Научная работа

на тему: Повседневная жизнь детей школьного возраста блокадного Ленинграда (1941-1944 гг.).

Выполнила:

Учитель истории и обществознания

Иванова Лидия Витальевна

Санкт-Петербург, 2021

Аннотация

В представленной выпускной квалификационной работе рассматривается повседневная жизнь детей школьного возраста блокадного Ленинграда в 1941-1944 гг.

В выпускной квалификационной работе на основе изучения опубликованных и неопубликованных источников Ленинграда выделены основные аспекты повседневной жизни детей, рассматриваемого периода. Также, выявлено, какие проблемы повседневной жизни детей освещались в различных исторических источниках, дана оценка взгляда источников на эти проблемы.

На основании изучения широкого круга источников, включающего, прежде всего архивные материалы, дневники, периодическую печать, автор делает следующие выводы:

1. Анализ периодической печати 1941-1944 гг. по указанной теме показал, что тон статей – однозначно позитивный, негатив и критику найти трудно. Многие ужасающие факты быта блокадных школьников замалчивались, а продолжение школьных занятий ребятами преподносилось как должный подвиг - в тяжелейших условиях исполнять свой долг перед будущим. Безусловно, это напрямую связано с идеологической пропиткой советской прессы.

2. Несмотря на постоянный голод, холод и возрастающую слабость, школьники не прерывали учебу, а причины посещать школу были разные: кто-то – из желания «найти, чем себя занять», кто-то из любви к знаниям, а кто-то – чтобы иметь возможность эвакуироваться.

3. Несмотря на красочную и позитивную картину, которую отражала советская военная периодика, ребятам было очень непросто совмещать примерную учебу в экстремально тяжелых условиях и общественные работы, когда вокруг царил голод, нищета и болезни.

Ключевые слова: блокада Ленинграда, дети, повседневность, выживание.

Содержание

Введение        3

Глава 1. Ленинградские газеты о повседневной жизни школьников блокадного Ленинграда в 1941-1944 гг.        18

Глава 2. Школьные будни детей, продолживших учебу в блокадном Ленинграде в 1941-1944 гг.        36

Глава 3. Моральное состояние школьников блокадного Ленинграда        53

Заключение        67

Список источников и литературы        72

Приложения        78

Введение

Блокада Ленинграда – самая страшная и продолжительная осада города мирового масштаба, продлившаяся 872 дня – с 8 сентября 1941 по 27 января 1944 г. (блокадное кольцо было прорвано 18 января 1943 г.). Город был отрезан от Большой земли, он лишился водоснабжения и электроэнергии, власти эвакуировали предприятия. Страшные дни истории города, четыре года, находившегося в изоляции, но при этом выжившего, несмотря на голод и холод.

На момент начала блокады в городе оставалось не менее 531 575 человек от 9 до 16,5 лет^[1]. С началом блокады темпы эвакуации резко снизились: враг был совсем рядом —эшелоны с детьми попадали под бомбежку. Нередки были случаи, когда суда, переправлявшие детей из Ленинграда по Ладоге, тонули во время штормов. Потери эвакуируемых оказались действительно огромны: по подсчетам, погибла седьмая часть всех вывозимых детей^[2]. Часть детей из города удалось эвакуировать, вывозить начали еще с самого начала войны. Всего было вывезено из города за 1941-1943 гг. не более 377 787 человек от 0 до 16,5 лет, включая пропавших без вести, и детей из Ленобласти по сводкам 1942-1943 гг. Из них 174 833 человека в 1941 г. (в основном с детскими учреждениями), с 1 января по 15 апреля 1942 г.: 45 535 (из которых с детдомами 12 639, с ремесленными училищами, включая спецшколы Наркомпроса РСФСР, - 32 896), с 27 мая 1942 г. по 17 декабря 1943 г.: 173 405 человек (из которых: с матерями 110 524 человек, с детдомами 47 784 человек, с ремесленными училищами 8 440)^[3].  

Многие родители отказывались эвакуировать своих детей по разным причинам. Новости о расстрелянных с неба эшелонах не добавляли популярности мере эвакуации. Никто не мог ожидать, что блокада будет длиться почти 900 дней, и ее потери будут столь велики. Потому такое серьезное количество детей школьного возраста осталось в Ленинграде. Родители многих из них ушли на фронт, остальные работали в городе: многочасовыми сменами на заводах, на строительстве оборонных укреплений или торфозаготовочных работах.

Единственный путь сообщения с городом, оставшийся в доступности, по которому могли подвозить провизию – дорога через Ладожское озеро, как его стали называть, «Дорога жизни». Но ее пропускные способности не соответствовали потребностям крупного города, находящегося в блокаде. В первые дни блокады фашисты целенаправленно бомбили продуктовые склады, и 8 и 10 сентября Бадаевские склады сгорели, город лишился продовольственных запасов. По официальным данным, там хранилось 3 тыс. тонн муки и 2,5 тыс. тонн сахара. Ленинград настиг жуткий голод, приведший к сотням тысяч смертей.

Стоит отметить, что на жизнь населения Ленинграда во время блокады оказывал влияние не только голод. Зима первого года блокады оказалась необычайно холодной. За зиму 1941-1942 низкие температуры били все рекорды, а наименьшая, -38 градусов по Цельсию, ударяла три раза. С отоплением в Ленинграде возникли сложности: закончилось все топливо в городе. Даже на заводах помещения не прогревали. Водопровод и канализация также были отключены.

Не прекращались артиллерийские обстрелы и вражеские налеты врага на город. На протяжении блокады по Ленинграду было выпущено около 150 тысяч снарядов. Почти всегда травмы носили тяжёлый, оскольчатый характер, чаще всего это были ранения головы и груди.

Что делали в это время те полмиллиона детей школьного возраста? К сожалению, трудно подсчитать процент ребят, сбежавших на фронт. Большинство остались с родителями в городе, ожидать новый учебный год, помогать на общественных работах всем, что зависит от них. К осени в городе все еще не был решен вопрос с началом учебного года. В начале сентября учеба не началась из-за постоянных артиллерийских обстрелов и бомбардировок. Город не был готов. Тем не менее, уже к ноябрю школы возобновили работу, и уроки у детей начались, несмотря на все трудности и экстремальные условия обучения.

Проблема заботы о детях, об их будущем, а, следовательно, и будущем Отечества, является актуальной, и в настоящее время имеет особое значение.

В сегодняшних реалиях, когда современных детей и подростков трудно оторвать от Интернета и заставить помочь по дому или выполнить домашнее задание, становится еще более заметен контраст в сравнении с тяжелыми днями маленьких ленинградцев в годы блокады. Однако многие аспекты повседневной жизни осажденного Ленинграда до сих пор остаются неизученными.

Актуальность выпускной квалификационной работы заключается в нескольких аспектах: во-первых, повседневная школьная жизнь детей, оставшихся в Ленинграде, недостаточно глубоко и подробно изучена, а многие аспекты школьной жизни вовсе не затронуты проведенными ранее исследованиями;

Во-вторых, в условиях пандемии COVID-19, когда система образования должна научиться быстро отвечать на вызовы времени, растет необходимость обратиться к историческим периодам, когда педагогические составы должны были сориентироваться в столь сложных условиях, как блокада Ленинграда;

В-третьих, в тенденциях современной педагогики, когда все больше учитывается личность ребенка и его права, когда публичное порицание и осуждение все чаще признается некорректной методикой, становится актуальным изучение отношения к ученику со стороны педагогов и руководства школы в условиях тоталитарного режима и экстремальной обстановки блокадного Ленинграда;

В-четвертых, положительный опыт освещения повседневной жизни в том числе и в периодической печати может быть полезен в нашу эпоху информационного противостояния, нередко имеющее место в современном мире.

Объектом исследования являются дети школьного возраста блокадного Ленинграда 1941-1944 гг.

Предметом исследования является повседневная жизнь детей и подростков школьного возраста блокадного Ленинграда 1941-1944 гг.

Цель данного исследования заключается в изучении и анализе различных аспектов повседневной жизни детей школьного возраста, живших в блокадном Ленинграде в 1941-1944 гг.

Задачи, которые необходимо решить для достижения цели:

• изучить и обобщить имеющиеся архивные научные и архивные материалы, определить степень и уровень теоретической разработанности данной темы;
• на основе анализа опубликованных и неопубликованных источников проследить в исторической ретроспективе проявления повседневной жизни детей школьного возраста в осаждённом городе;
• проанализировать упоминания о ленинградских детях и подростках школьного возраста в прессе обозначенного периода;
• рассмотреть и проанализировать изменения школьных будней детей на основе периодики и иных источников;
• оценить моральное состояние детей школьного возраста и подростков блокадного города.

Хронологические рамки данного исследования охватывают период с 8 сентября 1941 г. по 27 января 1944 г., начальная дата связана с началом блокады, когда произошла первая массированная бомбардировка города. Верхняя дата границы исследования связана с днем полного освобождения Ленинграда от блокады.

Территориальные рамки исследования охватывают территорию Дзержинского, Куйбышевского, Ленинского, Октябрьского, Свердловского, Смольнинского, Выборгского, Кировского, Московского, Володарского, Петроградского, Фрунзенского, Приморского, Красногвардейского районов города Ленинграда в блокадные дни.

Историографический обзор.

В годы Великой Отечественной войны Ленинград имел огромное экономическое и стратегическое значение для всей страны. Захватив Ленинград, немецкое командование рассчитывало вывести из строя промышленность этого города, уничтожить Балтийский флот, приобрести плацдарм для нанесения удара по Москве. Преследовались не только военные цели, но и моральные – взятие Ленинграда означало нанести серьёзнейший удар по всему советскому народу.

Переходя к историографии вопроса, в работах исследователей блокады в разные годы большое внимание уделялось военным вопросам, бытовым сложностям, проблемам снабжения города, голода, советской агитационно-пропагандистской деятельности и др. Тем не менее за всё время, прошедшее от блокады по настоящее время, наиболее полного исследования вопроса повседневности детей школьного возраста в блокадном Ленинграде в отечественной историографии не прослеживалось.

Представляется возможным разделить историографию вопроса повседневной жизни детей школьного возраста блокадного Ленинграда на два этапа: советский период (1944-1991 гг.) и современный (1991-2020 гг.). В советской историографии теме Великой Отечественной войны и, в частности, блокады Ленинграда было уделено немалое количество исследований.

Во многих исследованиях советского периода историки относятся к ленинградскому народу, пережившему блокаду, как к неразрывной сущности, как к чему-то единому, и не исследуют отдельно тему ленинградских школьников. В их работах ленинградцы не рассматриваются как миллионы судеб, покалеченных блокадой, индивидуальные черты отходят на второй план перед коллективными. Общий посыл этих работ – в едином стойком и мужественном порыве ленинградцы плечом к плечу выстояли и не сломились перед давлением врага. Многие такие работы носят обобщающий характер, нередко ленинградцы, в том числе и дети, в них показаны как нечто целое и неразрывное, коллективное. Таковы работы М.Д. Овсянниковой^[4], В.И. Лемешенок^[5], Н.А. Манакова^[6], М.И. Калинина^[7].

Интерес представляет собой научный труд Д.В. Павлова, который с начала блокады Ленинграда и до конца января 1942 года был уполномоченным Государственного комитета обороны по продовольственному снабжению войск Ленинградского фронта и населения Ленинграда, и имел возможность изучить быт блокадного города и проблемы с продовольствием внутри системы^[8].

Нельзя недооценить важность работы Г.А. Кулагина^[9], повествующей о повседневной жизни блокадного Ленинграда. Данная работа основана на воспоминаниях и дневниках людей блокадного города, которые героически обороняли город. Следует также выделить автобиографический труд В. Байкова «Память блокадного подростка»^[10]: когда началась Великая Отечественная война, автору исполнилось 16 лет. Автор рассказывает о тяжёлых годах блокады Ленинграда, о голоде, о бомбежках и артобстрелах в первый блокадный год, о мужестве и стойкости ленинградцев.

Исследуя отражение повседневной жизни блокадных школьников в том числе и в советской прессе, невозможно было не обратиться к исследованию по теме советской периодики военных лет. Совместная работа Н.П. Попова и Н.А. Горохова представляет собой глубокое исследование периодических изданий 1941-1945 гг.^[11] 

В связи с изучением советских газет и журналов в данном исследовании, вызывает неподдельный интерес работа Н.Д. Шумилова, как ответственного редактора «Ленинградской правды»^[12]. Автор, используя архивные документы, вспоминания блокадников и собственный опыт, старается максимально передать настроения ленинградцев, переживших почти 900 дней в окружении врага.

Основополагающую роль при написании данной работы сыграл сборник документов и материалов о героической борьбе трудящихся Ленинграда, составленный Х.Х. Камаловым, Р.В. Серднаком и Ю.С. Токаревым^[13].

Особую ценность представляют собой научные труды зарубежных историков о блокаде Ленинграда. Такие исследования позволяют изучить взгляд на жизнь блокадных ленинградцев извне. Примеры таких трудов – работа английского журналиста Александра Верта^[14] и книга известного американского публициста и историка Гаррисона Солсбери^[15], который 25 лет собирал материалы, изучал многочисленные документы в советских архивах. Книгу Солсбери долгое время не переводили в СССР, так как в книге изображены не только страдания и муки заблокированного города, но и такие крайности, как трупоедство, каннибализм.

Таким образом, в историографии, в течение советского периода был рассмотрен ряд важных, но общих вопросов, такие как героическая борьба трудящихся, настроения ленинградцев, продовольственное снабжение и др.  Необходимо отметить, что большая часть работ не свободна от политической конъюнктуры и прямого государственного воздействия. Однако работы, посвящённые повседневности детей школьного возраста в годы блокады в советский период отсутствуют.

Современная историография (1991 г. – по настоящее время) отличается большим разнообразием и спецификой большей индивидуализации ленинградцев. Больше внимания в научных публикациях отводится именно повседневной жизни жителей города.

Стоит отметить общие работы по истории повседневности Натальи Львовны Пушкаревой^[16], которая рассматривает актуальные вопросы изучения истории повседневности, понятие повседневности, критерии истории повседневности, насколько важны «условия повседневности» для изучения истории повседневности. В области монографий и научных исследований по истории повседневности стоит отметить Наталью Борисовну Лебину^[17], историка советской повседневности, которая помогает определить, что это за «советский человек», чем он живёт и мыслит, понять, как изменялось мироощущение советского человека.

Анализ работ, написанных в постсоветский период, показал, что в этот период в центре внимания оказываются повседневные проблемы жителей осажденного города, говорится о тех трудностях, с которыми приходилось сталкиваться различным социальным, возрастным и гендерным группам Ленинграда. Изучение жизни простых горожан в годы блокады приобретает свою актуальность. Авторы предпринимают попытки развеять многие мифы о блокаде, сложившиеся в советский период.

Таковой стала и работа Н.А. Ломагина, в двух томах которой автор раскрывает неизвестные ранее подробности повседневной жизни блокадного города^[18], Н.Л. Волковского^[19]. В своих работах авторы подвергает критике действия советского руководства по отношению к блокадным ленинградцам; его труд основан на документах партийных органов, спецсообщений УНКВД, многочисленных дневниках, письмах и воспоминаниях.

Особо ценными исследованиями являются труды Л.Я. Гинзбург^[20], которую упрекали ленинградские цензоры в том, что она много места уделяет еде. Нередко обращались лишь к тем авторам, в работах которых преобладали оптимистические ноты и смягчались ужасающие подробности распада человеческой личности. Ценным материалом стали воспоминания старшего инспектора по дошкольному воспитанию Куйбышевского района Ленинграда в годы блокады Е.Л. Щукиной^[21], которая вела дневник, рассказывая о жизни детей и воспитателей детских садов. Свои дневники, рассказы воспитателей Елизавета Леонидовна объединила в своих воспоминаниях. Совместное исследование Н.Я. Комарова и Г.А. Куманёва^[22] на основе документов Государственного Комитета Обороны, Ставки Верховного Главнокомандования, Военных советов фронтов Северо-Западного стратегического направления, спецсообщений НКГБ и НКВД и других архивных материалов, а также воспоминаний очевидцев раскрываются малоизвестные страницы, связанные с битвой за Ленинград и жизнью осажденного города. Данные работы представляют публикации воспоминаний жителей блокадного Ленинграда, в том числе детей и подростков. Авторы исследуют воспоминания как обычных ленинградцев, так и известных людей, переживших блокаду.

