критическое учение о ценностях.

Термин «ценность» ввел Рудольф Герман Лотце в своем фундаментальном труде «Микрокосм. Идеи к естественной истории и истории человечества» (три тома, опубликованные в 1856, 1858 и 1864). Причем термин этот сразу же обнаруживает радикальную двойственность. С одной стороны, он был призван положить границы своеволию «Я». В позднейшей «Логике» (1874) Лотце уподобил мир ценностей платоновскому миру идей. Но, с другой стороны, сам этот мир изрядно психологизируется и тем самым выдает свою неантичную природу. Виндельбанд был непосредственным учеником Лотце. Но если последний декларировал опору на античные образцы (разумеется, как они воспринимались в европейской мысли середины XIX века), то основоположник баденской школы вводит учение о ценностях в рамки критицизма. Он разделяет «действительность» и «мир ценностей». «Мир ценностей», не обладая статусом действительного, не менее, однако, значим для человека, чем «действительность».

Вообще, можно сказать, что «ценности» и «ценностное» оказываются позитивистским замещением метафизического мира, утратившего к XIX веку свою действительную силу (ситуация «смерти Бога» – в терминах философии Ницше). Тут, правда, необходимо серьезное уточнение – данные понятия относятся к сферам философии, теологии, этики (т.е. мировоззренческим), но никак не к сфере науки. Последняя сфера изымается из области, где господствует рассмотрение в категориях «ценности». Таким образом, можно констатировать то обстоятельство, что учение о «ценностях» возникает именно в духовной ситуации XIX века, когда вера во всемогущество и благотворное влияние науки была определяющей. Мыслителей, противостоящих данной тенденции, можно пересчитать по пальцам – среди «диссидентов» назовем А. Шопенгауэра и С. Кьеркегора, в какой-то мере Ф. Ницше, а также Л.Н. Толстого и К.Н. Леонтьева. Именно в контексте тема «ценностей», особенно в ее неокантианском варианте, получает все свое значение.

Марбургское направление неокантианства (Г. Коген, П. Наторп, Э. Кассирер) строило философию по моделям математики и математического естествознания. Напротив, фрейбуржцы (В. Виндельбанд, Г. Риккерт) ориентировались на гуманитарные науки, преимущественно исторического цикла («науки о духе» или «науки о культуре»). Философия интерпретировалась неокантианцами, особенно  фрейбургской школой, как критическое учение о ценностях. Интересно, что марбуржцы считали центральным произведением Канта «Критику чистого разума», причем они подчеркивали особую логическую обработку опыта, осуществленную кенигсбергским мыслителем. Напротив, представители фрейбургской школы делали упор на «Критику способности суждения», считая ее наиболее удачным приложением учения великого философа, а не только трактатом по эстетике.

Неокантианцы разделяли «действительность» и «мир ценностей». «Мир ценностей», не обладая статусом действительного, не менее, однако, значим для человека, чем «действительность». Вообще, можно сказать, что «ценности» и «ценностное» оказываются позитивистским замещением метафизического мира, утратившего в XIX веке свою действительную силу (уже отмеченная выше ситуация «смерти Бога»). Тут, правда, необходимо серьезное уточнение – данные понятия относятся к сферам философии, теологии, этики (то есть мировоззренческим), но никак не к сфере науки. Последняя сфера изымается из области, где господствует рассмотрение в категориях «ценности».

Следует сказать, что, наряду с миром действительного, существует мир должного, значимого, который созидается человеческой личностью. В этом – проявление свободы человека, но свобода есть не нечто ставшее и устоявшееся, а вечное движение, совершенствование. В устремленности индивида к воплощению определенных ценностей и выражается, на взгляд Риккерта, наивысшее проявление свободы человеческой личности. Невозможность абсолютной реализации ценностей в действительности обосновывает идею бесконечного прогресса. В данной связи можно вспомнить  интерпретацию представителями марбургской школы социализма. Социализм для них – идея, выступающая в качестве социальной цели, которой, однако, никогда не суждено стать реальностью.

Теперь перейдем к русским адептам неокантианства, которые использовали данное учение для теоретического обоснования образовательной сферы. Работы Канта и неокантианцев сыграли в свое время немалую роль в обращении части русской интеллигенции к этическому идеализму (Г.В. Флоровский особо выделял в этой связи «Прелюдии» В. Виндельбанда). Среди отечественных представителей неокантианства, специально занимавшихся проблематикой просвещения, следует назвать Бориса Александровича Фохта (1875 – 1946) и Сергея Иосифовича Гессена (1887 – 1950). Показательно, что они прошли подготовку в двух основных центрах немецкого неокантианства – Марбурге и Фрейбурге. Соответственно, учителями Б.А. Фохта были Г. Коген и П. Наторп, а С.И. Гессена – Г. Риккерт.

