Брестская крепость-крепость герой! Литературно-музыкальная композиция
материал по истории по теме

Литературно- музыкальная композиция на тему: «Брестская крепость»

ВСЕГДА ГОВОРЮ Я ТОВАРИЩУ-ДРУГУ: ТЫ БУДЕШЬ БЕССМЕРТЕН, НЕ ВЗЯТЬ ТЕБЯ СМЕРТИ,
КОГДА ТЫ ДУШОЮ, КАК КРЕПОСТЬ НАД БУГОМ,
КОГДА ЭТА КРЕПОСТЬ ЖИВЕТ В ТВОЕМ СЕРДЦЕ!

Петрусь Бровка 

   Когда говорят о мужестве, вспоминают Брест, когда говорят об испытаниях, вспоминают Брест, когда говорят о жизнях, отданных за нашу землю, вспоминают Брест. Поэтому мы и хотим рассказать об этой героической и удивительной странице нашей истории.

   Каждое историческое место по-своему уникально. Но Брестская крепость – особый свидетель. Ее почти двухвековая биография – это постоянное приготовление к битвам. Крепость запечатлела в себе самые драматические периоды истории. Она всегда стояла между миром и войной – на самой грани. Люди не раз переступали эту грань. И сегодня на континенте найдется не так много мест, где на небольшом пространстве были бы так тесно переплетены трагедии и подвиги.

   Самое знаменитое сражение Брестская крепость приняла почти через сто лет, со дня закладки ее первого камня – 22 июня 1941 года.

    Вероломное вторжение фашистских войск на территорию Советского Союза знаменовало новую стадию Второй мировой войны. Началась беспримерная по размаху и жестокости битва с фашизмом, которую в СССР справедливо назвали Великой Отечественной войной.

   Гарнизон крепости первым вступил в неравную схватку с врагом. Советские воины продемонстрировали поразительное мужество, отвагу и стойкость. Подвиг защитников сделал Брестскую крепость легендой.

   Эта легенда жива и сегодня.

На Брест, на июньские травы
Льет солнце тепло с высоты...
Как памятник воинской славы,
Встают крепостные форты.

И память уводит сквозь годы
В далекий тревожный рассвет...
И небо, и бугские воды
В кровавый окрашены цвет.

   Брестская крепость сорок первого – это зеленые валы, пышные кроны склонившихся над речками деревьев, полевые цветы на окрестных лугах. Пейзаж щедрой весны, и такого же начала лета. Жизнь прекрасна, надежды людей – даже если многие из здешних обитателей носят военную форму – светлы и простираются далеко-далеко, в такое же светлое будущее.

   …Часы идут. Душная ночь. Вдоль реки, в бесформенных черных массивах кустов сжалась смертельная пружина. Германские офицеры следят за стрелками часов 45-я пехотная дивизия вермахта готова к броску на Брест. Впереди – тускло отражающая звездное небо лента Буга, за ней старая русская крепость. В крепости крепким сном спят люди. Завтра – воскресенье.

   Стрелки часов сошлись. 3 час 15 минут, 22 июня 1941 года. Час «X». Предрассветное небо раскололось на куски. Залпы орудий и минометов слились в неистовый рык. Фашистская германия вероломно, без объявления войны напала на Советский Союз.

   До конца не пробудившимся, ошеломленным людям казалось, что разразилась сильная гроза. Но звон вылетавших от ударной волны стекол, огонь, дым, и страшные крики раненых убеждали – это не гроза. Это – ад.

      Спотыкаются и падают ничком солдаты в серо-зеленых мундирах. Первые потери новой, едва начавшейся войны. Кто-то ранен и стонет в высокой траве, кому-то уже ничто не поможет. Тут и там завязывается ожесточенная перестрелка. В ней уже слышны пулеметы. В цепях фашистов вмиг исчезает самоуверенность – русские не только не уничтожены, они удивительно быстро пришли в себя!

  Брестская крепость должна была пасть в первые часы войны. Такой был план, и у тех, кто его готовил, не было сомнений, что так и будет. Но крепость приняла бой. И стояла день за днем.