Совместная работа А.М. Адамовича и Д.А. Гранина, ставшая, вероятно, самым ярким и известным современным трудом о блокаде Ленинграда, «Блокадная книга»^[23], без прикрас описывает ужасы жизни в изолированном городе, осаждаемом голодом и холодом. Их труд основан на архивных материалах, письмах, дневниковых записях, интервью с очевидцами. Много внимания в «Блокадной книге» уделено именно жизни детей и подростков в дни блокады. Также важной работой стал сборник воспоминаний школьниц блокадного Ленинграда, собранный М.Г. Коплан-Дикс и И.С. Ивановой^[24].

Особую ценность представляет статья П.П. Данилова^[25], современника блокады, посвященный школам блокадного Ленинграда и изменениям в жизнях школьников, произошедших из-за блокады города. В научной статье втор дает подробный анализ действиям руководства страны в отношении школьного образования в военный период. Другой работой, затрагивающей вопрос школьного образования в блокадном городе, является исследование Г.Д. Гончаровой^[26]. Ее труд посвящен вопросу введения раздельного образования для мальчиков и девочек во время Великой Отечественной войны, затрагивая образование в блокированном городе.

Ценным материалом для написания данного диссертационного исследования стала работа Е.Ю. Волковой^[27]. В монографии собраны уникальные воспоминания ветеранов, в детском возрасте переживших Великую Отечественную войну, всесторонне рассмотрена жизнь детей в тылу, в блокированном Ленинграде, на оккупированной территории, в концлагерях, приводятся статистические данные, раскрываются различные аспекты детской повседневности, такие как быт, общение со сверстниками, школа и др.

Внимание заслуживают работы Л.Д. Никольской^[28], в которой описывается повседневная жизнь и различные аспекты её проявления 11-летней школьницы в блокадную зиму, Н.П. Андреевой^[29], в основу работы легли события, пережитые самим автором, а также приводятся воспоминания блокадных детей, Захаровой Т.М^[30].

Работа, посвященная музыкальному воспитанию детей и подростков в блокаду А. Крюкова^[31], описывает общую картину блокадной жизни в городе.

Представляет собой интерес и диссертация Л.Л. Газиевой^[32], посвященная эвакуационным мероприятиям по спасению и вывозу детей из блокадного города. Автор также уделяет внимание вопросу борьбы за спасение детей через работу школьных учреждений.

Значимыми и основательными являются работы^[33] В.М. Ковальчука^[34]. В своих трудах автор подробно рассказывает о Ленинграде до блокады и о положении ленинградцев в блокированном городе, их трагическом положении и героическом труде в интересах обороны Ленинграда. В книге показано, что Ленинград выстоял и победил не только благодаря героизму ленинградцев и их защитников, но и постоянной помощи страны, поступавшей в осажденный город зимой и летом по не имевшей аналогов в мировой истории Ладожской дороге жизни и по дороге Победы. В трудах представлены около 400 фотографий из фондов Центрального государственного архива кинофотофонодокументов Санкт-Петербурга и из личной коллекции В.М. Ковальчука, которые помогают зрительно представить будни и праздники, труд, быт и досуг горожан в годы суровых испытаний, в том числе и детей.

Работа Г.Л. Соболева^[35] имеет особую ценность в изучении вопроса повседневной жизни жителей блокадного Ленинграда, в частности и детей, оставшихся в городе в этот ужасно непростой период. Основываясь на изучении архивных и опубликованных документов, автор стремится ответить на следующие вопросы: каков был реальный вклад ленинградцев в дело обороны своего города; какими были взаимоотношения между властью и населением в рассматриваемый период; каковы реальные потери мирного населения от голода и др. В работе показана повседневная блокадная жизнь глазами самих ленинградцев, рассмотрены основные факторы выживания в блокаде. Нельзя не упомянуть работу доктора исторических наук, профессора кафедры истории России ЛГУ имени А.С. Пушкина Н.Д. Козлова^[36], которая также играет большую роль в изучении исследуемой темы. В своей работе автор раскрывает особенности массового сознания народа в годы войны, показаны чувства и настроения, охарактеризован процесс переоценки ценностей, приведены различные примеры стойкости морального духа населения.

Очень значимы работы^[37] доктора исторических наук, профессора М.И.^[38] Фролова^[39] для изучения повседневной жизни, в том числе и детей школьного возраста блокадного города.

Отдельно стоит отметить работы^[40] С.В. Ярова^[41]. В своих исследованиях, автор одним из первых попытался охватить широкий круг проблем повседневной жизни блокадного Ленинграда. Однако в работах С.В. Ярова проблема повседневной жизни детей самостоятельно не рассматривается.

Историография по истории блокадного Ленинграда обширна и разнообразна. Однако работ, посвященных повседневной жизни ленинградцев, существует незначительное количество. Более того они не охватывают многие аспекты жизни блокадного города.

Таким образом, более подробно повседневная жизнь детей школьного возраста блокадного Ленинграда была освещена в современный период. Больше всего работ посвящено повседневной жизни ленинградцев в целом или же мы узнаем о повседневности в контексте Великой Отечественной войны. В целом историография достаточно обширная и позволяет с разных позиций рассмотреть исследуемый вопрос, однако, работы, всесторонне рассматривающей повседневную жизнь детей школьного возраста блокадного Ленинграда в историографии нет.

Научная новизна исследования заключается в том, что историография по истории блокадного Ленинграда хоть обширна и разнообразна, однако полноценной работы, посвященной повседневной жизни детей школьного возраста блокадного Ленинграда нет в отечественной историографии.

Больше всего работ посвящено повседневной жизни ленинградцев в целом или же мы узнаем о детской повседневности в контексте Великой Отечественной войны. Предпринимается одна из первых попыток осветить вопрос повседневности детей школьного возраста с использованием не только источников личного происхождения, но и архивных материалов, освещавшие вопросы быта, одежды, еды, школьной и после школьной деятельности, досуга, летнего время препровождения, морального состояния детей, безнадзорности и беспризорности.

Источниковедческий обзор. Источниковедческую базу исследования составляют письменные источники. Важную роль в данной работе сыграли неопубликованные источники. Неопубликованные источники в основном представлены дневниковыми записями и делопроизводственными материалами Центрального государственного архива историко-политических документов Санкт-Петербурга (ЦГАИПД СПб) и Центрального государственного архива Санкт-Петербурга (ЦГА СПБ). Неоценимую роль для данного исследования представили материалы из ф. 4000 «Ленинградский институт историко-политических исследований»^[42]. В данном фонде собрано большое количество дневников и воспоминаний детей, учителей, школьных инспекторов, представителей органов милиции блокадного города. Особое значение для исследования социальных аспектов жизни ленинградских детей и подростков в период блокады имеет такая группа источников, как дневники, письма, воспоминания. Многие дневники отличаются твёрдой и безграничной верой в победу желанием бороться и стремлением выжить во что бы то ни стало. Есть дневники, в которых преобладают пессимизм и негативизм, таковых меньше. Изучение их позволило существенно дополнить картину детской повседневности в жестокие будни блокадного Ленинграда. Встречаются и справки, переписки с партийными и советскими организациями, с народным комиссариатом торговли СССР, касаемые продовольственных вопросов и письма с жалобами, просьбами и даже требованиями выдать дополнительно хоть что-нибудь из продовольствия.

Материалы ф. Р-25^[43] «Ленинградский городской комитет КПСС», ф. 415^[44] «Московский районный комитет КПСС» представлены преимущественно делопроизводственными материалами Центрального государственного архива историко-политических документов Санкт-Петербурга (ЦГАИПД СПб). Особое внимание было обращено на доклады о первых годах войны, о работе Ленинградских комсомольских организаций. Так же были исследованы стенограммы выступлений на совещаниях актива Ленинграда, рассмотрены стенографические отчёты совещаний при горкоме ВЛКСМ секретарей райкомов Ленинграда по различным вопросам. Так же документы фондов включают в себя некоторые статистические сведения, в частности количество успевающих и неуспевающих учащихся, количество учащихся, посещавших школьные занятия, затрагивается продовольственный вопрос.

В ф. Р-118К^[45] «Приморский районный комитет ВЛКСМ, Ленинград» представлены отчёты о работе пионерских организаций общеобразовательных школ и школьных лагерей, докладные записки об организации труда, быта и отдыха в пионерских лагерях, справки сектора школьной молодёжи и пионерского райкома, можно подчерпнуть информацию о политико-воспитательной работе, проводимой в школах, протоколы общих собраний комсомольских организаций общеобязательных, профессиональных и специальных школ и пионерских лагерей, отчёты о культурно-массовой, физкультурной и военной работе лагерей.

Ценными материалами ф. Р-464^[46] «Ленинградский городской Дворец пионеров и школьником имени А.А. Жданова» являются отчёты Дворца о проделанной работе и привлечении новых учащихся.

В ф. 2386^[47] «Управление Ленинградской городской милиции» были найдены материалы, которые использовались в данном исследовании о беспризорности и безнадзорности детей школьного возраста в блокадном Ленинграде.

Важные сведения по теме исследования были обнаружены в Центральном Государственном архиве Санкт-Петербурга (ЦГА СПб). Особенный интерес представляют дела таких фондов как: ф. Р-3102^[48] «Отдел образования администрации Петроградского района Санкт-Петербурга». В котором предоставлены отчёты о работе РОНО за 1942 г., материалы ф. Р-3384^[49] «РОНО Дзержинского района Ленинграда», материалы ф. Р-330^[50] «Ленинградская городская эвакуационная комиссия исполнительного комитета Ленинградского городского совета депутатов трудящихся, Ленинград», где приведены статистические данные об эвакуированных из Ленинграда детях.

Первой группой источников, использованной в данной работе, являются законодательные источники, а именно сборник^[51], в который включены все важнейшие указы, постановления, решения, распоряжения и приказы военного времени, изданные с 1 августа 1942 года до 1 января 1944 года.

Вторую группу источников составляют периодические издания:

– Газета «Ленинградская правда»^[52] – официальное СМИ партийной организации ВКП (б) Ленинграда. Газета была рассчитана на максимально широкую аудиторию. Здесь публиковались все основные новости, бывшие в стране, мире, на фронте и в городе. «Ленинградская правда» являлась наиболее информативной газетой в вопросах освещения повседневной жизни города;

– Газета «Смена»^[53] – являлась печатным органом пионерской и комсомольской организации, стала общественно-политической газетой Ленинграда и ленинградской области. Одно из старейших послереволюционных изданий;

– Газета «Учительская газета»^[54] – ранее называлась «За коммунистическое просвещение», специализированное издание, освещающее вопросы школьного образования и педагогики;

– Газета «Известия»^[55] – деловая ежедневная советская газета, спецификой которой являлось моментальное реагирование на события в России и за рубежом и глубокие аналитические статьи с комментариями;

– Газета «Пионерская правда»^[56] – советская газета для детей, являвшаяся печатным органом ЦК ВЛКСМ и главным печатным изданием Всесоюзной пионерской организации;

– Журнал «Костер»^[57] – ежемесячный детский журнал, предназначенный для учащихся начальной и средней школы. Публиковал рассказы и короткие зарисовки начинающих и уже известных писателей.

Данный журнал, основной аудиторией которого были дети от 9 до 12 лет, но в реальности журнал просматривали и читали так же подростки и дети до 16-17 лет, интересен тем, что несмотря на голод, обстрелы и бомбёжки, нехватку электроэнергии для того, чтобы выпускать журнал в бумажном виде, на некоторые периоды блокады журнал превращался в радиоверсию, продолжая выполнять свои функции: воспитательную и образовательную. В военный период в журнале появляются такие рубрики как: «Фронтовые рассказы», «Боевые эпизоды», «Борись с паникой» и др., которые учили детей и подростков в этот непростой период времени не поддаваться страху, объясняли, как вести себя в экстремальных ситуациях, призывали к помощи фронту и конечно, к главному труду школьников, учёбе.

Во всех вышеперечисленных изданиях большое внимание уделялось образованию детей, физическому и военному воспитанию, давались чёткие инструкции как вести себя в экстремальных ситуациях.

Следует отметить, что в первой главе в качестве источников в основном использована вышеперечисленная советская пресса, а последующие главы представляют собой в большей степени анализ архивных записей и личных дневников.

К третьей группе источников относятся источники личного происхождения, а именно – личные дневники детей школьного возраста, живших в блокадном Ленинграде, например, Миши Тихомирова^[58], Гали Зимницкой^[59], Лены Мухиной^[60] и др^[61]. Был использован также дневник учительницы Ксении Ползиковой-Рубец^[62] для более пристального изучения жизни в блокадных школах.

Следующей группой источников, использованных в работе, является публицистика блокадного времени. Одна из работ Н.С. Тихонова^[63], бывшего начальника группы писателей при Политуправлении Ленинградского фронта, написавший свыше тысячи очерков, статей, обращений, заметок, которые публиковались не только в центральных газетах, но и часто печатались в ленинградских и центральных газетах, помогла в написании данного исследования. В своей работе автор очень убедителен, описывает жизнь, страдания, борьбу, славу и подвиг героического города. Нельзя оставить без внимания и сочинения И.В. Сталина^[64], в которых описывается ситуация военного времени, представляются тексты на тему непростых отношений с Германией.

Таким образом, можно сделать вывод, что наиболее важную роль при написании данной работы, сыграли материалы, находящиеся в фондах архивов, а именно дневниковые записи и делопроизводственные документы, а также периодическая печать военного времени. Приведенные выше материалы дают возможность рассмотреть вопрос повседневности детей школьного возраста в блокадном Ленинграде, различных её проявлений на протяжение всего блокадного времени.

Методологическую основу исследования составили принцип историзма, требующий изучения любой исторической проблемы с учетом конкретно-исторических условий, изучение различных исторических источников и принцип научной объективности.

Для достижения поставленной цели был использован комплекс общеисторических методов. Метод исторической реконструкции применялся для воссоздания наиболее полной картины в рамках изучаемой проблемы.

В основе выпускной квалификационной работы лежит проблемно-хронологический и сравнительный методы, которые позволили изучить различные проявления детской повседневности, обращаясь к изучению общей повседневности всего ленинградского населения в блокадные годы.

Апробация. По теме исследования статьи автора опубликованы научном сборнике «Студенческий научный журнал»^[65].

Структура работы. Работа включает в себя введение, три главы, заключение, список источников и литературы, приложения.

Во введении обоснован выбор данной темы, её актуальность, изложены цели и задачи исследования, определены объект и предмет, хронологические рамки, научная новизна, обзор используемой литературы и источников.

Первая глава посвящена отражению жизни блокадных школьников в периодике военного периода. Вторая глава посвящена школьным будням детей, оставшихся в блокадном городе. В третьей главе описываются факторы, влиявшие на моральное состояние детей и подростков в годы блокады.

В заключении подводятся итоги исследования.

Глава 1. Ленинградские газеты о повседневной жизни школьников блокадного Ленинграда в 1941-1944 гг.

На протяжении всей блокады Ленинграда горожане знали: город жив, город не сдается, ведь даже газеты продолжали выходить в тираж, как и в довоенное время. Газетное дело было воплощением жизни Ленинграда, его гордой возможностью не только жить, но и говорить. Говорить смело – будто бы в доказательство того, что дух гордого города невозможно сломить врагу.

В годы войны продолжали выходить периодические газеты «Ленинградская правда», «Смена», «На страже Родины». Журналисты продолжали писать статьи и собирать материал для журналов «Звезда», «Ленинград», «Блокнот агитатора», «Пропаганда и агитация». С учетом военного контекста появлялись и новые, военно-патриотические печатные издания: «Фронтовой дорожник», «За Родину!», «Боевая красноармейская», «Удар по врагу», «Ленинский путь», «Пехотинец», «Атака», «Вперед», «Фронтовая правда». Печатались невероятные тиражи заводских изданий – газеты «Балтиец» и «Ижорец», издававшихся на Ижорском и Балтийском заводах. Продолжали выпускать и «За трудовую доблесть» – многотиражную газету Кировского завода.

