Литературное краеведение
занимательные факты по краеведению

ОДИНОКИЙ ПУТНИК (И. С. Рукавишников)

Загадочная фигура для нашего времени — Иван Сергеевич Рукавишников (1877 — 1930). Выходец из знаменитой династии купцов и предпринимателей-миллионеров Рукавишниковых, известных в Нижнем своей благотворительностью, он предпочел полунищую жизнь поэта-одиночки. Вступив па литературное поприще в пору расцвета Серебряного века, он не присоединился ни к символистам, ни к акмеистам, обратившись к мало распространенным в русской поэзии «твердым формам»: писал верлибры, триолеты, изографические стихи в виде чаши, меча, креста и треугольника. Начав в прозе как реалист, он стал затем создателем, единственным в своем роде, «купеческого декаданса», написал трилогию «Проклятый род», которая и по сию пору отпугивает читателя «вседозволенностью», размытостью критериев добра и зла, изображением душевных изломов, эстетизмом, словно автор намеренно задался целью обнаружить слабые стороны искусства Серебряного века. Наконец, посвятив свое творчество «тайнам бытия», вопросам жизни и смерти, — сферам, где как нигде необходимо быть оригинальным, — он так и не выработал собственного стиля, ограничившись стилизаторством, и, мучаясь над загадками собственного «я», не оставил пи записок о себе, ни дневников, ни сколько-нибудь подробной автобиографии.

Современники не понимали его, он казался им странным. М. К. Куприна-Иорданская познакомилась с Иваном Сергеевичем, еще когда он был юношей. Это было на даче, на берегу Волги. В комнате сидел молодой человек перед мольбертом и что-то малевал масляными красками. «Посмотрела, вижу: лиловое небо в виде вишневого киселя с молоком, а. внизу не то женщина, не то жаба, голая и вся в сиреневых пятнах. Я, посмотрев, сказала: “ Какая гадость!” А Иван Сергеевич посмотрел на меня и сказал: “Какая прелесть! ” Я так и не поняла, к кому это относится: ко мне или к жабе».

В единственной известной нам автобиографии (Первые литературные шаги. Автобиографии современных русских писателей, 1911) Рукавишников написал лишь о своих первых шагах на литературном поприще: «Начал я отдавать свои стихи в редакции с девятнадцати лет. Но скоро понял, что мне еще надо найти себя, свое в тишине одиночества, и вот в течение нескольких лет относил написанное в тихую темноту шкапа или в яркую музыку пылающей печи. Так к 1901 году написал первую книгу: “Стихотворения и проза”».

Первое стихотворение, напечатанное в «Нижегородском листке» (1896). Литературные кумиры Достоевский и Эдгар По — «первые боги мои. Пусть они будут последними, ибо теперь говорящих богов у меня нет». Первый литературный наставник, М. Горький, пригласивший однажды Рукавишникова для разговора о будущем. «И говорил мне писатель о том, что пути моих стихов — ложь и вред, а повесть моя... тем-то и тем-то не плоха. И говорили мы до ночи о России, и говорили о народе и немного об искусстве. Через два-три года писатель этот имел уже всеевропейскую известность».

Поэзия Рукавишникова не прошла мимо внимания признанных мастеров стиха, отзывавшихся о ней далеко не восторженно. Брюсов находил у Рукавишникова «пристрастие к мрачным образам», хотя для того, «чтобы создать свою “поэзию ужаса”, у И. Рукавишникова еще нет сил» (1904), он же называл Рукавишникова «растрепанным романтиком с декадентскими проповедями на устах» (1906). «Безусловно талантливый, работающий, думающий, он совершенно лишен чутья поэтов — вкуса», — писал о нем Гумилев (1909). Однако Рукавишников продолжал писать как хотел и мог, будто ни авторитеты, ни само время над ним не имели власти. Вот образец его стихов из книги «Триолеты. Вторая книга» (1922): «Растет цветок мой, стих певучий, Из грязи пошлых дней людских. Под бурей огненных созвучий Растет цветок мой, стих певучий, Обиженно-могучий стих.

Растет цветок мой, стих певучий, Из грязи пошлых дней людских».

Впрочем, своеобразной попыткой откликнуться на современность было обращение Рукавишникова к формам стихотворного сказа. В 20-е годы вышли «Сказ скомороший про Степана Разина» и «Сказка про попа Федула да про звонаря Ядула», которая начинается такими строками: «На горе на Гребешке в Нижнем Новгороде, в Нижнем Новгороде над Окой-рекой, над Окой- рекой чуть повыше Волги-реки жил поп Федул по прозванью Алтын». «Сказ скомороший» был положительно оценен Е. Замятиным, увидевшим в произведении Рукавишникова попытку реставрации ритмического строения народного эпоса (1924).

В прозе И. Рукавишникова можно заметить некое смешение реалистических и модернистских тенденций. В ранней, вполне реалистической повести «Семя, поклеванное птицами» (1896) варшавский банкир Иосиф Шуман высказывает уверенность в том, что уже скоро человек окажется свободен от каких-либо идеалов и мечтаний, «он будет вполне стальной машиной, и тогда он будет совершенно счастлив». Антагонист Шумана — его сын, начинающий литератор Георгий — в конце концов становится самодовольным, пошлым человеком, презирающим свою романтическую молодость. Прагматичность, чрезмерная рационализация жизни и как следствие ее бездуховность находят в лице Рукавишникова последовательного критика.

Наиболее значительное произведение Рукавишникова — трилогия «Проклятый род» (1912), куда входят три романа: «Семья железного старика», «Макаровичи» и «На путях смерти». Куприна-Иорданская вспоминает, что, когда печатался этот «предлинный и сумбурный роман в журнале “Современный мир”, читатели засыпали редакцию письмами с угрозами: “Если вы не прекратите, мы разнесем вашу редакцию! ” Пришлось поставить точку... Я считаю, что все-таки это была талантливая вещь при всей ее сумбурности».

В трилогии «Проклятый род» показана не столько история трех поколений семьи Рукавишниковых, сколько деэстетизация их жизни, лишенной идеалов добра и красоты. Если жизнь зачинателя рода — «железного старика», короля Волги Якова Овеяна жаждой самобытной деятельности, то существование его детей — Макара (строителя дворца-особняка на Откосе), горбатого Корнута и других — отмечено печатью вырождения, «пыльной скукой», бессмысленным разгулом и цинизмом. В поступках и суждениях Макара Яковлевича видна раздвоенность: с одной стороны — желание больше строить, готовность послужить отечеству, с другой — убежденность в том, что благотворительность поощряет леность и иждивенчество. «Ведь если какое-нибудь дело в час сделать или сутки клянчить, чтоб сосед сделал, что русский оболдуй выберет? Конечно, сутки без шапки простоит, спину согнувши у чужого крыльца». Макар не сумел сохранить нерушимость семьи, и дети его бегут из дома («Не житье здесь. Съедят»), называя дворец-особняк «крепостью», а отца — ее «комендантом». Отцовские миллионы для них — проклятие.

По-разному складывается их жизнь. Для одних уход из дома оборачивается ранней гибелью (умирает от чахотки Надежда, кончает самоубийством Антон, сходит с ума Яков), другие избирают пути декадентского искусства (Виктор), революционной деятельности (Ирочка). Искусство и революция рассматриваются Рукавишниковым как заслуживающие внимания способы выхода за пределы обездуховленной жизни, но только на первых порах: Виктор впадает в бесплодный пессимизм («Самоистязание перед истуканом смерти — в этом вся религия всех веков»), Ира не видит в революции обнадеживающей перспективы («В вашем государстве все в серых куртках будут, и на спине номер...»). Лишь одна ветвь — судьба пятого сына «железного старика» Вячеслава Яковлевича, принявшего муки ссылки сибирской,— жизненна и плодоносит: с ним заодно его сыновья.