Из «Боевого донесения о занятии Брест-Литовска»: «Сюда нельзя было подступиться, имея только пехотные средства, так как превосходно организованный ружейный и пулеметный огонь из глубоких окопов и подковообразного двора скашивал каждого приближающего. Оставалось одно: голодом и жаждой вынудить русским сдаться в плен, с этой целью следовало прибегнуть ко всем средствам ускоряющим их изнурение…»

   Линия фронта с каждым часом, с каждым днем откатывалась все дальше  на восток. И Брестская крепость как островок, непокоренный врагом, стояла и сражалась насмерть. Она оказалась наглухо отрезана, как стеной отгорожена от внешнего мира, и единственными известиями, доходившими до гарнизона извне, были лживые, хвастливые сообщения гитлеровцев, которые твердили, что Москва пала, армия капитулировала.

   Им не сбрасывали с самолетов боеприпасов и продовольствия. О них не писали в газетах и не говорили по радио. Родина даже не знала, что они ведут героическую борьбу.

   Нелегко, глядя в лицо смерти, погибнуть героем. Но еще труднее погибать героем безвестным, когда ты уверен, что твой подвиг не останется в памяти людей, что твоего имени никто никогда не узнает, и героический поступок твой не озарит даже твоих родных и близких.

   Именно так, безвестными героями, «не ради славы, ради жизни на земле» погибали защитники Брестской крепости. Именно так, не сохранив для нас своих подвигов, ни даже своих имен, безымянными рядовыми бойцами Родины почти все они полегли на крепостных камнях.

   Большую роль в воссоздании событий, происходивших в Брестской крепости, в возвращении имен и подвигов, сыграл Сергей Сергеевич Смирнов. Во многом, благодаря ему, мы можем узнать имена людей отдавших жизнь за наше будущее.

   Сегодня мы расскажем вам лишь о некоторых участниках обороны брестской крепости.

   Невысокий, черноволосый человек с умными и немного грустными глазами – таким остался полковой комиссар Фомин в памяти тех, кто его знал. В Брестской крепости он жил один, и его не оставляла тоска по жене и сыну, пока еще находившимся в латвийском городке на месте прежней службы.

   За три дня до войны вечером, 19 июня, Фомин позвонил по телефону жене из Бреста и пообещал приехать, но 21 июня не смог достать билета, а не рассвете началась война. И с первыми ее взрывами армейский политработник стал боевым комиссаром Фоминым.

    Ему было всего 32 года, и он еще многого ждал от жизни. У него была дорогая его сердцу семья, сын, которого он очень любил, и тревога за родных и близких всегда неотступно жила в его памяти рядом со всеми заботами, горестями и опасностями, что тяжко легли на его плечи с первого дня обороны крепости.

   Он был комиссаром в самом высоком значении этого слова, показывая во всем пример смелости, самоотверженности и скромности.

   Он появлялся в самых опасных местах и порой сам вел людей  атаки.

   Он почти не спал, изнывал от голода и жажды, как и его бойцы, но воду и пищу, когда удавалось достать, получал последним, строго следя, чтобы ему не вздумали оказать какое-нибудь предпочтение перед другими.

   Уже в конце обороны Фомин был ранен в руку при разрыве немецкой гранаты, брошенной в окно. Он спустился в подвал на перевязку. Но когда санитар, около которого столпились несколько раненых бойцов, увидев комиссара, кинулся к нему, Фомин остановил его.

- Сначала их! – коротко приказал он. И, присев на ящик в углу, ждал, пока до него дойдет очередь.

   30 июня гитлеровцы подорвали взрывчаткой часть казармы. Бойцы и командиры, находившиеся здесь, были уничтожены этим взрывом, засыпаны и задавлены обломками стен, а тех, кто еще остался жив, автоматчики вытащили из развалин и взяли в плен. Среди них оказался и комиссар Фомин.

   Все документы советских командиров были давно уничтожены по приказу Фомина. Сам комиссар был одет в простую солдатскую форму без знаков различия. Исхудавший, обросший бородой, в изодранной одежде, он ничем не отличался от других пленных, и бойцы надеялись, что им удастся скрыть от врагов, кем был этот человек, и спасти жизнь своему комиссару.

   Но среди пленных оказался предатель, который, решил выслужиться перед гитлеровцами. Льстиво улыбаясь, он выступил из шеренги пленных и обратился к офицеру.

