Стилистический анализ отрывка из романа Л.Н.Толстого «Война и мир»
учебно-методический материал по литературе (10 класс) на тему

МУНИЦИПАЛЬНОЕ  БЮДЖЕТНОЕ  ОБЩЕОБРАЗОВАТЕЛЬНОЕ УЧРЕЖДЕНИЕ

«СРЕДНЯЯ ОБЩЕОБРАЗОВАТЕЛЬНАЯ ШКОЛА №18 имени Э.Д.Потапова» г.Мичуринска  

Стилистический анализ художественного текста (отрывок из романа Л.Н.Толстого «Война и мир»).                                                            

                                   Учитель русского языка и      

                                         литературы: Капитонова Н.А.

        Объектом моего исследования стал отрывок из романа Л.Н. Толстого «Война и мир».

       Сложная структура содержания романа «Война и мир» передается не отдельными изобразительно-выразительными средствами и приемами, а разнообразным и одновременным их употреблением, образующим целые стилистические совокупности.

      У Толстого — сложный периодический синтаксис, очень длинные предложения. Писатель нередко прибегает к сосредоточению в том или ином «ударном» месте произведения целой группы стилистических приемов, находящихся в сложном взаимодействии друг с другом. Основными составляющими в этом взаимодействии являются метафора, антитеза, сравнение, различные виды повторов, градация, параллелизм, инверсия.

       Взаимодействие изобразительно-выразительных средств (или конвергенция) в романе представляет собой динамическое единство, которое ощущается в живом движении контекста.

             Образ аустерлицкого неба—один из самых важных в композиционном, (а, значит, и художественно-содержательном) плане в романе. Рассмотрим совокупность стилистико-речевых элементов, воплощающих этот образ.

            Небо над Аустерлицем, увиденное раненым Андреем Болконским,— яркий, эмоциональный, запоминающийся художественный образ.                

            Созданию эстетически значимого художественного образа способствует сложный комплекс стилистических приемов: композиция повествования, умелый подбор конкретизирующих средств, искусная расстановка акцентов.

            Важная роль в формировании образа неба принадлежит структуре повествования. Переход к теме неба осуществляется предложением. Но  он ничего  не  видал.   Здесь  повествование  идет  в  плане всеведущего повествователя. Однако уже в следующем предложении структура повествования становится сложной, повествователь как бы сливается с героем, смотрит глазами героя: Над ним не было ничего уже, кроме неба,— высокого неба, не ясного, но все-таки неизмеримо высокого, с тихо ползущими по нем серыми облаками (в речи Андрея Болконского: ...совсем не так ползут облака по этому высокому бесконечному небу. Как же я не видал прежде этого высокого неба?). Далее образ неба дан непосредственно через восприятие Андрея Болконского — как откровение — в экспрессивно-смысловых формах речи героя.

         Вначале наглядно-зрительный образ переходит в эмоционально-воздействующий. Образ строится по принципу контраста: величественность и спокойная торжественность неба противополагаются тому, что происходит на земле.                                                                    

         Контраст активно проводится на лексико-семантическом уровне (облака ползут — люди бегут; тихо — кричали; спокойно и торжественно — с озлобленными и испуганными лицами). Небезразличным в образно-стилистическом плане является и то, что лексика, характеризующая небо, носит отвлеченный, временами отвлеченно-книжный характер (высокое, неизмеримо высокое, бесконечное, тихо, спокойно, торжественно), а лексика, «рисующая» происходящее на земле,— подчеркнуто конкретная, бытовая (бежал, бежали, кричали, дрались, с озлобленными и испуганными лицами тащили друг у друга банник).

         Контрастны и значимы здесь также и грамматические формы: глаголы, называющие действия на земле, даны в прошедшем времени несовершенного вида, их много, они передают суетность, бессмысленность действий на земле; им противопоставлены глагол настоящего времени ползут и действительное причастие настоящего времени ползущими, конкретизированное наречием тихо, которые подчеркивают неспешность, величавость происходящего в небе.

