Когнитивно-семантическая характеристика модальных слов в современном английском дискурсе
материал по английскому языку

Когнитивно-семантическая характеристика модальных слов в современном английском дискурсе

Оглавление

Введение                                                                                                            3                                                                

Глава 1. Проблема категории модальности в лингвистике                          5

1. Философско-логические исследования модальности                5
2. Исследования модальности в лингвистике                                 9
3. Подходы в изучении модальности                                               20

Выводы                                                                                                              28

Глава 2. Когнитивно-семантическая характеристика модальных

               слов                                                                                                     29

        2.1. Проблемы изучения  модальных слов в лингвистике                   29

        2.2. Когнитивно-семантические свойства модальных слов                36

        2.3. Концептуальная структура модальных слов                                 44

        2.3.1. Концепт “сомнение/неуверенность”                                           46

        2.3.2. Концепт “вероятность”                                                                 51

        2.3.3. Концепт “уверенность”                                                                 56

        2.3.4. Концепт “очевидность”                                                                 58

        2.3.5. Концепт “умозаключение”                                                            62

Выводы                                                                                                              66

Заключение                                                                                                       68

Библиография                                                                                                   72

Список источников фактического материала                                               81

Введение

Актуальность темы данной работы заключается в выяснении механизма действия модальных слов в дискурсе, а также того, какие значения и каким образом реализуются с помощью модальных слов.

Модальные слова являются одним из средств выражения модальности, которая принадлежит к той области языковых явлений, где их связь с логическим строем мышления оказывается очень тесной. Несмотря на глубокую разработанность данной категории, она остается областью научной дискуссии, где многое требует дополнения и уточнения. Так, например, возникает вопрос об уровнях отношений в языке, то есть о модальности от предикативной единицы до реализации ее в предложениях и их сложных объединениях. А поскольку модальность является неотъемлемой частью любого текста, то большее внимание привлекает к себе текстовая модальность.

Цель нашего исследования является точное определение модальности и выявление лингвистического статуса модальных слов. В связи с этим определяются следующие задачи данной работы:

1. определить статус модальности по отношению к другим языковым явлениям;    
2. определить место модальных слов в системе современного английского языка;
3. дать когнитивно-семантическую характеристику модальных слов.

Материалом исследования послужили 1500 высказываний, содержащих анализируемые языковые единицы из произведений художественной литературы, полученные методом сплошной выборки из 1148 страниц.

Цель исследования и поставленные задачи определили структуру диссертационной работы, которая состоит из введения, двух глав и заключения.

Во введении определяется общее направление исследования, устанавливается его актуальность, формулируются цели и задачи и характеризуется материал.

В первой главе излагаются теоретические предпосылки исследования. Здесь рассматривается проблема категории модальности в лингвистике и подходы к ее изучению. Проводится обоснование того, какой из них является перспективным в ее изучении.

Вторая глава посвящена описанию модальных слов. Исследование проведено в русле когнитивно-семантичекого подхода. Модальные слова представлены как концепты субъективно-оценочного отношения к реальной действительности. Здесь рассматриваются способы реализации модальных слов от простого высказывания до уровня микротекста.

В заключении содержатся выводы по проведенному исследованию с оценкой полученных результатов.

В конце работы приводится библиографический список использованной литературы.

   Глава I.  Проблема категории модальности в лингвистике.

1. Философско-логические исследования модальности.

Исследуя языковые категории, носящие познавательный характер, к которым относится и модальность, приходится вновь обращаться к проблеме языка и мышления. Как отмечал Л.В.Щерба, “Язык и мышление образуют неразрывное единство, наблюдения над языком являются наблюдениями над мышлением, так как это последнее нельзя наблюдать вне языковых форм” (Щерба, 1974: 339). Теснейшая связь языка и мышления проявляется, в частности, в том, что основные онтологические и логические категории определенным образом преломляются и в языке (например, такие категории, как предмет, признак, отношение, время, число). В.В.Виноградов подчеркивал, что категория модальности предложения принадлежит к числу основных, центральных языковых категорий, в разных формах обнаруживающихся в языках разных систем. Вместе с тем, она из типа тех, которые И.И.Мещанинов назвал “понятийными категориями”. “Понятийными категориями, - по словам И.И.Мещанинова, - передаются в самом языке понятия, существующие в данной общественной среде. Эти понятия не описываются при помощи языка, а выявляются в нем самом, в его лексике и грамматическом строе…” (Мещанинов, 1945:196).

В монографии, посвященной гносеологическим аспектам философских проблем языкознания, В.З.Панфилов отмечает особую сложность изучения проблемы модальности: “Пожалуй, нет другой категории, о языковой природе и составе частных значений которой высказывалось бы столько различных и противоречивых точек зрения, как о категории модальности. В ее состав включаются значения, самые разнородные по своей сущности, функциональному назначению и принадлежности к уровням языковой структуры, так что при этом категория модальности лишается всякой определенности” (Панфилов, 1982:159). Между тем эта проблема имеет существенное значение не только для лингвистики, но и для логики, так как категория модальности принадлежит к той области языковых явлений, где их связь с логическим строем мышления оказывается очень тесной. Известно, что модальность в равной мере является предметом исследования и языкознания, и логики. И если в первом модальность включается в число существенных характеристик предложения как языковой единицы, то во второй она рассматривается в качестве существенного примера суждения как формы мышления (Панфилов, 1982:159). Поэтому анализ языковой категории модальности может проводиться лишь в тесной связи с анализом логической категории модальности и той формы мышления, которой она естественна, т.е. суждения (Панфилов, 1977:38).

И.Р.Гальперин заметил, что “современные английские грамматисты вообще избегают давать определение этой категории, очевидно, рассматривая ее как данность и ограничиваются лишь указанием форм, в которых заложена модальность” (Дж.Лайонез, Р.Кверк и др.) (Гальперин, 1981:113).

Однако, несмотря на указанные трудности, эта проблема привлекает не одно поколение исследователей, возможно, как раз своей неисчерпаемостью и многогранностью. Интерес к ней носит не эпизодический характер. Всякий раз, когда возникает достаточно масштабная лингвистическая теория или создается новый метод анализа и описания языка, лингвисты во всеоружии новых научных средств и приемов возвращаются к этой сложной проблеме.

Чаще всего модальность определяется “списочно”, через перечисление самих модальностей, таких, как “возможное”, “невозможное” и “случайное”. Например, по словарю Вебстера модальность – это “квалификация логических суждений, согласно которой они различаются как утверждающие или отрицающие возможность, невозможность, случайность или необходимость своего содержания” (Webster’s Third New International Dictionary of the English Language Unabridged, 1986:1451). Вряд ли это определение можно считать удачным: оно тавтологично, содержит логический круг, поскольку возможное и необходимое сами определяются как модальности. Еще одно определение: модальность – “предикация действия или состояния иным способом, чем сообщение простого факта”. Но ведь и предикация состояния в качестве  “простого факта” тоже составляет одну из модальностей – “действительную”. Можно ли ввести в само определение модальности нечто, предполагающее определенное число модальностей и в то же время несводимое просто к их перечислению?

Давайте обратимся к философским словарям и энциклопедиям. Практически все они дают крайне  широкое и общее определение модальности, под которое можно произвольно подвести множество самых разных категорий и предикатов:

1. “Способ(ы), каким(и) нечто существует или происходит (онтологическая М.) или мыслится (гносеологическая и логическая М…)”. (Философская энциклопедия, 1964:478).
2. “Способ существования какого-либо объекта или протекания какого-либо явления (онтологическая М.) или же способ понимания суждения об объекте, явлении и событии (гносеологическая или логическая М.)” (Философский энциклопедический словарь, 1989:373).
3. “Способ и вид бытия или события” (Краткая философская энциклопедия, 1994:273).
4. “Способ, каким суждение (или утверждение) описывает свой предмет или прилагается к нему. Соответственно “модальность” относится к характеристике явлений или состояний, описываемых модальными суждениями” (The Cambridge Dictionary of Philosophy, 1999:574).
5. “Модальная значимость утверждения есть способ или “модус”, согласно которому оно истинно или ложно…” (The Oxford Companion to Philosophy, 1995:581).
6. “В логике, альтернативный выбор классифицирующих суждений в соответствии с их отношением к существованию. Три широко признанных модуса – возможность, действительность и необходимость”. Уильям Риз (Dictionary of Philosophy and Religion, 1999:486).
7. “Способ, каким предложение может характеризовать другое соотнесенное предложение или суждение как истинное, то есть модус, в котором оно истинно. Например, логическая модальность может быть приписана суждению р, если сказать, что логически необходимо, или случайно, или логически невозможно, что р” (A Dictionary of Philosophy, 1979:235).

Под выше приведенные определения модальности как “способа бытия”, или “способа отношения к бытию”, или “способа характеристики суждения как истинного или ложного” можно подвести в принципе любое суждение или предикат. Например, разве “расти” не есть способ бытия, или “видеть” не есть способ отношения к бытию, или “лгать” не является способом характеристики суждения как ложного?

Вот почему в словарных статьях вслед за таким неясным, чересчур общим определением, как правило, немедленно следует перечисление тех модальных категорий, которые принято считать таковыми, обычно три: “действительное”, “возможное”, “необходимое”.

1.2. Исследования модальности в лингвистике.

Теперь обратимся к определению, которое нам дает лингвистический энциклопедический словарь.

Модальность (от ср.–лат. modalis – модальный; лат. modus – мера, способ) – функционально-семантическая категория, выражающая разные виды отношения высказывания к действительности, а также разные виды субъективной квалификации сообщаемого. Модальность является языковой универсалией, она принадлежит к числу основных категорий естественного языка, “в разных формах обнаруживающихся в языках разных систем, в языках европейской системы она охватывает всю ткань речи” (В.В.Виноградов). Термин “модальность” используется для обозначения широкого круга явлений, неоднородных по смысловому объему, грамматическим свойствам и по степени оформленности на разных уровнях в языковой структуре. Вопрос о границах этой категории решается разными исследователями по-разному. К сфере модальности относят: противопоставление высказываний по характеру их коммуникативной целеустановки (утверждение – вопрос - побуждение); противопоставление по признаку “утверждение - отрицание”; градации значений в диапазоне “реальность - ирреальность” (реальность – гипотетичность - ирреальность), разную степень уверенности говорящего в достоверности формирующейся у него мысли о действительности; различные видоизменения связи между подлежащим и сказуемым, выраженные лексическими средствами (“хочет”, “может”, “должен”, “нужно”) и др.

В.В.Виноградов определяет данную категорию следующим образом:  “Каждое предложение включает в себя как существенный конструктивный признак модальное значение, то есть содержит в себе указание на отношение к действительности. Любое целостное выражение мысли, чувства, побуждения отражает действительность в той или иной форме высказывания, облекается в одну из существующих в данной системе языка интонационных схем предложения и выражает одно из тех синтаксических значений, которые в своей совокупности образуют категорию модальности” (Виноградов, 1975:55). Таким образом, суть модального отношения заключается в том, как мыслит, понимает, квалифицирует говорящий свое сообщение, как он относится к действительности, чтобы обеспечить действенность, актуальность основного средства общения (Петров, 1982:10).

По мнению А.М.Пешковского, категория модальности выражает только одно отношение – отношение говорящего к той связи, которая устанавливается им же между содержанием данного высказывания и действительностью, то есть “отношение к отношению”. При таком подходе модальность изучается как комплексная и многоаспектная категория, активно взаимодействующая с целой системой других функционально-семантических категорий языка и тесно связанная с категориями прагматического уровня. С этих позиций категории модальности усматривают отражение сложных взаимодействий между четырьмя факторами коммуникации: говорящим, собеседником, содержанием высказывания и действительностью.

С позиций функциональной грамматики модальность можно представить как функционально-семантическое поле, имеющее сегментированную структуру и объединяющее разнообразные средства выражения оценки говорящим связей и отношений действительности с точки зрения их характера, степени познанности или желательности либо как комплекс функционально-семантических полей с указанным содержанием. В данном случае в рамках каждого модального поля могут анализироваться определенные типовые категориальные (модальные) ситуации – возможности, необходимости, оптативные, императивные и т.п. (Бирюлин, 1990:10).

Семантический объем категории модальности трактуется весьма различно. Крайние точки зрения представлены, с одной стороны, ограниченным пониманием модальности как одного типа отношений, например, “отношения субъекта к предикату” (Palmer, 1979:56) или оценки говорящим достоверности своего суждения (Halliday, 1970:335). С другой стороны, существует и весьма широкая трактовка модальности, при которой модальность рассматривается как “грамматически выражаемое отношение говорящего к действительности, то есть его отношение к содержанию речи, к собеседнику, к самому себе, к обстановке и форме речи”, что позволяет включать в нее наряду с квалификацией высказывания с точки зрения достоверности и “отношения говорящего к предикативному признаку высказывания” еще целый ряд значений: выражение эмоционального отношения, реакции говорящего (страх, гнев, жалость, похвала, сокрушение, ирония и другие эмоциональные, морально-этические, эмоционально-волевые квалификации); волевое отношение говорящего к своему собеседнику или к самому себе; “всякие стилистические и логические пояснения, уточнения, оговорки относительно формы изложения речи и содержания излагаемого факта”; “отношение говорящего к целевой направленности речевого общения” (Петров, 1982:17; теоретическая грамматика английского языка 1983; Бондарко, 2003).

В такой интерпретации модальность предстает как всеобъемлющая категория, охватывающая чрезмерно широкий круг общения, “узурпирующая” такие категории как коммуникативная целеустановка высказывания, выражение экспрессивно-эмоциональных, стилистических значений. Нет необходимости объединять под одним названием столь различные по своему характеру значения, каждое из которых имеет свои средства выражения и свою коммуникативную функцию. Эти категории тесно соприкасаются с категорией модальности, могут иметь с ней общие точки и зоны пересечения.

При определении семантического объема категории модальности некоторым авторам представляется более обоснованной точка зрения, ограничивающая модальность тремя  типами отношений: отношением содержания высказывания к действительности в плане реальности/ирреальности, включая волеизъявление; отношением говорящего к высказыванию в плане оценки его достоверности/недостоверности и отношением между объектами действительности и его признаком в плане возможности, необходимости, желательности (Ермолаева, 1964:121; Золотова, 1973:142; Панфилов, 1971:118; Панфилов, 1977:39; Зверева, 1983:25). Эти виды модальности классифицируются по-разному: как внутренняя и внешняя (Ермолаева, 1977), как объективная и субъективная (Шведова, 1980; Rathay, 1978), как внешнесинтаксическая и внутрисинтаксическая. (Натанзон, 1973:4; Academic P. Tri rovny modalnosti a galich vatah k aktualnimu cleneni, 1973:142).