Как эпитафия роду звучат слова из Книги Премудрости, которую читает вдова Макара Раиса Михайловна: «И поздняя старость их будет без почета, а если скоро умрут, не будут иметь надежды и утешения в день суда; ибо ужасен конец неправедного рода».

Андрей Белый в мемуарной книге «Между двух революций» оставил нам описание Ивана Рукавишникова: длинный, худой, истеричный: «не то — Дон Кихот, не то — Фердинанд Испанский; мятое серое лицо; борода — в полуметр, состоящая из нескольких сот волосинок; густые усищи, а ноги — карамора; почта шатаясь, уселся; я ждал из уст трубного гласа; а он — запищал комаром; стихи начертанием напоминали—кресты, треугольники и перекошенные трапеции... Волжские миллионы и — мрачно-убогие номера, в которых прозябал без гроша, отцом проклятый сын миллионщика...»

В 1919 — 1920 годах Рукавишников руководил деятельностью московского «Дворца искусств», принимал участие в работе с молодыми поэтами. Известен один документ — выступление Рукавишникова в защиту книги стихов Петра Орешина «Красная Русь», названной одним из критиков белогвардейской. Рукавишников тогда (1919 год) сказал: «Орешин — человек талантливый, а молодым талантам мы должны помогать. Что касается критики, обрушившейся на эту книгу, скажу: критика это тенденциозна и для общего дела вредна. Идее коммунизма вовсе не нужны лакеи коммунизма. Наша конечная цель— свобода. Поэты — наши выразители».

В романе «Проклятый род» художник Виктор, второе «я» автора, размышляет о различных путях русского человека в XX веке. «В каждом безобразном русском городишке все способные люди с шестнадцати лет только и думают о том, чтоб все города на земле были прекрасны и жизнь всех людей тоже прекрасна была. И ходят друг к другу эти строители жизни по гнилым мосткам и с фонарем и спорят, кто земной шар скорее в порядок приведет: Вася или Вайя и по чьей системе». Этот путь — утопический — Виктор не приемлет, его интересует глобальное познание сущности мира и человека. «Пустячки свои сами жуйте. А мне дай Бог успеть себя понять. Себя, по существу вечного, но сознавшего, к сожалению, близость часа смертного».

Рукавишников выбрал для себя экзистенциональный путь познания и творчества.

ОЧАРОВАННЫЙ СТРАННИК(Н.И. Кочин)

Со сказочно небывалой удачи начался его литературный путь. Вернулся из столицы — полны карманы денег, разодет в пух, задал пир в саду для родни... По селу мгновенно поползла молва: Миколашка Кочин деньги лопатой гребет. Бабы на звалинке обсуждают: «Что ты, Анна, не погордишься? Где твой сын служит?» Мать веско, как топором: «Чаю вы, бабыньки, нешто оглохли? Вся Расея давно знает, что он в Москве главным писарем».

Так с немалым юмором вспоминал Николай Иванович свой дебют, попутно указав и на свой главный источник: народный язык для него — естественная среда обитания.

О фольклоре у Кочина писалось немало, но большей частью как об орнаменте, украшении. Однако фольклорное начало лежит в корне его романов. В самом деле, о чем роман «Девки»? О трех подругах: Марье, Наталье и Прасковье. Одну насильно выдали замуж за богатого и немилого, вторая погибла, став жертвой деревенской дикости, третья, падшая, гонимая, затравленная, поднялась над обычаем и судьбой, чтобы отомстить за унижение и — победила. Не в яви, так в сказке, не в жизни, так в книге. И в романе «Парни» происходит преображение Ивана Переходникова... Из Золушки — в принцессу («красную» принцессу), из Ивана-дурака — в Ивана-царевича («красного» царевича). В автобиографической тетралогии этот процесс преображения показан всего полнее, в деталях и подробностях.

Мир, изображаемый Кочиным, находится в состоянии брожения, борьбы, перерастающей в кровавую схватку, однако его основные опоры — семья, материнство, труд — должны сохраниться. Писатель возлагает все свои надежды на культуру, она для него абсолютный свет, пред которым рассеется невежество, преобразится заскорузлый быт, исчезнет униженность женщины... Должно наступить лучшее.

Кочин возлагал свои надежды па социальные преобразования. Роман «Юность» отразил эту увлеченность мечтой — налаживание нового быта, организация сельскохозяйственной коммуны, ликвидация неграмотности, селькоровская работа... «Мы делали черновую работу истории... При бездонном невежестве мы считали себя неопровержимыми. Мы ошибались в деталях. Но мы — комитетчики и деревенские активисты — мыслили тогда более исторично, чем историки всех буржуазных академий мира», — утверждал писатель во вступлении к роману. Патетический стиль, лирика, столь свойственные юности, господствуют в книге. И здесь же — лаконичное бытописание. Автор стремился воссоздать историю деревенской бедноты, потому что «беднота не имела своих историков». Кочин вместил в «Юность» громадный материал очеркового, этнографического, бытового характера. Хотите узнать, как бурлил Нижегородский край в первые годы революции, — читайте «Юность». Одна история царя Ивана чего - стоит! Многоголосие жизни запечатлено на страницах «Юности».

«Я люблю мечтателей», — запишет Кочин в дневнике спустя три десятилетия, ни от чего не отказавшись после долгих лет тюрем и ссылок. Мечтатель Сенька Пахарев, автобиографический герой «Юности», действует в самой гуще непредсказуемой жизни, и до чего же больно бьет она молодого мечтателя с его прямолинейной устремленностью! Есть внутренняя связь между горячей «Юностью» и спокойно-умудренным «Кулибиным», вышедшими почти одновременно. Кулибин был тоже мечтателем. «Этот человек в старомодном кафтане и с огромной бородой но натуре был неутомимым новатором. Изобретательскую мысль и техническое творчество, науку и дерзания разума он любил нежно, безраздельно и открыто». Семей Пахарев — это Кулибин, который отчаялся «прорубать чащу» и кинулся вместе со своими сверстниками строить мир на иных основах — на каких, он толком не знал. «Как было просто и ясно жить, когда я жил только на вере в социализм. Теперь я должен еще все обосновывать», — скажет Пахарев в романе «Нижегородский откос».

Вернувшись после долгого отлучения от литературы в родной город, Кочин написал «Гремячую Поляну» — книгу о детстве. После «Юности» ее трудно читать, она написана совсем в ином ключе — аналитическом. Подспудная мысль, беспокойно ведущая его перо,— это мысль о проверке правильности избранного пути. Уклад крестьянской жизни, каким он сложился к началу XX века, был далек от совершенства, и приукрашивать его писатель не собирался. Помнится, как неодобрительно отзывался он о романе С. Залыгина «Комиссия», уверяя, что таких мужиков, как в том романе, отродясь не бывало. Одна за другой проходят в «Гремячей Поляне» картины страды, пожара, порки за недоимки, мирской казни конокрада, повального праздничного пьянства. «Мужики валялись в сенях, на дороге, на дворе, за двором, у изб, на траве, в проулках, а после праздничных гуляний они еще артелями опохмелялись целую неделю, а то и две». В крестьянском мире господствуют утилитарные цели, царит культ пользы. Восхищаться бытием, выходя за пределы соображений непосредственной пользы, оказывается способен лишь один человек — мать...