На момент начала блокады Ленинграда в городе оставалось большое количество детей школьного возраста. Статистика сообщает, что в Ленинграде к этому времени находилось не менее 531 575 человек от 9 до 16,5 лет^[66]. С началом блокады было необходимо решить вопрос с осуществлением школьного обучения: начнется ли учебный год? Ситуация с школьным образованием освещалась в главных газетах города. В одном из номеров газеты «Ленинградская правда» от 26 октября 1941 г. №256 был опубликован отрывок из беседы с заведующим Гороно Г.С. Левиным, в котором он сообщал: обучение ни в коем случае не должно быть прервано. Учебный год начнется 3 ноября, и педагоги должны быть готовы проявить максимальную организованность; школьная программа должна быть объяснена в полном объеме, но в сжатые сроки^[67].  

Газеты оставались важнейшим источником информации для блокадных ленинградцев, подбадривать их в трудные минуты, вдохновлять на борьбу. Не только взрослых, но и детей, вынужденных остаться в изолированном Ленинграде. Что удивительно: в городе, сжатом блокадой, продолжал выпускаться ежемесячный детский журнал «Костер», предназначенный для учащихся начальной и средней школы. «Костер» издавался в Ленинграде с 1936 г., и во время блокады было принято волевое решение продолжать печатать издание. В особенно тяжелые месяцы блокады содержание очередного выпуска передавалось по радио. На страницах «Костра» публиковались произведения детских писателей и информативные разделы.

Во время Великой Отечественной войны основным акцентом материалов «Костра» стала тема патриотизма и гордости за защитников Родины^[68]. На обложках журнала изображались люди, совершившие подвиги во имя Отечества. В течение 1942 г. в статьях «Костра» велась активная пропаганда развёртывания всеобщего обучения. В материалах упоминались небольшие, но важные заслуги ребят из тимуровских бригад; школьники вязали рукавицы, шили кисеты для табака и отправляли бойцам на фронт^[69].

Упоминание жизни детей школьного возраста, живших в блокадном Ленинграде, было найдено и в газетах. В особенности, в специализированных педагогических изданиях, например, «Учительской газете». Изначально издававшаяся в Москве, в годы Великой Отечественной войны она печаталась в Кирове, и на ее страницах часто появлялись сводки о ленинградских школах, рассказы о маленьких жителях блокадного Ленинграда.

В одном из выпусков «Учительской газеты» был создан раздел, который так и назывался – «Маленькие ленинградцы»^[70]. В нем были опубликованы два коротких рассказа о мальчишках («Борис Иванович» и «Младший сержант Коля Коливердов»), еще не закончивших даже среднюю школу, но всем своим поведением напоминавших взрослых, серьезных мужчин. Один – Борис – организовал прочистку печных труб в своем районе, призывал женщин не терять самообладание, слегка обманывая их о месте бомбежек («чего зря волноваться!»). Другой – Коля – получил звание младшего сержанта за то, что самостоятельно сумел поймать немца, но при этом, побывав в Красной Армии под Сталинградом вернулся в Ленинград и отправился доучиваться в школу, в пятый класс. Два ребенка, своей серьезностью показавшие несломленный дух блокадного города, появились в газете неслучайно: они были призваны подать пример другим ребятам и вдохнуть в них силы бороться и проявлять себя на благо Родине. Нет сомнений в том, что эти рассказы реалистичны и основаны на реальных событиях – с такими историями блокадным ленинградцам приходилось сталкиваться постоянно.

О многих «ежедневных подвигах» блокадных ленинградцев можно встретить упоминания в других выпусках «Учительской газеты». Например, в статье «Учителя героического Ленинграда» описан случай героизма, проявленного школьницей: во время фашистской бомбардировки она на руках вынесла ребенка из горящего дома, в который попал снаряд^[71]. Педагоги не оставались в стороне: они также проявляли невиданное мужество, спасали детей ценой своей собственной жизни^[72], организовывали эвакуационные мероприятия, устраняли пожары, круглосуточно участвовали в строительстве оборонительных укреплений, не прекращали вести уроки, рискуя своим здоровьем и даже жизнью… В дневниках и воспоминаниях часто встречаются рядовые для первых лет блокады ситуации, одна из них, как ученики находятся в бомбоубежищах, в то время как учитель с картами подмышкой и глобусом в руке перемещается от одной группы детей в убежище к другой группе детей, сидящих в одной из комнат домов^[73]. Школы разрушены, но уроки прерывать нельзя, и, «чтобы не собирать ребят большими партиями, не заставлять их переходить улицы и площади», учитель вынужден бегать от дома к дому, несмотря на бомбардировку^[74]. Учитель готов рисковать своей жизнью ради того, чтобы дети получили знания, не подвергая себя смертельной опасности.

Условия обучения детей в школах блокадного Ленинграда довольно часто становились предметом для журналистских материалов^[75]. В августе 1942 г. в «Учительской газете» писали: «уроки продолжались даже во время бомбежки: дети вместе с педагогами спускались в укрытие, классы объединялись, и учитель продолжал объяснение нового материала или повторение пройденного»^[76]. Школы теперь выполняли не только образовательную и воспитательную функции, но еще и организацию общественного питания и санитарного обслуживания детей^[77]. По словам автора блокадного дневника, ученицы 8 класса 221-й средней школы Майи Бубновой, так происходил поход школьников в баню: «учителя водили, а если ходить в баню было далеко, то они организовывали подвоз горячей воды в поливальных машинах и мыли детей в школе»^[78].

Существует распространенное мнение о том, что первые два года блокады Ленинграда можно назвать шоковыми, наиболее тяжелыми, так как люди не успели приспособиться к новым условиям^[79], к артобстрелам, отключению отопления, голоду, холодной зиме 1941-1942 г. … Школы нуждались в ремонте разрушенных бомбардировками зданий, в канцелярских принадлежностях, в восстановлении системы отопления и электричества^[80]. Однако уже в 1943 г. в сентябре «Учительская газета» публикует статью «Ни одного ребенка – вне школы», где упоминается, что к новому учебному году все школы тщательно подготовились: «своевременно был произведен ремонт, заготовлено топливо, тщательно учли всех детей, подлежащих обучению… позаботились об обеспечении детей и работников канцелярскими принадлежностями»^[81]. В 1944 г. в газетах уже печатают уверенные слова: «школы полностью обеспечены топливом, электрическим оснащением, для учащихся регулярно отпускаются необходимые промышленные товары, лучше стали работать школьные столовые… в классах тепло, осуществляется регулярное проветривание»^[82].

Во времена блокады в «Учительской газете» не прекращали публиковаться привычные для подобной периодики статьи о педагогических приемах, методике ведения уроков. Например, статья «Преподавание литературы в средней школе» была посвящена значимости урока литературы и новым задачам, стоящим перед учителями^[83]. Такие статьи были не лишены критического взгляда: автор колонки Смирнов С. анализирует проблемы, которые существуют в школах военного времени в ситуации с преподаванием урока литературы. Основными проблемами были перечислены отсутствие навыка самостоятельного анализирования среди учеников, невыразительное чтение вслух и даже сложность с материальным обеспечением – недостаточное количество хрестоматий и методических пособий.

В аналогичной статье «Преподавание истории в дни Великой Отечественной войны» профессор А. Панкратова указывает на аспекты, которые должны особенно выделяться в изучении истории^[84]. Эта статья – живой пример того, насколько сильно влияет идеология и политика на преподавание истории. Автор статьи напрямую указывает: следует уделять больше внимания изучению борьбы русского народа с захватчиками, в особенности с немецкими «псами-рыцарями», чтобы «ученики поняли, что собой представляли предки современных фашистских варваров».  Основной смысл посыла автора: следует максимально настроить учеников против немецкой нации, показать в формате противопоставления немецких «гадов и захватчиков» - на одной стороне - и «героические образы наших славных полководцев» и силу объединенного народа на другой стороне.

Порой занятиям в ленинградских школах были посвящены почти целые выпуски газет. Таким стал выпуск «Учительской газеты» от 31 июля 1943 г. Основной новостью стала возвращенная система всеобщего обучения^[85]. После жестокой зимы 1942 г., сократившей количество учеников в школах на треть, было принято решение прекратить занятия в школах блокадного Ленинграда^[86]. Некоторые школы, несмотря ни на что, не прерывали уроков. Теперь же, когда правительство приняло решение о возвращении всеобщего обучения, с осени 1943 г. дети должны были вернуться в школы, а занятия - возобновиться во всех учебных заведениях несмотря на продолжение блокады. Автор статьи «Осуществленный всеобуч», П. Никитин, упоминает: в эти непростые дни школа призвана помочь семьям в воспитании детей – «накормить ребят, организовать их день, а порой заботиться о них в течение целых суток»^[87]. Решительная мера о возложении воспитательной нагрузки на школу была связана с борьбой против беспризорничества (военная обстановка способствовала росту количества детей-беспризорников, шатающихся по улицам и промышляющих хулиганством и криминалом)^[88]. Продленный день в школе должен был стать решением данной проблемы, так, автор блокадного дневника Александра Николаевна Миронова, учительница истории 10-й средней школы Свердловского района г. Ленинграда пишет: «ребята оставались после уроков в школе, готовили домашние задания, занимались в кружках, участвовали в самодеятельных выступлениях, в общественно-полезном труде»^[89]. Таким образом ребята оставались под контролем взрослых весь день, и, как утверждает П. Никитин, такой подход даже исключал необходимость в детских домах с особым режимом, хотя для ребят, чьи родители были круглосуточно заняты на строительных или торфозаготовочных работах, были созданы специальные интернаты в двух районах Ленинграда. Обычные общеобразовательные школы должны были обеспечить трехразовое горячее питание, а также позаботиться о выделении дополнительных помещений для обеспечения раздельного обучения мальчиков и девочек в связи с нововведениями образовательной реформы^[90].

Несколько отрываясь от общего повествования, следует подчеркнуть, что уже через год в «Ленинградской правде» тот же заведующий Ленгороно П. Никитин с сожалением отметит, что воспитательная работа школ не отвечает полностью возложенной на них задаче^[91]. Классные руководители, по мнению автора, не осознавали цели своей работы, «тонули в мелких повседневных делах», руководители кружков действовали вразнобой, а директора очень слабо управляли этим. Школа «совершенно неудовлетворительно знает внутренний мир ученика»^[92], как пишет об этом П. Никитин. Данная критика действительно справедлива, но, для реалий блокадного времени, пожалуй, чересчур сурова: не стоит забывать, что город все еще находился в блокаде, однако при этом не считал возможным снижать педагогические стандарты.

Возвращаясь к анализируемой ранее статье «Осуществленный всеобуч»: П. Никитин особенно подчеркивает значение детского труда в условиях блокады Ленинграда^[93]. Дети выезжали в пригородные подсобные хозяйства, в совхозы – на обработку земли и сбор продукции. Так, по словам автора статьи, летом 1942 года на сельскохозяйственные работы выехало около 40% школьников, а к 1943 году их количество возросло еще больше. Такая дополнительная рабочая сила очень помогала в занятии сельским хозяйством ленинградцам. При этом производительность труда ребят становилась еще выше благодаря хорошей организации труда и неплохому уровню подготовки. Система была выстроена следующим образом: ученики, приезжавшие на сельскохозяйственные работы на следующий год, во второй раз, были уже опытными и помогали приучать к труду младших «работников».

Школьники также выполняли общественно-полезную работу в госпиталях, заботясь о больных после уроков. Подтверждение этому можно также встретить в заметке «Помогаем раненым» на страницах газеты «Смена»^[94] . Люда Савельева, ученица одной из ленинградских школ, писала, что у их школы есть подшефный госпиталь, для которого они чинят белье, читают вслух, помогают писать письма, стараются разнообразить жизнь раненых и больных концертами самодеятельности.

Также школьники часто помогали тушить зажигательные бомбы – дежурили на крышах по вечерам и ночам. Для этого в «Пионерской правде» была опубликована иллюстрированная инструкция о том, как это делать безопасно и правильно^[95] «не давай разгореться бомбе на деревянном полу», «приглуши пламя, перекати бомбу лопатой», «бомбу и место, где она лежала, обильно залей водой из ведра или брандспойта». Такие полезные информационные материалы становились крайне популярны из-за необходимости в них. Другим примером такого полезного материала для ленинградских школьников стала заметка «Как защитить себя от отравляющих веществ» с подробной информацией о том, как действовать в случае химической атаки со стороны фашистов, к которым готовилось население Ленинграда^[96]. Так для того, чтобы защитить себя от отравляющих веществ, нужно «надеть противогаз, галоши, зиновые боты или сапоги (если есть), если нет, то подвяжи к подошве деревянные дощечки или обвяжи обувь тряпками. Надеть прорезиненный плащ или зимнее пальто или просто толстое одеяло, шею обвяжи мокрым шарфом, полотенцем, на руки надень перчатки, рукавицы». Для ребят, вставших к станку вместо взрослых, посещение школ вызывало трудности: подростки, работавшие на заводах, не могли посещать занятия в школе утром. Эта проблема была решена введением новой формы обучения, которая была выбрана для многих подростков блокадного Ленинграда. В феврале 1943 г. было принято решение открыть школы рабочей молодежи (ШРМ), где возможно было осваивать школьные предметы и продолжать работу на производстве. Заметка об этом («В школах рабочей молодежи») была размещена на страницах «Ленинградской правды»: такое решение поспособствовало тому, что ученики могли «совмещать учебу со стахановской работой»^[97]. В января 1944 г. таких подростков насчитывалось около 9 тысяч^[98]. Впоследствии такие ШРМ стали очень популярной формой обучения: такая система позволяла пройти образовательный ценз для продолжения учебы в ВУЗах и техникумах, а также получить образование для последующей работы.

Несмотря на тяжести блокадного времени, именно во время блокады Ленинграда система школьного образования претерпела множество реформ: это и изменение системы оценивания^[99], и введение раздельного обучения, и утвержденные общесоветские правила для учащихся, и внедрение трудового воспитания посредством открытия трудовых мастерских, и военная подготовка учащихся^[100]. Каждое из этих изменений неизменно сопровождалось историческим следом в советской периодике, продолжавшей выходить во время блокады.

Следует отметить, что данная тема образовательных реформ стала наиболее спорной: мнения о приемлемости и выполнимости нововведений разнились. Несмотря на цензуру и невозможность открыто критиковать решения руководства в газетах и журналах, авторы заметок и статей мягко выражали сомнения в успехе некоторых аспектов реформ. Так в статье «За высокую дисциплину и порядок в школах» автор, хоть и не опровергает необходимость раздельного обучения мальчиков и девочек, но называет методы ведения занятий в мужских школах чересчур военизированными: «ввели рапорты на уроках, всяческие караулы, перенесли на школы обязанности воинского учета», называет это «ошибкой и ложным пониманием»^[101]. В статье «За новые успехи ленинградской школы!» несмотря на то, что автор хвалит идею раздельного обучения, он отмечает, что «обновление состава школ создало серьёзные трудности для ленинградских учителей» в «трудных условиях блокадного времени»^[102]. Критика мягкая, в полутонах и легких упреках, однако для того времени это считалось «словом против», смелым альтернативным мнением.

Несмотря на особенности блокадного времени, школьники, как бы мужественно они не переносили тяготы, в первую очередь все равно оставались детьми – и, как только это становилось возможным, пытались развлечься и отвлечь себя от трудностей военных будней. Заметка «Наш лекторий» в одном из номеров газеты «Смена» является свидетельством того, что ученики школ не были зациклены исключительно на военном положении, они старались вести обычную, привычную им мирную жизнь^[103]. В заметке повествуется об организованном в школе добровольном лектории: ученики готовили доклады на заранее определенную тематику (в статье упоминалась тема М.Ю. Лермонтова и его творчества), читали выученные стихотворения, подготавливали творческие выступления^[104]. Их небольшой лекторий только начал работу, однако у ребят уже продуманы будущие темы для обсуждения и новых выступлений.

Другим примером выступает статья «В районном доме пионера и школьника»^[105]. При прочтении возникает ощущение, что материал написан в мирное время: автор отмечает, что в районном доме пионера и школьника проводятся «пионерские костры, занимательные лекции, слеты тимуровцев, вечера карнавалов, игр и танцев, разнообразные кружковые занятия». Тринадцать работающих кружков: хор, оркестр народных инструментов, лыжный спорт, кружок ИЗО, народные танцы (на которые, по словам автора статьи, уже записалось 200 человек), литературно-драматический кружок и другие^[106]. И это – во время блокады в окруженном фашистами Ленинграде. Подобное можно объяснить двумя причинами: во-первых, не следует забывать о массовой психологии. Прием игнорирования тяжелой стороны повседневности и акцентирование на привычных в довоенное время вещах может работать на вытеснение и отрицание травмирующей обстановки. Во-вторых, вера ленинградцев в лучшее, в снятие блокады со дня на день, выражалась в сопротивлении врагу своим образом жизни, показывающем несломленность духа.