- Господин офицер, вот этот человек не солдат, - вкрадчиво сказал он, указывая на Фомина.- Это комиссар, большой комиссар. Он велел нам драться до конца и не сдаваться в плен.

   Офицер отдал короткое приказание, и автоматчики вытолкнули Фомина из шеренги и повели его через Холмские ворота на берег Мухавца.  Другая группа пленных видела, как автоматчики поставили Фомина у крепостной стены, как комиссар вскинул руку, крикнул: «Не падайте духом. Победа будет за нами!», но голос его тотчас был заглушен выстрелами.

Бой у Холмских ворот,
В сердце Родина с ним.
Бьет проклятых врагов
Комиссар наш Фомин.

Может через мгновенье
Будет пулей сражен…,
А пока, что в атаку
Поднял воинов он.

В день по восемь атак,
Опаленный войной…
На мосту вражеский танк.
- Вскинул руку: За мной!-

Он был преданный, смелый.
Любил сына, и мать…
Говорил: Коль придется,
То лишь стоя умирать.

Крепость! Мать родная моя.
Сколько в ней полегло навсегда.
А у Холмских ворот горела стена,
В землю капала кровь Фомина.

   Ефим Моисеевич Фомин посмертно был награжден орденом Ленина. А в Брестской крепости, неподалеку от Холмских ворот, к изрытой пулями стене казармы прибита мраморная мемориальная доска, на которой написано, что здесь полковой комиссар Фомин, смело встретил смерть от рук гитлеровских палачей.

   Другим организатором и руководителем обороны крепости был капитан Иван Николаевич Зубачев. В тяжелые дни обороны он был особенно дружен с Фоминым. Такие разные по характеру, они как бы дополняли друг друга, - решительный, горячий боевой командир и вдумчивый, неторопливый, осторожный комиссар, смелый прорыв и трезвый расчет, воля и ум обороны.

Их почти всегда видели вместе. Даже ранены они были одновременно: Фомин - в руку, Зубачев - в голову, когда немецкая граната, влетев в окно разорвалась в помещении штаба. А спустя два дня оба – и командир, и комиссар – вместе попали в плен. Но если Фомин был расстрелян, то Зубачев остался неузнанным, и его с бойцами отправили в лагерь.

Известно, что в 1944 году в плену Зубачев заболел туберкулезом, умер и был похоронен, там в лагере,  своими товарищами-пленными. Только год не дожил он до той Победы, в которую так верил с первых часов войны и до последних дней своей жизни.

   Наряду с мужчинами, в крепости дрались и женщины, и даже дети. Это были родные и близкие воинов гарнизона. Вместе с мужчинами они стойко переносили все ужасы своего положения. В подвалах крепости царила атмосфера мучительной неизвестности, глухой безысходной тревоги, напряженного тоскливого ожидания. Стоны раненых, плач детей тонули в тяжком грохоте, колебавшем массивные своды. Порой близкие взрывы авиабомб так встряхивали эти подземные коробки, что трескались бетонные полы подвалов, и от мощного воздушного удара у людей шла кровь из ушей.

Но это были сильные люди, и они стойко переносили смертельные испытания. Но потом, пришло новое, еще более страшное испытание. Когда положение стало еще более безнадежным, было принято решение отправить женщин с детьми в плен к немцам. Там, в плену была хоть какая-то надежда спасти хотя бы детей.

   Трудно передать все, что пришлось пережить этим женщинам там, в плену. Некоторые из них были расстреляны вместе с детьми, над другими издевались, заставляя становиться на колени перед пулеметами, и фотографировали эти сцены. С них срывали одежду, избивали и, подгоняя ударами прикладов, гнали в городскую тюрьму Бреста, а потом в концлагеря. Лишь немногим удалось дожить до победы.

   В числе защитников Брестской крепости были советские люди более тридцати наций и народностей.

   Высокого ясноглазого блондина, немца по происхождению, старшину Вячеслава Мейера знал весь 84-й полк. Он был добрым товарищем, никогда не унывающим весельчаком, одаренным художником, чьи остроумные карикатуры в боевых листках или стенгазете неизменно собирали толпу хохочущих бойцов.