Тут мы должны отвлечься от «Гремячей Поляны» и взглянуть на начало биографии ее автора. Дед и бабка — крепостные графа Орлова-Давыдова, мать неграмотная, отец умел расписываться. Курная изба с земляным полом. Мать родила двенадцать детей, из них одну девочку. Земли мало, «лишних детей» из Гремячей Поляны традиционно отправляли в нижегородские трактиры служить «шестерками». Каково пришлось талантливому парнишке-самородку, сочиняющему частушки под гармонь, стихи и басни? Полностью проявить, развить свои способности он мог только получив образование. Побывав в «шестерках», окончил «высшее начальное учебное заведение среднего типа» в Дальнем Константинове. А дальше? Выбора не было. Вновь — пахать землю с отцом. «И Сенька стал обуваться в лапти».

Этим эпизодом завершается «Гремячая Поляна». Хотя роман мог быть закончен и на оптимистической ноте. Весной 1917 года Кочин окончил училище и поехал в учительскую семинарию в город Волоколамск Московской губернии. Об этом есть у него запись от 5 мая 1975 года: «Если бы я учитывал “условия” в 1917— 1921 годах (голод, холод, тиф и т. д.) и не поехал бы учиться за Москву в Волоколамск, то не стал бы писателем. Но я совершенно презирал “условия”, выжил, получил образование, преодолел препятствия и победил, ибо не пугался “препятствий”. Кто растерян — наполовину' побежден». Дело, очевидно, в том, что Семен Пахарев и Николай Кочин — не совсем одно и то же. В «Гремячей Поляне» Семеном управляют обстоятельства, тогда как неистовый мечтатель Кочин сам научился управлять собой и своей жизнью. Пахарев «типичнее» Кочина, шире (но не глубже) как народный характер. Не автобиографию, а автобиографический роман о трудных странствиях по городам и весям в годину потрясений писал Кочин.

Вот в «Нижегородском откосе» автор и его герой «совпадают». Повествование идет от первого лица. В России нэп. Пахарев — студент Нижегородского пединститута, он же — чтобы прокормиться — помощник коридорного официанта гостиницы «Повар». «Доклады делаем — про социалистическую революцию, а таскаем дрова на кухню нэпманам». Тот ли это Семен Пахарев, которому в «Юности» уже все было ясно, что и как, который делал революцию в деревне во имя светлого будущего? Все тот же, но освобождающийся от юношеского самомнения, от грубой прямолинейности, вырабатывающий в себе самокритичность, недоверие к звонкой фразе и политической демагогии. Ультралевые поэты выкрикивали: «Эй, шабаш культуре, старый мир на цигарки», а Пахарев думал о том, что «литература есть естественная школа народа, без нее — дикость и духовная смерть».

В романе «Семен Пахарев» герой, работая учителем в Павлове-на-Оке, лицом к лицу столкнется с нигилизмом, левой фразой, демагогией и вступит в борьбу за культуру, ибо хорошо усвоил: «Никто не приносит столько вреда правде и справедливости, как те, которые борются за них недостойным способом. Они вызывают озлобление против самой правды, которую защищают».

Таинственны взаимоотношения автора и его героя. Иной раз возникает такое странное впечатление, что Пахарев учился у Кочина, а Кочин у Пахарева. Пахарев доверчиво распахнут, прекраснодушен до наивности — Кочин строго выверяет свой литературный путь на основе этических абсолютов. Один из них, главный, — правда, за которую надо обязательно страдать, потому что трудно она достается. Но «тем самым вносится моральный порядок в жизнь. Ясно, кто свят, кто негодяй. Если бы за правду не надо было страдать, если бы правда давала корысть, все смешалось бы и спуталось в мире, наглые карьеристы, бессовестные лгуны опередили бы всех в погоне за “правдой”».

Пророческие слова! Так оно и служилось, когда все заменила «готовая правда», которую не надо добывать в страданиях, — просто усвоить набор расхожих формул и фраз. Правдоискатели Семены Пахаревы и их создатели с того времени стали неугодными. Никто уже не записывался «инкогнито» в строительные бригады, как Кочин в 1929 году на строительстве Автозавода, чтобы написать роман «Парни».

Так и Кочин стал неугоден — тоталитарному государству, но не народу. Он вернулся из многолетней ссылки, и вместе с ним вернулся Семен Пахарев, чтобы продолжать свой путь к правде.

В 1993 году в Нижнем вышла книга рассказов и повестей Кочина «Зона». Большинство из них не закончены: писатель знал, что напечатать их он все равно не сможет. Это лагерная проза. В ней Кочин подверг нелицеприятному пересмотру многое из того, чем жил до ареста по обвинению в контрреволюционной деятельности 17 сентября 1943 года. Оп вернулся из лагеря через десять лет другим человеком.

В повести «Цыпленок пареный» московский литератор Седов, автор романов «Академия счастья» и «Голубые радости», статьи «Пушкин и коммунизм» (Кочин явно иронизирует над приверженцем обязательного оптимизма), став жертвой репрессий и ежедневных лагерных унижений, познав действительную, не выдуманную жизнь, начинает мыслить здраво и «от себя»: вчерашние соратники в правительстве объявляют друг друга врагами народа, а народ, сбитый с толку демагогией, не знает, кому верить, и ради безопасности устремляется к самому в данный момент сильному, узаконивая своим одобрением преступные дела; страх стал решающим фактором в жизни; всюду царят эгоизм, зависть и человеконенавистничество; «все клянутся в любви к народу, каждый день издеваясь над ним», управляют же народом худшие из его представителей. «Завидую мертвым». Седов идет на колючую проволоку, под пули часового.

В рассказе «Зашитые» (написан в 1962 году) Кочин рассказал, как, согласно признав единственным средством избавиться от позора заключения смерть, люди зашивали себе рты, чтобы безмолвно погибнуть под прикладами охранников.

Важнейшим итогом лагерных лет стало для Кочина признание религии. Если в романах «Девки» и «Парни» религиозность — род невежества, то теперь он рисует выразителями нравственного идеала кулугурку в повести «По вольному найму», баптиста в рассказе «Несознательный», поднимает тему христианства в повести «Путь Савла». На каторге он видел, как страх и чувство самосохранения превращали заключенных в нелюдей. «Исключение составляли религиозные люди, они были как свечки, зажженные в ночи».

В записной книжке середины 60-х годов Кочин записал глубоко продуманную мысль: «В жизни или все неважно, вздор, бессмыслица: вселенная, история, человек, законы природы; или, наоборот, все важно, осмысленно, интересно: тайны атома, рождение и смерть, вселенная в целом и жизнь человека и травинки... Третьего нет. Вот почему необходима вера в смысл жизни — религия. Вне ее все холодно, обессмысленно, нелепо, жутко».

Очарованный странник российской словесности вернулся на круги своя.

ПРЕЖДЕВРЕМЕННЫЙ ЧЕЛОВЕК(К. Н. Леонтьев)

Писатели значительные от ничтожных отличаются тем, что одни смотрятся в зеркало, другие нет», — говорил В. В. Розанов, прибавив: Леонтьев не видел его. Потому он «самое свободомыслящее явление, может быть, за все существование русской литературы».

Константин Николаевич Леонтьев (1831 — 1891), философ, писатель, литературный критик, мало известен современному русскому читателю. Жизнь его изобиловала крутыми поворотами: кадетский корпус — медицинский факультет университета — участие в качестве военного лекаря в Крымской кампании — дипломатическая служба на Ближнем Востоке — жизнь в Оптиной пустыни — пострижение в монахи. Был в бурной жизни Леонтьева лишь один небольшой тихий период, когда писательство взяло верх, когда писалось легко и свободно.