Многие авторы отстаивают более узкое понимание модальности. При этом они, как правило, устанавливают иерархию модальных значений. За инвариант принимается объективная модальность – значения времени и реальности/ирреальности, заключенные в замкнутой системе абстрактных синтаксических категорий значения отношения сообщаемого в действительности, которые выражаются посредством синтаксических времен и наклонений. Значения, в которых заключено отношение говорящего к содержанию высказывания, называются в данной концепции субъктивно-модальными и выражаются средствами различных уровней языка – интонационными и грамматическими конструкциями, лексикой, словорасположением, тесно взаимодействующими друг с другом (Русская грамматика, 1980:86, 98). Такое понимание модальности представлено в работах В.Н.Бондаренко, Л.С.Ермолаевой, Г.А.Золотовой, Т.П.Ломтева, В.З.Панфилова, B.Panzer, J.Popela (Теория функциональной грамматики, 1990:69).

Другие авторы полагают, что определение модальности как отношение высказывания к действительности со стороны ремитента сужает ее понятие и создает предпосылки для исключения респондента из акта коммуникации (Гетьман, Архипович, 2006:35). Поэтому они считают целесообразным рассматривать модальность в двух взаимосвязанных планах: модальность высказывания и общетекстовую модальность. Модальность как отношение высказывания к действительности вытекает из системности языка и реализуется в языковых категориях (наклонение, модальные глаголы, виртуально-модальные слова и другие). Поскольку высказывание соотносится с другими высказываниями, то в синтагматике модальность реализуется на уровне текста.

На основании всего выше сказанного мы приходим к заключению, что модальность – это языковая категория, отражающая различные виды отношения высказывания к действительности, дающая ей субъективную оценку и реализующаяся не только на уровне предложения, но также и в целом тексте.

З.А.Гетьман и Т.П.Архипович также полагают, что текстовую модальность можно представить в виде иерархии пяти уровней: мотивационная модальность – модальность ремитента; артефактная модальность – материализация коммуникации с помощью текстов; когнитивная модальность – система передачи знаний о мире; импозитивная модальность – вторжение в сознание респондента; эмотивная модальность – оценочно-экспрессивная интерпретация текста обоими коммуникантами. Таким образом, предложенная схема текстовой модальности включает в смысловую структуру текста ремитента (отправителя информации) и респондента (ее получателя) взаимоотношения между ними и основную цель коммуникации – передачу информации.  

Теперь рассмотрим подробнее каждый из названных уровней.

Мотивационная модальность присуща ремитенту, который, исходя из таких характеристик текста, как структурная социальность и психологичность, приспосабливает систему текста (структурно-смысловую схему) к коммуникативной среде (пространству) и ситуациям, в которых эти тексты функционируют. Из антропоцентричности тескта вытекает его функциональная направленность, вызванная прагматической направленностью межличностных отношений. Поскольку тексты представляют собой предметно-знаковое состояние коммуникации, то общей чертой всех композиционно-смысловых схем текста является коммуникативность. Тексты раскрывают природу гуманитарного ознания и являются показателями принадлежности к определенной культуре, социальной маркированности и ориентации на разные типы адресатов, которые отличаются друг от друга различным общекультурным стилем мышления.

Коммуникация в общефилософском смысле вытекает из диалогической структуры общения и мышления (Выготский, 1956:519; Бахтин, 1979). Структурность мотивационной модальности включает познание, отображение, оценку и информацию о конкретном фрагменте реальной действительности.

Артефактная модальность является более высокой ступенью абстракции модальности, поскольку текст рассматривается как форма выражения материализованных знаний коммуникантов посредством языка. Существование текста предполагает его определенную форму, которой соответствуют структурно-смысловые схемы, подвергаемые композиционному членению в соответствии с мотивационной модальностью создателя текста (ремитента). Функциональность текста непосредственно связана с перцептивным пространством респондента, воспринимающего этот текст.

Когнитивная модальность как система передачи знаний о мире, представляет собой концептуальную основу текста, которая включает в себя совокупность имеющихся у коммуникантов знаний о мире как части единого целого. Система новых знаний вырабатывается на основе когнитивного опыта ремитента и передается респонденту для усвоения и оценки.

Импозитивная модальность заключается в непосредственной связи ремитента и респондента через текст как способ передачи информации, интересующей ремитента и навязываемой респонденту (Йокояма, 1992:97). В зависимости от способности респондента оценить, принять или отвергнуть точку зрения ремитента можно говорить об импозитивной модальности.

Эмотивная модальность есть модальность реализации текста как коррелята картины мира, который приобретает социальную значимость, как для конкретного индивидуума языкового социума, так и для всего языкового социума.

Отсюда следует, что все пять уровней общетекстовой модальности включают в себя логические типы модальности действительного, возможного, необходимого и их оценку.

А каковы же функции модальности текста? Для этого необходимо знать, зачем, например, говорящему высказывать свое отношение к своему собственному высказыванию или коммуниканту в тексте и какова текстовая функция словосочетаний типа unfortunately, alas, supposedly, according to sb. Наличие этих средств в тексте по мере его развертывания упреждает включение закона обратной связи, проявляющегося всякий раз, когда читателю не совсем ясны мотивы, степень достоверности, авторство сообщаемой информации, ее реальность или ирреальность (желательность, необходимость, целесообразность) и когда не акцентировано для читателя (слушателя) все то, что определяет характер реакции коммуниканта на поступающую и развертывающуюся информацию, то есть все то, что в совокупном единстве с другими средствами формирует отношение коммуниканта к предмету речи (Мещеряков, 2001:104).

Если иметь в виду, что все средства обратной связи являются регулятивными, модальность развертывающегося текста, то есть сегментную модальность, можно назвать регулятивной. Она обусловливает приемы развертывания и диалогизации содержания текста, количество, место, объем фоновых, релятивных (обеспечивающих понимание развертывающегося содержания) фрагментов, характер авторских отступлений, имеющих цель установить эмоциональный резонанс, эмоциональное соавторство с коммуникантом и взаимодействие с ними и т.д.

Но модальность, текстовую или же на уровне простого высказывания, нельзя рассматривать в отрыве от других языковых категорий, с которыми она тесно связана. Именно поэтому ниже мы представим более подробное описание этой связи.

         Наибольшие разногласия существуют в оценке соотношения категорий предикативности и модальности, модальности и вопросительности, а также по вопросу о правомочности включения в разряд модальных эмоционально-экспрессивных значений, утверждения – отрицания и коммуникативной (целевой) перспективы высказывания. Не претендуя на полноту описания существующих по этим проблемам решений, постараемся выразить свое понимание некоторых спорных вопросов.

В.В.Виноградов высказал наиболее распространенную точку зрения на категорию предикативности, согласно которой “значение и назначение общей категории предикативности, формирующей предложение, заключается в отнесении содержания предложений в действительности”, и “выражается в синтаксических категориях модальности, времени и лица” (Грамматика русского языка, 1960:79-80), хотя существует мнение, что лицо как не грамматическая, а семантико-синтаксическая категория не должно входить в понятие  предикативности (Грамматика современного русского литературного языка, 1970). В таком понимании категория предикативности оказывается по своему объему шире категории модальности. Стремясь разграничить понятия предикативности и модальности, некоторые ученые предлагают “предикативность рассматривать как логико-синтаксическую категорию на уровне языка, а модальность – как коммуникативно-синтаксическую категорию на уровне речи” (Петров, 1982:8). Таким образом, представляется, что акт предикации заключается в приписывании определенному объекту действительности (О) определенного признака (П), что превращает слово или словосочетание в единицу, предназначенную для сообщения: “О есть/не есть П”. Модальность осуществляет оценку характера связи О и П говорящим. Связь между О и П может оцениваться как существующая (модальная действительность) или несуществующая (модальность ирреальности и потенциальности), предполагаемая (эпистемическая модальность) или желательная (директивная и оптативная модальность). На функциональное различие между этими категориями указывал в свое время В.В.Виноградов: “если категория предикативности выражает общую соотнесенность содержания предложения с действительностью, то отношение сообщения, содержащегося в предложении, к действительности – есть, прежде всего, модальное отношение” (Грамматика русского языка, 1960:80).

Модальное оценка связи О и П как существующей в действительности или потенциально возможной, необходимой или желаемой происходит одновременно с помещением ее в определенный временной план настоящего, прошедшего или будущего: He sings (sang, will sing); He can (could, will be able to) sing; He must (had to, will have to) sing; He wants (will be eager) to sing.

При модальной оценки связи О и П как реальной, вероятной или желательной (оптатив, императив) временной конкретизации не происходит.

Тесная связь с модальностью обнаруживается у категории целевой установки говорящего на получение или передачу информации, выражаемая вопросительными или повествовательными предложениями. Основная масса вопросительных предложений модально нейтральна: When is he coming?,  Why did he come?, How do I get to the theatre? и т.п. Однако некоторые типы вопросительных высказываний могут приобретать модальную окраску. Например, вопросы общего характера, которые относятся ко всей ситуации в целом и требуют подтверждения или отрицания со стороны собеседника: Will he come? В таких вопросах содержится суждение, которое один коммуникант предъявляет для оценки другому коммуниканту, в ответе которого, кроме категорических ДА и НЕТ, может присутствовать вся гамма эпистемической оценки от сомнения до уверенности: Will he come? – Probably (Of course) Hardly (Maybe) I doubt (He will) He must и т.п. Элементы эпистемической модальности могут быть включены в состав самого вопроса-суждения, что указывает на предварительную оценку говорящим вероятности  связи объекта и признака: Probably he’s come?  Здесь выражена целеустановка на получение  информации и одновременно предположение говорящего о существовании связи между О и П.

В английском языке, где категория вопросительности находит формальное выражение в порядке слов за счет вынесения вспомогательного глагола в позицию перед подлежащим (1) Did he see you?, существует разговорная форма общего вопроса с прямым порядком слов, но с вопросительной интонацией (2) He saw you? В высказывании (2) допустимо употребление систематических модальных модификаторов (He probably saw you?), что невозможно в вопросе (1). В английском языке есть специальная форма разделительного вопроса (весьма распространенная в речи), которая в сочетании с понижающейся интонацией означает не столько запрос об информации, сколько неуверенность говорящего в высказываемом суждении: He’s ill, isn’t he? 

Некоторые типы вопросительных предложений в определенном контексте выражают не запрос на получение информации, а эмоциональную оценку говорящим ситуации: How many times should I repeat this to you? – эмоциональная функция возмущения (Ср.: How many times can one stake? – запрос об информации).

Вопросительные предложения могут выполнять функцию некатегорического побуждения к действию (предложение-приглашение): What about going to the Zoo?,  Must you smoke so much?

С другой стороны, некоторые модальные элементы выполняют свою семантическую функцию только в составе вопросительных конструкций, придавая последним модальное значение, равное значению этого элемента: Can/may he have come? Очевидно, вопросительность перекрещивается с функционально-семантической категорией модальности и составляет периферию некоторых ее микрополей:  побудительности, предположения, что, однако, не лишает вопросительность права на самостоятельное существование в пределах категории целевой установки.

Что касается эмоционально-экспрессивной оценки, то ее целесообразнее рассматривать как самостоятельную категорию, отличную от рационально-оценочной категории модальности. Это позволит избежать чрезвычайного расширения объема последней и сосредоточить внимание на изучении своеобразия семантики и средств выражения первой. Несомненно, что между ними обнаружатся зоны пересечения, ибо и та и другая выражают позицию говорящего по отношению к высказыванию, но характер и основания выражаемой этими категориями оценки – разные.

Особо следует сказать об отрицании. Ряд авторов связывает отрицание с субъективной оценкой содержания предложения – с модальной оценкой говорящим высказывания, а именно с характером выраженного в предложении отношения к действительности. Эта точка зрения восходит, вероятно,  к В.В.Виноградову и наблюдается и в современных работах, например, в Грамматике-80, где в круг субъективно-модальных значений включаются значения, относящиеся к сфере утверждения и отрицания, то есть отрицание рассматривается не как объективная категория, имеющая определенный онтологический аналог, а чисто субъективная, оценочная категория.

3. Подходы в изучении модальности.

В грамматической традиции понятие модальности, впервые введенное Аристотелем, подверглось сильному влиянию формально-логического учения Аристотеля о разновидностях модальности суждения. Отражением данного подхода к языку стало учение о трех наклонениях: изъявительном, сослагательном и повелительном, которые приводились в соответствии с выделяемыми в логике модальными отношениями. Все многообразие модальных оттенков, которые могут быть выражены языком, были сведены к трем строго очерченным группировкам, причем единственным способом выражения модальности признавались морфологические формы. Сложилось противоречие между пониманием модальности как категории предложения и наклонением как категории слова. Оказалось, что “содержание категории модальности рассматривается на синтаксическом уровне, выражение – на морфологическом” (Небыкова, 1972:2). Тем не менее, в большинстве грамматик разных языков модальность до сих пор трактуется как морфологическое явление и рассматривается в тесной связи с категорией наклонения. Само понятие наклонения получило в последнее время более широкое понимание за счет включения в состав его форм наряду с синтетическими также и аналитических способов выражения, что привело к расширению списка выделяемых наклонений. Такой подход отразился в академической грамматике русского языка, где наряду с традиционными наклонениями выделяются еще три синтаксических ирреальных наклонения: условное, желательное, долженствовательное (Шведова, 1980).

Мысль о несовпадении границ морфологических наклонений с понятием модальности привела к трактовке данной категории как синтаксического явления, тесно связанного с предложением. В.В.Виноградов считал, что “каждое предложение включает в себя как существенный конструктивный признак модальное значение, то есть содержит в себе указание на отношение к действительности” (Виноградов, 1950:41). С точки зрения синтаксического подхода, различиям в модальной семантике должны соответствовать различные структурные модели предложения. Классификация таких предложений предлагается во многих работах этого направления (Пете, 1970; Ломтев, 1972; Распопов, 1973 и др.).

Однако синтаксический подход не дает полного описания всего разнообразия средств выражения модальных отношений в языке. Например, не совсем ясен статус предложений с сочетанием модальный глагол + инфинитив. В одних типологиях такие предложения признаются самостоятельными моделями, отражающими модальные отношения наличия, возможности, долженствования (Ломтев, 1972:222), в других предложениях этого типа совсем не упоминаются среди двусоставных предложений, описаны лишь односоставные типа (Грамматика современного русского литературного языка, 1970:§ 1321, 1326). Ни в одной из известных нам типологий не содержится упоминания о выражении субъективного отношения говорящего к высказыванию сочетаниями модальный глагол + инфинитив.