С этими факторами связана и директива несмотря на блокаду отмечать праздники в ленинградских школах. Конечно же, существовала и еще одна причина для проведения новогодних ёлок: простое желание подарить детям немного радостных впечатлений. Враг рядом, город находится под обстрелом, но это не повод отказываться от праздничных мероприятий для школьников. Как писали в газете «Смена», «чудесные елки были организованы и в школах, и во Дворце пионеров, и в районных домах пионеров и школьников»^[107]. В другом его номере в заметке «Праздник детворы»^[108] описывалась ёлка блокадного времени в одной из ленинградских школ: сначала приехали фронтовики, «рассказывали детям о своей боевой жизни, о том, как они бьют немцев и защищают Ленинград, и в свою очередь расспрашивали ребят о том, как они учатся». После этого «грянули оркестры, и начался праздничный бал», был организован концерт, на который приехали артисты, ансамбль гусляров и коллектив художественной самодеятельности. Был и главный гость праздника – Дед Мороз с мешком подарков для маленьких блокадных ленинградцев. Подарки оказались на удивление щедрые: конфеты, пряники и мандарины^[109]. В дни школьных каникул ребят ожидали спортивные соревнования, выставки, организованные ими самими же, кинофестивали^[110].

В «Костре» и газетах этого исторического периода была рубрика, в которой публиковали письма на фронт. Эпистолярный жанр привлекал внимание читателей своей эмоциональной близостью и трогательностью. У подавляющего большинства ленинградцев были те близкие, кому они писали письма из города на фронт и в тыл, потому так дороги и интересны были эти публикации. Так, после проведенных новогодних елок и прошедших зимних каникул в ленинградских школах газета «Смена» опубликовала подборку писем школьников – третьеклассников и четвероклассников из блокадного города, в которых ребята обещают фронтовикам хорошо учиться, не пропускать занятия, «по-серьезному взяться за учебу», «чтобы не стыдно было писать писем»^[111].

Заслуживает тщательного изучения то, с каким давлением и пристальным вниманием относились к учебе школьников во время блокады Ленинграда. Казалось бы, понимание тяжелой ситуации должно было бы наоборот ослабить требования к детям, но, опираясь на тексты газетных статей, можно сделать противоположный вывод. Как писала газета «Известия», «никакой скидки на военную обстановку^[112]! Таково было основное положение в требованиях, предъявляемых к учителю и ученикам. Это было очень важно, потому что у недостаточно стойких людей могло появиться стремление снизить требования, сделать скидку на трудности, вызванные войной»^[113]. Появился серьезный рычаг общественного давления: дети должны учиться прилежно и не нарушать дисциплину – это их вклад в будущее, их долг перед теми, кто воюет за это будущее. В статье «За новые успехи ленинградской школы» была выражена следующая мысль: «борьба за регулярное посещение занятий каждым ребенком остается важнейшей задачей»^[114].

Так, посещение школы стало восприниматься как основополагающая обязанность любого ребенка, за неисполнение которой достаточно серьезно наказывали повсеместным общественным осуждением. Как пишет А. Раскин в заметке «Ленинградский Совет – детям», «с родителями, которые задерживают детей дома, ведется разъяснительная беседа. В необходимых случаях принимаются и административные меры». Организован «учет детей», приняты «активные меры, чтобы ни одного ребенка не осталось вне школы»^[115].

Примером жесткого общественного осуждения, отразившегося на страницах газеты, стало порицание поведения учеников в одной из статей на страницах газеты «Смена». В статье описывалось то, сколько сил и энергии пришлось потратить государству на то, чтобы отремонтировать школы, обеспечить их топливом, наладить питание учеников, организовать им праздники и отдых, - и то, как неблагодарно некоторые школьники отвечают на такую заботу прогулами и плохими оценками.

Автором статьи приведены не просто абстрактные примеры, а упомянуты конкретные ученицы и ученики, приведены имена, фамилии, номера классов и школ, в которых они учатся. Их описывают в максимально обвиняющем тоне: «горе-комсомолка», «бесцельно растрачивает драгоценное в военный период время», «злостно прогуливает»^[116]. Ребят в известном ленинградском периодическом издании на всю страну обвиняют в том, что они плохо учатся и пропускают уроки без уважительных причин. И такое массовое давление на психику ребенка, причем во время военных событий – спорный и жестокий метод, который скорее мог довести отдельно взятого ребенка до тяжелого психического расстройства, нежели был способен наладить успеваемость и дисциплину в школе.

Способны ли были дети на сохранение порядка и дисциплины, несмотря на условия суровой военной жизни блокадного Ленинграда? Невзирая на все тяготы и лишения ребят, страницы газет и журналов военного периода отвечают: да, успеваемость радовала, ребята старались, дисциплина оставалась на высоком уровне. В 1944 г. газета «Смена» сообщает: в школах рабочей молодежи ребята показывают отличные результаты, итоги проведенных контрольных работ по русскому языку и математике впечатляют – «95% учащихся 10-х классов получили по контрольным работам хорошие и отличные оценки»^[117]; а в то же время «Ленинградской правде» пишут: «успеваемость во всех школах Ленинграда стоит на более высоком уровне, чем в предвоенные годы»^[118]. Во время изучения периодики военного времени порой складывалось впечатление, что эти установки на игнорирование тяжелых условий, на повышение требований, эти жестокие методы общественного порицания были применены исключительно ради красивых цифр статистики хорошей успеваемости, напечатанных позднее.

Подводя итоги главы, можно сделать вывод о том, что печатная периодика, являющаяся незаменимой частью жизни советского общества середины XX века, безусловно, не могла не писать о блокаде Ленинграда. С учетом того, сколько детей осталось в Ленинграде, тема продолжения возможности обучения в школах стояла достаточно остро. Журналы и в основном газеты освещали эти моменты: издавались заметки об успехах ленинградских школьников, о героических подвигах ребят, об условиях проведения занятий; печатали новости о нововведениях в сфере образования; школам блокадного Ленинграда порой посвящали целые выпуски газет. Тон статей – однозначно позитивный, негатив и критику найти трудно. Полностью объективным такое освещение назвать нельзя, так как (за редкими исключениями) публиковалось все строго в позитивном ключе. В газетах и журналах не найти упоминаний о высоком уровне смертности среди детей, об очередях истощенных школьников к прилавку с пайковым хлебом, которые они отстаивали после занятий, о росте детской безнадзорности и преступности.

В прессе не писали о том, как дети постоянно думают о еде, о том, как скуден их паек, как бедно они одеты. В газетах не найти упоминания о том, что самым частым диагнозом среди болезней ленинградских школьников во время блокады стала алиментарная дистрофия. Многие ужасающие факты быта блокадных школьников замалчивались, а продолжение школьных занятий ребятами преподносилось как должный подвиг - в тяжелейших условиях исполнять свой долг перед будущим.

 Безусловно, это напрямую связано с идеологической пропиткой прессы того периода и политическим строем советского государства. Небольшая доля мягкой критики встречается только в статьях о школьных реформах, когда авторы смело поставили под сомнение реформу образования: введение раздельного обучения, сопровождаемое требованиями к материальному обеспечению и полному изменению учебной программы – мера сомнительной необходимости во время войны, охватившей страну. В и без того тяжелейших условиях обучения для педагогов создавались дополнительные трудности, преодоление которых с них жестко требовалось.

Другой вывод, который можно сделать, изучив газетные сводки блокадного Ленинграда: жесткость требований сохранялась не только по отношению к учителям. С момента возвращения всеобщего обучения дети были обязаны посещать школу, с них требовались хорошие результаты несмотря ни на что. Родителей привлекали к административной ответственности, если те удерживали ребенка дома. Школьники могли быть публично осуждены в СМИ с указанием реальных ФИО и места обучения в случае плохой учебы или частых прогулов. Подобные меры тяжелого психологического давления по отношению к ребенку кажутся немыслимыми в наше время, однако в тоталитарном обществе, образцом которого является СССР во время Великой Отечественной войны, такие методы были нормой.

Еще одним заключительным выводом является то, что, основываясь на материалах журналов и газет, можно проследить, насколько серьезно отличались периоды блокады: наиболее тяжелый, который пришелся на осень-зиму 1941-1942 гг., и последующие годы. В 1943-1944 гг. жизнь в городе как будто бы полностью восстановилась, и школьники вернулись к привычному быту. Такой вывод можно сделать из того, что если в 1941-1942 гг. упоминания о ленинградских школьниках в газетах было исключительно как о маленьких героях, которые учатся в тяжелых условиях, а для ребят-ленинградцев выходили статьи о том, как правильно тушить зажигательные бомбы, то позже жизнь маленьких жителей блокадного города через призму периодики выглядит практически мирной: с детей строго требуют хорошей успеваемости, открывается большое количество разнообразных кружков, устраиваются праздники  и соревнования, школьники сдают экзамены и празднуют выпускные, пишут в газеты о своей помощи госпиталям и работе на сельско-хозяйственных угодьях.

Глава 2. Школьные будни детей, продолживших учебу в блокадном Ленинграде в 1941-1944 гг.

Блокада Ленинграда перевернула жизнь в городе с ног на голову – и это не могло не отразиться на обычной школьной жизни детей, на их расписании и учебной программе. В начале сентября 1941 года дети так и не смогли начать учебный год из-за того, что многие школы были отданы для создания в них эвакопунктов и госпиталей, а большая часть учителей и учеников старшей и средней школы была занята помощью в тылу и оборонных работах. 4 сентября 1941 г. на город упал первый артиллерийский снаряд^[119], а спустя четыре дня была объявлена блокада Ленинграда, а уже через пару недель горожане начали ощущать трудности с питанием. Город начал все чаще подвергаться бомбардировкам, каждому ленинградцу стали знакомы места бомбоубежищ. Из-за перекрытых транспортных артерий в город прекратились поставки провизии, а на ленинградские склады продуктов были совершены вражеские налеты.

Бюро Ленинградского Горкома партии приняло серьезное решение: вне зависимости от суровых условий войны, учеба не должна прекращаться ни при каких обстоятельствах. Было постановлено возобновить учебный год с 3 ноября для старшей школы^[120], а с 25 октября вернуть в школы учеников младших и средних классов^[121]. Продолжили обучение 60 тысяч ребят с 1 по 8 классы, и еще 30 тысяч старшеклассников^[122]. Если сравнивать с довоенным временем, то заполняемость школ составляла около 30% - не все смогли вернуться за парты из-за занятости на тыловых работах в качестве замены ушедших на фронт взрослых^[123]. В воспоминаниях ленинградской школьницы Леры Игошевой, «в школе всего 5 классов. (...) Вообще условия занятий совсем иные – тем более что помещений неповрежденных мало – кабинеты. Занимаемся в галошах, пальто висят в классе, портфель всегда с собой, в тревогу идем в убежище, в перемену сидим в классе. Все это, конечно, мешает учиться, но я рада, очень рада школе, в ней имеешь занятие»^[124].

Возобновление учебного процесса не вернуло привычные школьные будни в том формате, к которому привыкли дети. Теперь все выглядело немного иначе, с оглядкой на реалии войны. Проводить уроки приходилось не только в классах, но и в бомбоубежищах, куда детям приходилось часто спускаться во время бомбардировок. По воспоминаниям блокадных учителей, каждый педагог в то время имел в голове два плана проведения урока: один в обычных условиях в классе и запасной – если придется спускаться в убежище^[125]. Находясь в убежище, новый материал изучали редко, в основном принимаясь за повторение старых тем^[126].

В октябрьском номере газеты «Ленинградская правда» был опубликован отрывок из беседы с заведующим Гороно Г.С. Левиным. В этом материале Г.С. Левин отмечал обязательность открытия при каждой из школ небольших киосков, в которых школьники могли бы обзавестись необходимыми пособиями и канцелярскими принадлежностями^[127].  Такие киоски действительно действовали, но не так уж и долго – и дефицит необходимого для учебы был обнаружен очень скоро. По воспоминаниям учительницы истории Хильды Кинг: ученики использовали страницы старых газет и журналов вместо блокнотов и тетрадей. Писали на полях и в промежутках между напечатанными строчками^[128]. В тоже время, учебной литературой дети были полностью обеспечены. Зимой было принято решение писать карандашами, а не ручками. Ручки стали дефицитом, а из-за низких температур пользоваться ими было невозможно: чернила замерзали^[129].

Школьные будни становились все суровее и экстремальнее с каждым днем: основываясь на отрывках из дневника школьной учительницы по истории Ксении Владимировны Ползиковой-Рубец, а так же дневник Лены Мухиной, декабрьский холод сделал условия обучения едва выносимыми: «от больших кафельных печей веет холодом: их давно не топят. Чернила покрываются коркой темно-лилового льда… Водопровод перестал подавать воду во второй этаж, а затем и вовсе перестал действовать… Требуется большая сила воли, чтобы сидеть в стуже почти пять часов в классе»^[130].

Изменения в школьном расписании также не заставили себя ждать. Обычный школьный день выглядел так: длительность уроков не превышала 20-25 минут, и в день в расписании чаще всего стояло 2-3 урока^[131]. Звонки, оповещавшие детей о начале и конце урока, в школе не звучали. Хоть в «Ленинградской правде» заявления заявление заведующего Гороно об увеличении количества учебных часов, усиленной физической подготовке и началу занятий по военному делу в школах звучали максимально оптимистично^[132], в условиях блокадной реальности изможденные дети и учителя были физически не способны реализовать столь амбициозный план. Так, школьное обучение стало проводиться по сокращенному учебному плану, в который были включены только основные предметы^[133]. Учебные планы классов с 5 по 10 были сокращены на 85 часов^[134]. В дневниках Елены Мухиной это отразилось в следующих строчках: «а учение будет заключаться исключительно в повторении прошлого. Как-то: восьмиклассники будут повторять курс 7-ого класса. Мы, девятиклассники, - курс 8-ого класса… Собственно говоря, это будет не школа, а своего рода стационар для ленинградских школьников. Нынешний учебный год считается потерянным»^[135].  

Несмотря на новое, более приближенное к реальности постановление Ленгорсовета о том, что план школьного года теперь основывался на повторении учебной программы, это тоже превратилось в едва ли осуществимую идею. Ксения Ползикова-Рубец писала: «нельзя оставаться по-старому требовательными, видя перед собою эти бледные, с синими тенями, юные лица, замечая, что часто за уроком ребята погружаются в дремоту, и, в конце концов, все мы знаем обстановку, в которой живут ленинградцы»^[136]. Из-за непрекращающегося голода, дефицита калорий и нарушения обмена веществ у детей часто случались проблемы с памятью: они не могли вспомнить даже самые простые вещи, и редко кому удавалось выучить параграф из учебника^[137]. Тем не менее, в классах проходили регулярные медосмотры: приходила медсестра и осматривала детей^[138]. Из-за отсутствия отопления были несколько изменены школьные правила: теперь, приходя в школу, ребята не снимали верхнюю одежду и обувь, сидели на занятиях прямо в пальтишках и сапогах^[139].

Тяжелая блокадная зима 1941-1942 гг. с трудом далась ленинградским школьникам. Ужасные условия блокадного быта сказывались на численности учеников. Голод и холод буквально на глазах сокращали количество учеников в первую блокадную зиму. Особенно, в этот непростой зимний период, было написано огромное количество писем с просьбами о продовольственной помощи, даже требованиями ленинградцев, среди них встречались письма матерей^[140], учителей^[141] и даже письма, написанные детской рукой^[142].

Председателю Исполнительного Комитета Ленинградского гор. Совета тов. Попкову П.С., секретарю Ленинградского горкома ВКП б, тов. Лазутину П.Г. была отправлена справка по вопросу выдачи продовольственных карточек с вырезкой талонов на жиры и мясо иждивенцам, уклоняющимся от работы в гос. предприятиях и учреждениях от начальника городского управления по учету и выдаче карточек Трифонова С.А. от 13 февраля 1942 года. В основном, это подростки 15-17 лет. Так, например:

Кузнецов М.М. 1927 г.р. проживает Советский пр., 40-а, кв.18, не работает с ноября месяца, по заявлениям соседей «квалифицированный маклак»^[143].