7 марта 1859 года по распоряжению нижегородского военного губернатора Леонтьев был определен врачом с правом государственной службы при имениях Арзамасского уезда полковницы баронессы Розен и действительного статского советника Штевена. Служба Леонтьева длилась до 13 февраля 1861 года.

Именно в это арзамасское двухлетие его эстетические взгляды сложились в стройную систему, изложенную в статьях «Письмо провинциала к Тургеневу по поводу “Накануне”» и «О сочинениях Марко Вовчка», а также в романах «Подлипки» (1861) и «В своем краю» (1864); в последнем нашли отражение арзамасские впечатления Леонтьева.

Основу его философии составляет представление о триединстве процесса развития. Каждое общество, как и живой организм, проходит три периода развития: первичная простота, плетущая сложность, вторичная простота. «Если дело идет к смерти, начинается упрощение организма». Европа уже пережила время цветущей сложности, то есть средневековье и рыцарство, она буржуазно-прозаична, то же происходит и «с этой противно- растрепанной от эмансипации и прогресса Россией». Отсюда и желание Леонтьева «подморозить» Россию, то есть помешать ей скатываться в пропасть. Он вспоминает, как, вернувшись на родину после десятилетнего пребывания на Ближнем Востоке, был неприятно поражен тем, что все чаще ему приходилось встречать зазнавшихся мужиков, утративших столь симпатичные черты — смирение и покорность, и тем, что опустели усадьбы, из которых раньше выходили Пушкин, Жуковский, Лермонтов, Фет, а теперь никто не выйдет.

Наилучшим мерилом истории и жизни Леонтьев считал эстетику, ибо она приложима ко всем векам и местностям. Художественный идеал Леонтьева — «хороший и здравый реализм», основанный на поисках идеального, — «по естественной реакции против гадкой и грубой разительной мелочности, в которую впадает большинство лучших писателей нашего времени». Необходим возврат от «гоголевщины внешнего приема» к временам Онегина и Печорина, к образам более изящным или более героичным. Если французы любят чересчур поднимать жизнь, то наши писатели слишком любят всячески принижать ее. «Самих себя, Россию, власти, наши гражданские порядки, паши нравы мы (со времен Гоголя) неумолкаемо и омерзительно браним. Мы разучились хвалить; мы превзошли всех в желчном и болезненном самоуничижении, не имеющим ничего, заметим, общего с христианским смирением» («Письма отшельника»). Противные реалистические подробности, излишняя детализация, «шершавая форма» — издержки отрицательного направления русской литературы, пошедшей путями Гоголя, а не путями Пушкина. В «Первой любви» Тургенева поэзия и правда бьют ключом, а роман «Накануне» дышит холодом и ложью. «Сама жизнь лучше, чем наша литература».

Современники, занятые решением в литературе социальных вопросов, не заметили «арзамасских» романов Леонтьева и не оценили нх так, как они заслуживали. Роман «Подлипки (Записки Владимира Ладнева)» не только не подчиняется хронологии, но управляет ею: «...самые воспоминания .мои идут не так, как дело шло в жизни, а следуя за моими настоящими размышлениями и путаются с ними»; чувства и идеалы, а не события и даже не люди сами по себе составляют содержание «Подлипок». «Мне хочется рассказать вам историю моей первой любви. Страсть в ней длилась недолго, всего дней пять; но это было первое истинное чувство в моей жизни».

Детство и юность Владимира Ладнева раскрываются как следование эстетическому идеалу. В детстве это античный герой, его сменяет храбрый воин, в юности — «статский», составленный из Родольфа «Парижских тайн» Э. Сю, Онегина и Байрона, русский денди. Соответственно конструируются и женские идеалы — Виргиния, Манон Леско, Лелия. Ни один из идеалов не выдерживает проверки действительностью. «Аполлон» Сережа Ковалев оказывается лицемером и мелким человеком, брат Николай, поразивший детское воображение Володи свободой поведения в любви, — циником и бессердечным негодяем, роман двоюродного бра га Модеста и «домашней девушки» Кати («идеал соединения образованного человека с простолюдинкой высокой души») заканчивается прозаическим разрывом. Житейская пошлость, расчет, эгоизм, чувственность разъедают как кислота «неподвижную чистоту» молодости Ладнева. Рядом с ним домашний Мефистофель Юрьев, питающий страстную любовь к Гоголю, воодушевленный идеей отрицания, и Яницкий, придерживающийся онегинского образа жизни. Но почему нет ни одного человека, который был бы и Яницкий, и Юрьев вместе? Чтобы и умен, как Юрьев, и блестящ и грациозен, как Яницкий. «Все обманули, все разочаровали меня — одна Паша навсегда осталась белокурым, кротким и невинным ребенком».

Ладнев, несмотря на разочарования, упорно следует эстетическому идеалу («Неизящное, простое не соблазняло меня»). Поняв наконец, что главное не усвоить или выбрать уже готовый образец, а выработать сто в себе, не поддавшись соблазну чувственной любви, он испытал по отношению к Паше благоговение, жалость и стыдливость — три элемента, образующих любовь согласно христианской традиции, и эта любовь навсегда украсила его жизнь. Не случайно воспоминанием о ней и начинается, и заканчивается роман. «Машинально, лениво, сам не зная зачем, нагнулся я, сорвал цветок и понюхал. Белые цветки были чуть подернуты розовым внутри и пахли слегка горьким миндалем, разливай и кругом этот запах на несколько шагов... Я тотчас же вспомнил Пашу: она мелькнула тоже на заре моей молодости без резких следов, но подарила меня несколькими днями самой чистой, самой глубокой неги и тоски».

О первых годах молодости вспоминает постаревший Ладнев в тех же самых обезлюдевших Подлипках — «теперь ночью все страшно молчит в вымершем доме». За ночь выпал молодой снег и лежит на липах и яблонях, и глубокое чувство одиночества наполняет душу. Белые поля, белые березы, черные сучья, темные острова далеких деревень — картина без красок. Только предание или собственная память оживляют все. В Подлипках, должно быть, и умирать легче, здесь самая трава имеет больше смысла, чем в других местах.

Читая «Подлипки», видишь, как Многим прозе Леонтьева обязан И. Бунин. Леонтьев — связующее звено между Тургеневым и Буниным. Причем это проявляется не только в передаче щемящего чувства природы, тоски по быстротечно уходящей жизни, но и в разительности и точности мгновенных характеристик, а главное — в «эстетической упоенности жизнью». По словам Н. А. Бердяева, единственного, кто оценил новаторство Леонтьева, «К. Леонтьев был импрессионистом, когда об импрессионизме еще ничего не говорилось. Для своего времени он был новым и оригинальным художником».

Если «Подлипки» изображают красоту и притягательность эстетического идеала, дающего высокое содержание обычной человеческой жизни, то роман «В своем краю» развивает философию красоты. Убеждения автора выражают в романс врач Руднев и домашний учитель Милькеев. «Прекрасное — вот цель жизни, и добрая нравственность и самоотвержение ценны только как одно из проявлений прекрасного, как свободное творчество добра». Красота несовместима с безликостью, усредненностью, скукой, которые приносит с собой главный враг прекрасного — прогресс. Носителями красоты являются аристократия и народ. Уничтожая аристократию, мы оставляем только два начала: фрачное мещанство и народ». Мещанство без аристократии развратит народ, привив ему потребительские интересы, уничтожит его самобытную национальную культуру. «Мужик поэтичен, руки его испорчены благородной, земляной работой, и под грубой кожей можно всегда видеть красивый очерк этих рук; его одежда, его кудри, его телесная свежесть и наивная грубость — разве можно сравнить это с каким-нибудь секретарем или учителем!»