Разрешить эти и ряд других проблем, существующих в нынешних разысканиях о категории модальности, может функционально-семантический подход, основанный на семантическом принципе выделения языковых категорий и разноуровневости средств их выражения. Идея о разноуровневой принадлежности способов выражения модальности в языке была развита в трудах советских лингвистов. Б.А.Ильиш отмечал, что “модальность может выражаться в предложении различными способами: модальными словами, модальными глаголами, иногда просто подбором слов, интонацией и, наконец, наклонением глагола” (Ильиш, 1948:190). Виноградов приводил многообразные лексико-грамматические и лексико-синтаксические средства выражения модальности в русском языке, в частности, вводно-модальные слова, союзы, частицы, интонационные средства. Он писал, что “с глагольными наклонениями, считавшимися единственным средством выражением модальности, должны быть сближены по функциональной семантике те типизованные словосочетания, которые состоят из формы глагола с лексическим значением, близким к модальному, и формы инфинитива от другого глагола” (Виноградов, 1950:52).

Однако последовательной реализации в практике описания  английского языка идея о функциональном единстве разноуровневых средств выражения модальности не имела. Отсутствие функционально-семантических описаний категории модальности в отдельных языках делает еще более сложным сопоставительное описание этой категории. Кроме того,  как нам кажется, трудности в осуществлении такого описания определяются также

а) отсутствием единого понимания семантического объема категории     модальности и ее положения среди других категорий языка;

б) неполнотой существующих описаний средств выражения отдельных модальных значений;

в) различиями в понимании грамматического статуса некоторых форм выражения модальности и др.

В свете функционально-семантического подхода модальность предстает как система грамматических значений, проявляющаяся на разных уровнях языка. Своеобразие языковых средств выражения определяет национальную специфику данной категории в разных языках, конфигурацию и семантическое членение составляющих ее подсистем, степень грамматикализованности выражения отдельных модальных значений.

Функционально-семантические поля модальности в английском языке имеют сложную структуру, определяемую разнохарактерностью значений и разнообразием средств выражения. В этой категории выделяют два макрополя: действительности и недействительности. Макрополе недействительности распадается в свою очередь на ряд полей в зависимости от выражаемого модального значения: ирреальности, предметной модальности (или потенциальности), волеизъявления и эпистемической модальности. Значения реальности и ирреальности образуют композицию, выражаемую в формах изъявительного и сослагательного наклонений, остальные модальные значения находятся в неоппозитивных отношениях, ибо здесь нет полного единства основания членения (об оппозитивных и неоппозитивных отношениях см. (Бондарко, 2003:11-13)).

Поле действительности, выражающее реальные отношения между объектом и признаком, имеет четкую морфологическую доминанту – изъявительное наклонение, существующее в различных формах в английском языке. На периферии располагаются лексические и грамматические средства, подчеркивающие значение действительности. В английском языке средствами усиления достоверности помимо модальных слов really, indeed, actually, positively служат интонационное деление вспомогательного глагола в аналитических формах времени, частичная инверсия (Was she beautiful!) и употребление так называемого “functional do” (He did come yesterday).

В поле ирреальности сосредоточены средства выражения гипотетичности связи объекта и признака, осуществление которой могло бы быть детерминировано отсутствующим в момент речи условием. Доминанту поля составляют морфологические формы сослагательного наклонения, периферию – лексико-грамматические средства, союзы, синтаксические конструкции. Например, в английском языке на периферии расположены модальные глаголы в форме сослагательного П, союзы as if, as though, supposing that, формы конъюнктива настоящего времени, а также полуграмматизованные сочетания модального глагола should с инфинитивом и некоторые грамматические и идиоматические выражения с глаголами may, might (подробнее см.: Хлебникова, 1971; Дуброва, 1978; Рыбакова, 1984).

Поле волеизъявления имеет в своем составе два микрополя: оптативной и директивной модальности, значения которых различаются по признаку адресованности/неадресованности волеизъявления (Распопов, 1973:37). Семантический инвариант поля – выражения различной степени желаемости говорящим осуществления связи между объектом и его признаком. Директивная модальность выражает стремление говорящего добиться осуществления связи между объектом и признаком при помощи побуждения адресата к исполнению некоторого действия или изменению состояния. Оптативная модальность выражает ненаправленное волеизъявление говорящего, желающего осуществления связи между объектом и признаком. Данные микрополя имеют сложную семантическую структуру и включают разнообразные средства выражения.

Семантическую основу поля эпистемической модальности составляет оценка говорящим степени познанности им существования связи между объектом и его признаком. Эпистемическая модальность выделяется в модальной логике как модальность знания (от гр. epistemus - знание) (Wright, 1951:1-2) и термин этот используется в лингвистике для обозначения модальной оценки, отражающей степень познанности говорящим связей и отношений действительности (Palmer, 1979:3, 35; Erdmann, 1977:41 и др.). Этот вид модальности расценивается исследователями как маркер статуса пропозиции, заданной говорящим, и как индикатор вклада говорящего в эту пропозицию (Bybee, Fleischmann, 1995:6). Эпистемическая модальность полагается “частью отношения говорящего к своей собственной роли продуцента высказывания” и “источником и мерой участия говорящего в пропозиции” (Papafragou, 1998:520). Средства выражения эпистемической модальности следует рассматривать как явные маркеры. В качестве таковых они являются частью экстрапропозиционального пласта предложной структуры и у них есть преимущество над всеми другими пропозициональными операторами (Drubig, 2001:44). Термин “эпистемический” адекватно отражает существо этого типа модальности, указывая на характер субъективной модальной оценки, выражаемой в высказывании.

В зависимости от характера оценки в данном поле выделяются микрополя уверенности, сомнения, логической возможности (или вероятности) и логической необходимости (или умозаключения). Основными средствами выражения в данном поле служат лексические единицы и лексико-грамматические конструкции с модальными глаголами.

Предметная модальность (термин И.Пете) выражает оценку связи между объектом и его признаком, которые выступают в процессе оценки как предикатные предметы, с точки зрения способа существования этой связи. Данная связь не является фактом действительности, а лишь оценивается говорящим как возможная, необходимая или желательная. Соответственно поле предметной модальности разделяется на микрополя возможности, вынужденности и желательности.

Развитие функционально-прагматического направления языковых исследований привело к дальнейшему расширению понятия модальности. Поскольку в центре внимания функциональной прагматики находится речевое общение, представители этого направления развивают понятие диалогической модальности: в дискурсе находят выражение не только соотношения сообщаемого и действительности (фактивность, возможность, необходимость), но отношения к теме диалога: серьезно, в шутку - иронично-экзистенциональная модальность; формально, доверительно, конфликтно (отношение партнеров общения друг к другу) – интерперсональная модальность; адекватный, завышенный, заниженный уровень притязаний (отношение партнера общения к самому себе) – эгоцентрическая модальность. Разновидности диалогической модальности могут пересекаться, образуя при этом определенную конфигурацию признаков, установление типов которой позволяет использовать эти признаки как инструмент для измерения качества речевого взаимодействия (Бирюлин, 1990:106). Недостатком данного подхода является отсутствие полного представления средств реализации этой модальности.

Развитие когнитивной лингвистики позволило изучать модальность в новом русле. Так стал разрабатываться когнитивно-семантический подход. Объектом ее изучения является язык в действии. Когнитивная лингвистика рассматривает язык как “общий когнитивный механизм” (Демьянков, 1994:21). Жд.Лакофф определяет язык как один из “наиболее характерных типов когнитивной деятельности” (Лакофф, 1988). А Кубрякова Е.С. указывает, что “язык позволяет наиболее естественный доступ к сознанию” (Кубрякова, 1997), так как сведения о любых объектах внешнего мира вербализуются.

Когнитивный подход к языку – это убеждение, что языковая форма является отражением когнитивных структур, то есть структур человеческого сознания, мышления и познания (Кибрик, 1994:126; 1999:112). Он дает возможность исследовать семантику языковых единиц, как результат взаимодействия языка, мышления и знания.

Достоинство когнитивного подхода обычно видят в том, что он дает возможность на основе единой базы эффективно объединить как собственно лингвистические знания (фонетические, морфологические, синтаксические, семантические), так и экстралингвистические (фоновые знания о мире, коммуникативной ситуации, целях и планах участников коммуникации) (Переверзев, Петрова, 1998:351).

Центральная задача когнитивной семантики формулируется как описание и объяснение внутренней когнитивной структуры динамики говорящего-слушающего. Говорящий-слушающий рассматривается как система обработки информации, состоящей из конечного числа самостоятельных компонентов (модулей) и соотносящая языковую информацию на различных уровнях. Когнитивную семантику современные исследователи определяют как “сверхглубинную семантику” и рассматривают ее как закономерное развитие семантических идей: попытку увидеть за категориями языковой семантики некоторые более общие понятийные категории, которые естественно воспринимать как результат освоения мира человеческим познанием (Демьянков, 1994:22).

В когнитивной семантике, в отличие от традиционной, значение понимается не как инструмент, определяющий условия истинности/ложности, но как то, что превращается в речь говорящим и сообщается слушающему. Таким образом, когнитивная семантика проблему определения истинности/ложности заменила выявлением приемлемости и достоверности (Ченки, 1996:69; 1997:356-357; Аксельруд, 2002:12).

Основы когнитивной семантики были заложены в работах Жд.Лакоффа (1987), Р.Лангакера (1987, 1991), Р.Джекендорфа (1988). Исследования по когнитивной лингвистике объединяет общая идея – значение в естественном языке является мысленно кодируемой информационной структурой (Jackendoff, 1988:81).

Мы в своей работе проведем анализ модальных слов как единого класса с когнитивно-семантических позиций, опираясь на основной принцип когнитивной науки. Основополагающим принципом является мысль о том, что невозможно говорить о языке в отрыве от когнитивной деятельности, памяти, внимания, социальных связей личности и других аспектов опыта. Мы будем рассматривать модальные слова с концептуальной точки зрения и проследим, как они находят свою реализацию в высказывании и микротексте и какие функции они выполняют в том или ином случае.  

Выводы

Под модальностью понимают языковую категорию, являющуюся выразителем объективно-субъективных отношений. Данная категория показывает степень познанности или желательности со стороны говорящего связи между объектом и его признаком.

Модальность является не только предикативной единицей. Она получает свое выражение также и на уровне целого текста, являясь его неотъемлемой характеристикой. В таком случае речь идет уже об общетекстовой модальности. В ней выделяется пять уровней: мотивационная модальность, артефактная модальность, когнитивная модальность, импозиционная модальность и эмотивная модальность. Все эти уровни включают в себя логические типы модальности действительного, возможного, необходимого и их оценку.

Модальность текста выполняет регулятивную функцию, тем самым исключая всякую возможность вступление в действие закона обратной связи, что случается, если читателю не совсем ясны мотивы и степень достоверности сообщаемой информации.

Говоря о модальности, нельзя не учитывать того факта, что она тесно связана и с другими категориями языка, например, с предикативностью, категорией целевой установки говорящего на получение или передачи информации, вопросительностью и отрицанием.

Модальность изучалась в ряде подходов: синтаксическом, функционально-семантическом, функционально-прагматическом и когнитивно-семантическом. В ходе теоретической части исследования было выяснено, какой из существующих подходов наиболее удачен для изучения модальности, в частности применительно к изучению модальных слов.

Глава 2. Когнитивно-семантическая характеристика модальных слов

2.1. Проблема изучения модальных слов в лингвистике

В современном английском языке к средствам, передающим модальную семантику, относят:

1. модальные глаголы may, must, should и т.п.;
2. сослагательное наклонение;
3. интонацию;
4. модальные слова типа certainly, obviously, probably; модальные частицы типа hardly, scarcely; модальные словосочетания типа of course, in fact;
5. конструкции с прилагательными типа It is certain, obvious...;
6. конструкции с переходными глаголами think, believe, suppose, guess;
7. вводно-модальные предложения it was clear, I believe, I suppose.

     Модальные слова не служили предметом специального изучения зарубежной англистики. Зарубежные ученые рассматривали модальные слова в составе наречий, хотя они и обратили внимание на их просодические и синтаксические особенности (Curme, 1953). “Модальные слова” или “вводные слова” английские грамматики традиционно описывают как разновидность наречий – “sentence adverbs”, для которых, в отличие от других наречий, характерно отсутствие связи с конкретным словом в предложении и постоянной синтаксической позиции: они соотнесены как бы со всем значением предложения и могут занимать в нем ряд порядковых позиций. Отсутствие у зарубежных лингвистов единого подхода к определению сущности модальных слов обусловило употребление ими самых различных терминов для их обозначения, как-то: ”наречия предложения”/”sentence adverbs” (Sweet, 1958; Nesfield, 1926; Tipping, 1961; Чейф, 1975), “наречия точки зрения”/”viewpoint adverbs” (Alexander, 1996), “адвербиалии предложения”/”adverbials” (Leech, Svartvik, 1983), “модификаторы предложения”/”sentence modifiers” (Francis, 1958), “адъюнкты предложения”/”adjuncts” (Collins,1995), “дизъюнкты”/”disjuncts” (Quirk, Greenbaum, Leech, Svartvik, 1982; Close, 1979).

Началом выделения и описания лексического класса  “sentence adverbs” в англистике следует считать грамматику Г. Суита, где отмечается влияние наречия, “лишь грамматически связанного с глаголом”, на значение предложения в целом. В лингвистической традиции класс “sentence adverbs” рассматривался в основном на материале художественных литературных произведений, или оценивалась их роль в разговорной речи (О. Есперсен, Г.Поутсма, Е. Крейзинга, Дж. Керм, Г. Пальмер).

В работах современных англо-американских лингвистов к изучению “sentence adverbs” применяются методы дескриптивного, трансформационного, статистического анализа и другие. Имеющиеся в литературе данные о семантико-синтаксических характеристиках “sentence adverbs” указывают на наличие точек соприкосновения этой проблемы с другими задачами семантического анализа (например, с изучением перформативных глаголов), однако в аспекте формального представления их семантики “sentence adverbs” в настоящее время изучены недостаточно подробно.

        Впервые модальные слова были выделены в русской лингвистике; ранее они обычно причислялись к наречиям. Правда, Г. Суит и Е. Крейзинга выделяют наречия, относящиеся ко всему предложению и передающие отношение говорящего к излагаемому факту. Таким образом, данный тип был отмечен и в зарубежной лингвистике, но не был выделен в особый разряд.