Мараева С.А., 1926 г.р. проживает по 5 -й линии дом №8. В этой же квартире живёт заведующий магазином №25 Р.П.Т. Девочка помогает работать в магазине и на это живёт^[144].

Семенов Н.Ф., 1926 г.р. проживает 9-я линия, дом 34, кв.4, Сирота. По характеристике актива дома – рецидивист. Занимается кражей, имеет 32 привода^[145]. И т.д.

Голод и холод сказывались и на посещаемости. Из отчёта^[146] 251-й школы Октябрьского района: «Из 220 учащихся, пришедших в школу третьего ноября, систематически продолжали занятия 55. Недостаток питания сказывался на всех. В декабре-январе умерло 11 мальчиков. Остальные мальчики лежали и не могли посещать школу. Остались только девочки, но и те еле ходили»^[147]. Не только ученики, но и учителя становились жертвами первой блокадной зимы – в воспоминаниях Миши Тихомирова сохранилось следующее: «Сегодня узнали в школе о смерти учителя черчения. Это вторая жертва голода... Уже не ходит в школу преподавательница литературы. Папа говорит, что это следующий кандидат. Многие учителя еле-еле ходят…»^[148].

Несмотря на то, что невозможные условия для учебы послужили причиной закрытия большинства школ, в 39 ленинградских школах было принято героическое решение не прерывать занятия^[149]. Несколько изменился и школьный быт: теперь школьники на занятиях перестали записывать конспекты вслед за учителем – чтобы не зябли руки, а педагоги старались как можно понятнее и быстрее объяснить материал, понимая состояние ребят^[150]. Занятия, по воспоминаниям из дневников Берты Злотниковой^[151], с наступлением зимы начинались в 10 утра, а без двадцати 10 детей запускали в школы. Домашнее задание дети выполняли тоже в школе, сразу после уроков. После школьных занятий каждый день все без исключения отправлялись на заготовку дров для школьных печурок: чаще всего доски удавалось добыть при разборке завалов разрушенных зданий^[152]. Благодаря этой работе на следующий день в классах можно было согреться, собравшись вокруг маленьких печек.

В отличии от тех, кто находился дома, в жизни школьников появилась особая радость – возможность хоть ненадолго утолить голод дополнительно к скудному блокадному пайку. В первые зимние месяцы было принято решение организовать в школах столовые для детей, чтобы хоть как-то поддерживать в них силы^[153]. За такое питание из продовольственных карточек не вырезали талоны. Эти столовые спасли регулярным питанием более 30 тысяч детей^[154].  Обед в школе предполагался после четвертого урока, зачастую на обед подавали практически несъедобные блюда: холодец из клейстера или суп из ремней. Но для оголодавших детей это казалось желанной трапезой. Согласно записям из дневника Ксении Ползиковой-Рубец, четвертый урок в расписании было особенно трудно преподавать, так как дети все время ждали звонка на перемену, когда они смогут наконец-то поесть. Часто ребята пытались упросить дать им еще одну порцию для кого-то из семьи, а то и втихаря уносить домой, однако учителя стояли на страже соблюдения правил и не разрешали этого: «суп вам дают, чтобы помочь вашему ученью»^[155].

За детским питанием старались следить, а также проводили всевозможные проверки, о чём свидетельствует справка о состоянии питания в детских учреждениях, школах г. Ленинграда на 25.09.1943^[156].

Во второй половине сентября Госсанинспекцией во всех районах города была организована и произведена выборочно лабораторная проверка питания в школах Ленинграда. Всего было подвергнуто исследованию 37 полных рационов школьного питания^[157].

Проверка показала, что калорийность полного рациона по раскладке обычного школьного питания без хлеба по данным лабораторных анализов колеблется в зависимости от набора продуктов в пределах от 685 до 920 калорий. Калорийность 500 гр. хлеба, полагающихся школьникам равна 947 калориям^[158].

Таким образом общая калорийность школьного питания вместе с хлебом колеблется от 1632,6 до 2707 кал. Теоретическая калорийность всего продуктового набора, полагающиеся в день школьнику равна 1851,8 кал^[159]. Однако, как показывает практика контрольных обследований, не всегда полагающиеся продукты доводятся полностью до школьника. Это подтверждается результатами проверок выполнения раскладок школьного питания. Так, из 37 анализов школьных рационов, в 8-ми 21,6% процент выполнения раскладок оказался заниженным^[160].

Приводились в пример те школы^[161], которые выполняли заниженные раскладки в столовых: «в столовых школы №30 Василеостровского района, №188 и №193 Дзержинского района, №143 и №132 Красногвардейского района, №218 Куйбышевского района, №231 Октябрьского района и в школе №6 Свердловского района, где процент выполнения раскладки оказался заниженным до 76,4%. Занижение процента выполнения раскладок получается за счет недодачи жира, сахара и крупы»^[162].

Приводится статистика охватов школьников рационным питанием по районам. По данным РОНО Выборгского района охват школьников рационным питанием в среднем составляет 53% от общего контингента учащихся, говорится в докладной записке^[163] от 22 декабря 1943 г.

В начале января 1942 г. в ленинградских школах прошли зимние каникулы, во время которых были организованы новогодние елки для школьников^[164]. Праздники удалось провести, несмотря на трудности блокады: дети ставили пьесы, устраивали концерты, а в конце новогодней елки получали небольшие подарки и праздничный обед. По воспоминаниям ученицы 7 класса 239 средней школы Вали Петерсон, в честь Нового года их угостили тарелкой супа, лапшой, 150 граммами хлеба и 50 граммами желе, что казалось совершенно невероятным для голодного города, лишенного провизии^[165]. О щедрых подарках Людмила Отс писала так: «Из содержимого подарка мне запомнились конфеты из льняного жмыха, пряник и 2 мандарина. По тому времени это было очень хорошее угощение»^[166]. Двери театров распахнулись для маленьких ленинградцев в тот Новый год: ученики 7-10-х классов провели свои новогодние елки там. Для них в театре драмы им. Пушкина давался спектакль «Дворянское гнездо», в Большом драматическом – «Три мушкетера». А в Малом оперном театре праздник открылся спектаклем «Овод»^[167]. Сюрпризом для детей стало электрическое освещение, от которого за несколько месяцев уже отвыкли школьники^[168].

После новогодних каникул дети продолжили обучение. Школьный день начинался в 11 утра, и продолжительность каждого из уроков не превышала 25 минут. Занятия заканчивались обычно уже к двум часам дня^[169]. Педагогический состав продолжал поддерживать привычный школьный быт: учителя задавали домашнее задние, проводили опросы, контрольные, спрашивали уроки наизусть, ставили оценки^[170]. Учителя с удивлением отмечали то, как сильно война повлияла на мировоззрение детей – теперь история изучалась через призму современных реалий. Из воспоминаний Ползиковой-Рубец, ребята применяли военную терминологию дней блокады даже тогда, когда речь шла о самых отдаленных исторических периодах: "Александр Невский понимал, что на фронте надо действовать быстро", "монголы бросали зажигательные бомбы". Для них, детей блокадного Ленинграда, которым приходилось видеть множество смертей каждый день, упоминание 20 убитых русских в Невскую битву вызывали смех: "Вот так битва..."^[171].

Учителя старались ориентироваться на восприятие материала детьми: важно было наиболее удобным способом приобщить их к знаниям. По этой причине по ряду предметов были внесены изменения в программы. Например, по литературе начали изучать современные на тот момент произведения о Великой Отечественной войне. На других гуманитарных дисциплинах важное мест уделялось темам любви к Родине, смелости и патриотизма. Часто поднимались темы: «Битва на Чудском озере», «Бородинское сражение 1812 г.», «Первая мировая война 1914-1918 гг.»^[172] и др. В периодических изданиях появляются новые рубрики или разделы, посвященные подвигам, доблести и мужеству, такие как: «О смелых и отважных», «Слова рассказывают», «Фронтовые рассказы», «Боевые эпизоды», «Храни военную тайну»^[173]. Публикуются рассказы, стихи, истории, которые реально происходили с людьми во время военных действий на фронте, в тылу, такие как: стихотворение В. Лебедева-Кумача «За честь, за правду, за народ!»^[174], очерки Веры Кетлинской о молодёжной подпольной организации города Краснодона «Молодая гвардия», рассказ «Малая война» О. Кузнецовой о герое Отечественной войны 1812 года Денисе Давыдове, военные рассказы: «Хитрый смелый» (Н. Ходза); «Гвардия сержанта Михайло Щепотьев» (В. Глинка); «Мировой бригадир» (В. Дружинин)^[175]. Публикуются стихи, которые направлены на поддержку духа ленинградцев: «Ленинград» А. Гитовича, «Ненависть» В. Лифшиц^[176].

В изучении технических и естествоведческих предметов – физики, математики, химии – преподаватели старались применять военные знания. Информация, поданная через призму актуального для блокадных школьников контекста, воспринималась детьми как нечто полезное и применимое, и потому гораздо быстрее запоминалась.

Школьники-блокадники во многом вели себя как взрослые люди в реалиях войны – они были готовы к любому развитию событий даже по пути в школу. Рано утром на занятия и обратно из школы домой приходилось ходить пешком (общественный транспорт встал). Дети шли исключительно по той стороне улицы, по которой было безопаснее идти в случае артобстрела. У каждого школьника с собой должен был находиться противогаз на случай химической атаки. В школах часто проводились тренировки по радио-химио-биологической защите: школьники должны были срочно надеть противогаз и организованно спуститься в убежище^[177].

К сожалению, несмотря на улучшение ситуации с продовольствием в городе, к весне 1942 г. в школах осталась всего треть от тех учеников, что сели за парты в ноябре. В середине весны 1942 г. Гороно было объявлено решение о возобновлении всеобщего обучения: возвратить все ленинградские школы к занятиям с 3 мая^[178]. К учебе вернулись школьники в 148 школах. Ученики должны были закончить учебный год к 1 июля, а за это время вспомнить школьную программу^[179].

Для того, чтобы исключить ситуацию с растущим количеством беспризорников в городе, на школы, помимо образовательной нагрузки, была возложена также воспитательная функция. Для этой цели учебный день был серьезно продлён: теперь ребята приходили в школы к 8:30 утра, а заканчивали учебу в 5 вечера^[180]. К счастью для горожан, в школьные столовые заметно увеличились поставки еды: детей стали кормить три раза в день. Из воспоминаний ученика 6 класса: «в день нам должны давать 300 г. хлеба, 30 г. масла и 30 г. сахара, 50 г. мяса и 50 г. соевого молока, 20 г. пшеничной и 10 г. картофельной муки, 10 г. чая и 20 г. кофе на месяц, 15 г. в день сухих фруктов или сухоовощей»^[181].

С весенним потеплением ребятам стало приятнее учиться: периодически уроки проводились в скверах при школах, и ребята могли дышать свежим воздухом и наслаждаться солнечными деньками^[182]. В конце учебного года старшеклассники сдавали выпускные экзамены, и даже блокада не смогла отвлечь их от серьезной подготовки. Испытания были непростыми, без скидок на военные условия, но ребята с достоинством выдержали его. Среди 542-х выпускников десятых классов 70 получили диплом с отличием, что является высоким показателем даже для мирных времен. Им были торжественно вручены книги с памятной надписью и подарки. В июне в школах были проведены блокадные выпускные вечера с традиционными танцами и праздничным обедом^[183].

В свободное от школы и общественной работы время ребята старались находить возможность развлечься. Посещение кружков в районном доме пионера и школьника, как уже стало известно в первой главе исходя из газетных заметок, стало отличной возможностью разнообразить школьные будни. Например, из отчёта о проделанной работе по школьному сектору за октябрь месяц 1942 года по Приморскому РК ВЛКСМ, узнаём, что кружки работали и при школах: например, в 49-й школе работали кружки «штопки и шитья», хоровой, литературный, исторический^[184]. В дневниках Зины Кузнецовой были найдены такие строки: «…У нас были и другие дела, кроме учебы. Мы много собирали металлолома. Встречались с партизанами. Были детские шалости. Ходили даже в театр. Катались на коньках, правда, размер ботинок был 1941-1942 гг. Веревкой завяжем и катаемся по переулку»^[185]. Проводились спортивные соревнования. Открылся Центральный детский шахматный клуб во Дворце пионеров. В школах непрерывно работали библиотеки, в которых дети могли брать книги. Опираясь на отчеты о проделанной работе по школьному сектору РК ВЛКСМ, к школьникам приходили профессора с лекциями вне школьной программы. Например, в октябре 1942 г. для 3-4 классов была прочитана лекция профессора Ландау «Дети-герои Ленинграда», в доме Культуры Промкооперации. По мнению составителей отчета, «беседы профессора пользовались успехом»^[186].

Не прекращалась и внеклассная школьная деятельность в формате рисования стенгазет, оформления досок почета, памятных классных альбомов, так например: придя в школы с 1 октября 1943 г. учащиеся занимались оформлением и украшением своих классов, так например в 1-3 классах 44 школы были написаны лозунги, украсили класс плакатами, сделали производственный уголок и оформили отдельную парту для нач. штаба отряда»^[187]. Для выполнения плана по политико-воспитательной работе учителя проводили классные часы, разговаривая с ребятами о патриотизме, о Родине, о борьбе с врагом. Выполняя решение ЦК ВЛКСМ от 15 сен. 1942 г., во многих школах блокадного Ленинграда были организованы специальные военные кружки: на этих занятиях дети осваивали строевую подготовку, стрельбу. Проводились походы в противогазах^[188].

На протяжении летних каникул школьники не сидели без дела, а помогали восстанавливать школы: прочищать трубы, собирать новые печи для будущего сезона, заменять разбитые стекла в окнах, убирать классы, заготавливать топливо на предстоящие осенние и зимние холода. Были задействованы даже учащиеся начальной школы – они, например, утепляли окна проклеивая бумагой, подносили кирпичи для печек, обивали двери, развешивали в классах плакаты и портреты вождей^[189]. Благодаря помощи школьников и их родителей к сентябрю школы были практически полностью восстановлены и подготовлены к новому учебному году. Кроме помощи школе, ребята продолжали вносить свой вклад в защиту родного города: дежурили на крышах, тушили зажигательные бомбы, помогали в госпиталях, работали в пожарных группах, вставали к станкам на заводах и фабриках, выращивали овощи на небольших грядках городских огородиков, становились связными и посыльными^[190].

Во всех школах также создавались «тимуровские команды». Школьники получали адреса, обходили квартиры, помогали обессиленным ленинградцам. Помощь требовалась разнообразная: принести обеды на дом, вызвать врача, помочь больному товарищу в уборке квартиры, доставки дров, воды или собрать материальную помощь^[191]. В отчете Приморского РК ВЛКСМ о проделанной работе по школьному сектору содержатся упоминания о том, как дети участвовали в молодежном воскреснике: 247 школьников вышли помогать разбирать остатки разрушенного фашистскими снарядами дома^[192].

Летом для школьников в блокадном городе и пригородах были организованы пионерские лагеря. Располагались они при совхозах в зданиях школ и детских садов. Самым большим лагерем блокадного Ленинграда был лагерь при совхозе «Красная Заря» на Школьной улице, в нем находились 230 школьников. Перед началом работы летних лагерей по школам проводились разъяснительные беседы воспитателей и старших пионервожатых о задачах учащихся в предстоящих сельскохозяйственных работах. Школьников тоже готовили к предстоящим работам: в классах с 4 по 10 проводились дополнительные занятия по агротехнике во внеурочное время. Из докладной записки 1943г. «О ходе подготовки к вывозу школьников в лагеря совхозов и подсобных хозяйств», выясняется, что в школах находились специально оформленные информационные доски «Готовься к лагерю», на которых содержалась вся полезная информация: что следует взять с собой, распорядок дня в лагере, состав бригад^[193]. Для работ ребята были разбиты на звенья-бригады, во главе которого находился педагог и вожатый звена. На каждого ученика была определена определенная трудовая норма на полях исходя из его возраста. Как указано в докладной за июнь 1943 г. «Об организации труда, быта и отдыха в пионерских лагерях Приморского района»^[194], несмотря на правильные расчеты трудовых норм для школьников, нормы совхозов очень велики и рассчитаны не на 8 часов, а на 10-11.  Из-за этого дети не укладываются в положенные им 5 часов работы, но не уходят с поля, пока не выработают норму, добровольно продлевая себе рабочий день на 1-1,5 часа^[195]. Согласно отчетам, эффективность работы пионерских лагерей была на уровне: в среднем 130-140% выработки^[196]. Но также периодически случались случаи хищения овощей^[197]. Приведены фамилии таких «злоумышленников»:

Евсеева (1,2 кг картофеля)

Фёдоров (2 кочана капусты)

Ефимова (несколько штук свеклы)

И т.д.