Запальчиво, с антибазаровским пафосом высказывает Милькеев мысль о превосходстве красоты в природе-храме над практической пользой: «Одно столетнее, величественное дерево дороже двух десятков безличных людей; и я не срублю его, чтобы купить мужикам лекарство от холеры!» Между прочим, Милькеев все заработанные им деньги посылает дворовым своего отца на выкуп. И Руднев, и Милькеев противники «бессилия, сна, равнодушия, пошлости и лавочной осторожности», царящих вокруг, руководствуются же они в своих практических поступках ориентацией па прекрасное, для них оно «верная мерка па все... Потому что оно само по себе цель...»

Во всех теоретических работах и справочниках по искусству утверждается, что импрессионизм возник в конце XIX — начале XX века во Франции. Тогда как справедливо было бы назвать другое время и другое место: 1859 — 1861 годы, Арзамасский уезд.

Из дома, где живет Руднев, открывается вид на Пышу. «Эта, в сущности, ничтожная речка — одна из красивейших в Восточно-Европейской низменности» (Василий Докучаев). Не здесь ли, на берегах Пьяны, среди вечной красоты русской природы,— первоисток русского литературного импрессионизма?

ТРИ ЭПИЗОДА ИЗ ЖИЗНИ ГРИНА

Александра Грина с Нижним связывают всего три эпизода биографии.

23 июня 1896 года шестнадцатилетний Саша Гриневский начал свою первую «колумбиаду», отправившись из Вятки поступать в Мореходные классы в Одессу. В Казани он купил билет на пароход компании «Кавказ и Меркурий» до Нижнего, откуда поездом ехал до Одессы. В Нижнем он впервые увидел паровоз, о котором до сих пор лишь читал. Юноша представлял его с колокольню высотой, а он оказался маленьким и невзрачным... Так начиналась тяжба будущего фантаста и романтика с действительностью. Отправление поезда из Нижнего ему казалось началом иной, необыкновенно прекрасной, богатой приключениями жизни. «Все было ново...» («Автобиографическая повесть»).

После многих странствий и разочарований, побывав матросом, грузчиком, актером, банщиком, охотником, дровосеком, он нанялся матросом на баржу Булычова — это было в 1901 году — и на этой барже, груженной овсом, приплыл из Вятки в Нижний, где шли приготовления к ярмарке. Там матросов заставили работать на берегу, таскать «подтоварник», то есть толстые жерди — на них укладывались мешки и тюки. Человек тридцать с разных барж жили в деревянной казарме, спали на полу и питались единственно черным хлебом и супом из картофеля с луком. Рыжий злой приказчик будил в четыре часа утра, а ради пущей лютости посылал будить своего сына, зловредного мальчишку лет двенадцати, который нагло издевался над усталыми Людьми, и никто не смел его бранить... Гриневский решил проучить «идиота, возомнившего, что он может командовать взрослыми и усталыми людьми». Он пристроил чайник с кипятком на перилах лестницы. Расчет оказался точен: кипяток хлестнул по голове мучителя. Приказчик был в ярости, грозился избить и отправить в Сибирь, однако не посмел после слов: «Если ты меня тронешь, не быть живому тебе». Тем не менее Гриневский был рассчитан и, получив два рубля, вернулся в Вятку.

Молодые годы Грина проходили, по его словам, «под знаком беспрерывного и неистового бунта против насилия». Нижегородский эпизод — один из первых таких бунтов — описан Грином в неоконченном рассказе «Тюремная старина».

Третья встреча с Нижним произошла через год, весной 1902-го. После «ярмарочного бунта» Гриневский успел послужить в армии, дезертировать, стать революционером — избрал он, как ему казалось, самую романтическую партию эсеров. Он жил на нелегальном положении, вел агитационную работу, странствуя по разным городам России. Наконец был направлен в Нижний, где получил задание совершить террористический акт.

Какое-то время, чтобы исключить слежку, новичок должен был провести в «карантине». Проходил его Гриневский в Твери. Однако террористом он так и не стал, ибо не любил слепо подчиняться чужой воле, а потому вернулся в Нижний сообщить о своем отказе от теракта. Где, у кого останавливался Грин в нашем городе, мы никогда не узнаем, но сам Нижний он изобразил в одном из «эсеровских» рассказов «Карантин» (1907).

Тема города — лейтмотив рассказа. Сначала он властно держит в плену террориста Сергея: «Каменный город взглянул прямо в лицо тысячами слепых, стеклянных глаз и пестрым гулом ударил в уши». Все яснее становится молодому революционеру несовместимость угрюмого города и «зеленой, тысячеглазой жизни», и он освобождается от гнетущего призрака. Так нижегородские впечатления Грина легли в основу модели романтического неприятия зла, так впервые обозначилась его вражда с действительностью, стесняющей свободное волеизъявление человека.

Дальнейший путь Грина пролег вдали от «каменного города», но неизменно положительным осталось его отношение к уроженцу этого города М. Горькому. Горький был кумиром молодых его лет, с ним связывал он свои литературные надежды. Наставником, советчиком, даже спасителем он стал для Грина в годы Гражданской войны. Говорят, Горький плакал над страницами его «Алых парусов»...

«УВЕРТЮРА РОССИЙСКИХ МЕТЕЛЕЙ» (Б. Пильняк)

В 1923 году в Нижнем Новгороде выходил журнал «Зори». Н. И. Кочин в романе «Нижегородский откос» довольно иронически отзывается об этом журнале: тираж лежал кипами и не расходился, платить сотрудникам было нечем, редактор Д. Крымский производил впечатление человека крайне усталого, замученного жизнью. Выходил журнал нерегулярно, на пятом номере издание закончилось.

Однако в первом же номере журнала напечатал свою воспоминания «О Нижнем Новгороде» Борис Пильняк — крупнейший писатель 20-х годов, автор первого романа о революции «Голый год» (1922), а позднее — романов «Машины и волки», «Волга впадает в Каспийское море», нашумевших повестей — «Повесть непогашенной луны» и «Красное дерево».

Из его воспоминаний нижегородские читатели могли узнать, какое важное место занимал Нижний в творчестве Пильняка. «Мое подлинное имя, коим и Нижний крестил меня, — Борис Вогау». Отец его происходил из немцев-колонистов Поволжья, мать - из семьи волжского купца. Псевдоним, по свидетельству сына, взят по названию деревни Пильня, жители которой именуют себя пильняками. Не наша ли это, нижегородская Пильня? Оттуда начинающий писатель в 1915 году рассылал свои первые рассказы по редакциям журналов.

«Зиму 1912 — 1913 годов я был реалистом нижегородского “Владимирского” реального училища, 7-го параллельного класса... Нижний — мне — увертюра российских октябрей и метелей... я грущу о том юноше, высоком, рыжем и нескладном, который носил целую зиму по Нижнему — себя, зеленую шинель и сноп мысли... Тот Нижний сейчас здесь у меня, в сердце, на столе, в комнате: я хочу, чтоб он зажил, возжил па этих листах бумаги.

В каждой повести моей есть: кремль, заречные дачи, тишина, — и там, в дачах, за тишиной, за чертовщиной вокруг (как нижегородский Макарий) — прекрасная мечта о прекрасной девушке. Это навсегда дал мне Нижний».

Жил будущий писатель в доме Костакова, у Пушкинского садика, неподалеку от Марьиной рощи и монастырей. «Кроме молодости, Нижний мне темное ожерелье. Там, на горах, зимами коконный помещичий город, с прогулками по Покровке и свиданиями на Ошарской», с чтениями и вечерниками, «Дубинушкой», катком, кафе Розанова...