Значением, общим для всех модальных слов, является выражение оценки высказывания со стороны субъекта (говорящего или пишущего). Модальные слова могут выражать уверенность или предположительность, а также субъективную оценку. Так, модальные слова certainly, of course, surely, really, indeed используются для выражения уверенности, perhaps, maybe, probably, possibly – неуверенность, предположительность; fortunately, unfortunately, luckily, unluckily передают взгляд говорящего на желательность или нежелательность того или иного действия.

Модальные слова могут быть простыми (sure, perhaps), производными (surely, naturally, really) и составными (maybe, to be sure и т.п.).

Модальные слова стоят в особом отношении к предложению. Они не являются членами предложения, так как, давая оценку всей ситуации, изложенной в предложении, они оказываются как бы вне предложения. Так, в предложении Perhaps, Keith thought, it wasn’t a bad thing to be remembering it tonight (Hailey) модальное слово perhaps не является членом предложения, поскольку выражает предположительность; однако, если изъять это модальное слово, весь смысл высказывания изменится: это будет констатацией факта.

Модальные слова могут функционировать как слова-предложения, сходные со словами-предложениями утверждения и отрицания Yes и No. Однако, как указывает Б. А. Ильиш, слова-предложения Yes и No никогда не изменяют своего статуса, тогда как модальные слова могут быть словами-предложениями (в диалоге) или быть вводными словами в предложении (Ильиш, 1971: 164-165).

Поскольку модальные слова и по происхождению и по форме тесно связаны с наречиями образа действия, остановимся особо на вопросе о разграничении этих частей речи с тем, чтобы показать, в каких пределах это различие остается достаточно четким.

Совокупность признаков модальных слов, а именно: лексическое значение, синтаксические функции и морфологическая структура дают веские основания для выделения модальных слов в самостоятельную часть речи. Модальные слова определяются как морфологически неизменяемые, выражающие логически-рассудочную оценку говорящим высказывания или его части с точки зрения достоверности содержащихся в ней фактов, явлений действительности.

Иногда одно и то же слово может функционировать и как наречие, и как модальное слово. Различие между ними можно проиллюстрировать очень ярким примером: During investigation he behaved naturally и  Naturally he wasn’t sure in the outcome of the investigation. В первом случае слово naturally выражает признак действия, выраженного глаголом behaved, и соотносительно с существительным nature. Во втором случае слово naturally не выражает признака действия, выраженного сочетанием wasn’t sure, и совершенно не соотносительно с существительным nature. Его функция в этом предложении совершенно иная.  Оно выражает субъективное отношение говорящего к предмету его высказывания. Говорящий излагает его не как объективно констатируемый факт, а как результат сделанного им вывода.

В английской грамматической традиции модальные слова не выделяются из категории наречий. Английские грамматисты обычно выделяют категорию sentence-modifying adverbs – “ наречий, определяющих предложения”, но эта трактовка недостаточно отделяет слова этой категории от тех, которые принято называть наречиями.

К модальным словам в таком понимании бесспорно относятся слова следующего типа, выражающие субъективное отношение говорящего к предмету высказывания: perhaps, maybe, certainly, probably, of course и т.д. Например, в  предложении Perhaps he has already arrived слово perhaps не выражает какого-либо признака действия, выраженного глаголом, а характеризует с точки зрения говорящего содержание всего предложения в целом как только возможное, а не являющееся непреложным, объективно установленным фактом. Точно также слово of course в предложении Of course he knows it не вносит какого-либо определяющего признака в значение глагола. Оно характеризует содержание всего предложения как нечто бесспорное, не вызывающее у говорящего сомнений и представляющееся ему естественным, само собой разумеющимся.

Разумеется, границы категорий модальных слов установить не так легко. Выражение of course, несомненно, должно быть причислено к этой категории, так как считать его сочетанием предлога с существительным явно невозможно: во-первых, course не имеет здесь ни одного из тех значений, которые свойственны ему вне этого сочетания; во-вторых, совершенно невозможно, поставив вопрос of what?, ответить на него of course. Другие выражения, тоже бесспорно имеющие модальное значение, все же не срослись в единство до такой степени, чтобы их можно было без колебаний считать модальными словами. Например, сочетание no doubt в предложении No doubt he has already arrived, конечно, выражает отношение говорящего к предмету высказывания. В этом отношении его функция сходна с функцией таких модальных слов, как certainly и of course, но все же в сочетании no doubt существительное doubt сохраняет свое обычное значение, а no вполне может быть понято как отдельное слово – отрицательное местоимение, служащее определением к doubt. Таким образом, здесь все же правильнее будет видеть сочетание местоимения с существительным, а не модальное слово. Здесь можно говорить самое большее о тенденции этого сочетания к срастанию в единое целое – модальное слово, но не о существовании его как модального слова в настоящее время.

С другой стороны, и граница между модальными словами и наречиями не является чем-то абсолютно незыблемым. Существуют наречия (в особенности из числа тех, которые определяют прилагательное), которые наряду со своим собственно наречным значением, то есть с выражением объективного признака, выражают до некоторой степени элемент субъективной оценки, приближаясь тем самым к модальным словам. Например, в “низком” разговорном стиле такую роль может играть наречие awfully в сочетании с прилагательным nice. Оно, конечно, выражает степень признака, и в этом отношении его функция сходна с функцией наречия very. Но в то же время awfully выражает субъективную оценку признака.

Этот элемент субъективной оценки, однако, не преобладает, и поэтому считать awfully модальным словом нельзя. (В ходе развития языков есть случаи, когда модальные слова, выражающие субъективную оценку, превращались в наречия степени, означающие “очень’’. Например,  англ. very “истинно” – “очень”).

Таким образом, отличие модальных слов от наречий касается их значения, их синтаксической функции и соотнесенности с другими частями речи. Различие значения заключается в том, что:

1. Mодальные слова выражают объективное отношение говорящего к высказыванию – его уверенность или сомнение в достоверности сообщаемого и т.д., тогда как наречие указывает на объективный признак, дает качественную характеристику, иногда содержащую при этом элемент субъективной оценки; ср., например, роль модального слова evidently и наречия exactly в следующих предложениях: “Quite evidently there’s something bothering your uncle” (Gardner); I don’t know exactly where he is.
2. С точки зрения его роли в предложении модальное слово в функции вводного члена предложения может быть противопоставлено наречию, выполняющему функцию обстоятельства при сказуемом. Выполняя функцию вводного члена предложения, модальное слово относится ко всему предложению и только иногда к его отдельному члену. В отличие от этого наречие, как правило, относится к одному члену предложения.
3. Наречия really, clearly, definitely, rather, noticeably, plainly, positively, presumably и некоторые другие дали омонимы со значением модальных слов (Ковнер, 1951). Наиболее четко слова этой группы выступают как модальные слова при их употреблении в начале предложения: Had they really expected to receive more cash from a man they hated? (Grisham) . В положении же между составными частями сказуемого они, как правило, относятся только к нему и имеют значение наречия: She was not really suited to the role. Вместе с тем эти слова могут выступать как наречие в функции обстоятельства: He really wanted to say the right things (Grisham). Одновременно с этим происходит передача характеристики действия по его отношению к реальной действительности. Таким образом, они приближаются   по значению к модальным словам.

2.2. Когнитивно-семантические свойства модальных слов

Модальные слова являются одним из важнейших средств организации текста. Они передают определенную информацию, гармонично вплетаясь в ткань текста и определяя его направленность в целом. Они придают дискурсу некий особый смысл. Рассмотрим это на двух примерах:

1. “…Death had apparently been due to the gas, but he had first been rendered unconscious by the barbiturate”(Gardner)

и то же предложение, но уже без apparently:

2. “…Death had been due to the gas, but he had first been rendered unconscious by the barbiturate”.

Давайте проанализируем их. Грамматически оба предложения абсолютно правильные. А вот с точки зрения передаваемого смысла чувствуется небольшое, но, тем не менее, существенное отличие. В примере (1) apparently передает отношение говорящего к данной ситуации, привнося элементы сомнения и вероятности. Однако данную характеристику следует воспринимать только как нечто возможное, а не являющееся непреложным, объективно установленным фактом.

Теперь представим себе ситуацию, описанную в примере (2). Здесь уже нет модального слова apparently с его  значением. Отсюда следует, что все предложение представляет собой просто обыкновенную констатацию факта чьей-то смерти.

Следует уделить внимание и тому, как место вводного члена, выраженного модальным словом, отражается в предложении на степени его связности с содержанием предложения и на яркости выражения модального оттенка. Сравним, например:

1. “Of course he’s young,” she said hopefully. “Perhaps he’ll improve as he grows older” (Maugham).
2. To this Iris also agreed; as to the suggestion which followed, that – ‘for a little present, of course’ – her driver should help with the loading and unloading of Diana’s possessions (King).
3. “You are over-scrupulous, surely” (Austen).

Из приведенных примеров видно, что, во-первых, модальное слово теснее всего связано с содержанием высказывания, когда оно стоит между членами предложения, поскольку является его связующим звеном, и, во-вторых, оттенок, передаваемый модальным словом, оказывается выраженным наиболее ярко при употреблении такого вводного члена в самом начале предложения. Второе положение особенно заметно в примерах с модальными словами, выражающими значение твердой уверенности, так как в таком случае логическое ударение падает именно на них. Например:

Indeed, a sort of exaltation possessed him; the words ran off his pen; it would be foolish to check the creative impulse for the sake of a little extra sleep (Harley).

“Do you think the Indians have been treated badly here?

”Of course they have” (Grisham).

Surely Nate would find her before anyone else (Grisham).

В случае с примером (3), когда модальное слово занимает конечную позицию в предложении, можно сказать следующее: модальное слово стоит в изоляции и степень важности его информации значительно снижается. Его значение выражено довольно слабо. Тем самым это создает или может создать двоякое впечатление:

1) говорящий сомневается в том, что хочет сказать и для большей уверенности использует модальное слово со значением утверждения (как в примере (3));

2) модальное слово в конечной позиции служит для смягчения ситуации в целом, ослабляя всякую возможную критику со стороны кого бы то ни было:

…even if she got to Sweden, the medical fees would still be damnably expensive; there was a jest among airline people that the Swedes took their abortion customers to the clinic and the cleaners at the same time. The whole thing was cheaper in Japan, of course (Hailey).

Графически это показывается отделением модального слова о всего предложения запятой с последующей непродолжительной паузой.

В подобной позиции модальное слово может выполнять уточняющую, конкретизирующую функцию:

“My experience has always been that these things look much worse than they actually are” (Gardner).

В ходе проведенного исследования нами была обнаружена еще одна характерная особенность модальных слов. Они могут также функционировать как полноценное предложение. Их иногда называют словами-предложениями. Но в данной роли они выступают только в диалогической речи, что не свойственно монологическому высказыванию. Это объясняется следующими причинами:

1) лингвистической компрессией;

2) тем, что модальные слова либо подтверждают, либо опровергают смысл предыдущего высказывания. Они содержат в себе информацию, понятную и вполне достаточную для того, чтобы не строить целое предложение для ответа на предыдущее высказывание.

“He was drugged when he went to court?” Mason asked.

“Of course,” she said scornfully (Gardner).

“Good. I’ll speak to the chief.”

“It won’t be a problem, will it?”

“Probably not” (Grisham).

Модальные слова выступают в тексте как дискурсно-семантические ограничители (ДСО) или “hedges”. Само понятие “hedge” было заимствовано дискурс-анализом из логики и семиотики в 60-70-х гг. XX века и получило свое дальнейшее развитие в русле лингвистической прагматики (Англо-русский словарь по лингвистике и семиотике, 1996:265).

Дискурсно-семантические ограничители рассматривались в работах по когнитивной лингвистике в рамках семантики фреймов (Ч.Филлмор). В современной англоязычной литературе hedge или hedging определяется как: “лексическая единица, размывающая границы экстенсионального множества языкового выражения, и тем самым ограничивающая ответственность говорящего за сказанное” (Wishnoff, 2002).

Популярность дискурсно-семантических ограничителей в разговорном английском велика, поскольку они могут быть представлены любой частью речи (существительное, глагол, прилагательное, наречие, модальное слово и даже артикль). Любая языковая единица может приобрести качества ограничителя в зависимости от коммуникативного контекста:

Fever is present about a third of cases and sometimes there is neutropenia.

Perhaps you would also send us your catalogue.

Существуют различные типы дискурсно-семантических ограничителей с присущими для них своими функциями: аппроксиматоры, “заслонки”, интенсификаторы, имперсонализаторы и индикаторы личной вовлеченности. Модальные же слова могут выступать в роли аппроксиматоров, интенсификаторов и “заслонок”.

   Модальные слова-аппроксиматоры выполняют функцию сокрытия отношения автора к излагаемому. Эта функция создает эффект непонятности. Влияя на истинное значение пропозиции, они показывают также, что говорящий не берет на себя ответственность за сказанное. Например:

Persistent subjective fatigue generally occurs in relative isolation.

We only have dinner parties very occasionally these days.

Approximately, one-sixth of the population learns foreign languages.

Аппроксиматор approximately является оператором приблизительности. Область его действия – слово. Ограничители типа generally размывают смысл внутри пропозиции. Отсюда можно предположить, что они находятся на уровне предложения. Аппроксиматор времени occasionally не называет точное время события, создавая неясность, и, тем самым, освобождает автора от ответственности за сказанное.

Любое естественное речевое произведение содержит элемент, выражающий отношение говорящего к высказываемой им мысли  (так называемый субъективный элемент). Соответственно, в любом произведении встречается такой тип ограничителей как “заслонка”. Что бы ни выражало высказывание, в нем так или иначе проявляется прагматический аспект – отношение говорящего субъекта к информации, или шире, проявляется сам говорящий, автор высказывания, а вместе с этим и демонстрация весомости излагаемой информации, защита от ложных интерпретаций и критики, сокрытие отношения автора к информации, показатель истинности пропозиции, текстовый индикатор предположения, отражение степени обязательств говорящего по отношению к истинности/ложности пропозиции и показатель категориальной принадлежности части пропозиции.

“Заслонки” осуществляют текстуальные связи. Некоторые из них употребляются в инициальной позиции, а иногда – внутри предложения. Например:

Perhaps we could meet sometime.

The first argues that the reason for Israel’s high fertility lies in the social origins of what is still, essentially, a population in the process of modernization…

Но, несмотря на их позиции в предложении, они не изменяют характер своей текстовой функции, хотя внутри структуры предложения их текстовая сила проявляется в меньшей степени.

