"У войны не детское лицо" (литературно-исторический журнал о детях, прошедших ВОВ)
классный час (7 класс)

"У войны не детское лицо"

Чтец

О войне нельзя писать красиво,
Кровь гуашью подменив порой…
Помню я, как бабы голосили
Вместе с уцелевшей детворой.

А потом мы все бежали к лесу
(Только бы успеть!), но в этот час
Небо раскололось и отвесно
С грохотом обрушилось на нас.

Пулемёт нахально ржал над нами,
«Мессеры» лихачили взахлёб.
Степь была ровней плиты, и мама
Нас толкнула в брошенный окоп,

А потом упала сверху птицей,
Нас троих стремясь закрыть собой…
Для меня тот день и нынче длится,
До сих пор я слышу в небе вой.

Не пишите о войне эстеты,
С пёрышка счищающие грязь!
Для меня война – окоп и дети,
Самая уродливая связь.              

“Они родом из войны…”

Ведущий:  Утром двадцать второго июня сорок первого года на одной из брестских улиц лежала убитая девочка с растрепанными косичками и ее кукла. Многие запомнили эту девочку…

А кто сосчитает, сколько детей убивает война? Убивает тех, кто родился. И убивает тех, кто мог бы, кто должен был прийти в этот мир.

Ребенок, прошедший через ужас войны, ребенок ли? Кто возвратит ему детство?

А их таких были тысячи в сорок первом – сорок пятом годах…

Ведущий:

А мы не стали памяти перечить, 
И, вспомнив дни далекие, когда 
Упала нам на маленькие плечи 
Огромная недетская беда. 
Была земля и жесткой, и метельной, 
Была судьба у всех людей одна, 
У нас и детства не было отдельно, 
А были вместе – детство и война

Ведущий: Детская память – вещь загадочная. Лев Толстой утверждал, что помнит ощущение чистых и прохладных пеленок, в которые его заворачивали в детстве. Первое воспоминание трехлетнего Володи Шаповалова, как вели на  расстрел их семью и ему казалось, что мать кричала громче всех:

Чтец: “…  она несла меня на руках, а я обхватил ее за шею. Я руками слышал, как голос шел из горла”.  

Ведущий: Дети, прошедшие войну, навсегда запомнили эти моменты.

Чтец: “…осталась на угольках одна пуговица от маминой кофты. А в печи две булки теплого хлеба…”  

Чтец: Отца разрывали немецкие овчарки, а он кричал: “Сына уведите… Сына уведите, чтобы не смотрел…”  

Ведущий: Еще они могут рассказать, как умирали от голода и страха. Как убегали на фронт.

Чтец: “Мам, прошу, пусти на войну. Не пустишь -  сам пойду!”

Чтец: “Направили меня в Тамбовское суворовское училище. А до войны я успел окончить только три класса и диктант в училище написал на единицу. Испугался и удрал на фронт…”  

Ведущий: Как тосковали, когда наступило первое сентября сорок первого года и не надо было идти в школу. Как, только встав на ящики, дотягивались до станков и в десять – двенадцать лет работали по двенадцать часов в сутки. Как получали на погибших отцов похоронки. Как, увидев после войны первый батон, не знали, можно ли его есть, потому что  забыли  за четыре года, что это такое – белый батон”.Как усыновляли их чужие люди.

Ведущий: Феликс, которому в сорок первом году было шесть лет, до сих пор не может забыть буханку хлеба, которую бросил им из теплушки раненый солдат:

Чтец: “Мы уже неделю ехали голодные. Мать отдала нам с братом последние два сухаря, а сама только смотрела на нас. И он это увидел…”

Ведущий: Сын полка Толя Морозов может рассказать, как его, голодного и замерзшего, подобрали в лесу танкисты, и девушка санинструктор скоблила мальчишку сапожной щеткой:

Чтец: « ей не хватило на меня толстого куска мыла. Я был чернее камня”.

Ведущий: Кто теперь скажет, сколько среди них было русских детей, сколько белорусских, сколько польских или французских? Погибали дети – граждане мира.