Пильняк распрощался с Нижним в дни торжеств по случаю 300-летия дома Романовых. Он наблюдал приезд царской фамилии: «У императора Николая было лицо затравленного человека». «Волга и Канавино в воде. По Канавину, как в Венеции, можно плавать. Там, на Откосе, — сердце щемит зеленый закат, оттолкнуться, полететь, полететь, — в Заволжье, в мир, в радость, как грусть, в грусть, как радость...»

Нижний присутствует уже в романе «Голый год» — таинственно-неподвижный символ азиатской загадочности. Современные литературе»веды, кажется, уверены, что действие романа происходит на коломенских землях. Между тем многое говорит за то, что Пильняк соединил Коломну с Нижним. Тем более что в непосредственно продолжающих роман «Повестях о черном хлебе» (1923) вновь появляется одни из главных персонажей «Голого года» — большевик, «кожаная куртка» Архип Архипов, все с той же пугачевской бородой, правда уже постриженной, и находится он в бывшем губернаторском доме.

«Черный хлеб» открывается характерным для раскованного пилышковского стиля образом-впечатлением города: «В Нижнем Новгороде, из крепости, из дома губисполкома (был этот дом прежде губернаторским домом), из комнат, прокуренных махоркой и промозгших бессонницей революции, — ибо дом этот свечою торчит в чувашскую самогонщину мятежей еще от Стеньки Разина, — из окон видно, как сливаются древнейшие две русские реки, Ока и Волга. — и на Волгой, где Ветлуга, Урень, Китеж-озеро, лежат земли Мельникова-Печерского, Семеновский уезд; за Волгой — из окоп — просторы в лесах и водах, грустные просторы, потому что их не вберешь в душу. А из-за Волги взглянуть на Нижний Новгород: красная крепость, зубцами стен своих из холмов, как орлиное гнездо, и белой лебедью — средь крестов и колоколен — белый дом губисполкома. Нижний Новгород много таит в себе — вод, лесов и гор, просторных просторов и тесных овражных теснин». Архипов отправляется в путешествие по Волге, перед ним предстают на сотни верст вымороченные села, волости и уезды, уставшие, исгоревшие в людоедстве, в бурьянах, в мертвых дорогах...

На нижегородском материале Пильняк написал один из лучших своих психологических рассказов «Нижегородский откос» (1927). Это рассказ о любви сына-гимназиста к матери, которая для него единственно чиста и непорочна. Критика сочла, что произведение написано под влиянием психоанализа 3. Фрейда, и «Нижегородский откос» был запрещен, в сборниках прозы Пильняка его не перепечатывали. Действие рассказа происходит в канун февраля 1917 года, это психологический портрет интеллигенции, которой вскорости суждено исчезнуть, самоистребиться, не оставив по себе следа. Над всеми перипетиями сюжета господствует образ Нижегородского откоса — образ простора истории, неизведанного будущего, вечности...

Пильняк был «неприрученным» писателем. Он не хотел писать, захлебываясь от восторга, о революции, как делали очень многие — «придается этим нашей революции тон бахвальства и самохвальства, — не признаю, что писатель должен жить “волей ненавидеть”, или, попросту, врать». Ему не простили его непри- рученности...

При аресте Пильняку предъявили вздорное обвинение в шпионаже в пользу Японии. 21 апреля 1938 года он был расстрелян.

КРАТКИЕ РАССКАЗЫ И ОЧЕРКИ НА КРАЕВЕДЧЕСКИЕ ТЕМЫ,

КОТОРЫЕ ЗНАКОМЯТ С НЕКОТОРЫМИ СОБЫТИЯМИ ИЗ ИСТОРИИ

ГОРОДА И ЖИЗНИ МАКСИМА ГОРЬКОГО

ИЗ ЖИЗНИ ВЕЛИКОГО ПИСАТЕЛЯ

Алексей Максимович Горький родился в Нижнем Новгороде. Он рос у бабушки и дедушки. Бабушка была для Алеши самым близким другом и товарищем. Она научила его любить людей.

Одиннадцати лет Алеша служил «мальчиком» в магазине обуви. Потом он был посудником на пароходе, учился у чертежника. Много встреч с хорошими людьми, много перемен было в жизни подростка. Юношей он работал булочником в Казани, грузчиком на пристани, служил ночным сторожем на железнодорожной станции. О своем образовании будущий писатель заботился сам. Он много читал, слушал рассказы бывалых людей. В молодости Алексей Максимович пол-России исходил пешком. Прошел Горький по берегам Волги, побывал на Украине, на Кавказе, на Кубани, в Грузии. Эти путешествия позднее нашли отражение во многих его произведениях.

118 слов

ДОМИК НА СЪЕЗДЕ

        На Почтовом съезде, раньше называвшемся Успенским, прилепился приземистый домик, далеко не современного облика: со ставнями на окнах, с керосиновым фонарем на столбе у ворот. Это широко известный в нашей стране Домик Каширина, в котором Алеша Пешков, будущий великий писатель Максим Горький, провел несколько лет своего детства. Здесь впервые в жизни Алеша столкнулся со «свинцовыми мерзостями» русской жизни и глубоко возненавидел их. В то же время именно здесь в его сознание глубоко запали первые зерна любви к людям, брошенные щедрой рукой бабушки, никогда не терявшей веры в человека.

        Вся обстановка дома-музея напоминает нам о детских годах Горького, так хорошо знакомых по незабываемым страницам его повести «Детство».

        Как ни тяжела, как ни кошмарна была жизнь в стенах этого дома, но она не убила в Алеше яркого, здорового, человеческого.

130 слов

Задание

 Определить тему и идею данного текста.

ДОМ ДЕДА

Съехали с парохода на берег и толпой пошли в гору по съезду, мощенному крупным булыжником, между двух высоких откосов, покрытых жухлой, примятой травой. Дошли до конца съезда. На самом верху его, прислоняясь к правому откосу и начиная собою улицу, стоял приземистый одноэтажный дом, окрашенный грязно-розовой краской, с нахлобученной низкой крышей и выпученными окнами. С улицы он показался мне большим, но внутри него, в маленьких, полутемных комнатах, было тесно; везде, как на пароходе перед пристанью, суетились сердитые люди, стаей вороватых воробьев метались ребятишки, и всюду стоял едкий, незнакомый запах.

Я очутился во дворе. Двор был тоже неприятный: весь завешан огромными мокрыми тряпками, заставлен чанами с густой разноцветной водой. В ней тоже мокли тряпицы. В углу, в низенькой, полуразрушенной пристройке, жарко горели дрова в печи, что-то кипело, булькало…

(По М. Горькому)

128 слов

Задание

1. Каковы первые впечатления Алеши от дома, в котором ему предстоит жить?

2. Найдите эпитеты в приведенном тексте. Подберите к ним синонимы и подумайте, почему писатель выбрал именно эти слова.

ПЛЯСКА ЦЫГАНКА

Цыганок охорашивается, одергивает желтую рубаху, осторожно, точно по гвоздям, выходит на середину кухни. Его смуглые щеки краснеют, и, сконфуженно улыбаясь, он просит:

- Только почаще, Яков Васильевич!

Бешено звенит гитара, дробно стучат каблуки. На столе и в шкафу дребезжит посуда, а среди кухни огнем пылает Цыганок, реет коршуном, размахнув руки точно крылья, незаметно передвигает ноги. Гикнув, он приседает на пол и мечется золотым стрижом, освещая все вокруг блеском шелка, а шелк содрогается и струится, словно горит и плавится.