   В боях он показал себя храбрецом, а вот когда наступали моменты затишья, он по-прежнему шутил, смеялся и был неистощим на разные выдумки, стараясь развеселить своих товарищей.

   На второй, или третий день войны немецкий самолет разбросал над Центральным островом кучу листовок, призывающих гарнизон сдаваться в плен. Мейер с несколькими друзьями, ползая в развалинах собрал кучу этих бумажек. На каждой из них он нарисовал свиную морду и внизу по-немецки написал крупными буквами: «Не бывать фашистской свинье в нашем огороде!»

   Потом они попросили разрешения у Фомина сходить за «языком». Комиссар отпустил их, и через два часа ребята вернулись, ведя с собой испуганного и озирающегося немецкого ефрейтора.

   Его допросили, а затем под хохот собравшихся вокруг бойцов Мейер с помощью клея, добытого в штабной канцелярии принялся обклеивать фашиста с ног до головы листовками со свиным рылом. В таком виде, похожий на густо оклеенную афишную тумбу, гитлеровец с поднятыми руками был отправлен назад, к своим. Крепость его провожала громким хохотом, и он уходил, недоуменно и опасливо озираясь, явно не понимая, почему его оставили в живых, и еще не веря своему счастью. Потом он скрылся за валом в расположении противника, и спустя несколько минут оттуда беспорядочно застрочили по нашей обороне пулеметы, и немецкие мины стали рваться в развалинах казарм. Было ясно, что послание Вячеслава Мейера дошло по назначению и гитлеровцы «обиделись».

   Он погиб, этот веселый старшина, в самом конце июня, когда группа Фомина доживала последние дни. И погиб он славной, благородной смертью, без колебаний отдав свою жизнь во имя спасения товарищей.

   Это произошло среди бела дня. Не выдержав стонов раненного товарища, который в бреду просил пить, Мейер схватил котелок, валявшийся на полу, и бросился к окну. Прежде, чем его успели остановить, старшина выпрыгнул наружу, стремглав сбежав по откосу  к воде, зачерпнул котелком и, бережно,  неся его в обеих руках, уже медленнее, чтобы не расплескать драгоценную воду взобрался снова наверх.

Видимо немецкие пулеметчики на этот раз зазевались, или их ошеломила дерзость внезапной вылазки, но Мейер успел добежать до окна и протянуть котелок товарищам.

   Опершись руками на подоконник, он хотел впрыгнуть внутрь, и в этот самый момент с берега раздалась очередь. Руки Мейера словно подломились, и он упал на грудь. Его втащили в помещение, и товарищи склонились над ним. Пуля попала ему в затылок, но еще был в сознании.

- Воду… раненым…- успел сказать он, и голубые, веселые глаза молодого старшины стали мутно-стеклянными. Мейер был мертв.

   Нам известна его фамилия, имя, мы можем отдать дань уважения памяти героя. Но этого нельзя сделать в отношении многих других защитников крепости – мы просто не знаем их имен.

   Кто был тот молоденький боец, почти мальчик, о котором вспоминают люди 44-го полка? Весь день он дрался с какой-то веселой удалью, будто чувство страха совсем было незнакомо ему. Он первым кидался в бой, поднимая за собой других навстречу атакующим автоматчикам, обгоняв всех, врывался в толпу бегущих назад фашистов, разя их штыком, и последним возвращался в укрытие, еще полный боевого возбуждения и желания скорее сойтись с врагом грудью.

   И вдруг, уже в конце дня, он был ранен. Мина разорвалась позади него, и осколок ее попал ему в бедро. Рана оказалась легкой, и бойцы тут же перевязали ее, и он, тут же, прихрамывая, по-прежнему ходил в атаки. Но настроение его  было непоправимо испорчено – он не мог примириться с такой раной.

- Что же я скажу теперь нашим, когда они придут? – чуть ли не со слезами говорил он своим товарищам.- Ведь они подумают, что я удирал от немцев, ведь рана то у меня сзади. Ребята, вы же видели – я вперед шел, когда ранило…

Его успокаивали, но он был неутешен и вовсе не думал ни о смерти, подстерегающей его здесь на каждом шагу, ни о тяжелых лишениях осады, а только о своем ранении, которое считал таким позорным, и о том, как стыдно ему будет, когда придут свои.

