Подборка стихов о Санкт-Петербурге известных поэтов в переводе на английский язык
рабочие листы по английскому языку (10 класс)

1. Anna Akhmatova - Verses about Petersburg

Анна Ахматова - Стихи о Петербурге

I

St. Isaac’s Cathedral is clothed in
The robes of cast silver again.
The horse of Peter stands frozen,
Impatient, fierce and intent.

The harsh stifling wind will not cease,
Sweeping chimneys and hovering...
The new capital does not please
The sovereign.

II

The heart beats steadily, more certain.
Lengthy years can’t leave a mark!
For our shadows are eternal
On the Galernaya street arc.

Though my eyelids are half-closed now,
I can see you there again,
And in your hand, forever frozen,
Is my old unopened fan.

And because we had connected,
In that moment, blissful-hearted,
As the moon was resurrected
Up above the Summer Garden, —

I don’t need the anxious waiting
By some window full of spite,
And the agony of dating.
All my love is satisfied.

You and I, we’re free, meanwhile
Future bests the days gone by, —
By the Neva, dark and riled,
With the frigid frozen smile
Of the Emperor up high.

Translated by Andrey Kneller

I

Вновь Исакий в облаченье
Из литого серебра.
Стынет в грозном нетерпенье
Конь Великого Петра.

Ветер душный и суровый
С чёрных труб сметает гарь…
Ах! своей столицей новой
Недоволен государь.

II

Сердце бьётся ровно, мерно.
Что мне долгие года!
Ведь под аркой на Галерной
Наши тени навсегда.

Сквозь опущенные веки
Вижу, вижу, ты со мной,
И в руке твоей навеки
Нераскрытый веер мой.

Оттого, что стали рядом
Мы в блаженный миг чудес,
В миг, когда над Летним садом
Месяц розовый воскрес, —

Мне не надо ожиданий
У постылого окна
И томительных свиданий.
Вся любовь утолена.

Ты свободен, я свободна,
Завтра лучше, чем вчера, —
Над Невою темноводной,
Под улыбкою холодной
Императора Петра.

November 14, 1913

Санкт-Петербург - гранитный город,
Взнесенный Словом над Невой,
Где небосвод давно распорот
Адмиралтейскою иглой!

Как явь, вплелись в твои туманы
Виденья двухсотлетних снов,
О, самый призрачный и странный
Из всех российских городов!

Недаром Пушкин и Растрелли,
Сверкнувши молнией в веках,
Так титанически воспели
Тебя в граните и в стихах!

Saint Petersburg, in solid granite
Built on the Neva by a Word!
Your sky was centuries back severed
Through by the Admiralty's sword.

Your mists are intertwined with visions
Of bicentenary dreams come true,
O ghostly town of apparitions -
The strangest town in Russia, too!

No wonder Pushkin and Rastrelli,
Two lightnings cast upon the earth,
Did so titanically frame you
In solid granite and in verse!

Александр Блок

Александр Блок Ночь, улица, фонарь, аптека...

Ночь, улица, фонарь, аптека,
Бессмысленный и тусклый свет.
Живи ещё хоть четверть века —
Всё будет так. Исхода нет.

Умрёшь — начнёшь опять сначала
И повторится всё, как встарь:
Ночь, ледяная рябь канала,
Аптека, улица, фонарь.

                                                           October 10, 1912

Белой ночью месяц красный
Выплывает в синеве.
Бродит призрачно-прекрасный,
Отражается в Неве.

Мне провидится и снится
Исполненье тайных дум.
В вас ли доброе таится,
Красный месяц, тихий шум?..

A night, a street...

A night, a street, a lamp, a drugstore,
A meaningless and dismal light.
A quarter century outpours —
It’s all the same. No chance of flight.

You’d die and rise anew, begotten.
All would repeat as ever might:
The street, the icy rippled water,
The store, the lamp, the lonely night.

Translated by Dina Belyayeva

When a white night's ruddy crescent
Wanders deep into the blue,
Floating fair and evanescent,
In the Neva mirrored true,-

I foresee, I dream forbidden,
Secret cravings turn to joys.
'Tis in you the good is hidden,
Ruddy crescent, silent noise...

Анна Ахматова

Я к розам хочу, в тот единственный сад,
Где лучшая в мире стоит из оград,

Где статуи помнят меня молодой,
А я их под невскою помню водой.

В душистой тиши между царственных лип
Мне мачт корабельных мерещится скрип.

И лебедь, как прежде, плывет сквозь века,
Любуясь красой своего двойника.

И замертво спят сотни тысяч шагов
Врагов и друзей, друзей и врагов.

А шествию теней не видно конца
От вазы гранитной до двери дворца.

Там шепчутся белые ночи мои
О чьей-то высокой и тайной любви.

И все перламутром и яшмой горит,
Но света источник таинственно скрыт.

                                         

I long for the roses, the garden I miss,
The best of all fences enlacing the trees.