Цыганок пляшет неутомимо, самозабвенно, пронзительно свистит и выкрикивает прибаутки.

Кажется, что, если открыть дверь на волю, он так и пойдет плясом по улице, по городу, неизвестно куда…

Людей за столом подергивает, они тоже порою вскрикивают, подвизгивают, точно их обжигает.

(По М. Горькому)

118 слов

Задание

1. Какое впечатление произвела на вас пляска Цыганка?

2. Как в танце проявляется характер героя?

АЛЕША ПЕШКОВ НА ПАРОХОДЕ

Весной Алеша убежал от чертежника. Пошел утром в лавочку за хлебом и незаметно для себя очутился на набережной Волги.

Ласково сиял весенний день. Волга разлилась широко. На земле было шумно, просторно. И Алеша решил, что не вернется к хозяевам и не пойдет к бабушке в Кунавино.

Дня два-три он ходил по набережной, питаясь около крючников, ночуя с ними на пристанях. Один из них сказал Алеше: «Иди-ка ты, парень, на пароход: там посудника надо». Алеша пошел. Буфетчик внимательно посмотрел на него и спросил паспорт. Паспорта у Алеши не было. Буфетчик подумал и предложил позвать мать. Алеша бросился к бабушке. Она отнеслась к его поступку одобрительно, уговорила деда сходить за паспортом, а сама пошла с Алешей на пароход. Буфетчик решил взять мальчика, привел его на корму парохода, где сидел повар в белой куртке и колпаке. «Посудник», - сказал он.

Повар сердито вскинул большую голову в черных, коротко остриженных волосах, вытаращил темные глаза, надулся, закричал: «Кто ты такой?» - «Я есть хочу», - вымолвил Алеша.

И вдруг, совсем неожиданно для Алеши, свирепое лицо повара изменилось от широкой улыбки. Он налил Алеше свежего чаю, дал целую булку, большой кусок колбасы. «Ешь», - сказал он.

Это был повар Смурый.

Пароход идет медленно. В столовой парохода ежедневно собираются какие-то люди. С утра до вечера они пьют, едят и пачкают множество посуды, ножей, вилок, ложек. Работа Алеши – мыть посуду, чистить вилки и ножи. Занимается он этим с шести часов утра и почти вплоть до полуночи.

После работы повар Смурый зовет к себе в каюту Алешу и дает ему книжку в кожаном переплете, а сам ложится на койку. «Читай!» - говорит он.

Алеша садится на ящик и добросовестно читает.

Незаметно для себя и Алеша пристрастился к чтению. Особенно нравилась ему и Смурому повесть Гоголя «Тарас Бульба».

Постепенно Смурый, увлекшись чтением, все чаще и чаще стал отрывать Алешу от работы. «Пешков, иди читать», - звал он.

И это чтение доставляло Алеше большое наслаждение; то, о чем рассказывали книги, приятно отличалось от жизни, окружавшей его.

(По М. Горькому)

321 слово

Задание. Написать изложение. План.

        1. На набережной Волги.

        2. Буфетчик.

        3. Первая встреча Алеши с поваром Смурым.

        4. Алешина работа.

        5. Чтение.

А.М. ГОРЬКИЙ И В.Г. КОРОЛЕНКО

        В 1889 году, возвратясь после пятилетнего отсутствия в родной город, А.М. Пешков принес с собой в походной сумке превосходную, как ему казалось, поэму «Песнь старого дуба». Алексей Максимович знал, что в Нижнем живет вернувшийся из ссылки Владимир Галактионович Короленко, первые рассказы которого он уже читал. Ему, настоящему писателю, Алексей Максимович и решил отдать на строгий и объективный суд свое первое поэтическое детище. Владимир Галактионович жил тогда на тихой Канатной улице, ныне улице Короленко, в доме № 11а. Писатель радушно принял Алексея Максимовича, внимательно прочел поэму и обстоятельно и строго раскритиковал ее содержание и стиль, посоветовав писать только о том, что хорошо знаешь.

        Алексей Максимович позднее признавался, что, слушая Короленко, он почувствовал, что писательство – не легкое дело, и решил больше не писать ни стихов, ни прозы, пока лучше не узнает жизнь, и действительно, почти два года ничего не писал.

        Критика и советы В.Г. Короленко благотворно подействовали на начинающего писателя. Один из ранних рассказов Горького – «Дед Архип и Ленька» - получил одобрение Владимира Галактионовича. При содействии Короленко рассказ «Челкаш» был напечатан в видном журнале «Русское богатство», и имя Максима Горького впервые появилось в большой литературе.

        А.М. Горький высоко ценил внимание и помощь известного писателя и называл его своим первым учителем.

193 слова

        Рекомендуется использовать на уроках литературы при прохождении рассказа В. Короленко «Дети подземелья», а также при изучении биографии А.М. Горького.

ИЗ ИСТОРИИ НАРОДНОГО ДОМА

В девяностые – девятисотые годы в Нижнем Новгороде существовало Общество распространения начального образования в Нижегородской губернии. В 1897 году А.М. Горький, активный член этого общества, выдвинул мысль создать в городе Народный дом – место проведения различных культурных мероприятий.

Общество получило для строительства земельный участок, и 21 августа 1902 года было заложено здание. Началось строительство, но оно шло медленно: не хватало средств. Возвратившийся из арзамасской ссылки А.М. Горький сумел заинтересовать идеей строительства ряд лиц, в том числе известного певца Ф.И. Шаляпина. Федор Иванович, приехав в Нижний, по просьбе М. Горького дал несколько концертов в пользу Народного дома, сбор от которых составил более четырех тысяч рублей.

Открытие Народного дома состоялось 14 декабря 1903 года. Нижегородская охранка этот очаг культуры взяла под особое наблюдение, всячески пыталась тормозить его работу.

В 1905 году, в дни революционных событий, в здании Народного дома размещался Нижегородский большевистский комитет и боевая дружина, склад оружия и революционной литературы.

В 1935 году здание было перестроено под театр оперы и балета.

151 слово

Задание.

Рассказать об истории создания Театра оперы и балета.

ГОРЬКОВСКИЕ ЕЛКИ

        Положение детей городских окраин в девятисотые годы было ужасным. Всю тяжесть жизни, какой жили многие тысячи городских ребят, Алексей Максимович испытал на себе. Вот поэтому, став писателем, он не мог пройти равнодушно мимо судьбы молодого поколения.

        В своих газетных статьях Алексей Максимович призывал хоть чем-то скрасить жизнь полунищих детей, доставить им хоть кратковременную, маленькую радость.

        С помощью друзей и знакомых Горький устраивает бесплатный детский каток и ежегодные елки, организует сбор пожертвований на елочные подарки.

        Первая «горьковская», как их стали называть, елка была устроена в зале городской управы, ныне Дом работников просвещения, 4 (16) января 1900 года. На елку было приглашено около пятисот детей, которые получили, кроме лакомств, подарки – обувь, одежду, книги. Конечно, елка доставила детям огромную радость в их беспросветной жизни.

        На следующий год елку устроили уже на тысячу двести человек, и проводилась она в помещении военного манежа в кремле.

«Горьковские» елки повторялись и позднее. Последняя такая елка проводилась друзьями писателя уже после отъезда его из Нижнего Новгорода.

155 слов

Задание. Написать изложение по плану.

План.

1. Тяжелая жизнь детей городских окраин.

2. Стремление Горького скрасить жизнь детей бедняков.

3. Елка в зале городской управы.

4. Последующие «горьковские» елки.