Некоторые были исключены из лагеря, некоторым сделан строгий выговор. Такие случаи имели место быть.

В летних лагерях ребята не только работали, им также давали возможность отдохнуть и оздоровиться. По утрам для них были организованы массовые зарядки, а после работы была возможность играть как в спортивные игры (волейбол, городки), так и в спокойные: шашки, шахматы, домино. При пионерских лагерях работали библиотеки, кружки («за период с 12 июля по 25 июля 1943 г. по пионерским лагерям было организовано 18 кружков самодеятельности, 4 кружка рисования, 4 кружка художественной лепки из глины, 2 кружка общелагерных по оформлению про бойцов Красной Армии»), создавались научно-популярные выставки, были организованы встречи с героями фронта и учеными Ленинграда^[198]. Для ребят была возможность послушать радио и сходить на киносеансы. В летние лагеря приезжали артисты с концертными программами, театры с кукольными спектаклями. В свободное время ребята и сами разучивали песни и подготавливали номера самодеятельности для последующих выступлений. Как и положено, в пионерских лагерях даже во время блокады проводились пионерские костры по случаю открытия и закрытия смены^[199].

Остальные годы блокады обучение в ленинградских школах прошло намного легче и стабильнее. Вторая блокадная зима была пережита с меньшими потерями. Учебный год в школах более не прерывался. Поставки продуктов в блокадный Ленинград стали постепенно налаживаться^[200]. В декабре 1942 г. для самых ослабленных и истощенных детей были организованы столовые усиленного детского питания, нормы питания в которых с каждым днем все увеличивались, что не могло не радовать. Дети могли возвращаться к привычной жизни, постепенно забывая жуткие времена первой блокадной зимы. Учебный год начинался в привычное время, школьные будни становились все более похожими на те, что были у ребят в довоенное время. Тем не менее, следует отметить, что и в последующие годы учеба детей была все также сопряжена с вынужденными частыми спусками в бомбоубежища, ведь ребята продолжали учиться в военное время, а фашисты продолжали артобстрелы и бомбардировки города.

После января 1943 г., когда удалось совершить прорыв кольца блокады, количество учеников в ленинградских школах резко возросло, однако уровень подготовки вернувшихся в школы детей сильно отличался от тех детей, которые продолжали обучение на протяжении всех лет блокады^[201]. Данная ситуация сильно усложняла работу учителям, и для того, чтобы более «сильные» ребята «подтягивали» по учебе новеньких, в классах было установлено шефство^[202].

Несмотря на все сложности описываемого периода для сферы образования, со стороны правительства были приняты серьезные решения, в корне реформировавшие систему школьного образования. Так, в 1943 г. для всех школ СССР было введено раздельное обучение для мальчиков и девочек^[203]. В первую очередь это было вызвано необходимостью введения военно-физической подготовки, что, безусловно, затронуло и школы блокадного Ленинграда^[204]. Школы были обязаны предоставить отдельные помещения для учебы мальчиков и девочек, педагоги должны были переформировать классы.

Другое важное новшество: приказом народного комиссара просвещения РСФСР №24 в 1944 г. были отменены словесные оценки, существовавшие ранее: «отлично», «хорошо», «посредственно», «плохо», «очень плохо» - и заменены на цифровую пятибалльную систему, применяющуюся и в наши дни^[205]. Причиной для этого была расплывчатость данных категорий, их недостаточная гибкость, а также неудобство для пользования учителей: словесные оценки было труднее и дольше писать, а сокращения заметно портили аккуратный вид дневников и журнала.

Важным и праздничным элементом школьных будней ленинградцев была система поощрения за примерную учебу. Несмотря на все трудности блокадного времени, ребятам, как и до войны, продолжали выдаваться похвальные грамоты за отличную дисциплину и успехи в учебе. Отличившихся учащихся награждали серебряными и золотыми медалями, что дополнительно стимулировало детей не бросать обучение^[206]. Как уже было написано в первой главе – на примере Тамары Зиничевой, чья учеба и поведение были порицаемы в прессе – за плохую успеваемость следовала публичная разборка: учеников, которые получали плохие оценки вызывали на заседание учкома, пионеров прилюдно отчитывали на звеньях, штабах отрядов и штабах дружин. Сохранились следующие данные: в школах Приморского района за время с 1 октября по 20 декабря 1943 г. таким образом публично было «разобрано» 127 человек^[207].

Таким образом, на основании всего вышесказанного можно сделать вывод: школьные будни детей блокадного Ленинграда были действительно непростым временем. Несмотря на постоянный голод, холод и возрастающую слабость, школьники не прерывали учебу, а после занятий отправлялись помогать взрослым выполнять общественную работу. Это не могло не отразиться в многочисленных дневниках ленинградских школьников. Причины посещать школу были разные: кто-то – из желания «найти, чем себя занять»^[208], кто-то из любви к знаниям, а кто-то – чтобы иметь возможность эвакуироваться. Для педагогического состава это в свою очередь также стало серьезным испытанием. Помимо всех вышеописанных трудностей блокадной жизни и экстремальных условий работы, от них как от специалистов потребовалось перекроить школьную программу, построить ее на повторении, быть готовым вести уроки не только в классах, но и в бомбоубежищах, оперативно реагировать на образовательные реформы, объяснять материал ребятам с разным уровнем подготовки…

Однако другой вывод, который можно сделать, основываясь на дневниковых записях школьниках о их буднях: жизнь в городе, пусть и окруженном врагом, не прекращалась. Дети выполняли домашнее задание, читали литературу, старались веселиться в компаниях друзей в свободные минуты, – а в остальное время выступали в роли рано повзрослевших молодых людей: занимались общественно-полезной работой в госпиталях, на огородах, на заводах, дежурством на крышах. Их вклад в защиту города не может быть преуменьшен: за героическую помощь почетные медали «За оборону Ленинграда» получили свыше 5000 школьников^[209].

Глава 3. Моральное состояние школьников блокадного Ленинграда

Дети блокады – это особая категория жителей Ленинграда, которых обстоятельства лишили детства, заставили повзрослеть намного раньше и бороться за выживание на уровне взрослых и умудренных опытом людей. Каждый ребёнок блокадного Ленинграда воспринимал войну и голод по-разному, о чём свидетельствуют сохранившиеся дневниковые записи. Заглядывая в дневники школьников блокадного Ленинграда, можно составить представление о моральном состоянии ребят: о чем думали дети, о чем мечтали, как менялось их настроение и отношение к учебе и жизни на протяжении блокадных лет. Несмотря на красочную и позитивную картину, которую в это время отражала советская военная периодика, ребятам было очень непросто совмещать примерную учебу в экстремально тяжелых условиях и общественные работы, когда вокруг царил голод, нищета и болезни.

В дневнике Юры Рябинкина, пятнадцатилетнего ленинградца, сохранились его раздумья о том, возвращаться ли ему в школу. В начале сентября парень решительно пишет: «сегодня утром решил: в школу не являться. Причину здесь не пишу. У меня и сейчас слезы на глазах стоят, но я все тянул с этим. Сейчас это кончено»^[210]. Несколькими страницами позднее он все-таки упоминает в дневнике причину – через год его заберут на фронт, а сейчас он устраивается на работу в госпиталь из нужды, чтобы немного зарабатывать. Позже все-таки переменил решение: писал о возвращении в школу. В таком положении были многие подростки-ленинградцы: новая реальность заставляла молодых людей и девушек быстро ориентироваться в сложившихся обстоятельствах.

Решение возобновить учебу, принятое Бюро Ленинградского Горкома, было воспринято многими школьниками на «ура». Обращаясь к записям личных дневников, в ноябре многие ребята радовались возвращению в школы. Как писала в своем личном дневнике ленинградская восьмиклассница Валя Петерсон: в школе было «радостно, приятно», «все парты заняты», «в классах чисто и светло»^[211]. Ноябрьские записи дневника Розалии Серднак: «я вытру слезы и опять буду заниматься, упорно, жестоко брать все те знания, которые могу получить. А завтра опять пойду в школу, опять уроки, дежурства» - именно в школе девочка отвлекалась от жестокой реальности войны^[212]. По воспоминаниям ленинградской школьницы Леры Игошевой, «с 3-го по 6-e ноября были четыре счастливые дня. Открылись школы. Очень много новых впечатлений… я рада школе, в ней имеешь занятие»^[213].

Часто именно это желание «иметь какое-то занятие» побуждало детей возвращаться в школы. Школьные будни дарили им привычный распорядок дня, напоминавший о довоенной жизни города. Но это стремление к старой, привычной жизни и жажда знаний не были единственной мотивацией детей. Например, школьники имели больше шансов на последующую эвакуацию из города. В личном дневнике Юра Рябинкин писал: «завтра надо идти в школу. Обязательно. Если дело коснется эвакуации, то меня выпустят из города лишь в случае, если я буду учащимся. Поэтому необходимо посещать школу»^[214]. Другой мотивацией посещать занятия была возможность дополнительно питаться в школе. Как радостно отмечала Лена Мухина в начале декабря на страницах дневника: «сегодня в школе нам дали без карточек тарелку супа с капустой и стакан желе, говорят, что каждый день будут давать. Благодаря всем этим новшествам сразу и настроение поднялось, и жить стало лучше, стало веселей!!»^[215]. Учительница истории Ксения Ползикова-Рубец неоднократно упоминала в записях: четвертый урок самый непростой – дети не могут сосредоточиться на учебном материале, потому что все время ждут, когда же подадут сигнал к обеду^[216].

Действительно, ежедневным испытанием для ребят стал душащий голод. Между уроками на переменках все разговоры детей сводились к еде, что только раззадоривало и мучило голодных учеников. Для этого некоторые учителя в шутку припугивали детей «штрафами» – конечно, не денежными, а хлебными, – чтобы хоть как-то прекратить разговоры о еде, мучившие ребят. Юра Рябинкин пишет в своем дневнике: «Я не знаю, как я смогу учиться. Я хотел на днях заняться алгеброй, а в голове не формулы, а буханки хлеба»^[217]. Майя Бубнова отмечает, что голод буквально не позволял читать классическую литературу по школьной программе: «мы с Нанкой пыхтим над образом Собакевича (он заворачивает вовсю бараньи бока с кашей, щи и пр., а у нас аппетит расходится, прямо учить невозможно)»^[218].

Проблема питания более остро стояла в перечне всех остальных невзгод. Отношение к еде изменилось, остались позади все капризы, касающиеся еды, так Тамара Куликова вспоминает о своём 7-летнем сыне, который вспоминал перед сном: «Бабушка! Помнишь, как я не любил манную кашу даже с джемом, а сейчас бы я любую съел!..».

О том, как дети воспринимали в голодные годы хлеб, говорит следующая запись из дневника Лидии Ефимовны Агафоновой: «Мама, правда, хлеб вкуснее пирожного?»^[219].

С ухудшением условий обучения в школах ближе к зиме энтузиазм и стремление к учебе многих школьников несколько уменьшились. Школы перестали отапливаться, в то время как в Ленинград нагрянули рекордные холода. Лена Мухина записывала о тех днях: «учиться в школе очень трудно… хорошо еще, что школьникам дают без карточек по горячей тарелке супа»^[220]. В более пессимистичных заметках Миши Тихомирова находятся такие мысли: «учиться, вообще говоря, не хочется совершенно (мозг ввиду общего ослабления не желает, как следует работать, сосредоточиться), а учиться нужно»^[221]. Он же, пятнадцатилетний подросток, доведенный голодом и смертями близких до отчаяния, в феврале напишет такие строки: «хочется удрать подальше из героического постылого и надоевшего Ленинграда»^[222].

Моральный настрой детей, записывавших свои мысли во время блокады Ленинграда, напрямую зависел не только от характера и воспитания, не только от пережитых страданий, но в том числе и от «идеологической пропитки». Например, дневник восьмиклассницы Майи Бубновой больше напоминает передовицы советских газет: так часто встречаются там громкие слова о Родине, долге и коммунистической молодёжи. Это объяснимо: она, активистка, отличница, комсорг 221-й ленинградской школы, просто не могла позволить себе писать пессимистичные слова о желании все бросить в Ленинграде – даже наедине с самой собой. Ее настрой не угасал даже в самые тяжелые дни зимы 1941-1942 гг.; она самоотверженно, по-стахановски бросалась в учебу: «Мы должны, можем и будем работать. А работать мы должны начать немедленно, сейчас, в школе. Мы не имеем права терять учебного года, а наоборот, должны и другим помочь закончить его успешно. Это наша первейшая задача, и мы должны ее выполнить»^[223]. Этими мыслями она внушала не только себе, но и своим подругам мысль: победа будет за нами, у советской молодежи впереди светлое будущее, и долг детей – учиться ради этого будущего.

По рассказам блокадных учителей, из школьных будней детей исчезло понятие списывания, шпаргалки стали редкостью, и никто уже давно не хулиганил - нарушать школьную дисциплину стало бессмысленной тратой энергии^[224]. Поэтому те редкие моменты, когда ребята все-таки дрались или шалили той страшной первой блокадной зимой, Ксения Ползикова-Рубец с особой нежностью описывала в дневнике: «В моем VI кл. недавно подрались двое мальчиков. Я была в глубине души рада - первое за все это время проявление мальчишеской энергии»^[225]. Зато летом, когда поставки провизии наладились, и физическое состояние школьников заметно улучшилось, она с недовольством отметила: «многие ребята стали более сытыми и очень много шалят, порой очень скверно, влияние улицы чувствуется»^[226].

Если некоторые шалости вроде драк являются вполне безобидными и привычными для детей школьного возраста, то в некоторых описываемых провинностях чувствуется особая блокадная специфика. Например, во время новогодней ёлки 1942-го г. в 239-ой школе семиклассник напал на ученика начальных классов и отобрал новогодний подарок. Когда его поймали, он объяснил, что на такое его толкнуло безудержное чувство голода: он с утра не ел. Как с сожалением отмечает Ползикова-Рубец, «это не единственный случай». Другим примером стала описанная ей спекуляция: ученик наворовал где-то шелк, блокноты, конверты, спички и выменивал все это у одноклассников на хлеб за достаточно высокую цену: до 150 граммов хлеба^[227].

Среди официальных документов нередко мелькают данные о воровстве среди школьников. В отчете уполномоченных райкома ВЛКСМ и старших пионервожатых о работе пионерских организаций общеобразовательных школ и школьных лагерей района 1942 г. был найден список школьников, укравших овощи с огородных работ: «Евсеева (1,2 кг картофеля), Фёдоров (2 кочана капусты), Ефимова (несколько штук свеклы)»^[228]… Случаи воровства в магазинах и очередях были также широко распространены, и среди виновников чаще всего замечены дети и подростки школьного возраста^[229]. Описана распространенная сцена: кто-то, получая свой паёк, замешкался, а рядом стоящая девочка-подросток, на вид щупленькая и изможденная, коршуном ринулась к прилавку, схватила хлеб и жадно принялась его есть. Отрывая куски, она глотала их, практически не жуя, пока обезумевшая толпа била ее всем, что попадалось под руку^[230].

Тем не менее, все описываемые события объяснимы одним: невыносимым чувством голода. Отсутствие еды действительно угнетающе сказывалось на моральном состоянии не только школьников, но и на всех жителей Ленинграда. Среди ребят школьного возраста ходили слухи о людоедстве среди горожан^[231], что пугало, настораживало и даже вызывало панику. Дети становились все более недоверчивы к проявлениям доброты: блокадница Регина Зиновьева вспоминала в интервью для ТАСС, как к ним, детям, подошла женщина и предложила конфетку. Пока они раздумывали, женщины и след простыл – как оказалось позже, тогда их нерешительность спасла их от людоедки^[232]. Так что голод, царивший в Ленинграде, помимо чувства слабости, истощенного иммунитета и непрерывных мыслей о еде способствовал также росту преступности и как следствие недоверия к окружающим, появлению паники и тревожных настроений.