   Невдомек было этому юному солдатику-герою, что через три дня, другая, смертельная рана в грудь навсегда уложит его и, когда спустя три года сюда придут свои, только кости его будут белеть где-то в крепостных развалинах.

  Мы не может сейчас рассказать обо всех героических защитниках Брестской крепости. Сотни и тысячи имен достойных славы героев обороны, как погибших, так и живых невозможно перечислить, а большинство их них до сих пор остаются безымянными.

   Солдаты и офицеры противника с удивлением видели это совершенно непонятное, необъяснимое для них упорство последних защитников цитадели. На что они надеются, что поддерживает их силы?   Такие вопросы жители Бреста нередко слышали от офицеров и солдат, участвовавших в боях за крепость.

- Их так трудно взять в плен, - говорил однажды немецкий офицер группе наших женщин. – Когда нет патронов, они бьют прикладами, а если у них вырвут винтовку, кидаются на тебя с ножом или даже с кулаками.

   Все это казалось невероятным. Убитые советские бойцы и те, немногие, которые живыми попадали в плен, были до невероятности истощены. Пленные шатались от голода и выглядели какими-то ходячими скелетами. При виде этих живых мертвецов трудно было поверить, что они в состоянии держать оружие, стрелять и драться в рукопашную. Но такие же как эти пленные, измученные, истощенные люди продолжали борьбу в крепости – стреляли, бросали гранаты, кололи штыками и глушили прикладами дюжих автоматчиков. Что давало им силы – было непостижимо для врага.

   Да, силы были на исходе! Защитники крепости с трудом держали оружие, с трудом передвигались. И только неистовая, сжигающая сердце ненависть к врагу поддерживала их в этой борьбе, перешедшей уже за грань физических сил человека. Длинная череда страшных дней, проведенных среди огня и смерти в кипящем котле Брестской крепости была, для каждого из них школой ненависти. На их глазах под бомбами и снарядами гибли беззащитные женщины, маленькие дети, умирали, сражаясь, их боевые товарищи. Этого нельзя было забыть, как нельзя было забыть ночь на 22 июня, когда неожиданное нападение фашистских полчищ разом смяло и растоптало жизнь каждого из них. Сколько неудержимой, яростной ненависти к убийцам в зеленых мундирах скопилось за эти дни в душах бойцов, что желание мстить стало сильнее голода, жажды физического истощения.

   Рядом с этой борьбой и ее возможным трагическим исходом собственная жизнь казалась уже не важной. Эти чувства станут ясными, стоит только задуматься над несколькими словами, выцарапанными неизвестным защитником на стене каземата: «Я умираю, но не сдаюсь! Прощай, Родина! 20/VII-41».

   Посмотрите – здесь нет подписи. Он не думал, этот умирающий солдат, о том, чтобы оставить истории свое имя, донести сквозь годы свой подвиг до потомства, быть может, до близких, дорогих ему людей. Он, видимо, вообще не думал ни о подвиге, ни о героизме. Почти месяц, тут в адовом огне Брестской крепости, он был простым «чернорабочим» войны, рядовым бойцом первого рубежа Отчизны, и в час смерти ему захотелось сказать ей, своей Родине, что он сделал для нее самое большое, доступное человеку и гражданину, - отдал жизнь в борьбе с ее врагами, не сдавшись им.

   Кто же были последние защитники Брестской крепости и как они погибли? Мы не знаем этого и, быть может, не узнаем никогда. Говорят, что борьба продолжалась еще долго и группа советских бойцов скрывались в глубоких подземных убежищах, подстерегая врагов. Фашисты опасались ходить в одиночку по уже занятой ими крепости. Как рассказывали потом гитлеровские офицеры жителям Бреста, германское командование отдало приказ затопить эти подземелья водами Буга. Так, непокоренными, погибли последние герои Брестской крепости. Мы даже не знаем дня, когда это произошло, когда прозвучал последний выстрел, и закончилась эта удивительная оборона.