Чтец:

Она несла ребенка на груди,
То был сынок ее новорождённый.
Расстрел и лагерь были позади,
А впереди - путь, вьюгой занесённый.. .

Чтоб выжил сын, она сняла жакет,
Потом в фуфайку сына замотала.
И у берез, когда настал рассвет,
Чтоб сил набраться, на минутку встала.. .

Разведка шла, а ветер стужу нёс,
В лицо солдатам липкий снег бросая.
Вдруг, трое встали, видят - меж берёз,
Стоит в рубашке женщина босая.. .

Солдаты ахнули, вплотную подойдя,
Что это: призрак, явь иль наважденье?. .
Под свист свирепый зимнего дождя,
Они застыли, стоя в изумленьи.. .

В снегу, как статуя стояла Мать,
Рубашкою потрескивая звонко
И, мёртвой, продолжала прижимать
К своей груди кричащего ребенка!

Солдаты женщину зарыли в колкий снег,
Без шапок молча встали над могилой.. .
Но выжил двухнедельный человек
И крошечное сердце не остыло!! !

Ушла разведка, а в Советский тыл -
Один вернулся, строго по приказу,
Он нес ребёнка - и мальчонка жил!
И не всплакнул в его руках ни разу.

Ведущий: Их судьбы похожи. Война стала общей биографией целого поколения военных детей. Они встречали войну в разном возрасте. Кто-то совсем крохотным, кто-то подростком. Кто-то на пороге юности. Война застала их в столичных городах и маленьких деревеньках, дома и в гостях у бабушки, в пионерском лагере, на переднем крае и в глубоком тылу. Их детство поглотила война, юность – послевоенная разруха и голод.

Ведущий: Что помнят они? Что могут рассказать? Должны рассказать! Потому что и сейчас где-то рвутся бомбы, летят пули, рассыпаются дома и горят детские кроватки. Потому что сегодня кому-то хочется большой войны, в огне которой дети испарялись бы, как капли воды.

Ведущий: Можно спросить, что героического в том, чтобы в пять, десять или двенадцать лет пройти через войну? Что могли понять, увидеть, запомнить дети? Многое! Что помнят о матери? Об отце? Только их смерть. Вслушайтесь в их воспоминания.

Детские воспоминания

Чтец:

… Не буду рассказывать… Не могу… Я не думала после всего жить... Я думала, что сойду с ума… Я каждый день вспоминаю, а рассказать? … Я буду болеть, если расскажу…

Помню, что они черные все, черные… У них даже собаки были черные…

Мы жались к матерям… Они не всех убивали, не всю деревню. Они взяли тех, кто справа стоял и разделили: детей – отдельно, родителей – отдельно. Мы думали, что они родителей будут расстреливать, а нас оставят. Там была моя мама… А я не хотела жить без мамы… Я просилась и кричала… Как-то меня к ней пропустили.

– Это не моя дочь!

– Мамочка!

– Это не моя дочь! Это не моя дочь…

Вот это я запомнила. Глаза у нее не слез были полны, а крови. Полные глаза крови:

– Это не моя дочь!

Куда-то меня оттащили. И я видела, как сначала стреляли в детей. Стреляли и смотрели, как родители мучаются. Расстреляли двух моих сестер и двух моих братьев. Когда убили детей, стали убивать родителей. Стояла женщина, держала на руках грудного ребеночка, он сосал водичку из бутылочки. Они выстрелили сначала в бутылочку, потом в ребенка, а потом только мать убили.

Я думала, что сойду с ума… Что я жить не останусь… Зачем меня мама спасла?…

Чтец:

Помню отдельными картинками… Маму в белом халате… Отец – военный, мама работала в госпитале. Это потом уже старший брат рассказал. А я помню только белый мамин халат… Даже лица не помню, только белый халат… И еще – белую шапочку, она всегда стояла на маленьком столике, именно стояла, а не лежала, такая накрахмаленная.

Мама не пришла… К тому, что папа часто не приходил, я привык, а мама раньше возвращалась домой всегда. Мы с братом одни сидим несколько дней в квартире, никуда не выходим: вдруг появится мама. Стучат чужие люди, одевают и куда-то ведут нас. Я плачу:

– Мама! Где моя мама?…

– Не плачь, мама придет, – утешает меня братишка, он старше меня на три года.