Казалось бы, в отличие от многих взрослых, в школах дети могли полноценно питаться. Но, к сожалению, исследуя переписку с народным комиссариатом торговли СССР советским, хозяйственным и другими организациями об отпуске продовольствия для снабжения населения г. Ленинграда, из справок о состоянии питания в школах можно сделать следующие выводы: размер и без того небольших порций занижался, школы страдали от неравномерного отоваривания продуктами питания в течение месяца, часто в школьных столовых обнаруживалась замена продуктов на менее калорийные (рыба вместо мяса, конфеты вместо сахара, растительное масло вместо сливочного)^[233]. В отчетах встречается информация о том, что по данным РОНО Выборгского района охват школьников рационным питанием в среднем составляет 53% от общего контингента учащихся – и это свидетельство того, что всего половина школьников могло получать рационное питание, и то не в полном объеме^[234]. Остальные же получали питание только по карточкам иждевенца, ценность которой определялась в 990 калорий. В справках упоминалось: необходимая для нормального развития ребенка норма калорий в день –  2172 калории. Соответственно, такое питание невозможно было назвать достаточным для развития и жизни ребенка школьного возраста.

Не только в школах во время перемен, но даже наедине с собой школьники не могли оставить мыслей о еде. В их личных дневниках все мысли только о еде, а дневники некоторых ребят представляют собой просто меню: что ели с утра, что ели в течение дня, что надеются поесть завтра. На страницах тетради 16-летней девушки Вали Чепко было обнаружено меню ее будущего, о котором она мечтала, «меню после голодовки, если я останусь жива»: «1-е блюда. Суп: картофельный с грибами, овсяный, перловый, щи кислые с мясом. 2-е блюда. Каши: овсяная с маслом, пшенная, перловая, гречневая, рисовая, манная. Мясные блюда: котлеты с пюре, сосиски с пюре. Или с кашей. Об этом я и не мечтаю, т.к. до этого нам не дожить!»^[235]. Несмотря на то, что, казалось бы, мысли о будущем – это, наоборот, свидетельство о вере в победу, о стремлении жить, увы, последняя строка «меню» передает пессимистичное неверие 16-летней девочки. Этими словами она передает: у нее больше нет надежды, она, как и большинство подростков, живших в это время в Ленинграде, была подавлена голодом, холодом, обстрелами, она мечтала о мире и окончании голодовки, но больше не надеялась.

Тихомиров Миша в своем дневнике запишет так: «вообще все мы страшно похудели, в ногах и теле слабость, которая особенно чувствуется после пилки дров (даже очень непродолжительной), ходьбы и т. д. Тело все время зябнет, пустяковые царапины и ожоги не заживают очень продолжительное время»^[236]. Зябко блокадным школьникам было не только из-за голода. Суровые блокадные зимы с рекордно низкими температурами, и при этом отсутствие центрального отопления и горячей воды было еще одним фактором, влияющим на моральное состояние ребят. Многие вспоминали, как обменивали всю одежду на продукты: например, у пятиклассницы Жени Ермаковой в блокаду осталась всего одна пара обуви, старые ботинки, к которым дома пришили галоши^[237].

Другим важным штрихом, касающимся одежды ленинградцев, и, в частности, блокадных школьников, являлось то, что часто обувь снимали с мертвых: на сборном заводском пункте, куда свозили мертвых, практически все трупы были разуты^[238]. Забирали чаще всего валенки, как возможность спасти оставшихся в живых ленинградцев, тех, кто жил эти страшные зимние месяцы в неотапливаемых домах. Это свидетельствует о том, что проблема дефицита теплой одежды и обуви среди жителей города была как никогда остра, из-за нее люди порой были вынуждены идти на мародерство.

У некоторых коллег-историков на этот счет сложилось особое мнение: у многих ленинградцев сохранилось в квартирах немало хорошей, приличной одежды. Но по причинам невозможности соблюдать правила гигиены и распространению среди горожан цинги, ленинградцы перестали уделять тщательное внимание внешнему виду. Наряжаться было не для кого и не для чего, когда на неубранных улицах города лежат трупы, когда город подвергается постоянным артобстрелам, когда жизнь может оборваться в любой момент по десятку разных причин. Потому приличная одежда была убрана в шкафы «до востребования»^[239].

Часто она больше и не требовалась. Количество смертей в Ленинграде поражает воображение: по подсчетам историков умерло не менее 800 тысяч ленинградцев. Изучая дневниковые записи ребят школьного возраста, можно выделить два типа отношения к происходящему. Первый – безусловно, тяжелые переживания и эмоциональные строки. Читая их, проживаешь трагедию вместе с ребенком, потерявшим близкого. Так писала Лера Игошева, в дневнике уделявшая внимание описанию межличностных отношений в семье. Ее отец умер от третьей степени истощения, и девочка посвятила не одну страницу переживаниям о его внезапной смерти: «Как тяжело видеть, как погибает человек от истощения, а у нас в это время как раз стали появляться продукты. Милый, как он хотел жить!»^[240]. Так реагировали многие ребята, продолжавшие вести дневники. Например, Клара Рахман: «Мы пошли в покойницкую. Он там лежал. Папочка! Милый! Мне до сих пор не верится, что его нет. Когда я его увидела, я думала, что сойду с ума… мне никогда не забыть этой картины»^[241].

Но еще страшнее то будничное описание смертей, перечисление жертв, которое можно встретить на страницах других дневников. Так, будто вскользь, после описания ежедневного «меню» пишет о смерти родного брата девятилетняя девочка Таня Рудыковская: «на ужин 4 картошины, кусок хлеба с маслом. Я каждый вечер ставлю самовар, а Геля ставит утром. Умер Юзик в 5 ч утра, сегодня»^[242]. Это свидетельствует о тяжелом моральном состоянии ребенка, когда он не способен уже ни эмоционально переживать, ни расстраиваться, только констатировать факты. Часто возникали ситуации, когда в семье умирали все взрослые, и детям приходилось заботиться о их похоронах – а после стараться выжить самостоятельно. Так Тане Вассоевич пришлось в первую блокадную зиму самой хоронить брата и маму, и самой, 13-летней девочке, устраивать их похороны, договариваться за сэкономленный, тщательно собранный хлеб… А через несколько месяцев она таким же «будничным тоном» пишет: «умер родной брат Вова и двоюродный Сережа. Больше никого нет»^[243]. Смерти близких людей настолько тяжело отразились на ее моральном состоянии на много лет вперед, что даже спустя 40 лет выжившая Таня признавалась в интервью: ей часто снятся ее блокадные похоронные хлопоты^[244].

Облик Ленинграда, когда-то величественного и гордого, а в годы блокады грязного, полумертвого, разрушенного ужасал ребят. В дневнике восьмиклассника Бори Капранова остались такие строки: «чем ты стал, Ленинград? По улицам ходят люди печальные, раздраженные. Едва волочат ноги. Худые. Посмотришь на разрушенные дома, на выбитые стекла – и сердце разрывается… Ленинград был городом веселья и радости, а стал городом печали и горя. Раньше каждый хотел в Ленинград – не прописывали. Теперь каждый хочет из Ленинграда – не пускают»^[245]. Так и Клара Рахман с сожалением и болью описывает на страницах дневника то, как бомбы разрушили некогда милое ей здание старого ленинградского дома, в котором когда-то жили ее знакомые^[246].

Всё, что происходило в блокадном городе, дети не считали исключительным. Жили настроениями взрослых. Детей Ленинграда сурово воспитывала жизнь, предъявлявшая строгие требования без скидок на возраст. Душевно, терпеливо и стараясь без лишних эмоций, воспитывали учителя. Так, в своём дневнике, Андрей Михайлов пишет: «Тамара Алексеевна Петрова, классный руководитель, именно она зарождает в наших душах искры любви к литературе и русскому языку… Всех нас, отчасти беспризорных и малокультурных подростков, хорошо понимала и не спешила делать выводы, как бы плохо мы иной раз не выглядели в её глазах. Своим человеческим отношением она воспитывает человека»^[247].

Много страданий перенесло блокадное детское поколение, но память детей и подростков в дневниках всё равно сохраняла светлое чувство, которое поддерживало, веру в прекрасное завтра, в людей, сплотившихся в единую семью. Товарищеская поддержка и сплочённость, не только знакомых, но и мало знакомых людей, постоянная взаимная поддержка – вот, что по большей части видели дети и подростки блокадного города.

Подводя итоги главы, следует отметить, что на моральное состояние ребят школьного возраста, живших в блокадном Ленинграде, действовали несколько основных факторов. Прежде всего это голод, который не просто истощал организмы детей и заполнял все мысли ребят исключительно едой, но также способствовал потере веры ребят в победу над фашистами и толкал детей на преступления (воровство карточек, кражи хлеба в очередях у прилавков). Рост фактора криминогенности в голодном городе также способствовал ухудшению морального состояния детей: тревожность росла, дети становились недоверчивы, а из-за слухов боялись разговаривать с незнакомцами из опасений стать жертвами людоедства.

Другим фактором, влиявшим на ухудшение морального состояния маленьких ленинградцев, стал холод в совокупности с отсутствием теплой одежды. Перед жителями города будто стоял вопрос, умирать от голода или от холода, так как одежду продавали ради продуктов, однако было невозможно протянуть без нее холодные зимние дни. Алиментарная дистрофия, цинга, дифтерия, авитаминоз, туберкулез, сыпной тиф – вот последствия бесконечно долгого сочетания голода и холода для горожан.

Ленинградские дети практически каждый день видели смерть: это не могло не отражаться на их восприятии реальности, естественно, самым негативным образом. Стоит вспомнить всемирно известные дневники Тани Савичевой – они лишены эмоций, это скорбная перепись, кто в семье в какой день умер. В дневнике Миши Тихомирова можно встретить такие строки: «папа принес еще скорбную весть: умер от истощения Владимир Петрович Шахин и еще один преподаватель. Все это действует угнетающе, а по городу везут еще гробы и гробы в громадном количестве...»^[248].

Другой вывод, который можно сделать: настроения у школьников были действительно разные несмотря на то, что все они были поставлены в равные блокадные условия голода, холода и бесконечных обстрелов. Во многом моральное состояние зависит от стрессоустойчивости, от характера человека, от взаимоотношений в его семье, от перенесенных им лично трагедий. Во многих дневниках детей блокадного города уже с первых страниц чувствуется пессимистичное отношение ко всему происходящему, их неспособность бороться с происходящим вокруг них, но в тоже время ряд дневниковых записей наполнены верой в победу, о внутренних силах, о необходимости прикладывать все усилия ребят на успешную учебу в качестве исполнения долга перед их будущим.

Из этого также напрашивается вывод: в годы войны как никогда идеология помогала ребятам верить в обязательную победу «добра над злом», советской армии над фашизмом, укрепляла их моральный настрой и заставляла жить и трудиться, учиться на благо себя и своей страны.

Заключение

Все написанное выше позволяет сделать вывод: на протяжении 872 дней блокады жизнь ленинградских школьников в изолированном городе стала для них тяжелым испытанием.

Отражение их жизни в советских газетах и журналах было неполным и необъективным. В периодике военного времени не описывают ужасы жизни в блокадном городе, в заметках журналистов идеологически подчеркивают героизм детей, продолжавших учебу во имя светлого будущего советской страны вопреки всем испытаниям. В периодике нельзя было найти упоминаний о высоком уровне смертности среди детей, о проблемах эвакуации, об отсутствии отопления и воды в домах, о детской алиментарной дистрофии, о росте преступности среди подростков, о скудных блокадных пайках, которые еще сильнее сокращались на местах… Многие жуткие факты быта блокадных школьников замалчивались, а продолжение школьных занятий ребятами преподносилось как должный подвиг - в тяжелейших условиях исполнять свой долг перед будущим.

Во многом это объяснимо попыткой поддерживать боевой дух советских граждан примером героизма со стороны детей. Также существует и другая версия объяснения: позитивная картина в СМИ создавалась для того, чтобы не привлекать внимания к тому, что руководящая верхушка не применяла всевозможных усилий к эвакуации детей и обеспечению ленинградцев продуктами питания.

Несмотря на факторы голода, постоянных артобстрелов, отсутствия комфортных условий и рекордно низких температур блокадными зимами, школьники не только не прерывали учебу, но после занятий еще и отправлялись выполнять общественную работу. Учительскому составу было запрещено делать скидку на пониженную работоспособность детей, даже существовала «установка на повышение требований»^[249]: от ребят требовалось соблюдение строгой дисциплины и обязательное освоение запланированной программы под страхом публичного порицания. Также на удивление именно это непростое время было выбрано для внедрения образовательной реформы. Учителям приходилось тратить еще больше сил, чтобы соответствовать всем нововведениям. Следует вывод: руководство намеренно игнорировало сложности школьного образования в блокадном Ленинграде и порой даже усложняло условия обучения как для учеников, так и для учительского состава в попытках добиться красивой статистики о героях-школьниках, не уронивших показатели успеваемости.

Но не только из страха быть публично порицаемыми дети продолжали посещать школу, вовсе нет. Многие ребята возвращались к обучению, чтобы чем-то себя занять и отвлечь от мыслей о еде, многие – потому что были свято уверены в том, что обучение – это возможность для них, детей, выполнить свой долг перед Отечеством. Другие подходили к этому вопросу с практичной стороны: ведь, обучаясь в школе, можно было, во-первых, получать дополнительное питание, а во-вторых – рассчитывать на скорую эвакуацию.

Возможно, именно благодаря школьным занятиям для детей жизнь в городе, пусть и окруженном врагом, больше напоминала их привычные довоенные будни. У школьников была возможность выполнять домашнее задание, читать книги, собираться компаниями. Дети даже в самые страшные минуты человеческой истории остаются детьми, они старались общаться в компаниях друзей в свободные минуты, организовывать свой досуг. Конечно, блокадное время накладывало на них свои обязательства: ребятам приходилось после школы заниматься общественно-полезной работой на заводах, в госпиталях, на огородах, помогать взрослым скидывать с крыш фугасные бомбы. В школах были организованы тимуровские команды: дети помогали тем, кто был наиболее слаб и немощен, приносили воду, убирали, помогали выполнять поручения.

Можно ли сказать, что школьники блокадного Ленинграда остались теми же детьми, что и до войны? В процессе работы над третьей главой стало ясно, что совершенно точно нет. Война оставила неизгладимый отпечаток в сознании детей. Анализируя дневники, которые вели ученики ленинградских школ во время блокады, стало очевидно, что факторы непрерывного голода, ужасных жилищных условий (отсутствия электричества, отопления и водоснабжения), постоянных смертей близких людей стали определяющими в формировании сознания ребят того времени. Моральное состояние многих ребят было подавленным, массовая тревожность и недоверие находились на высоком уровне среди молодого населения города.

Но в некоторых ребятах огонь надежды не угасал даже в самые тяжелые дни. В первую очередь это зависело от внутреннего стержня человека, от его веры в победу, от его личной стойкости и сопротивляемости.

18 января 1943 г. кольцо блокады было прорвано. Вера тех ребят, что до последнего в своих дневниках надеялись на окончание голодовки, была оправдана. Через год блокада Ленинграда была полностью завершена благодаря успеху Ленинградско-Новгородской стратегической наступательной операции. Пример героического сопротивления города врагу окончательно разрушил планы по захвату Ленинграда, отныне города-героя.

Тяготы блокадной жизни, перенесенные выжившими ребятами-школьниками, нам невозможно представить сейчас в сытое и мирное время. Но город не сдался врагу – а это поколение ребят, переживших блокадный голод, рекордные холода зимы 1941-1942 гг., переживших антисанитарию, болезни, нищету, впитавших в себя ужасы бесконечных смертей, это поколение выжило и в последствии восстановило родной город-герой, Ленинград.

Список источников и литературы

I. Неопубликованные источники

1. Центральный Государственный архив историко-политических документов Санкт-Петербурга (ЦГАИПД СПб). Ф. Р-25. – Ленинградский городской комитет КПСС.
2. Центральный Государственный архив историко-политических документов Санкт-Петербурга (ЦГАИПД СПб). Ф. 4000. – Ленинградский институт историко-политических исследований. Ленинград.
3. Центральный Государственный архив историко-политических документов Санкт-Петербурга (ЦГАИПД СПб). Ф. Р-464. – Ленинградский городской Дворец пионеров и школьником имени А.А. Жданова.
4. Центральный Государственный архив историко-политических документов Санкт-Петербурга (ЦГАИПД СПб). Ф. Р-118К. – Приморский районный комитет ВЛКСМ, Ленинград.
5. Центральный Государственный архив историко-политических документов Санкт-Петербурга (ЦГАИПД СПб). Ф. 415. – Московский районный комитет КПСС, Ленинград.
6. Центральный Государственный архив историко-политических документов Санкт-Петербурга (ЦГАИПД СПб). Ф. 2386. – Управление Ленинградской городской милиции.
7. Центральный городской архив Санкт-Петербурга (ЦГА СПб). Ф. Р-3102. – Отдел образования администрации Петроградского района Санкт-Петербурга.
8. Центральный городской архив Санкт-Петербурга (ЦГА СПб). Ф. Р-330. – Ленинградская городская эвакуационная комиссия исполнительного комитета Ленинградского городского совета депутатов трудящихся, Ленинград.
9. Центральный Государственный архив Санкт-Петербурга (ЦГА СПб). Ф. Р-3384. РОНО Дзержинского района Ленинграда.