Итак, можно определить зависимость между положением модального слова в предложении и тексте и его функцией: начальное положение способствует проявлению текстовых значений. Также существует зависимость между положением предложения в структуре сверхфразового единства и текстовой функции модального слова, которое занимает начальную позицию в этом предложении. Когда ограничитель находится внутри небольшого отрывка текста и занимает позицию в начале предложения, то в этих примерах такое положение модального слова в предложении и тексте является необходимым условием связи двух сверхфразовых единств, а позиция внутри единств раскрывает другие его свойства, а именно: модальное слово способно соединять высказывания в сверхфразовое единство, являясь внутренним текстовым скрепом.

Модальные слова, выступающие в роли интенсификаторов, включают показатель истинности целой пропозиции, так как они не размывают смысл отдельных элементов внутри пропозиции, а определяют ее истинное значение целиком. К ним относятся really, definitely, perhaps и другие:

He couldn’t do that. It was definitely not him! 

Таким образом, дискурсно-семантические ограничители являются  связками между двумя высказываниями, между высказыванием и несколькими высказываниями в микротексте и между микротекстами. Они представляют собой своеобразные элементы, образующие качество текста, и не относятся к его внутренним характеристикам. Сам по себе текст не имеет ограничителей – он приобретает их при взаимодействии автора и читателя.

Модальные слова являются важным источником информации о субъекте речи. Но они употребляются далеко не во всех предложениях и не все авторы в равной мере прибегают к их использованию в своих произведениях. Возникает вопрос, в каких же случаях может возникнуть потребность у говорящего дать с помощью модальных слов оценку изображаемому явлению и как эти модальные слова освещают образ самого говорящего?

Присутствие субъекта речи не ощущается в неавторизованных высказываниях.  “Затушеванность” или “нивелировка” образа автора связана со “стремлением автора к созданию иллюзии полной адекватности словесно-художественного воспроизведения действительности ей самой” (Ковтунова, 1982:8). В авторизованных высказываниях, наряду с действующими лицами, персонифицируется и сам автор. Это реальное лицо с сомнениями, колебаниями в выборе решения или категоричностью в выражении своей авторской позиции. В конструкциях без модальных слов и других средств авторизации говорящий свою позицию не акцентирует, внимание читателя к авторскому “я” не привлекает. С введением же модального слова происходит                 “оживление” говорящего. Модальное слово обнаруживает создателя текста.

 Hopper had fainted, he was floating peacefully… Jimmy understood about artificial perspiration and the kiss of life. All he had to do was keep going not faint himself. The only thing that could possibly make him faint was fear, the horrible suggestion that kept leaking out like gas through the steel door (Wain).

Существует три основные возможности репрезентации субъекта речи модальными словами:

1. Субъективно-модальная оценка непосредственно связана с личностью самого говорящего. Модальные слова эксплицируют определенные черты его ego, что выражается в проявлении различных чувств говорящего, в характеристике собственных знаний, личного восприятия.
2. Ego говорящего раскрывается в отношении субъекта речи к другим лицам, а также к различным явлениям действительности, комментатором которых он становится.
3.  Представление ego субъекта речи осуществляется с установлением диалогического контакта с другими лицами (адресатами речи).

Самораскрытие субъекта речи наблюдается в текстах с многократным употреблением модальных слов преимущественно со значением недостоверности факта, например:

His plan was to simply say hello to Ms Lane, give her a bit of history, cover the required legalities, show her the paperwork, answer the basic questions, … She would probably want to talk, or maybe she wouldn’t. Maybe, she would say very little and want them to leave and never come back (Grisham).

Mel thought: maybe Keith was right. Perhaps it would take another big disaster to arouse public awareness, just as the 1956 Grand Canyon disaster had spurred President Eisenhower and the Eighty-fourth Congress to revamp the airways (Hailey).

Во втором примере говорящий имитирует диалог с самим собой: Я¹ - Я². Он не располагает достоверной информацией. Модальные слова позволяют ему подчеркнуть проблематичность передаваемого им сообщения.

С помощью модальных слов со значением уверенности говорящий выражает стремление повлиять на собеседника, убедить его в правоте своего мнения. Они служат для воздействия на собеседника с целью формирования его модальной позиции в желательном направлении:

Judge Ballinger nodded, said to Borden Finchley, “You realized, of course, that your brother had been victimized by this young woman?”

Таким образом, модальные слова можно квалифицировать и как средство авторизации текста. Они эксплицируют образ за текстом. Это – говорящий, субъект речи, который открывается читателю, адресату текста с помощью модальных слов, прежде всего в своей активной познавательно мыслительной деятельности. Это личность не пассивная, а постоянно вступающая в диалогический контакт со своим “я”, действующими лицами и читателем. Используя модальные слова, говорящий характеризует какое-то явление, событие, личность героя и тем самым раскрывает свое отношение к ним.

2.3. Концептуальная структура модальных слов

В число ключевых терминов, используемых в лингвистической парадигме, входит и концепт. Когнитивный подход к анализу языка заключается в выявлении и объяснении процессов концептуализации, которые, отражаясь в языке, реконструируются в виде понятийной системы.

Концепт – это оперативная единица памяти, ментального лексикона, концептуальной системы и языка мозга, всей картины мира, квант знания (Шулежкова, 2004:370). А.Вежбицкая определяет данный термин как объект из мира “Идеальное”, который имеет имя и отражает определенные культурно-обусловленные представления человека о мире “Действительность” (Wierzbicka, 1985). В.И.Карасик значительно расширяет границы предыдущего определения, трактуя концепт как “многомерное культурно-значимое социо-психологическое образование в коллективном сознании, опредмеченное в той или иной форме” (Карасик, 1996). В.Н.Телия утверждает, что “концепт <…> содержит ответ на вопрос “что известно об этом?”, то есть все знания об объекте или явлении реального мира” (Телия, 1996:100). Вызывает интерес также подход В.П.Москвина, для которого “концепт” – это “понятие, являющееся темой значительного количества пословиц, поговорок, фальклорных сюжетов, литературных текстов <…>; понятие, глубоко укоренившееся в языке и культуре народа и потому являющееся диахронической константой и языка и культуры” (Москвин, 1997:67).

Вместе с тем, необходимо отметить, что, несмотря на то, что “концепт” является базовым понятием когнитивной лингвистики, на сегодняшний день он не имеет однозначного терминологического статуса.

В нашем исследовании мы остановимся на определении, предложенным А.Вежбицкой, которое лучше всего отражает сущность модальных слов. Свое заявление мы обосновываем следующим доводом: модальные слова не являются маркерами каких-либо реально существующих предметов или явлений. Они лишь выражают некую соотнесенность между действительностью и миром говорящего.

Изучение структуры лексического значения в когнитивной лингвистике предполагает исследование структуры концепта, то есть всей информации, связанной в сознании людей с определенным фрагментом действительного мира. Энциклопедическая сущность значения предполагает совмещение как лингвистического, так и экстралингвистического знания в концепте (Langacker, 1997:238).

По мнению исследователей, описание структуры концепта является одной из важнейших целей когнитивного направления. В исследованиях по когнитивной семантике отмечается, что концепт представляет собой не хаотическое нагромождение представлений и различных типов знаний, но имеет логически организованную, упорядоченную структуру (Рябцева, 1991:73).

В своей работе значения модальных слов мы будем расценивать как концепты. Результатом проведенного исследования стало выделение пяти концептов у модальных слов. Далее мы рассмотрим каждый из них по отдельности и опишем их характерные особенности.

2.3.1. Концепт “сомнение/неуверенность”

Концепт “сомнение” интересен не только с философской точки зрения. Его присутствие можно обнаружить в научной, правовой и других сферах человеческой деятельности.

Сомнение определяется как:

1. чувство неуверенности в убеждении или мнении; недостаток уверенности или доверия;
2. состояние неуверенности (Longman Dictionary of English Language and Culture, 1998:391).

Данный концепт находит свою реализацию в языке с помощью модальных слов possibly, perhaps, hardly, unlikely, scarcely, maybe, supposedly, allegedly, very doubtfully и vaguely. 

Социальные психологи выделяют рациональное познание (cold cognition) и эмоциональное познание (hot cognition), где последнее включает в себя эмоции, связанные с личными целями и мотивацией (Kunda, 1999). Таким же образом делится и сомнение на рациональное и чувственное или эмоциональное. Ч.Пирс, расценивая сомнение как эмоциональное, считает, что оно содержит оценку по отношению к пропозиции, центральным элементом которой является эмоциональный компонент (Peirce, 1958).

Н.Сальмон предлагает следующее определение слову “сомнение”:

A doubts p = def (A disbelieves p) or (A suspends judgment concerning p)

A disbelieves p = def A believes not-p

A suspends judgment concerning p = def not-(A believes p) and not-(A disbelieves p) (Salmon, 1995).

Он признает, что подобное определение отходит от стандартного его использования в том, что оно не требует того, чтобы говорящий понимал пропозицию и не попытался бы сознательно выбрать между пропозицией и ее отрицанием. Таким образом, из его дефиниций следует, что любая пропозиция является p. И не имеет значения, верит или же сомневается А по поводу р. Получается немного странно: человек, который никогда не задумывался над пропозицией о том, например, что в Ньюфаундленде более миллиона деревьев, либо верит в это, либо сомневается. Его дефиниция “сомнения” не учитывает точку зрения Б.Расселла о том, что сомнение “предполагает некое колебание, неуверенность, альтернативное убеждение или неверие” (Russell, 1984:142). Но и для Сальмона и для Расселла сомнение – скорее эмоциональный феномен, нежели повод для того, чтобы верить или нет. Для них сомнение – часть рационального познания.

Согласно Пирсу убеждения – привычки разума, которые руководят нашими желаниями и оформляют наши действия. Сомнение – это не просто вопрос убеждения или неверия, это раздражение, которое порождает новый поиск, являющийся своеобразной борьбой в попытке достижения состояния уверенности (Peirce, 1958:99). Сомнение не является результатом внутренней тренировки: “У истинного сомнения всегда есть внешний источник, заключающийся в чем-то необычном” (Peirce, 1958:207). Для Пирса сомнение тесно связано с целями и мотивацией для расширения знания, а также и с эмоциональными состояниями, включающими раздражение, возбуждение и удивление. Сомнение принадлежит чувственному познанию.

Вот один из примеров сомнения:

“All right,” Mason said, “let’s get in the car. Perhaps you’d better follow us in your car, Paul.”

“Will do,” Paul Drake said.

“Perhaps you’d be so good as to tell me, where you’re taking me?” Daphne asked (Gardner).   

В данном случае Дафни столкнулась с пропозицией, в которой не предлагались, как это было раньше, объяснения по поводу того, куда и зачем. Именно поэтому она и отреагировала так эмоционально.

Для людей типично сомневаться в пропозиции, когда:

1. кто-то заявляет о пропозиции;
2. люди замечают, что пропозиция не соответствует их убеждениям;
3. людей волнует пропозиция, так как она релевантна их целям;
4. люди переживают эмоции, связанные с пропозицией;
5. эмоции вызваны сочетанием утверждения некогерентности и релевантности пропозиции.

Сомнение порождается самим человеком (то есть внутренне обусловленно) или же кем-то/чем-то из внешнего мира. Внешними факторами его возникновения часто служат заявления-утверждения других людей. К одним из типичных внешних источников происхождения сомнения можно отнести эмоциональные состояния (например, удивление и раздражение, что мир оказался совсем не таким, каким его ожидали увидеть).

На примере следующего предложения мы посмотрим, как появилось сомнение (внешние или внутренние факторы дали ему толчок):

The police said they thought the postcards were a hoax and that W.S. would never show up in the flesh. Then they asked if there was anyone who had a grudge against him. “No one that I know of,” Walter said. They, too, took the view that the writer was supposedly a woman. They told him not to worry but to let them know of further postcards came (Hartley).

В этом примере неуверенность полицейских в том, что the writer was supposedly a woman вызвано невозможностью с точностью определить пол адресата всего лишь по имеющимся в наличии двум инициалам W.S. Но глядя на эти открытки, они могут предположить по стилю и манере письма, а также по тому, что изображено на них, что автором, возможно, является женщина. Здесь четко прослеживается внешний фактор: увидели и сопоставили. Иначе говоря, произошла зрительная интеракция с внешним миром, результатом которой явилось сомнение.

Сомнение всегда включает некогерентность пропозиции со всем остальным, во что верят люди (Thagard, 2000).

Люди сомневаются в волнующих их пропозициях тогда, когда обеспокоенность является вопросом уместности этих пропозиций по отношению к поставленным целям. Причем эта обеспокоенность как эпистемическая, так и практическая. Двумя главными, с эпистемической точки зрения, целями являются истина и понимание. Последнее достигается объединением объяснений. Если в ваши цели входит достижение истины и понимания, тогда обязательно найдется кто-то, кто заявит, что все, во что вы верите, ложно. Например:

“…Mr Mason’s position is that the man was fully competent to carry on and transact his own business and, if this man had sufficient ingenuity to escape unaided from the institution where he was strapped to a bed, he would hardly seem to be disoriented, confused, senile and incompetent” (Gardner). 

Здесь мы наблюдаем логично выстроенное объяснение тому, куда же делся мужчина. Говорящий пытается убедить слушающих в том, что мужчину никто вовсе не похищал. В этом нет абсолютно никакого смысла. Он просто сам сбежал, мастерски продумав ход своих действий. Таким образом, говорящий прилагает все усилия, чтобы заставить своих собеседников усомниться в их же собственном мнении.

Но личные цели также могут внести вклад в появление сомнения. Это, как правило, происходит в том случае, если утверждение представляет собой потенциальную угрозу чьему-то благосостоянию или самооценке. Тогда появляется веское основание взглянуть на это более критично.

“How do you feel?”

“I’m fine.”

“Look, Nate, I’ve read about dengue fever. It takes a month to fully recover. Level with me.”

A  month. It was the opening jab in the fight over Nate’s future with the firm.

“Take another month, old boy. Maybe you’re too ill to work” (Grisham.)

В приведенном примере реплика I’m fine одного говорящего мягко и осторожно опровергается другим участником разговора, который ставит ее под сомнение. Здесь намеренное провоцирование сомнения обусловлено угрозой благосостоянию фирмы, занимающейся ведением судебных дел, со стороны работника, каковым и является Нэйт. Поэтому и возникает желание временно отстранить его от работы во избежание неприятных последствий. Но сделать это надо, не оскорбив его. Именно поэтому разговор плавно перетекает в нужное русло с использованием некатегоричного maybe и с учетом всех сложившихся на данный момент обстоятельств.