Мы оказываемся в каком-то длинном то ли доме, то ли сарае. Все время хочется есть, я сосу пуговицы на рубашке, они похожи на леденцы.  Я жду маму.

Какой-то мужчина запихивает нас с братом в угол нар, накрывает одеялом, забрасывает тряпками. Начинаю плакать, он гладит меня по голове. Брат мне потом рассказывал, что мы оказались в концлагере, там брали у детей кровь. Взрослые нас прятали.

Но однажды мне надоедает долго сидеть под одеялом. Начинаю тихо, а потом громко плакать. Кто-то сбрасывает с меня и брата тряпки, стягивает одеяло. Открываю глаза, возле нас стоит женщина в белом халате:

– Мама! – тянусь я к ней.

Она гладит меня сначала по голове, потом по руке. Затем берет что-то из металлической коробочки. Но я не обращаю на это никакого внимания, я вижу только белый халат и белую шапочку.

Вдруг! – острая боль в руке. У меня под кожей иголка. Не успеваю накричаться, как теряю сознание. Прихожу в себя – надо мной сидит тот самый мужчина, который нас прятал. Рядом лежит брат.

– Не пугайся, – говорит мужчина. – Он не мертвый, он спит. У вас взяли кровь.

– Это была не мама?

– Нет…

– Она пришла в белом халате, как мама… – И я закрываю глаза.

И дальше ничего не помню: кто и как нас спас в лагере, как оказались мы с братом в детдоме, как узнали, что родители наши погибли… Что-то случилось с моей памятью. Пошел в первый класс. Дети два-три раза прочтут стихотворение – и запомнили. А я десять раз прочту – и не запоминаю. Но запомнил, что двойки мне учителя почему-то не ставили. Другим ставили, а мне – нет…

Чтец:

…Я видел, как гнали через нашу деревню колонну военнопленных. Там, где они остановились, была обгрызена кора с деревьев. А тех, кто нагибался к земле, чтобы сорвать зеленой травы, расстреливали. Это было весной…

Я видел, как ночью пошел под откос немецкий эшелон, а утром положили на рельсы всех, кто работал на железной дороге, и пустили паровоз…

Я видел, как у матерей штыками выбивали из рук детей и бросали в огонь…

Я видел, как плакала кошка. Она сидела на головешках сожженного дома, и только хвост у нее остался белый, а вся она была черная. Она хотела умыться и не могла, мне казалось, что шкурка на ней хрустела, как сухой лист.

Чтец:

Из счастливого детства я шагнула в смерть…Началась война. Отец остался на оккупированной территории по заданию партии, но дома он не жил. Если мы ночью слышали стук в дверь – не тот осторожный, о котором условились с отцом, а другой, у меня начинало дрожать в сердце: это фашисты или полицейские, опять будут допытываться об отце. Я забиралась в самый темный угол на нашей большой печке, обнимала бабушку, боялась уснуть. Как-то поздно ночью пришел отец. Первой его услышала я и позвала бабушку. Отец был холодный, а я пылала жаром, у меня была тифозная горячка. Был он уставший, постаревший, но такой свой, такой родной. Он сидит возле меня и не может уйти. Через несколько часов, как он пришел в дверь постучали. Отец даже кожух не успел накинуть, в дом вломись каратели. Вытолкнули его на улицу. Он протянул ко мне руки, но его ударили и оттолкнули. Босиком я бежала за ним до самой речки и кричала: «Папочка, папочка!..» Дома причитала бабушка. Бабушка не смогла пережить такое горе. Плакала все тише и тише и через две недели умерла ночью на печке, а рядом спала я и обнимала ее мертвую. В доме никого больше не осталось».

Маленькие герои большой войны

Ведущий: Дети военных лет повзрослели рано, потому что надо было помогать взрослым во всех делах. Мальчишки и девчонки встали у заводских станков, делать снаряды для фронта, набивали мешки песком для бомбоубежищ, помогали в госпиталях ухаживать за ранеными, набивали патронами пулеметные ленты, собирали ягоды и грибы для фронта, собирали боеприпасы для солдат. Этим дети тоже приближали нашу Победу. 