The statues remember me young; and I, too,
Remember them - under the Neva's grey-blue.

The silently fragrant magnificent limes
Bring back to me masts creaking forth through the times.

Traversing the ages in one single swim,
The swan is admiring its watery twin;

And sleeping a dead sleep are thousands of steps
Of friends and of foes, of foes and of friends;

And shadows are endlessly passing in scores
From that granite vase to the palace's doors.

My white nights still come here to whisper about
A love kept a secret, sublime and devout;

All gleaming with jasper and mother-of-pearl,
The source of the light in deep mystery furled.
 

Александр Кушнер

Вижу, вижу спозаранку
Устремленные в Неву
И Обводный и Фонтанку,
И похожую на склянку
Речку Кронверку во рву...
И каналов без уздечки
Вижу утреннюю прыть,
Их названья на дощечке,
И смертельной Черной речки
Ускользающую прыть.
Слышу, слышу вздох неловкий,
Плач по жизни прожитой,
Вижу Екатерингофки
Блики, отблески, подковки,
Жирный отсвет нефтяной.
Вижу серого оттенка
Мойку, женщину и зонт,
Крюков, лезущий на стенку,
Пряжку, Карповку, Смоленку,
Стикс, Коцит и Ахеронт.

                         

See, o see them in the morning -
To the Neva hurrying past,
The Fontanka, the Obvodny;
And the flask-like, moated, cornered
Kronverka's impatient thrust...
The canals' unbridled freedom
See awaken with the sun;
See their names, on nameplates scrivened;
And the Black, the deadly, River's
See the ever-spinning yarn.
Hear, o hear the murmur awkward;
Hear the weep o'er a life of toil;
See the Ekateringofka's
Flecks of sunlight, splotches, off-casts;
And a greasy sheen of oil.
Hear the names of waters clanking -
Moyka, Kryukov - greyly mixed -
Those distraught to walk the banks of -
Pryazhka, Karpovka, Smolenka,
Acheron, Cocytus, Styx.

                                            Alexander Kushner  

Ленинград Осип Мандельштам

Я вернулся в мой город, знакомый до слёз,
До прожилок, до детских припухлых желёз.

Ты вернулся сюда, так глотай же скорей
Рыбий жир ленинградских речных фонарей,

Узнавай же скорее декабрьский денёк,
Где к зловещему дёгтю подмешан желток.

Петербург! Я ещё не хочу умирать!
У тебя телефонов моих номера.

Петербург! У меня ещё есть адреса́,
По которым найду мертвецов голоса́.

Я на лестнице чёрной живу, и в висок
Ударяет мне вырванный с мясом звонок,

И всю ночь напролёт жду гостей дорогих,
Шевеля кандалами цепочек дверных.

Ленинград
декабрь 1930

Осип Мандельштам (1891-1938)

Leningrad

I returned to my city, familiar as tears,
As veins, as mumps from childhood years.

You’ve returned here, so swallow as quick as you can
The fish oil of Leningrad’s riverside lamps.

Recognize when you can December’s brief day,
Egg yolk folded into its ominous tar.

Petersburg! I still don’t want to die:
You have the numbers of my telephones.

Petersburg! I still have addresses,
By which I can find the voices of the dead.
I live on the back stairs and the doorbell buzz
Strikes me in the temple and tears at my flesh.

And all night long I wait for the dear guests*,
Rattling, like manacles, the chains on the doors.

December 1930
Leningrad

Osip Mandelstam
Translated by Bernard Meares

* — “Dear guests” was a euphemism for the political police.

On shore abandoned, kissed by wave,
He stood, of mighty thoughts the slave,
And scanned horizon’s bounds. And amply
The river coursed; and boat of knave
Was quite alone and questing damply.
Along the swampy, mossy shore
Were darkly looming here and there
The mean abodes of Finns benighted;
And forest, knowing light no more
Of sun by fog’s miasma blighted,
With whisper hugged.

.And so he thought:
From here we shall now counter Sweden,
And here a city shall be built
To eye proud neighbour lost to Eden.
By nature here it is our fate
To Europe open now a gate,
On coast now firmly take position.
To here on currents new to them
Will flags of nations touch our hem,
To us from here sea grant admission.

. .A century passed, the youthful town,
The northern countries’ wondrous jewel
From forest, not by swamp pulled down,
Arose in grandeur, land’s renewal;
Where once the fishing Finn did stand,
The stepson sad of natural order,
Alone along its wretched strand
Abandoned then along its border
His tattered drag net – now is made
Along its lively promenade
A throng of delicate constructions
Of palaces and towers. Ships
From ends of earth they crowd its strips
To harbours drawn by wealth’s seductions;
With granite now was Neva lined;
And bridges arched above her channels
And gardens, stretched like verdant panels,
Her islands coated like a shroud.
Before the novel upstart city
Begin to fade did Moscow proud,
Just as a new princess might pity
A jaded porphyry widow, cowed.