Подводя итоги всего сказанного выше, мы приходим к следующим выводам:

1. сомнение – это не просто вопрос рационального познания убеждений или неверия во что-либо. Оно также включает в себя эмоциональную реакцию на сделанное утверждение;
2. сомнение основывается на несоответствии утверждения с убеждениями и целями думающего;
3. сомнение делает обоснованным не вычисление вероятности, а вычисление соответствия, которое учитывает скованность и принуждение, основанные на гипотезах, обстоятельствах и фактах.

2.3.2. Концепт “вероятность”

Интерпретация вероятности представляется проблематичной в некоторых текстах, таких как научные, правовые и философские. Проблема определения вероятности волновало человечество еще с древних времен. Данное понятие было разработано позднее в науке для количественной оценки возможности. В конкретных науках было развито несколько понятий вероятности: классическое, частотное, диспозиционное, логическое, математическое  и другие. На базе частнонаучных представлений в настоящее время формируется понятие вероятности.

Вероятность – это количественная мера возможности. Вероятность характеризует те пределы, в которых существует возможность; она определяет степень близости возможности к осуществлению, к действительности. Вероятность указывает на величину основания возможности в реальной действительности (Алексеев, Панин, 2001:514).

Лингво-культурологический словарь предлагает следующую трактовку вероятности:

вероятность – 1) состояние вероятности или степень вероятности события;

                                      2)  вероятное событие или результат;

                             3) (в математике) вероятность случая, выраженная вычислением на основе известных данных.

В английском языке данный концепт находит свое отражение посредством модальных слов evidently, apparently, presumably, obviously, likely, admittedly, hopefully, seemingly, theoretically, probably.

В зависимости от ситуации и своих планов говорящий употребляет модальное слово с большей или меньшей степенью вероятности.

Для определения степени близости возможности к действительности используется шкала вероятности от 0 до 1 (или, в процентах – до 100%). Например, взаимодействие “канцероген – вирус - клетка” способно порождать злокачественную опухоль с вероятностью, равной 0,9 (то есть 90%). Но следует отметить, что возможность или вероятность не всегда можно выразить численно с абсолютной точностью. В приведенном и аналогичном фактах нередко применяют слово “примерно”. Во многих случаях для практики вообще не требуется это иметь, и тогда используются выражения типа: “малая вероятность”, “большая вероятность” (“менее…”, “более вероятно”), “равновероятно”. Границы шкалы вероятности, то есть точки 0 и 1, являются моментами, с достижением которых возможность перестает быть таковой, превращаясь в одном случае в невозможность, в другом – в действительность.

А что будет, если обозначить вероятность некоего события как .5? Тогда это может означать, что степень вероятности того, что данное событие будет иметь место в реальной действительности или вообще не произойдет, абсолютно одинакова для любого исхода.

                                               Шкала вероятности

     +----------------------------+----------------------------+

     0                           .5                            1

  Данное событие            событие                     вероятность  

  невозможно в              может/не может              события переходит

  реальной                  произойти                   в действительность

  действительности

Не всякая возможность обязательно осуществляется, но любая возможность содержит в себе определенную степень необходимости и, вследствие этого, определенный шанс стать действительностью. Вероятность есть степень необходимого в возможном. Возможность с большим основанием имеет соответственно и большую вероятность осуществления.

Поскольку термин “вероятность” существует не только в лингвистике, но также и в математике, то наши исследования будут сопровождаться некоторыми математическими вычислениями. Мы рассмотрим ее различные виды и пронаблюдаем, как она реализуется модальными словами в дискурсе.

Вероятность подразделяется на независимую, взаимоисключающую и исчерпывающую.

Вероятность двух событий называется независимой, если знание о возможности или невозможности реализации первого события никак не влияет на подсчеты вероятности происшествия второго события.

Probably life on Mars is impossible because of its atmosphere. But people will likely adopt themselves to it and live there as they are living now on Earth.

Два события являются взаимоисключающими, если возможность происшествия одного события мешает или устраняет возможность реализации другого события. 

“…But I have many lawyers and I pay them a thousand dollars an hour to manipulate the legal system in my favour. I was not committed, though at the time I was probably a bit off my rocker” (Grisham).

Набор событий является исчерпывающим, если они воплощают все возможные исходы в какой-то одной ситуации.

Obviously he knew about the peril and was weaponed well. He was likely to prevent any unexpected attack. But nevertheless the outcome was his death.

Концепт “вероятность” подчиняется определенным законам.

1. Закон прибавления гласит, что при некоем наборе взаимоисключающих событий, вероятность реализации того или иного события равна сумме отдельно взятых вероятностей их  реализации.

“Apparently,” Gwen said, “a lot of passengers are on their way, but have been held up – I guess because of the snow…” (Hailey).

Здесь мы имеем две пропозиции a lot of passengers are on their way и have been held up. Стоящее в начале предложения apparently относится и к первой и ко второй, четко определяя вероятность каждой из них. Обозначим вероятность как Р. Пусть Р (on their way) = .45, a P (to be held up) = .25, тогда

P (to reach no point of destination) = P (on their way) + P (to be held up)

P (to reach no point of destination) = .45 + .25

P (to reach no point of destination) = .70

К тому же в конце предложения данная вероятность обосновывается предположительной причиной происходящего.

2. Закон перемножения: вероятность совместной реализации двух или более событий является продуктом вероятности реализации каждого из них по отдельности.

There was no point in continuing, Tanya thought. She knew perfectly well, and so apparently did Mrs Quonsett, that airlines never prosecuted stowaways, on the theory that publicity would be more harmful than otherwise (Hailey).

В данном случае Таня знает точно, что миссис Квонсет не накажут за безбилетный проезд, то есть ее Рı (Knowledge of prosecution) = 1. Но она не может точно сказать, знает ли об этом и миссис Квонсет. То есть уже с меньшей долей вероятности она строит свои предположения на сей счет. Здесь и проявляется apparently, сигнализирующее об этом. Тогда

Р2 (Knowledge of prosecution) = .35. Отсюда мы имеем, что

P (no prosecution) = Рı (Knowledge of prosecution) ∙ Р2 (Knowledge of prosecution)

P (no prosecution) = 1 ∙ .35

P (no prosecution) = .35

Вероятность бывает также общей и условной.

Общая вероятность – вероятность того, что два события произойдут. Она обозначается как Р (А, В).

Pete and Bob will obviously come to the party tonight.

Рассмотрим вероятность прихода Пита и Боба на вечеринку как два отдельных события, то есть каждый придет сам. Тогда получим:

P (Pete and Bob will come) = P (Pete will come) ∙ P (Bob will come).

И, наконец, условная вероятность – вероятность того, что некоторое событие А произойдет при условии, что другое событие В уже случилось. Данный вид вероятности обозначается как Р (А│В).

“So,” he concluded, “what we have to decide is where, because of the supposition and very little else, we should deprive the public of a service which they so obviously want” (Hailey).

Таким образом, вероятность – количественная мера возможности, определяющая степень близости реализации этой возможности. Это субъективная оценка убеждения. Вероятностные суждения являются когнитивными.

2.3.3. Концепт “уверенность”

Уверенность – принятие факта как такового без малейшего сомнения в его достоверности. Это степень уверенности, приписываемая определенному знанию. Мы уверенны только в том случае, если знаем о достоверности чего-либо и это знание не вызывает сомнений. Термин “степень уверенности” (“degrees of certainty”) используется для описания того, насколько мы близки к тому, чтобы быть в чем-то уверенными. Тем не менее, уверенность – высший предел: это состояние, где сомнению нет больше места.

“…In nine cases out of ten a woman had better show more affection than she feels. Bingly likes your sister, undoubtedly; but he may never do more than like her, if she does not help him on” (Austen). 

Когда же возникает уверенность? Когда все, что мы знаем, подтверждается выводами, которые никто не отрицает.

“You knew, did you not, Lieutenant, that in the case of chisels or knives being used on wood it quite frequently happens that some blemish in the blade leaves an imprint in the wood so that the instrument used can be identified?”

“Certainly, anyone knows that” (Gardner).

Данный концепт реализуется через такие модальные слова как certainly, of course, exactly, undoubtedly, necessarily, precisely, naturally, surely.

Если у кого-то появляется веская причина для сомнения по какому-либо поводу, то говорить об уверенности уже не приходится. Если кому-то, например, известно о существовании еще неизвестных другим фактах, которые представляют собой важность, но которые нужно подтвердить как общеизвестное знание, то уверенность снова уступает место сомнению.

“No one knows his exact connection with Finchley. Of course, he doesn’t have any with Shelby.”

“Are you sure of that?”

“Reasonably. Remember that I’ve been working at pretty high speed and haven’t had a chance to check everything I want, but apparently Finchley is indebted to Exeter for a rather large sum of money…” (Gardner).

В данном примере речь идет о судебном деле. Появилась информация о мужчине, который задолжал некоему Финчли. Но это еще не проверенная информация. Поэтому место полной уверенности занимает маркер вероятности с кроящейся в ней долей сомнения. Как только данные подтвердятся и станут общеизвестными в рамках данного дела, то apparently уступит место какому-нибудь другому маркеру уверенности.

Но если этот человек верит в то, что вся соответствующая информация известна и указывает на истинное знание, сомневаться не следует.

Every square foot of this building was designed by me, and so I know exactly where to place everyone for this little ceremony (Grisham).

Уверенность проявляется в контексте. Она основана на чьем-то настоящем знании. Можно быть уверенным и в то же время ошибаться. Люди не могут знать все. Они могут прийти к каким-то выводам, но и здесь велика вероятность ошибки. Людям нужно знание, но им также необходима и основа для его восприятия как достоверного. Они не могут жить, постоянно сомневаясь в каждом новом бите получаемой информации. Для того, чтобы выжить, им необходимо принимать знание в качестве достоверного и соответственно этому действовать.

Термин “уверенность” часто используется для описания знания, исключая вероятность сомнения. Иными словами, уверенность – всезнание. Но это несколько неверное использование данного термина. Он теряет свое значение применительно ко всезнающему существу, поскольку здесь нет возможности для возникновения сомнения. Значение это понятие приобретает лишь тогда, когда его применяют, говоря о людях. Здесь оно предоставляет возможность совершения ошибки, но, тем не менее, сохраняется контекстуальное отсутствие сомнения.    

2.3.4. Концепт “очевидность”

Еще одной составляющей концептосферы выражения субъективного отношения к реальной действительности является концепт “очевидность”. Очевидность очень часто считают подтипом эпистемической модальности (Palmer, 1986; Kiefer, 1994). Однако не все лингвисты разделяют данную точку зрения (De Haan, Joseph, Aikhenvald). Они полагают, что очевидность все-таки отличается от эпистемической модальности (обозначая степень уверенности в сказанном). Например:

I see that he is coming. (evidential)

I guess that he is coming. (epistemic)

Так, например, де Хан утверждает, что очевидность подтверждает наличие какого-либо факта, в то время как эпистемическая модальность дает ему оценку. Очевидность является скорее фактической категорией, обозначающей отношение между говорящим и событием/действиями (De Haan, 1999, 2001, 2005). Айхенвалд отмечает, что маркеры очевидности могут указывать на отношение говорящего к обоснованности высказывания (Aikhenvald, 2003).

Очевидность не является грамматической категорией в английском языке, поскольку выражается различными способами и носит факультативный характер.

Данный концепт реализуется модальными словами actually, indeed, virtually, really, in fact, truly, absolutely, clearly, eventually, essentially, которые в зависимости от контекста передают и другие оттенки помимо значения очевидности.

Теперь подробнее рассмотрим на примере некоторых модальных слов этого концепта, как они функционируют внутри него.

Actually употребляется для смягчения сказанного, особенно если нужно поправить жалующегося или не согласного с чем-то собеседника. Например:

“What’s this?”

“A computer.”

“What the hell for?”

“It’s the latest thing. Look how small.”

“I can’t even read the keyboard.”

“You can hook it to the phone and actually get your e-mail” (Grisham).

Жалобы собеседника по поводу слишком маленькой модели так называемого компьютера, сделанной по последнему слову техники, смягчаются actually с предложением другой альтернативы общения.

В следующем примере происходит нерезкое опровержение мнения собеседника:

“You are a good person, aren’t you, Nate?”

“No, I am actually not a good person.  I do lots of bad things. I am weak, and fragile, and I don’t want to talk about it…” (Grisham).

Indeed используется для большего усиления ответа и выражает удивление, но чаще неверие, раздражение:

“Captain, we’re hearing a whole lot of your opinions. Do you have any facts to back up all this?”

“Indeed I do, madam. There are many facts” (Hailey). – функция усиления ответа

“Why could not he keep on quarrelling with you, as his father did before him?”

“Why, indeed; he does seem to have had some filial scruples on that head, as you will hear” (Austen). – выражение удивления

Really может выражать интерес:

“Vernon, dear.”

“Yes?”

Her cheek was soft against his. Her voice came, muffled, from his shoulder. “I meant what I said. You don’t have to help. But if you really want to, that’s different.”

“I want to.” (Hailey);

удивление:

Curled into the leather bucket seat beside him, Gwen said incredulously, “Is it really true – that every year, ten out of every hundred stewardesses get pregnant?” (Hailey);

сомнение:

…she turned suddenly towards him and said –

“By the bye, Charles, are you really serious in meditating a dame at Netherfield?...” (Austen)

или даже легкое недовольство и досаду:

“I collect rare coins.”

“Really?”

Более того, в разговорной американской речи really в большинстве случаев используется там, где англичанин употребил бы quite:

It was quite nice of you. (BrE)

It was really nice of you. (AmE)

In fact используется в двух функциях:

1. для усиления сообщаемой информации:

She had been a gentler person then, it seemed to him. In fact, her gentleness had been one of the things which appealed to Mel when they first met in San Francisco… (Hailey);

2. при несогласии с тем, что говорят:

         “You gave him forty thousand dollars?” Mason asked.

         “Yes.”

         “How?”

        “I endorsed seven cashier’s checks for five thousand dollars over to him and I gave him five thousand dollars in cash.”

       “A man in his condition shouldn’t be carrying that money around with him,” Mason said. “In fact, nobody should carry that money, but particularly your uncle Horace shouldn’t have it” (Gardner).  

Здесь помимо утверждения присутствует функция усиления.

Absolutely появляется в случае необходимости придания силы следующим за ним прилагательным или глаголам:

I like jazz and I absolutely adore pop music.

Все остальные модальные слова данного концепта не характеризуются подобными особенностями. Их значение определяется синонимами certainly, undoubtedly, in actual fact, really, actually, completely.