ВЕДУЩИЙ: Но дети не только помогали взрослым в тылу. Пришел час - они показали, каким огромным может стать маленькое детское сердце, когда разгорается в нем священная любовь к Родине и ненависть к её врагам. Мальчишки. Девчонки. Маленькие герои большой войны. Они сражались рядом со старшими - отцами, братьями. Сражались повсюду. И ни на миг не дрогнули юные сердца! Их повзрослевшее детство было наполнено такими испытаниями, что, придумай их даже очень талантливый писатель, в это трудно было бы поверить. Но это было. Было в истории большой нашей страны, было в судьбах ее маленьких ребят – обыкновенных мальчишек и девчонок.

Ведущий:

Один из документов фашистской программы гласит:

1. Нет нервов, сердца, жалости – ты сделан из немецкого железа.
2. Уничтожай в себе жалость и сострадание. Убивай всякого русского, не останавливайся, если перед тобой старик или женщина, девочка или мальчик..”

Ведущий: Этот документ убеждает, с каким беспощадным врагом встретился лицом к лицу советский народ. Участие в великой освободительной борьбе против фашизма стало высшим долгом. Сотни тысяч мальчишек и девчонок в годы Великой Отечественной Войны  шли в военкоматы, прибавляя себе год или два, и уходили защищать Родину, многие погибали за нее. Забранное войной детство, страдания, голод, смерть, рано сделали ребят взрослыми, воспитав в них силу духа, смелость, способность к самопожертвованию, к подвигу. Дети воевали наравне с взрослыми и в действующей армии, и в партизанских отрядах. И это были не единичные случаи. Таких ребят, по данным советских источников, во время войны были тысячи.

Чтец:

Я помню те усталые вагоны. 
Военный быт - до мелких мелочей... 
На мальчике несмятые погоны 
И гулы самых искренних речей.

И губы - ученические губы... 
Так чист был их нетронутый овал. 
Ни в роще, ни в подъезде, ни у клуба 
Девчонок он ещё не целовал.

И время ни одной чертой упрямой 
Не тронуло ещё его лица. 
И знал он в жизни только губы мамы 
Да - реже - губы жёсткие отца.

Звучала клятва... 
Ветром доносило. 
Окопный запах - им весь мир пропах... 
И первая накапливалась сила 
В мальчишеских доверчивых губах.

Их обожгло не поцелуем горьким. 
Не сладким поцелуем в час луны. 
А огоньком моршанским от махорки, 
Полученной с ладони старшины.

...Когда упал он, встретив пулю злую, 
Лицом к земле, губами шевеля, - 
Нежней и бескорыстней поцелуя, 
Наверное, не ведала Земля.

Ведущий: Из  воспоминаний Маршала Советского Союза И. Баграмяна: «Думая о пережитом, о суровых годах Великой Отечественной войны, я часто вспоминаю мальчишек. Голодных и промерзших, их приводили в штабные землянки. Командиры, солдаты кормили их горячей похлебкой и часами терпеливо убеждали вернуться домой. Чаще всего мальчишки упрямо молчали. Их все-таки отправляли, а через неделю-другую они снова появлялись в соседнем подразделении. Многим из них некуда было вернуться — война отняла у них дом, родных. И суровые командиры сами или по настоянию бывалых солдат сдавались, нарушая инструкции, скупые строки которых не предусматривали солдатскую нежность. Мы любили этих мальчишек. Порой думали, что перехитрим их: оденем в наскоро перешитую солдатскую форму и будем тешить их самолюбие игрой в войну. Но мальчишки часто проявляли изумительную хитрость, а потом, освоившись, были неуловимыми связными, отличными стрелками, смело ходили в разведку, часто совершенно неожиданно оказывались в самом пекле боя».