II. Опубликованные источники

Законодательные документы

10. Сборник указов, постановлений, решений, распоряжений и приказов военного времени. 1942-1943. Л., 1944. – 195 с.

Периодическая печать

11. Известия. Совет депутатов трудящихся СССР. М., 1941-1944 гг.
12. Костёр. Ежемес. журн. для детей среднего и младшего возраста. Л., 1941-1944 гг.
13. Ленинградская правда. Орган ленинградского обкома и горкома КПСС, областного и городского советов депутатов трудящихся. Л.,1941-1944 гг.
14. Пионерская правда. Орган ЦК и МК ВЛКСМ. М., 1941-1944 гг.
15. Смена. Ленинградский обком и горком ВЛКСМ. Л., 1941-1944 гг.
16. Учительская газета. Орган наркомпросов союзных республик и центральных комитетов профсоюзов работников начальной и средней школы, высшей школы и научно-исследовательских учреждений, политико-просветительных учреждений. М., 1941-1944 гг.

Источники личного происхождения

17. Болдырев, А.Н. Осадная запись / А.Н. Болдырев. – СПб.: Наука, 1998. – 203 с.
18. Зимницкая, Г.К. Блокадные будни (Дневник ленинградской девочки) / Г.К. Зимницкая. – Спб.: Остров, 2012. – 107 с.
19.  Корибска, Н.В. 871 дан: дневник / Н.В. Корибска. – Москва: Достоинство, 2017. – 111 с.
20. Ползикова-Рубец, К.В. Они учились в Ленинграде: Дневник учительницы / К.В. Ползикова-Рубец. –Ленинград: Детгиз, 1948. – 170 с.
21. Сохрани мою печальную историю.: Блокадный дневник Лены Мухиной / [отв. ред. В. М. Ковальчук; подгот. к публ. и коммент.: В. М. Ковальчук, А. И. Рупасов, А. Н. Чистиков ; авт. вступ. ст. С. В. Яров]. – СПб.: Азбука, 2011. – 361 с.
22.  Тихомиров, М. В. Дневник Миши Тихомирова: Ленинград, 1941-1942 гг. / М.В. Тихомиров. – Санкт-Петербург: Вести, 2010. – 82 с.

Публицистика

23. Ленинградский городской штаб МПВО. Противопожарная служба. Указания начальника противопожарной службы МПВО г. Ленинграда. – Л.: типо-литогр,1941. – 1 л.
24. О правилах поведения детей в общественных местах ... и на улицах города Ленинграда. – Ленинград: ЛТ УН-1, 1944. – 1 с.
25. Сталин, И.В. О Великой Отечественной войне Советского Союза / И.В. Сталин. – М.: Госполитиздат, 1942. – 270 с.
26. Тихонов, Н.С. Героическая защита Ленинграда / Н.С. Тихонов. – Москва: Госполитиздат, 1943. – 24 с.

Диссертации

27. Газиева, Л.Л. Борьба за спасение детей в блокадном Ленинграде в 1941-1943 годах: дис… канд. ист. наук: 07.00.02 / Газиева Людмила Леонидовна. – Санкт-Петербург: 2011. – 219 с.
28.  Смирнова, Н.В. Деятельность органов НКВД-МВД в борьбе с беспризорностью и безнадзорностью несовершеннолетних в Ленинграде и Ленинградской области, 1941-1949 гг.: Ист.-правовой аспект.: дис… канд. юр. наук: 12.00.01 / Смирнова Наталия Васильевна. – СПб.: 1997. – 241 с.

Литература

29.  900 героических дней: Сборник документов и материалов о героической борьбе трудящихся Ленинграда в 1941-1944 гг. / [Сост. и авт. введ. Х.Х. Камалов, Р.В. Серднак, Ю.С. Токарев]; АН СССР. Ленингр. отд-ние Ин-та истории. Ленингр. гос. архив Октябрьской революции и соц. строительства. – Москва; Ленинград: Наука, 1966. – 424 с.
30. Адамович, А.М., Гранин, Д.А. Блокадная книга / А.М. Адамович, Д.А. Гранин. – М.: Эксмо, 2014. – 201 с.
31.  Андреева, Н.П. Блокадное детство / Н.П. Андреева. – Санкт-Петербург: Нестор-История, 2011. – 88 с.
32. Байков, В. Память блокадного подростка / В. Байков. – Л.: Лениздат, 1989. – 136 с.
33. Блокада глазами очевидцев: дневники и воспоминания: [сборник / сост.: С.Е. Глезеров]. – Санкт-Петербург: Остров, 2012. – 223 с.
34. Блокада Ленинграда глазами детей и подростков: социокультурный аспект: [интервью блокадников] / Фонд исследования проблем новейшей истории; [составители: ...О. В. Пржигодзкая (отв. сост.) и др.]. – Санкт-Петербург: Первый класс, 2019. – 354 с.
35. Борисов, С.Б. Повседневная жизнь в годы Великой Отечественной войны: Историко-антропологический словарь / С.Б. Борисов. – Ш.: Шадринский пед. Институт, 2015. – 696 c.
36.  Булина, И.Г. Блокадная зима моего детства: публицистика / И.Г. Булина. – Москва: СовЛит, 2015. – 95 с.
37.  Буров, А.В. Блокада день за днем / А.В. Буров; [предисл.: Д.А. Гранин, М.А. Дудин]. – Изд. 2-е, перераб. и доп. – Санкт-Петербург: Геликон Плюс, 2011. – 687 с.
38. Волкова, Е.Ю. Маленькие участники большой войны. Дети в Великую Отечественную войну 1941-1945 гг. / Е.Ю. Волкова. – К.: Изд-во КГТУ, 2010. – 155 с.
39. Волковский, Н.Л. Блокада Ленинграда в документах рассекреченных архивов / Н.Л. Волковский. – СПб.: Полигон, 2005. – 766 с.
40. Гинзбург, Л.Я. Записные книжки: Воспоминания: Эссе / Л.Я. Гинзбург. – СПб.: Искусство-СПб, 2002. – 254 с.
41. Гончарова, Г.Д. Период раздельного обучения в СССР в 1943–1945 гг. и его отражение в литературе и кинематографе / Г.Д. Гончарова. – СПб.: Изд. дом ВШЭ, 2013. – 28 с.
42. Данилов, П.П. И в блокадном Ленинграде дети учились // П.П. Данилов / Отечественная история. СПб, 2004. – № 3. С. – 38.
43. Дети и блокада: Воспоминания, фрагм. дневников, свидетельства очевидцев, док. материалы / Междунар. ассоц. блокадников города-героя Ленинграда; Ред. комис., [сост.]: д.м.н. Т.М. Голубева и др. – СПб.: Вести, 2000. – 179 с.
44. Жизнь и быт блокированного Ленинграда: сборник научных статей: [по материалам конференции "Жизнь и быт блокированного Ленинграда", 14 мая 2008 г / редкол.: Б.П. Белозеров (отв. ред.) и др.]. – Санкт-Петербург: Нестор-История, 2010. – 327 с.
45.  Захарова, Т.М. Расскажи обо мне: [о людях блокады] / Т.М. Захарова. – Санкт-Петербург: Типография "Береста", 2009. – 283 с.
46. Калинин, М.И. О моральном облике нашего народа / М.И. Калинин. – М.: Госполитиздат, 1947. – 81 с.
47. Карасева, В.Е. Кирюшка: [рассказы] / В.Е. Карасёва. – Санкт-Петербург: Речь, 2016. – 61 с.
48. Ковальчук, В.М. 900 дней блокады: Ленинград 1941-1944 / В.М. Ковальчук. – СПб.: Новое литературное обозрение, 2005. – 314 с.
49. Ковальчук, В.М. Ленинград и ленинградцы в годы блокады / В.М. Ковальчук. – СПб.: Лики России, 2014. – 260 с.
50. Козлов, Н.Д. Роль духовных сил населения в период блокады // Женщины Ленинграда в годы блокады. СПб., 2005. – С. 51.
51. Козлов, Н.Д. С волей к победе: пропаганда и обыденное сознание в годы Великой Отечественной войны / Н.Д. Козлов. – СПб.: Изд-во ЛГУ им. А.С. Пушкина, 2002. – 313 с.
52.  Комаров, Г.А. Вспоминая прожитые годы / Г.А. Комаров. – Димитровград: UNIPress, 2012. – 220 с.
53. Комаров, Н.Я., Куманёв, Г.А. Блокада Ленинграда: 900 героических дней. 1941-1944. Исторический дневник. Комментарии / Н.Я. Комаров, Г.А. Куманёв. – М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2004. – 576 с.
54. Коплан-Дикс, М.Г., Иванова И.С. Воспоминания школьниц блокадного Ленинграда // Эстафета вечной жизни: сборник воспоминаний уходящего поколения блокадников. — СПб.: Грифон, 1995. — С.34 -38.
55.  Короткевич, Л.И. Нам жизнь дана..: [воспоминания] / Л.И. Короткевич. – [Б. м.: б. и.], 2010. – 47 с.
56. Кулагин, Г.А. Дневник и память: О пережитом в годы блокады / Г.А. Кулагин. – Л.: Новое литературное обозрение, 1978. – 406 с.
57.  Кутыев, Н.Ш. Великая Отечественная война в жизни ленинградского школьника / Н.Ш. Кутыев. – СПб.: Ин-т инноватики С.-Петерб. гос. политехн. ун-т, 2003. – 54 с.
58.  Кучинская, Л.А. Как мы жили, как выжили..: (история ленинградской семьи) / Л.А. Кучинская. – Санкт-Петербург: Красный матрос, 2006. – 66 с.
59. Лебина, Н.Б. Советская повседневность: нормы и аномалии. От военного коммунизма к большому стилю / Н.Б. Лебина. – М.: Новое литературное обозрение, 2015. С. 5-30.
60. Лемешенок, В.И. Беспримерный героизм тружеников тыла / В.И. Лемешонок. – М.: Политиздат, 1985. – 47 с.
61. Ленинградская организация ВЛКСМ в цифрах, 1918-1981 / Ин-т истории партии Ленингр. ОК КПСС - фил. Ин-та марксизма-ленинизма при ЦК КПСС; [Сост., авт. предисл., введ. и примеч. к табл. Ю. А. Липилин]. –Л.: Лениздат, 1982. – 171 с.
62. Ломагин, Н.А. Неизвестная блокада: В 2 т. / Н.А. Ломагин. – СПб.: Нева, 2002. – 267 с.
63. Любимов, А.В. Торговля и снабжение в годы Великой Отечественной войны / А.В. Любимов. – М.: Экономика, 1968. – 231 с.
64. Магаева, С.В. Ленинградская блокада: психосоматические аспекты / С.В.  Магаева. – М.: АБС, 2001. – 183 с.
65. Магаева, С.В. Физиологические и психологические предпосылки выживания блокадников // Жизнь и смерть в осаждённом Ленинграде. Историко-медицинский аспект. СПб., 2001. – С. 28.
66. Манаков, Н.А. В кольце блокады / Н.А. Манаков. – Л.: Лениздат, 1961. – 215 с.
67. Модзалевская, Т.Л. Наша блокада. Семья Модзалевских в военные годы (1941-1945): документы, письма, дневники / Т.Л. Модзалевская. – Санкт-Петербург: ЛЕМА, 2014. – 93 с.
68.  Никольская, Л.Д. Должна остаться живой: повесть / Л.Д. Никольская. – Санкт-Петербург: Гриф, 2010. – 253 с.
69.  О блокаде Ленинграда в России и за рубежом: источники, исследования, историография / под ред. А.Р. Дзенискевич. – Санкт-Петербург: Нестор-История, 2005. – 216 с.
70. Павлищева, Н.П. Дожить до весны / Н.П. Павлищева. – Москва: Яуза, 2020. – 316 с.
71.  Павлов, Д.В. Ленинград в блокаде. 1941. - [3-е изд., доп.]. / Д.В. Павлов. – Москва: Воениздат, 1967. – 207 с.
72. Павлухин, Ю.А. 200 писем в блокаду: [воспоминания, письма, документы] / Ю.А. Павлухин. – Киров: Веси, 2015. – 486 с.
73. Пернавский, Г.Ю. Блокада Ленинграда: детская книга: [для семейного чтения] / Г.Ю. Пернавский. – Москва: Пятый Рим, 2019. – 77 с.
74.  Пожедаева, Л.В. Война, блокада, я и другие..: мемуары ребенка войны / Л.В. Пожедаева. – Санкт-Петербург: Каро, 2007. – 383 с.
75. Пушкарева, Н.Л. История повседневности как направление исторических исследований / Н.Л. Пушкарева. М.: Новое литературное обозрение, 2004. – 14 с.
76. Рогова, Н.Б. Вкус 125 г хлеба (они учили и учились в блокадном Ленинграде) // Женщины Ленинграда в годы блокады. СПб., 2005. – С. 105-108.
77.  Седельникова, З.С. 279 дней войны: Блокад. дневник / З.С. Седельникова. – Волгоград: Волгогр. ком. по печати, 1995. – 84 с.
78. Селиванов, В.Н. Стояли как солдаты: Блокада. Дети. Ленинград / В.Н. Селиванов. – СПб.: Эго, 2002. – 209 с.
79. Соболев, Г.Л. Ленинград в борьбе за выживание в блокаде. Книга вторая. Июнь 1942-январь 1943 / Г.Л. Соболев. – СПб.: Изд-во СПБГУ, 2015. – 526 с.
80. Солсбери, Г. 900 дней / Г. Солсбери. – СПб.: Культура, Пресса, Литература, 1994. – 608 с.
81. Страницы блокадного детства: сборник воспоминай юных жителей блокадного Ленинграда; [граф. работы Л.В. Анисимовой, жительницы блокадного Ленинграда]. – Владимир: Аркаим, 2014. – 95 с.
82. Сульдин, А.В. Блокада Ленинграда / А.В. Сульдин. – М.: АСТ, 2016. – 192 с.
83. Тарасов, Б.В. Блокада в моей судьбе: [воспоминания] / Б.В. Тарасов. - 3-е изд. – Москва: Сказочная дорога, 2018. – 252 с.
84. Тетерская, Т.Н. В плену у блокадного детства: петербургский роман / Т.Н. Тетерская; [Союз писателей Санкт-Петербурга]. – Санкт-Петербург: Изд-во Союза писателей Санкт-Петербурга, 2013. – 269 с.
85. Фролов, М.И. Салют и реквием. Героизм и трагедия ленинградцев 1941—1944 гг. Изд. 4-е. / М.И. Фролов. – СПб.: Изд-во ЛГУ им. А.С. Пушкина, 2004. – 228 с.
86.  Ходанович, В.И. Блокадные будни одного района Ленинграда / В.И. Ходанович. – Санкт-Петербург: Русская тройка-СПб, 2015. – 474 с.
87. Худякова, Н.Д. За жизнь ленинградцев / Н.Д. Худякова. – Л.: Лениздат, 1958. – 100 с.
88.  Шмелев, О.И. Память блокадного мальчишки / О.И. Шмелев. – Санкт-Петербург: Изд-во Политехнического университета, 2008. – 107 с.
89.  Щукина, Е.Л. Очерки блокадных дней / Е.Л. Щукина. – СПб.: Изд-во РГПУ им. А. И. Герцена, 2010. – 247 с.
90. Яров, С.В. Блокадная этика. Представление о морали в Ленинграде 1941-1942 гг. / С.В. Яров. – М.: Нестор-История, 2011. – 680 с.
91. Яров, С.В. Повседневная жизнь блокадного Ленинграда / С.В. Яров. – М.: Молодая гвардия, 2011. – 533 с.