2.3.5. Концепт “умозаключение”

В состав данного концепта входят модальные слова, определяющие обобщающую или логическую оценку высказывания или же целого микротекста.

Модальные слова primarily, mostly, mainly, chiefly употребляются, когда речь идет о явлениях, носящих частотный характер со значением “в большинстве случаев”, “в основном”, “главным образом”, “как правило”. Внимание читателя/слушающего не привлекается. Говорящий всего лишь сообщает сказанное:

 …It was titled Contract for Export Witness Services. Experts give opinions. Snead would deal primarily with the facts, but Hark didn’t care what the contract said (Grisham).

Mel Bakersfield pondered the phrase white sepulcher while riding in darkness down runway one seven, left. It was an apt definition, he thought. The airport’s deficiencies were serious and basic, yet, since they were mostly out of public view, only insiders were aware of them (Hailey).

Если у говорящего нет намерения прозвучать слишком резко и категорично, то тогда используется frankly:

“In other words,” Mason said, “the man had no idea he was being taken to a sanitarium when he was railroaded in here.

“I didn’t say that,” Dr. Baxter said, “and I couldn’t say it because frankly I don’t know” (Gardner).

Иногда frankly может появиться и при уклончивом ответе:

2. Well, frankly, Mr. Mason, I thought it was some kind of a deal tax. I thought perhaps he was leaving me money in his will, but wanted me to have some money that wouldn’t be subject to inheritance tax (Gardner).

На наличие определенных черт, характерных какому-либо объекту, указывает модальное слово typically:

The drink of the day had been some type of tequila concoction, which, typically, Nate consumed with gusto until he passed out (Grisham).

Furthermore и moreover вводят новую информацию, являющуюся веским аргументом против чего-то. Эти модальные слова, как правило, завершают чью-либо речь. Их появление символизирует о том, что никаких возражений быть не может.

“Furthermore,” Hamilton Burger interjected, “I object to this witness giving testimony, on the ground that he is incompetent to testify; that he is suffering from a disease known as senile dementia” (Gardner).

Значение предпочтения находит свою реализацию в тексте посредством preferably:

Drake nodded, said to the operative, “Phone the office and get two more relief cars sent down.”

“Preferably another car with telephone,” Mason pointed out (Gardner).

Surprisingly употребляется вместе с отрицанием, выражая значение “вполне естественно”, “конечно”:

Not surprisingly, the house was richly decorated with period pieces, and it was tidy and organized. Josh said a maid came every Wednesday to dust and clean (Grisham).

В разговорной речи not surprisingly может также передавать легкий оттенок иронии:

“…Lilian and the first family are in the executive conference room on the thirteenth floor, just below me… Not surprisingly there are more lawyers than family members…” (Grisham).

Модальное слово simply выполняет следующие функции в тексте:

1. подтверждение общеизвестной информации:

 Libbigale was known simply as a rich kid from Connecticut (Grisham;

2. констатация факта (в данном случае simply является исключением,  поскольку модальные слова отражают субъективную оценку говорящего по отношению к действительности, уходя от так называемой констатации фактов):

He would try to jog, but if the parts wouldn’t work, then he’d simply walk (Grisham);

3. определение степени чего-либо:

He could haggle and squeeze, bluff and dicker for an hour and trim a few million from the fortune. But he was simply in no mood to so (Grisham).

Здесь in no mood еще более усилено модальным словом simply. Оно показывает степень нежелания делать что-либо.

Simply и merely являются своеобразными элементами-связками частей одного высказывания:

“…Sir William and Lady Lucas are determined to go, merely on that account, for in general, you know, they visit no newcomers (Austen).”

Mason, simply as a matter of precaution, tapped on the door again (Gardner).

При использовании especially говорящий намеренно акцентирует на что-то внимание своего собеседника, тем самым подчеркивая всю важность происходящего:

Gengue can progress into dengue hemorrhagic fever or dengue shock syndrome, both of which are sometimes fatal, especially in children (Grisham).

При многократном употреблении especially происходит акцентирование внимания по нарастающей. Как правило, выражается недовольство чем-либо или сильное нежелание делать что-либо.

Valdir preferred to stay behind, close to a phone. He didn’t enjoy flying, especially in a helicopter, especially over the Pantanal (Grisham). 

В данный концепт включены также и модальные слова, выражающие желательность/нежелательность того или иного действия или события: fortunately, happily, luckily, unfortunately, unluckily, unhappily.

Fortunately, before Harris could get any words out, Captain Demerest hung up (Hailey).

Unhappily, she was not able to complete the course.

В разговорной речи чаще всего употребляется fortunately и unfortunately.

Выводы

Только к концу прошлого столетия резко встал вопрос об определении принадлежности модальных слов. Иными словами, дискуссии развернулись по поводу того, входят ли они в состав определенной части речи (если да, то какой) или же их следует выделить в самостоятельную часть речи. Ранее их рассматривали наряду с наречиями. Отсюда и пошло традиционное название “sentence adverbs”. Но отсутствие у лингвистов единого на сей счет мнения привело к появлению самых разных обозначений этих “sentence adverbs”, как, например, adjuncts, viewpoint adverbs, adverbials, sentence modifiers и других.

Поскольку модальные слова по своему происхождению тесно связаны с наречиями, то неизменно возникает вопрос об их разграничении. Это, в свою очередь, представляется иногда достаточно сложной задачей. Необходимо помнить, что отличие модальных слов от наречий заключается в их значении, соотнесенности с другими частями речи и их синтаксической функции.

В нашей работе исследование модальных слов проводилось с позиций когнитивно-семантического подхода. Были получены соответствующие результаты. Модальные слова организуют текст, придавая ему некое новое значение. Они передают субъективно-оценочное мнение говорящего по отношению к реальным событиям. В зависимости от их расположения в высказывании их значение и связность с ним проявляется в большей или меньшей степени.

Модальные слова выполняют функции ограничителей между двумя и более высказываниями в микротексте и между микротекстами. Это своеобразные элементы, не являющиеся внутренними характеристиками текста, но в то же время образующие его качества.

Модальные слова рассматриваются также и как средства авторизации текста. Они раскрывают в полной мере образ за текстом в его активной познавательной деятельности. Используя модальные слова, говорящий характеризует происходящие события и дает им субъективную оценку. При их введении в текст происходит  “оживление” автора.

Модальные слова представляется возможным рассматривать как концепты определенного значения. Концепт представляет собой совокупность накопленных знаний о сущности из мира “Действительное”. Концепт – это ментальная сущность, которая принадлежит языковому сознанию человека.

На основе проведенного исследования было выделено пять концептов: уверенности, сомнения/неуверенности, очевидности, вероятности и умозаключения.

Концепт “сомнение” в основе своей подразумевает несоответствие пропозиции с убеждениями и целями думающего. Он также включает в себя эмоциональную реакцию на сказанное.

Суть концепта “вероятность” заключается в определении степени близости реализации возможности.

Концепт “уверенность” основывается на полном принятии сказанного без выражения сомнения. Здесь возможно совершение ошибки, но отсутствует контекстуальное сомнение.

Концепт “очевидность” подразумевает ясность, которая обеспечивается за счет видимых доказательств. Это подтверждение наличия какого либо факта и обозначения степени уверенности сказанного.

В концепте “умозаключение” предполагается подведение итогов и выведение логических заключений. Здесь же возможно выражение желательности или нежелательности того или иного события/действия.

Заключение

Целью данного исследования было рассмотрение категории модальности и модальных слов. В работе описаны когнитивно-семантические характеристики и способы реализации модальных слов в тексте.

В первой главе мы, рассмотрев все многообразие определений, даваемых учеными модальности, пришли к следующему выводу: модальность – языковая категория, выражающая отношение объекта к реальной действительности, а также степень познанности или желательности связи между объектом действительности и его признаком говорящим. Поскольку модальность всегда является неотъемлемым атрибутом любого текста, то чаще о ней говорят как о текстовой или общетекстовой.

Модальность текста выполняет регулятивную функцию, обусловливая приемы развертывания текста, количество, место и объем фоновых и релятивных фрагментов и многое другое.

Модальность разрабатывалась в ряде подходов: синтаксическом, функционально-прагматическом, функционально-семантическом и когнитивно-семантическом. Но мы, в свою очередь, изучив предложенные подходы, пришли к выводу, что для наиболее эффективного изучения данной категории возможным представляется использование когнитивно-семантического. Это объясняется с нашей точки зрения тем, что синтаксический подход не дает полного описания всего разнообразия средств для выражения модальности. Функционально-семантический подход характеризуется отсутствием единого понимания семантического объема данной категории, а также ее места среди других языковых категорий. Кроме того, некоторые средства выражения отдельных модальных значений описаны не до конца. В своем исследовании мы придерживаемся когнитивно-семантического подхода как наиболее точного и имеющего к нему отношение. Преимущество его усматривается нами в возможности исследования семантики языковых единиц, как результат взаимодействия языка, мышления и знания, и описать их, учитывая специфические характеристики данных единиц. Здесь происходит объединение как собственно лингвистических, так и экстралингвистических знаний.

В данном ключе нами были рассмотрены и непосредственно сами модальные слова.

Модальные слова ранее не являлись предметом специального изучения в зарубежной лингвистике. Традиционно их рассматривали как “sentence adverbs”. Г.Суит первым в англистике выделил и описал “sentence adverbs” как лексический класс.

Впервые модальные слова были выделены в русской лингвистике. Ранее их причисляли к наречиям, передающим отношение говорящего к излагаемому факту и относящимся ко всему предложению в целом.

Модальные слова не являются названиями предметов, признаков или процессов, обозначаемых знаменательными словами. Более того, они не включают в себя никаких сведений о времени, пространстве и местоположении объекта на данный момент в конкретной ситуации. Общей характерной чертой модальных слов является то, что они отражают субъективно-оценочное отношение говорящего к происходящему, к ситуации вообще.

Не являясь членами предложения, они привносят в него некий определенный смысл. Таким образом, при наличии модального слова предложение перестает быть простой констатацией факта. Теперь оно отражает мнение или оценку говорящего.

Расположение модального слова в предложении также влияет на его связность с предложением и на степень яркости выражения значения. Например, наиболее ярко его значение проявляется при постановке модального слова в начальную позицию предложения, а наиболее тесные связи его с предложением заметны, если оно стоит в середине предложения. Модальные слова могут функционировать и как слова-предложения, заменяя собой полноценные предложения.

Они также реализуются в тексте в качестве дискурсно-семантических ограничителей типа аппроксиматоров, интенсификаторов и “заслонок”. Аппроксиматоры работают со словом и являются операторами приблизительности. Интенсификаторы размывают смысл внутри пропозиции, внося некоторую неясность и ни на что конкретно не указывая. Областью их действия является предложение. “Заслонки” же осуществляют текстуальные связи.

Модальные слова выступают также в роли средств авторизации текста. В конструкциях без модальных слов внимание к авторскому “я” не привлекается. Самораскрытие так называемого автора происходит лишь с появлением модальных слов, отражающих его стремление найти логические связи между признаками и свойствами и объяснить те или иные явления.

Поскольку модальные слова являются средствами выражения отношения говорящего по поводу происходящих в реальности событий, следовательно, их можно рассматривать как концепты. В ходе проведенного исследования нами было выделено пять концептов модальных слов: сомнение/неуверенность, очевидность, вероятность, уверенность и концепт умозаключения.

Каждый из концептов реализуется с помощью определенного набора модальных слов. Внутри своих концептов они в полной мере раскрывают свои характерные особенности. Употребление того или иного модального слова зависит от данной ситуации. Соответственно от этого будет зависеть и то, реализация какого из концептов будет иметь место. Концепты обнаруживают взаимосвязь между собой. Так, например, перекрещиваются между собой концепты “сомнение” и “вероятность” в значении “вероятно”, поскольку вероятность всегда включает в себя некоторую долю сомнения. Или если говорящий начинает в чем-то сомневаться, тогда выражается не концепт уверенности, а концепция уверенности или вероятности.

Таким образом, когнитивно-семантический подход позволяет наиболее полно раскрыть семантическую структуру модальных слов, понять их сущность и механизмы действия в тексте и речи. Он расширяет горизонты их дальнейшего изучения. И только глубоко изучив их структуру, мы сможем с точностью ответить на вопрос, волнующий и по сей день умы многих лингвистов: являются ли модальные слова самостоятельной частью речи или же принадлежат к какой-то определенной  части речи.