Чтец:

Вся ночь пролетела, как страшный бред
Расстрел назначили рано
А было ему шестнадцать лет
Разведчику-партизану
Вдоль черной деревни его вели
В пустое мертвое поле
Морозные комья стылой земли
Босые ступни кололи.
Мать вскрикнула тонко, бела, как мел.
И поле вдруг стало тесно.
А он подобрался весь и запел
Свою любимую песню.
На залп он качнулся лицом вперед
И рухнул в холодный пепел
Ты понимаешь - такой народ 
Нельзя заковать в цепи.
Пуля, жизнь скосившая сыновью
Жгучей болью захлестнула мать
Некого с надеждой и любовью
Ей теперь под кров свой ожидать
От глухих рыданий обессилив
Задремала
И приснилось ей
Будто бы она - сама Россия
Мать ста миллионов сыновей
Будто в поле
Вихрем опаленным
Где последний догорает бой
Кличет
Называя поименно
Сыновей
Что не придут домой.
Беззаветно храбрых и красивых.
Жизнь отдавших, чтоб жила она:
Никогда их не забыть России.
Как морей не вычерпать до дна.

Ведущий: Имена детей-героев кровью вписаны в историю нашей страны. Имя Зои Космодемьянской облетело все континенты. Символ несгибаемой стойкости под ударами тяжких испытаний и светлый образ чистоты и нравственной силы. Зоя была схвачена во время исполнения задания – поджог немецкого штаба. Она приняла смерть на фашисткой дыбе, не выдав своих товарищей. Вот как об этом вспоминают очевидцы.

Ведущий :  «Ее повели в дом Седовой Марии Ивановны, раздели и начали допрос. Но получить какие-либо сведения от нее не пришлось. После допроса у Седовой, разутую и раздетую, ее повели в дом Ворониной, где находился штаб. Там продолжали допрашивать, но она на все вопросы отвечала: “Нет! Не знаю!” Не добившись ничего, офицер приказал, чтобы начали бить ее ремнями. Хозяйка, которую загнали на печь, насчитала около 200 ударов. Она не кричала и даже не произнесла ни одного стона...»

Ведущий : «Ее вывели из дома Ворониной; она шла, ступая голыми ногами по снегу, привели в дом гражданки Кулик. Когда ее вводили в избу Кулика, на лбу у нее было большое иссиня-черное пятно и ссадины на руках и ногах. Она тяжело дышала, волосы ее растрепались, и черные пряди слиплись на высоком, покрытом каплями потам лбу. Ее руки были связаны сзади веревкой, губы искусаны в кровь и вздулись. Наверное, кусала их, когда пытками хотели вырвать признание».

Ведущий:  «Фашисты, жившие в избе, окружили девушку и громко потешались. Одни шпыняли кулаками, другие подносили к подбородку зажженные спички, а кто-то провел ей по спине пилой».

Ведущий : «Часовой велел ей подняться и под винтовкой вывел на улицу. И опять она шла, ступая босыми ногами по снегу. И водил до тех пор, пока не замерзал сам. Часовые менялись через 15 минут. И так продолжали водить ее по улице целую ночь...»

Ведущий : «Вскоре пришли гитлеровцы. Они швырнули на лавку черные шаровары, черную рубашку и чулки. Морщась от боли, но, не издавая не единого стона, натягивала Зоя на свои почерневшие, распухшие ноги. А дальше последний путь – к смерти и бессмертию.

Ведущий: «Полдень 29 ноября 1941 года. Конные с саблями окружили построенный утром эшафот. Жителей согнали человек двадцать, они плакали.

Чтец: Стихотворение «Зоя»

Лагерь смерти

Ведущий: Самые обездоленные дети войны - малолетние узники фашистских концлагерей и гетто. У них отняли не только дом, хлеб, материнскую ласку – у них отняли родину и свободу.

Ведущий : Невозможно простому человеку, не видевшему войны, представить даже маленькую долю того, что видели дети, оказавшиеся в оккупации и в лагерях смерти. 
В фашистских концлагерях содержалось более 20 миллионов человек из 30 стран мира. Среди них около 2 миллионов детей…

Ведущий: Фашисты выстраивали детей отдельно, взрослых отдельно. От ужаса никто не плакал, смотрели на все стеклянными глазами. Дети четко усвоили урок: заплачешь – расстреляют. Но иногда фашисты  стреляли в детей ради забавы, чтобы посмотреть, как ребятишки в страхе разбегаются, или выбирали себе живую мишень, чтобы поупражняться в меткости. А иногда просто хладнокровно. Ведь ребенок не может работать, пользы от него никакой, значит, можно убивать безнаказанно.