В РАБОЧЕЙ СЛОБОДКЕ

        Каждый день над рабочей слободкой, в дымном, масляном воздухе, дрожал и ревел фабричный гудок, и, послушные зову, из маленьких серых домов выбегали на улицу, точно испуганные тараканы, угрюмые люди, не успевшие освежить сном свои мускулы. В холодном сумраке они шли по немощеной улице к высоким каменным клеткам фабрики, она с равнодушной уверенностью ждала их, освещая грязную улицу десятками жирных, квадратных глаз. Грязь чмокала под ногами… Угрюмо и строго маячили высокие черные трубы, поднимаясь над слободкой, как толстые палки.

        Вечером, когда садилось солнце и на стеклах домов устало блестели его красные лучи, - фабрика выкидывала людей из своих каменных недр, словно отработанный шлак, и они снова шли по улицам, закопченные, с черными лицами, распространяя в воздухе липкий запах машинного масла, блестя голодными зубами.

(А.М. Горький)

Задание

 Написать сочинение на тему: «Сормово прежде и теперь». Первая часть будет изложением данного отрывка, во второй рассказать, что известно о Сормове сегодняшнем, привлекая материал из различных источников.

ПЕРВОМАЙСКАЯ ДЕМОНСТРАЦИЯ В СОРМОВЕ В 1902 ГОДУ

        К полудню 1 мая на Большой дороге, как называлась улица Коминтерна, стали собираться толпы народа. После обеденного перерыва более половины рабочих Сормовского завода не вышли на работу.

        Несмотря на моросивший дождь, толпы на Большой дороге росли. Появившаяся полиция попыталась разогнать народ, но в ответ на это рабочие колонной двинулись в сторону Дарьинской проходной. Над колонной взметнулись красные знамена с лозунгами: «Да здравствует политическая свобода!», «Долой самодержавие!», «Да здравствует РСДРП!», «Да здравствует 8-часовой рабочий день!».

        К колонне присоединялись все новые и новые рабочие, и вот уже не менее пяти тысяч человек идет под красными знаменами. Могучие звуки «Варшавянки» несутся над колонной, над Сормовом, над теми, кто не встал в ряды демонстрантов.

        Полиция, пешая и конная, сначала даже попыталась расталкивать демонстрантов, но потом трусливо разбежалась, боясь показаться на улице, пока не появятся вызванные войска. Вдали из переулка вышли солдаты в полном боевом снаряжении. В колонне «Варшавянка» сменилась песнею «Вы жертвою пали…», но шествие не останавливалось. Расстояние между демонстрантами и солдатами быстро сокращалось.

        Вот офицер обернулся к солдатам, что-то скомандовал, и те со штыками наперевес двинулись на демонстрантов. Как и было условлено, два знамени мгновенно были сорваны с древков и спрятаны под пиджаками. Большая часть демонстрантов слилась с толпой и скрылась в ней, но основная группа во главе с Петром Заломовым, несшим знамя, смело шла на штыки солдат, не прерывая песни.

        Солдаты схватили Заломова и тех, кто был с ним, избили прикладами и отправили в ближайший полицейский участок, где снова жестоко избили. Полиция в это время вновь появилась на улице и вместе с солдатами разгоняла рабочих.

        Так закончилось первое массовое политическое выступление сормовских рабочих, которое нашло правдивое отражение в романе М. Горького «Мать».

        После демонстрации в Сормове были арестованы 40 человек, из них 28 преданы суду. По приговору московской судебной палаты Заломов, Самылин, Быков, Дружинин были сосланы в Сибирь на вечное поселение с лишением прав, другая же часть арестованных приговорена к тюремному заключению.

(По воспоминаниям старого большевика

А. Гальянова)

308 слов

Задание

         Написать изложение, составить план.

ОНИ ЖИЛИ В НАШЕМ ГОРОДЕ

Немало писателей, известных всему миру, жили в нашем городе. Об этом говорят мемориальные доски, установленные на многих домах. Так, на улице Ульянова, в доме № 8, в течение года жил Н.М. Карамзин, автор «Бедной Лизы». При пересечении этой улицы с улицей Семашко находится дом, где родился П.И. Мельников-Печерский. Недалеко от этого дома, на углу улиц Семашко и Лядова, стоит здание, в котором жили В.И. Даль, составитель «Толкового словаря», и М.И. Михайлов, соратник знаменитого критика Н.А. Добролюбова, детские и юношеские годы которого прошли в доме № 2 по улице Октябрьской.

        В доме № 19 на улице Семашко была последняя нижегородская квартира А.М. Горького. Вообще с именем Горького связано немало мест. Тут и Домик Каширина, и дом № 11 по улице Короленко, и, кроме этих, десятка полтора других зданий. Задержанный в Нижнем Новгороде при возвращении из ссылки Т.Г. Шевченко снимал комнаты в двух домах: сначала в доме № 2 по Верхне-Волжской набережной имени А.А. Жданова, а потом на улице Фигнер в доме № 5. Наконец, на площади Свободы, в начале улицы Фигнер, жил Аркадий Голиков, будущий писатель Гайдар.

161 слово

        Рекомендуется использовать материал при изучении художественных произведений этих писателей на уроках литературы.

        Можно предложить описать один из домов, в котором жил кто-либо из известных писателей и события из его жизни этого периода.

ПОЧЕМУ МЫ ТАК НАЗЫВАЕМ?

        1. Лыкова дамба получила свое название в честь боярина Лыкова-Оболенского, который около трехсот шестидесяти лет назад построил мост через речку Почайну.

        2. Мыза – одиночный дом, ферма, которая стояла на месте нынешнего густонаселенного района.

        3. Марьина роща носит название по имени разбойницы Марьи, которая, согласно преданию, жила здесь.

        4. Съезд с площади Минина и Пожарского называется Зеленским, по-старинному Зелейным, так как он был проложен в районе бывших складов, где хранилось зелье – порох.

        Поворот съезда на улицу Маяковского назвали Скобой, оттого что дом, который стоял в начале этой улицы, имел форму дверной скобы.

        5. Гребешком назвали целый район потому, что этот участок, наиболее высокий, почти полностью обособленный оврагами, имеет вид широкого гребня.

        6. Улица Баррикад называется так потому, что около нее в тысяча девятьсот пятом году были воздвигнуты баррикады.

        7. На улице Ковалихинской жили ковали, как называли кузнецов, а на Ямской – ямщики, откуда и произошли их названия.

        8. Суетинский съезд, который когда-то был населен скорняками, портными, столярами, жестянщиками и другими ремесленниками, хранит память о хлопотливой жизни, полной суеты, забот о куске хлеба его многочисленных обитателей.

        9. Звездинка получила название от звездообразного пруда, что находился на месте современного сквера.

        10. Улица названа Грузинской в связи с тем, что в Нижнем Новгороде жил князь Грузинский, усадьба которого находилась в районе нынешней Грузинской улицы.

        11. Провиантская улица напоминает, что в восемнадцатом веке здесь, тогда на окраине города, находились армейские склады провианта.

        12. На улице Краснофлотской, бывшей Ильинской, находился штаб Волжской военной флотилии и в нескольких особняках жили краснофлотцы, зачисленные во флотилию.

        13. Ляхово, бывшее имение писателя Мельникова-Печерского, названо так потому, что в тысяча шестьсот восьмом году на этом месте нижегородцы разбили ляхов, как называли поляков.

        14. На Мочальном острове во времена Нижегородской ярмарки были склады мочала, рогож, шла торговля ими, за что и получил остров свое название.

        15. Один из рынков города называется Средным, так как когда-то торговля на нем проходила только по средам.