 Еще долго после войны среди жителей Бреста и окрестных деревень ходили удивительные рассказы о том, что зимой 1941-42 года, когда немцы сгоняли людей в крепость разбирать развалины, они порой видели перебегающие из каземата в каземат, из подземелья к подземелью фигуры в изодранной красноармейской одежде. И чья-то рука не раз писала на полуразрушенных крепостных стенах грозные слова: «Смерть немецким оккупантам!»

Еще более удивительную историю передает участник обороны крепости, Александр Дурасов.

   Однажды, это было, как вспоминает Дурасов, в апреле 1942 года один музыкант скрипач, работавший вместе с ним в рабочей команде, обслуживавшей немецкий госпиталь опоздал на работу на два часа. А когда пришел, то рассказал, что его заставили сесть в немецкую машину и привезли в крепость. Они приехали на центральный остров. Там, среди развалин, в земле была пробита широкая дыра, уходившая куда-то глубоко вниз. Вокруг нее с автоматами наготове стояла группа немецких солдат!

- Спускайся туда! – приказал скрипачу офицер. – Там, в подземелье, до сих пор скрывается один русский. Он не хочет сдаваться и отстреливается. Ты должен уговорить его выйти наверх и сложить оружие – мы обещаем тебе сохранить ему жизнь. Если ты не уговоришь его – можешь не возвращаться: я застрелю тебя.

   Музыкант с трудом спустился вниз и попал в неширокий темный подземный ход. Он двинулся по нему, вытянув вперед руки, и, боясь, чтобы неизвестный не застрелил его, все время повторял кто он, и зачем идет.

   Внезапно гулко ударил выстрел, и перепуганный скрипач упал ничком на сырой пол подземелья. К счастью пуля не задела его. И тут же он услышал доносившийся откуда-то издали слабый голос.

- Не бойся, иди сюда, - говорил неизвестный. – Я выстрелил просто в воздух. Это был мой последний патрон. Я и сам решил выйти – у меня уже давно закончился запас пищи. Иди и помоги мне.

   Скрипач поднялся на ноги и двинулся вперед. Вскоре он надткулся на человека, сидевшего у стены. Обхватив руками музыканта, неизвестный с трудом встал, навалился ему на плечо, и оба медленно пошли к выходу.

   Когда они кое-как выбрались наверх, последние силы оставили незнакомца, и он, закрыв глаза, изнеможенно опустился на камни развалин.

  Гитлеровцы, стоя полукругом, молча, с любопытством смотрели на него. Перед ними сидел невероятно исхудавший, заросший густой щетиной человек, возраст которого сейчас было невозможно определить. Нельзя было даже догадаться о том, боец это или командир, - вся одежда висела на нем лохмотьями.

   Видимо, не желая показать врагам свою слабость, неизвестный сделал усилие, чтобы встать, но тут же упал на камни. Офицер бросил приказание, и солдаты поставили перед ним открытую банку с консервами и печеньем, но он не притронулся ни к чему. Тогда офицер спросил его, есть ли еще русские там, в подземелье.

- Нет, ответил неизвестный. – Я был там один, и я вышел только для того, чтобы своими глазами посмотреть на ваше бессилие здесь, у нас, в России. Я выпустил последний патрон в воздух, но расстрелять меня вы не посмеете.

   По приказанию офицера музыкант перевел ему эти слова пленного. И тогда, офицер, обращаясь к своим солдатам, сказал:

- Этот человек – настоящий герой. Учитесь у него, как нужно защищать свою землю. Его воля победила смерть, голод, и все лишения, и это великий подвиг солдата.

   После этого офицер приказал одному из солдат вывести музыканта  за пределы крепости, и дальнейшая судьба пленного так и осталась неизвестной.

   Кто был этот последний герой, проведший девять месяцев в подземельях Брестской крепости, как жил и как боролся он это время, и что случилось с ним впоследствии? Быть может, когда-нибудь удастся узнать что-нибудь из немецких документов. Быть может все это навсегда останется тайной.

    Но тайна эта полна той же величавой трагической героики, что и вся, похожая на легенду оборона Брестской крепости. Ее защитников не смогли расстрелять, выжечь и разбомбить. Они держались: в конце без пищи, воды и почти без боеприпасов. Они умирали как герои – без всякой надежды, что когда-нибудь, кто-нибудь о них узнает.

Это был трудный бой.