Чтец: Стихотворение «Чулочки»

Ведущий :  Хотя в лагерях находилась работа и для детей. Например, выносить человеческий пепел из крематория и зашивать его в мешки, чтобы потом этим прахом удобрять землю. Заключенные в лагерях дети были донорами крови для немецких солдат. А как цинично их "сортировали" на пригодных и непригодных к работе. Вышел ростом, дотягиваешься до нарисованной на стене барака линии - будешь служить "великой Германии", ниже необходимой отметки – отправляйся в печь. И отчаянно тянулись вверх ребята, становились на носочки, казалось, обманут, останутся в живых, но беспощадной машине рейха малыши были не нужны.

 
Чтец: Стихотворение «Стихотворение о собаке»

Ведущий: Мы живем в эпоху больших масштабов, мы привыкли к крупным цифрам, мы с легкостью, почти не задумываясь, произносим: тысяча километров в час, миллионы тонн сырья... Но 20 миллионов погибших. Из них 13 миллионов детей!  Вы представляете, что это такое?

Ведущий: Если по каждому погибшему в стране объявить минуту молчания, страна будет молчать ... 32 года!

Ведущий: 2,5 тысячи километров – это значит 7,5 тысяч убитых на километр, 15 человек на каждые 2 метра земли!

Ведущий: 14 тысяч убитых ежедневно, 600 тысяч человек в час, 10 человек каждую минуту. Вот что такое 20 миллионов!

Чтец:

Играют дети всей земли в войну,
Но разве о войне мечтают дети?
Пусть только смех взрывает тишину
На радостной безоблачной планете.

Мы пушки сохраним, чтоб дать салют,
Стволы их станут трубами органа,
И в дружном хоре голоса сольют,
Под мирным небом в песне мира страны!

Чтоб без войны все в мире жить могли,
Пусть льдинки злобы и вражды растают.
Дружить давайте, дети всей земли,
Пусть наша дружба с нами вырастает.

Над вьюгами и стужами седыми
Вновь торжествует юная весна!
И как огонь с водой несовместимы,
Несовместимы дети и война.

Ведущий:
Я не хочу, чтоб голос орудийной канонады

Услышал мой ребенок. Мой и твой.

Я не хочу, чтоб голод Ленинграда

Коснулся их блокадною рукой.

Ведущий:
Я не хочу, чтоб доты обнажились,

Как раковая опухоль земли.

Я не хочу, чтоб вновь они ожили

И чью-то жизнь с собою унесли.

Ведущий:

Пусть вскинут люди миллион ладоней

И защитят прекрасный солнца лик

От гари, пепелищ и от хатынской боли.

Навечно! Навсегда! А не на миг!

Чтец:
1 Помните! Через века, через года, - помните!

                 О тех, кто уже не придет никогда, - помните!

2 Не плачьте! В горле сдержите стоны, горькие стоны.

                 Памяти павших будьте достойны! Вечно достойны!

3 Хлебом и песней, мечтой и стихами, жизнью просторной.

                 Каждой секундой, каждым дыханьем   будьте достойны!

4 Люди! Покуда сердца стучатся, - помните!

                  Какою ценой завоевано счастье, - пожалуйста, помните!

5 Песню свою, отправляя в полет, - помните!

                  Детям своим расскажите о них, чтоб запомнили!

6 Детям детей расскажите о них, чтобы тоже запомнили!

                  Во все времена бессмертной земли   помните!

7 К мерцающим звездам ведя корабли, -

                   о погибших помните!

8 Встречайте трепетную весну, люди земли.

                   Убейте войну, прокляните войну, люди земли!

9 Мечту пронесите через года   и жизнью наполните!..

                   Но о тех, кто уже не придет никогда, - заклинаем, - помните!