I love you, Peter’s great creation,
I love your aspects, soft and hard,
The flow of Neva’s great migration
That courses through her granite guard,
The iron tracery of your railings,
Pellucid twilight, moonless sheen,
Your placid evenings’ thoughtful trailings,
And time in my apartment mean
Spent studying in lamp-less glimmer,
And sleeping buildings’ gentle shimmer
Of empty streets, as if aflame
The Admiralty’s gold spire of fame,
And how the dawn, forbidding capture
Of gilded heavens night can’t claim,
Dismounts to stablish gilded rapture
And half an hour of dusk does frame.
I love the placid, frosty breezes
That give your winter savage bite,
And run of sleighs on Neva pleases,
And, ruddy-cheeked, the girls delight,
And scudding balls, and noise, and glitter
And, at the hour of idle fun,
The foaming glasses’ hiss and chitter
As punch it flames towards the sun.
I love the army’s exercising
In war games round the Fields of Mars,
The beauty, uniform, surprising
Of horse and soldier of the Tsars,
They move in tandem, quite as one,
And bearing shredded flags of victory
Heads copper-clad in valedictory
Acknowledgement of battles won.
I love you, capital of valour,
The smoke and din of mighty fort
When Empress ends her midnight labour,
Bestows a son on royal court,
Or when has routed been the foe
Our Russia shouts in celebration
Or when her cobalt ice has split
To seas the Neva carries it,
And joys in spring’s anticipation.

Oh Peter’s city, flaunt yourself,
As Mother Russia stand defiant,
Defeated nature will herself
Your servant be, to you compliant;
May Finnish waves in rout forget
Their enmity and hold of ages
And may they cease, those stormy rages,
And never Peter’s rest beset!

A dreadful time it was, and while
The memories of it linger freshly,
My friends for you I’ll tell the tale,
Begin to spin it for you specially.
But be prepared for sad travail.

На берегу пустынных волн
Стоял он, дум великих полн,
И вдаль глядел. Пред ним широко
Река неслася; бедный чёлн
По ней стремился одиноко.
По мшистым, топким берегам
Чернели избы здесь и там,
Приют убогого чухонца;
И лес, неведомый лучам
В тумане спрятанного солнца,
Кругом шумел.

.И думал он:
Отсель грозить мы будем шведу,
Здесь будет город заложен
На зло надменному соседу.
Природой здесь нам суждено
В Европу прорубить окно,1
Ногою твердой стать при море.
Сюда по новым им волнам
Все флаги в гости будут к нам,
И запируем на просторе.

. .Прошло сто лет, и юный град,
Полнощных стран краса и диво,
Из тьмы лесов, из топи блат
Вознесся пышно, горделиво;
Громады стройные теснятся
Дворцов и башен; корабли
Толпой со всех концов земли
К богатым пристаням стремятся;
В гранит оделася Нева;
Мосты повисли над водами;
Темно-зелеными садами
Ее покрылись острова,
И перед младшею столицей
Померкла старая Москва,
Как перед новою царицей
Порфироносная вдова.

Люблю тебя, Петра творенье,
Люблю твой строгий, стройный вид,
Невы державное теченье,
Береговой ее гранит,
Твоих оград узор чугунный,
Твоих задумчивых ночей
Прозрачный сумрак, блеск безлунный,
Когда я в комнате моей
Пишу, читаю без лампады,
И ясны спящие громады
Пустынных улиц, и светла
Адмиралтейская игла,
И, не пуская тьму ночную
На золотые небеса,
Одна заря сменить другую
Спешит, дав ночи полчаса.
Люблю зимы твоей жестокой
Недвижный воздух и мороз,
Бег санок вдоль Невы широкой,
Девичьи лица ярче роз,
И блеск, и шум, и говор балов,
А в час пирушки холостой
Шипенье пенистых бокалов
И пунша пламень голубой.
Люблю воинственную живость
Потешных Марсовых полей,
Пехотных ратей и коней
Однообразную красивость,
В их стройно зыблемом строю
Лоскутья сих знамен победных,
Сиянье шапок этих медных,
На сквозь простреленных в бою.
Люблю, военная столица,
Твоей твердыни дым и гром,
Когда полнощная царица
Дарует сына в царской дом,
Или победу над врагом
Россия снова торжествует,
Или, взломав свой синий лед,
Нева к морям его несет
И, чуя вешни дни, ликует.

Красуйся, град Петров, и стой
Неколебимо как Россия,
Да умирится же с тобой
И побежденная стихия;
Вражду и плен старинный свой
Пусть волны финские забудут
И тщетной злобою не будут
Тревожить вечный сон Петра!

Была ужасная пора,
Об ней свежо воспоминанье…
Об ней, друзья мои, для вас
Начну свое повествованье.
Печален будет мой рассказ.

Translation by Rupert Moreton