Библиография

1. Аксельруд Д.А. К вопросу о когнитивном и семантическом языке// Актуальные вопросы английской филологии: межвузовский сб. науч. тр. – Пятигорск: изд-во Пятигорск. гос. лингв. ун-та, 2002. – С. 11-16.
2. Алексеев Г.В., Панин А.В. Философия. Учебник. Издание третье, переработанное и дополненное. – М.: ПБОЮЛ Грачев С.М., 2001.– 608 с.
3. Бахтин М.М. Эстетическое словесное творчество. – М., 1979. – 205 с.
4. Беляева Е.И. функционально-семантические поля модальности в английском и русском языках. – Воронеж, 1985. –  180 с.
5. Бондаренко В.Н. Виды модальных значений и их выражение в языке. – М., 1979. – С. 56-61.
6. Бондарко А.В. Принципы функциональной грамматики и вопросы аспектологии. Изд. 3-е, стереотипное. – М.: Едиториал УРСС, 2003. – 208 с.
7. Василенко Л.И. Модальные слова как средство авторизации текста// Науч. докл. высш. шк. – Филол. Науки, 1984. - № 4. –            С. 76-79.
8. Виноградов В.В. О категории модальности и модальных словах в русском языке.  Тр. Ин-та рус. яз. – М.-Л., 1950. - т.2.
9. Виноградов В.В. О категории модальности и модальных слов в русском языке/ В кн.: В.В.Виноградов. Избранные труды. Исследования по русской грамматике. – М.: Наука, 1975.
10. Выготский Л.С. Избранные психологические исследования. – М., 1956. – 519 с.
11. Гальперин И.Р. Текст как объект лингвистического исследования. Изд. 3-е, стереотипное. – М.: Едиториал УРСС, 2005. – 144 с.
12. Гетьман З.А. Модальность как общетекстовая категория// Вестник Московского ун-та. Сер. 19. Лингвистика и межкультурная коммуникация. – М., 2006. - № 2. – С. 34-49.
13. Грамматика русского языка. – М., 1960. – т. 2, ч.1.
14. Грамматика современного русского литературного языка. – М., 1970. – 767 с.
15. Демьянков В.З. Когнитивная лингвистика как разновидность интерпретирующего подхода// ВЯ . – 1994. - № 4. – С. 17-31.
16. Дуброва А.С. Система средств выражения нереальности в  современном английском языке. Автореф. канд. дис. – М., 1978. – 24 с.
17. Ермолаева Л.С. К вопросу о разграничении модальных слов и частиц/ на материале немецкого и английского языков/. – В кн.: Иностранные языки в высшей школе. - М., 1964. - вып.3.
18. Ермолаева Л.С. Типология системы наклонения в современных германских языках. – ВЯ, 1977. - № 4.
19. Зверева Е.А. Научная речь и модальность. - М., 1983. – 158 с.
20. Золотова Г.А. Очерк функционального синтаксиса русского языка. - М., 1973. – 351 с.
21. Иванова И.П., Бурлакова В.В., Почепцов Г.Г. Теоретическая грамматика современного английского языка. – М., 1981. – 285 с.
22. Ильиш Б.А. Современный английский язык. Теоретический курс. – М., 1948. – 347 с.
23. Йокояма О. Теория коммуникативной компетентности и проблематика порядка слов в русском языке. – ВЯ. - 1992. - № 6. – С. 94-103.
24. Карасик В.И. Культурные доминанты в языке// Языковая личность: Культурные концепты/ Сборник научных трудов. -Волгоград-Архангельск: Перемена, 1996. – С. 3-16.
25. Кибрик А.А. Когнитивные исследования по дискурсу// ВЯ. – 1994. - № 5. – С. 126-139.
26. Кибрик А.А. Языковая форма как отражение когнитивной структуры// Труды международного семинара Диалог '99 по комиьютерной лингвистике и ее приложениям. Том 1. Теоретические проблемы. – Таруса: Ассоциация искусственного интеллекта Российского НИИ искусственного интеллекта, 1999. – С. 110-123.
27. Ковнер Р.Л. Категория наречия в современном английском языке//Иностранные языки в школе, 1951, М4.
28. Ковтунова И.И. Вопросы структуры текста в трудах акад.                В.В. Виноградова. – В кн.: Русский язык. Текст как целое и компоненты текста. Виноградовские чтения XI. – М., 1982. – С. 8.
29. Кубрякова Е.С. Части речи с когнитивной точки зрения. – М.:     Ин-т языкознания, 1997. – 327 с.
30. Ломтев Т.П. Предложение и его грамматические категории. Изд.3-е, стереот. – М., 2007. – 200 с.
31. Мещанинов И.И. Члены предложения и части речи. – М., 1945. – 387 с.
32. Мещеряков В.Н. К вопросу о модальности текста. – Филол. Науки, 2001. - №4. – С. 99-105.
33. Москвин В.П. Русская метафора. Семантическая, структурная, функциональная классификация: Учеб. пос. к спецкурсу по стилистике. – Волгоград: Перемена, 1997. – 92 с.
34. Натанзон Е.А. Категория модальности в современном английском языке /конспект лекции/. – М., 1973.
35. Небыкова С.И. Структура предложений современного русского языка с точки зрения содержания модальности возможности и необходимости: Автореф. канд. дис. – М., 1972. – 8 с.
36. Панайотова Е.Е. Некоторые виды дискурсно-семантических ограничителей и их позиция в предложении// Университетские чтения 2006. Материалы научно-методических чтений ПГЛУ. – Часть II. - Пятигорск: ПГЛУ, 2006. – С. 59-62.
37. Панфилов В.З. Взаимоотношение языка и мышления. – М., 1971. – 232 с.
38. Панфилов В.З. Роль модальности в конструировании предложения и суждения. – ВЯ, 1977. - №4. - С. 37-48.
39. Панфилов В.З. Гносеологические аспекты философских проблем языкознания. – М.: Наука, 1982. – 357 с.
40. Переверзев В.Н., Петрова С.Н. Интерпретация текста: когнитивный подход// Функционально-семантические и словообразовательные поля в лингвистике; под. ред.                       Ю.Н. Власовой, Ю.В Дашко. – Ростов н/Д: изд-во Ростов. гос. пед. ун-та, 1998. – С. 351-359.
41. Пете И. Типы синтаксической модальности в русском языке. – Stadia Slavica, Budapest, 1970. – v.16, № 3. – С. 219-237.
42. Петров Н.Е. О содержании и объеме языковой модальности. -Новосибирск, 1982. – 160 с.
43. Распопов И.П. Очерки теории синтаксиса. – Воронеж, 1973.
44. Романова О.В. Модальные слова в современном английском языке// Автореферат дис. на соискание уч. степ. канд. филолог. наук. – Пятигорск, 1997. – 19 с.
45. Русская грамматика/Под ред. Н.Ю.Шведовой. В 2-х т. – М., 1980. – 709 с.
46. Русская грамматика. Синтаксис. – М.: Наука, 1982. – т. 2. – 709 с.
47. Рыбакова С.В. Сослагательное наклонение в английском языке.- Воронеж, 1984. – 156 с.
48. Рябцева Н.К. “Вопрос”: Прототипическое значение концепта// Логический анализ языка: Культурные концепты. – М.: Наука, 1991. – С. 73-78.
49. Телия В.Н. Русская фразеология. Семантический, прагматический и лингвокультурный аспекты. – М.: Языки русской культуры, 1996. – 288 с.
50. Теоретическая грамматика английского языка. – Л., 1983. – 253 с.
51. Теория функциональной грамматики: Темпоральность. Модальность. – М.:Наука, 1990.
52. Функциональные, типологические и лингводидактические аспекты исследования модальности: Тез. докл. конф./Редкол.: Л.А.Бирюлин и др. Иркут. пед. ин-т иностр. яз.; Ленингр. отд-е Ин-та языкознания. – Иркутск, 1990.
53. Хлебникова И.Б. Сослагательное наклонение в английском языке// Учеб. пособие. – Калинин, 1971. – 174 с.
54. Чейф У.Л. Значение и структура языка// Пер. с англ. Г.С. Щура. – М.: Прогресс, 1975. – 432 с.
55. Ченки А. Современные когнитивные подходы к семантике: сходства и различия в теориях и целях// ВЯ. – 1996. - № 2. –         С. 68-78.
56. Ченки А. Семантика в когнитивной лингвистике// Фундаментальные направления современной американской лигвистики. – М., 1997. – С. 340-369.
57. Шулежкова С.Г. История лингвистических учений: Учебное пособие для студентов филологических факультетов. – М.: Флинта: Наука, 2004. – 400 с.
58. Щерба Л.В. Языковая система и речевая деятельность. – Л.: Наука, 1974. – 210 с.
59. Яковенко О.В. Когнитивно-семантические свойства  детерминативов в английском языке// Дис. на соискание уч. степ. канд. филолог. наук. – Пятигорск,  2005. – 201 с.
60. Academic P. Tri rovny modalnosti a galich vatah k aktualnimu cleneni. Otazky Slavenske Syntaxe. – Brno, 1973. - № 3  
61. Aikhenvald A.Y. Evidentiality in typological perspective// In A.Y.Aikhenvald & R.M.W. Dixon (Eds.), 2003. – P. 33-62.
62. Alexander L.Y. Longman English Grammar. – 14th impr. – L.: Longman, 1996. – 374 p.
63. Bybee J., Fleischmann S. Modality in grammar and discourse: an introductory essay. – Amsterdam: John Benjamins, 1995. - P. 1-14.
64. Curme G.O. English Grammar. – N.Y.: Barnes and Noble Books, 1953. – 308 p.
65. Collins Cobuild English Grammar. – L.:  Harper. – Collins Publishers, 1995. – 486 p.
66. Close R.A. Reference Grammar for Students of English. – M.: Prosveshcheniye, 1979. – 352 p.
67. De Haan F. Evidentiality and epistemic modality: Setting boundaries//Southwest journal of Linguistics, 1999. – P. 18, 83-101.
68. De Haan F. The relation between modality and evidentiality//In R.Müller & M.Reis (Eds.), Modalität und Modalverben im Deutschen. Linguistische Berichte, Sonderheft 9. – Hamburg: H.Buske, 2001. – P.201-216.
69. De Haan F. Encoding speaker perspective: Evidentials//In Z.Frajzyngier & D.Rood (Eds.), Linguistic diversity and language theories. – Amsterdam: Benjamins, 2005. – P. 379-397.
70. Drubig H.B. On the syntactic form of epistemic modality. University of Tuebingen ms, 2001. – 19 p.
71. Erdmann P. On derivir – ‘deontic modals’ – Linguistics, 1977. - №192.
72. Francis W.N. the Structure of American English. – N.Y.: The Ronalds Press Company, 1958. – 614 p.
73. Halliday M.A.K. Functional diversity of language as seen from a consideration of modality and mood in English. – Foundations of Language, 1970. - №6.
74. Kunda Z. Social cognition: Making sense of people. - Cambridge, MA: The MIT Press, 1999. – P. 265-294.
75. Kiefer F. Modality//In R.E.Asher (Ed.), The Encyclopedia of language and linguistics. – Oxford: Pergamon Press, 1994. – P. 2515-2520.
76. Langacker R.W. Foundations of Cognitive Grammar. Vol. I.: Theoretical prerequisites. – Stanford Univ. Press, 1987. – 516 p.
77. Langacker R.W. Foundations of Cognitive Grammar. Vol. II.: Descriptive applications. - Stanford Univ. Press, 1991. – 573 p.
78. Langacker R.W. The contextual basis of cognitive semantics//Language and Conceptualization. – Cambridge: Cambridge Univ. Press, 1997. – P. 229-252.
79. Leech G.N., Svartvik I.A. Communicative Grammar of English. – M.: Prosveshcheniye, 1983. – 304 p.
80. Lewin B.A. Hedging: A Question with Probably No Answer. Israel: Tel Aviv University, 2003. – 8 p.
81. Nesfield G.G. Aids to the Study and composition of English. – L.: Macmillan and Co. Limited, 1926. – 536 p.
82. Palmer F.R. Modality and English modals. – London - New-York, 1979. – 196 p.
83. Palmer F.R. Mood and modality. – Cambridge: Cambridge Univ. Press, 1986. – 258 p.
84. Papafragou A. The acquisition of modality: implications for theories of semantic representations//Mind and Language. – 1998. - № 13. –

                   P. 370-399.

85. Peirce C.S. Selected writings. Vol.7. – N.Y.: Dover, 1958. – 595 p.
86. Poutsma H. A Grammar of Late Modern English. Part I. The Sentence. – Groningen, 1929. – 812 p.
87. Quirk R., Greenbaum S., Leech G., Svartvik I. A University Grammar of English. – M: Vyssaya Škola, 1982. – 392 p.
88. Rathay W. Some aspects of modality as seen from a semantic point of view. Ins Stadia Anglica. – Posnaniensa, 1978. – v. 10.
89. Russell B. Theiry of knowledge (Collected papers, vol. 7). – London: George Allen & Unwin, 1984.
90. Salmon N. “Being of two minds: Belief with doubt”. 1995. – P. 1-20.
91. Sweet H.A. New English Grammar. Logical and Histirical. – Part II. Syntax. – Oxford: at the Clarendon Press, 1958. – 136 p.
92. Thagard P. Coherence in thought and action. – Cambridge, MA: The MIT Press, 2000.
93. Tipping L. Matriculation English Grammar of Modern English Usage. – L.: Macmillan and Co. Ltd, 1961. – 466 p.
94. Wierzbicka A. Lexicography & conceptual analysis. – Ann Arbor, 1985. – 368 p.
95. Wishnoff J.R. Hedging your best: Learners’ acquisition of pragmatic devices in academic writing and computer-mediated discourse. – London, 2002. – P. 171-175.
96. Wright G.H. An essay in modern logic. – Amsterdam, 1951.

Список словарей и справочников

1. Англо-русский словарь по лингвистике и семиотике/под ред. А.Н.Баранова и Д.О.Добровольского. – М.,1996. – С. 265.
2. Краткая философская энциклопедия. – М.: Прогресс, 1994. –

                   С. 273.

3. Лингвистический энциклопедический словарь, - М.: Советская энциклопедия, 1990. – С. 303-304.
4. Философский энциклопедический словарь. – М.: Советская энциклопедия, 1979. – С. 373.
5. Философская энциклопедия. – М.: Советская энциклопедия, 1964. – В 5-ти т. – т. 3. – С. 478.
6. The Cambridge Dictionary of Philosophy, general editor Robert Qudi, 2nd edition. Cambridge University Press, 1999. – P. 574.
7. A Dictionary of Philisophy, ed. by A. Flew. – New-York: St. Martin Press, 1979. – P. 235.
8. Longman Dictionary of English Language and Culture, ed. by D.Summers. 2nd ed. – Harlow: Addison Wesley Longmann, 1998. – 1568 p.
9. The Oxford Campanion to Philosophy, ed. by T. Honderich. - Oxford, New-York: Oxford University Press, 1995. – P. 581.
10. William L.Reese. Dictionary of Philosophy and Religion. Eastern and Western Thought. – New Jersy, London: Humanities Press, 1999. – P.486.
11. Webster’s Third New International Dictionary of the English Language Unabridged. – Chicago et al.: Encyclopedia Britannica, Inc., 1986. – vol.2. – P. 1451.

Список источников фактического материала

1. СУМ – Моэм, У. Сомерсет. Театр [Текст]/С.У.Моэм: Роман на англ. яз./Комментарии М.Д.Дьячкова. – М.: Изд-во “Менеджер”, 2002. – 304 с.
2. JA – Austen, J. Pride and Prejude [Text]/J/Austen. – London: Penguin Books, 1994. – 299 p.
3. ESG – Gardner, E.S. Perry Mason the Case of the Beautiful Beggar [Text]/E.S.Gardner. – N.Y.: Pocket Books, 1965. – 225 p.
4. JG – Grisham, J. The Testament [Text]/J.Grisham. – N.Y.: Belfry Holdings, Inc., 1999. – 533 p.
5. AH – Hailey, A. Airport [Text]/A.Hailey. – London: Cox & Wyman Ltd, 1968. – 477 p.
6. LPH – Hartley, L.P. W.S. [Text]/L.P.Hartley: Modern English Short Stories. – Moscow: Progress Publishers, 1978. – P. 181-193.
7. FK – King, F. Making It All Right [Text]/F.King: Modern English Short Stories. – Moscow: Progress Publishers, 1978. – P. 216-226.
8. JW – Wain, J. The Life Guard [Text]/J.Wain: Modern English Short Stories. – Moscow: Progress Publishers, 1978. – P. 353-381.