Б.А. Фохт указывал, что неокантианство, особенно в толковании П. Наторпа, «есть философия человеческой культуры и в этом смысле представляет собой как бы некоторую высшую педагогику» (Фохт Б.А. Избранное (из философского наследия). М.: Прогресс-Традиция, 2003. –С.284-285). Центральную роль в истории философии и педагогики, по мнению неокантианцев, сыграли произведения Платона и Канта. В их работах философия мыслилась как метод образования человеческого рода и, одновременно, развития наук. Педагогика же интерпретировалась как практическая сторона и применение философии. В подобном ключе, указывал Фохт, развивали свои концепции и другие классики педагогики (Руссо, Песталоцци).

Понимание задач образования С.И. Гессеном во многом близко к концепции Наторпа и Фохта. Данной теме Гессен посвятил фундаментальную работу «Основы педагогики. Введение в прикладную философию» (1923), написанную на основе лекций, читавшихся еще в Томском университете, но вышедшую уже в Берлине. В ней автор писал: «Задача всякого образования – приобщение человека к культурным ценностям науки, искусства, нравственности, права, хозяйства, превращение природного человека в культурного.<…> Цели образования – культурные ценности, к которым в процессе образования должен быть приобщен человек» (Гессен С.И. Основы педагогики. Введение в прикладную философию. – М.: Школа-Пресс, 1995. – С.36).

В «Основах педагогики» Гессен говорил о том, что задача нравственного воспитания сводится к развитию в человеке свободы. Только свободный человек способен стать личностью. Свобода и личность, по его мнению, не есть готовые данности, но некие полностью не реализуемые в нашем мире задания. Следовательно, нравственное воспитание – процесс, который может прерваться лишь со смертью человека. Если суммировать мысли Гессена, выраженные в его произведениях 20-х годов, то всесторонне развитым человеком он считал того, кто приобщился ко всем ценностям культуры. Это означает, что он владеет научным методом, понимает искусство, чувствует право, обладает хозяйственным складом деятельности. Отсюда можно сделать вывод, что образование и наука имеют у Гессена ярко выраженное этическое значение, а не сводятся только к логическим или техническим аспектам.

Рассматривая антропологические построения отечественных неокантианцев и феноменологов, необходимо отмечать как черты сходства, так и точки расхождения их с западными единомышленниками. Например, Фохт, вслед за Наторпом, указывал, что принципы индивидуальной самодеятельности и автономии должны быть синтезированы с принципами общения и взаимной критики. Не случайно, что западная мысль XX века выдвинула в центр философских исканий проблему интерсубъективности. Вместе с тем, для философов, работавших в рамках русской культурной традиции, пусть даже неокантианцев или последователей Э. Гуссерля, проблема ставилась неизмеримо шире и глубже (подробнее см.: Кожурин А.Я. Философско-антропологические основания русской традиции просвещения. – СПб.: Изд-во СПбГУЭФ, 2008).

Показателен в данном отношении пример Густава Густавовича Шпета (1879-1937) – ученика Гуссерля. Русский последователь феноменологии указывал, что человек для другого – не только со-человек (тема «интерсубъективности»), но лишь вместе они составляют орган нового человеческого целого, социального. Все это, несомненно, также имеет выходы на сферу образования. Например, в 1906 году Шпет писал о необходимости введения философской пропедевтики в курс гимназического обучения, а необходимое для этого учебное время он предлагал изыскать, изъяв из программы уроки Закона Божьего. Идея, вполне созвучная революционному духу, царившему в те дни в России.

В 1935 году Гессен публикует работу «О понятии и цели нравственного воспитания», в которой будет писать о любви как начале, претворяющем человеческий мир в истинную общину, а тем самым персонализирующем и одухотворяющем целый мир. Любовь преодолевает непроницаемость каждой отдельной души, освобождает ее от самозакнутости и вырывает из унылого уединения. Каждый член общения в новой ситуации оказывается самоцелью, причем в качестве таковой он выступает не для себя, а для ближнего. Таким образом, мы оказываемся в положении, когда у смерти вырывается ее жало, жизнь торжествует свою полную победу, возвещенную Евангелием.

В заключении заметим, что в философии XIX-XX веков мы видим тесную взаимосвязь между философскими концепциями ценностей и образовательными установками. В данной работе эта взаимосвязь была рассмотрена на примере неокантианства, имевшего широкое распространение во второй половине XIX – начале XX века в Европе и России. Но данная связь прослеживается и в рамках других традиций (достаточно вспомнить, к примеру, герменевтическую линию в философии интересующей нас эпохи). Все это свидетельствует о том, что вне аксиологической установки плодотворное развитие теории и практики образования невозможно. Теоретические же основания аксиологии разрабатываются в рамках философии.