   Враг дивился. Враг еще не понял, что в клубах дыма над старой крепостью за первым днем той ужасной войны проглянул ее последний день. Что на стенах  поверженного рейхстага когда-то появится короткая, как выстрел, надпись «Брест-Берлин».

Здесь пролег рубеж бессмертия. Здесь, на пяди земли у Буга начала коваться победа.

Есть братские могилы павших, над которыми на постаменте вознесена бронзовая фигура воина в руках с винтовкой или гранатой. Десятки имен в несколько длинных рядов бывают высечены на постаменте такого памятника. Но только одна фигура  - воплощение мужества и доблести – возвышается над землей, и невольно кажется, что лежащие там, в темной глубине, погибшие герои выслали его, одного из них – сюда, наверх, под солнце, как своего полномочного представителя.

   «Это общее начало войны, символ этого начала – трагического и героического. И когда мы говорим «Брест», ведь это мы думаем не только о защитниках Бреста, мы думаем вообще о том, как мы выстояли, как остановили врага, как мы разрушили его планы, как немцы не дошли за 6 недель до Москвы, как рухнул «блицкриг», как они проиграли войну»

                                                      Константин Симонов.

Застыли в неподвижности форты,
Их своды будто громы раскололи.
И амбразур запекшиеся рты
Перекосило от смертельной боли.

Здесь щедро сеял смерть слепой свинец
И бомбовозы выбирали Цели,
Глотал снаряды мутный Мухавец,
И, словно искры, кирпичи летели.

Казалось, что расколется земля,
Но это пекло выдержали люди.
Опять шумят здесь мирно тополя,
Вновь буйствуют цветы в пчелином гуде.

И отстоялась в Мухавце вода,
Грачи горланят хором —
                               на погоду.
К реке клонится верба, как тогда,
Когда боец пилоткой черпал воду.

Для тех,
             кому в лугах не рвать цветы,
Кому домой заказана дорога,
Одеты белой кипенью сады —
Весна сюда приходит раньше срока.

В бору
          кукушка с эхом говорит,
И птицы ранним утром славят лето,
И семицветно радуга горит
Над крепостью,
                           как орденская лента

Память человека слабеет с годами. Память народная наоборот – крепнет. Чем дальше мы отходим во времени от Великой Отечественной войны, тем выше и значительнее становится в нашем представлении подвиг борцов против гитлеровского фашизма.

      В 1965 году произошло событие, которое коренным образом изменило статус древней крепости. Накануне Дня Победы, 8 мая, был опубликован Указ Президиума Верховного Совета СССР о присвоении Брестской крепости почетного звания «Крепость-герой» с вручением ордена Ленина и медали «Золотя звезда».

   Это была еще одна большая победа тех, кто, будучи, верным воинскому долгу, когда-то проливал здесь свою кровь и тех, кто потом сделал все, чтобы подвиги известных и неизвестных героев не оказались преданы забвению.

   Пламя Вечного огня озаряет руины древней крепости. Люди с непреходящим уважением и благодарностью склоняют перед ним  головы.

Восстал ты из руин и пепла,
Поднялся, гордый и живой.
И небо,
            что в дыму ослепло,
Опять прозрело
                          над тобой.

Ты испытал,
                    встав по тревоге,
Всю силу вражеских атак.
Ты вырос первым на пороге,
Когда в наш дом
                            вломился враг.

Еще предутренние росы
Июнь не высеял в траву,
А ты,
            как юноша Матросов,
Собою заслонил Москву.

Врага ты смело грудью встретил.
Споткнулся на пороге враг...
Над крепостью бессмертной
                                          ветер
Победный развевает стяг.

Ты не щадил в сраженье жизни,
За край родимый встал горой —
Солдат и сын своей
Отчизны, Ее заступник и герой.

   Брестская крепость – обитель легенд волнующих загадок.

Существуют ли подземные ходы под реками, по одному из которых, как гласит предание, можно было проехать даже на подводе.

Когда был пленен или убит последний защитник из гарнизона сорок первого? Таких вопросов великое множество. Крепость до сих пор хранит свои тайны. Удастся ли вырвать их разгадки из бездонных глубин времени. Молчит седая твердыня, уносит вдаль темные воды Буг…