       Тема неба, как уже говорилось, вводится предложением: Но он ничего не видал. Слово ничего является здесь обобщенным обозначением нелепых и . ненужных, действий людей, описанных в предшествующей части текста. Отрицательной конструкцией, включающей этот элемент, как завесой, задергивается на какое-то время то, что делается на земле. Повторением местоимения ничего в сочетании с усиливающим его наречием уже в следующем, тоже отрицательном, предложении достигается выделение нового образа, который получает все более четкое очертание и все больший эмоционально-смысловой вес, благодаря искусной архитектонике последующей части фразы: усилению конкретизации образа способствует    оборот    с    предлогом    кроме,    который    имеет ограничительно-выделительное значение (Над ним не было ничего уже, кроме неба...); стилистико-усилительную роль выполняют также многочисленные повторы (кроме неба,— высокого неба, не ясного, но все-таки неизмеримо высокого...); художественно обусловлена и инверсия распространенных определений, фиксирующая ключевые в экспрессивно-смысловом плане черты образа (высокого неба, не ясного, но все-таки неизмеримо высокого, с тихо ползущими по нем серыми облаками); выделение образа неба подчеркивается сменой ритма — ритм в конкретизирующей образ части предложения, начиная с паузы (кроме неба,—), имеющей акцентно-выделительную функцию, становится более плавным, ассоциируясь с семантикой важного в художественном отношении словосочетания-эпитета тихо ползущими.

          Авторская интонация, предвосхищая высокий строй мыслей героя и заранее подчиняясь ему, становится торжественно-приподнятой; повторы, инверсии, изменение ритма напрягают эмоциональный тон повествования.

          В монологе Андрея Болконского еще более усиливаются намеченные в авторском повествовании семантико-стилистические акценты, снова повторяются слова высокое, бесконечное; сначала рядом, затем расчленение ( ..совсем не так плывут облака по этому высокому бесконечному небу. Как же я не видал прежде этого высокого неба?.. Да! все пустое, все обман, кроме этого бесконечного неба). Многократные повторы этих слов в речи князя Андрея мотивированы психологически: они передают потрясение, вызванное неожиданным открытием героя. Очень экспрессивно противопоставление высокого бесконечного неба тому, что происходит на земле.

         Уже отмечалась контрастность лексики, характеризующей небо и землю. Стилистически значимо также то, что глаголы, обозначающие действия людей на земле, расположены в порядке нарастания бессмысленности этих действий, создавая своего рода смысловую градацию: бежали, кричали, дрались, тащили... И ритм в этой части текста какой-то укорачивающийся, убыстряющийся, передающий суету людей; в тексте же, «рисующем» небо, ритм замедленный, плавный.

       Образ неба бросает свет на все Аустерлицкое сражение. В этом свете отчетливо и резко вырисовываются мелкое тщеславие и ложное величие главных организаторов никому не нужной бойни — императора Александра I и Наполеона, их ничтожность, эгоизм, самовлюбленность, позерство. Вот как воспринимает князь Андрей своего героя, Наполеона, после того, как увидел небо.

Ему так ничтожны казались в эту минуту все интересы, занимавшие Наполеона, так мелочен казался ему сам герой его, с этим мелким тщеславием и радостью победы, в сравнении с тем высоким, справедливым и добрым небом, которое он видел и понял.

        Образ неба получает здесь дальнейшее развитие — выдвигаются новые признаки (небо — справедливое доброе) придающие образу экспрессивно-оценочный характер, максимально сгущающие его эмоциональное содержание. Небо для Андрея Болконского стало символом нравственности, с высоты которой ему открылась вся тщета честолюбивых человеческих устремлений, все ничтожество человеческого эгоцентризма. Он не нашел пока ответа на вопрос о смысле жизни, но отрицательный опыт — и Наполеонов, и свой — он осудил мужественно и честно:Ничего, ничего нет верного, кроме ничтожества всего того, что мне понятно, и величия чего-то непонятного, но важнейшего!

        Конкретное содержание образа в условиях более широкого контекста переосмысляется, его семантическая структура расширяется за счет различных эмоционально-смысловых приращений, которые, взаимодействуя с буквальным содержанием образа, обогащаются в читательском восприятии все новыми, неожиданными ассоциациями.

        Сосредоточение на коротком отрезке текста целого комплекса различных стилистических приемов резко повышает экспрессию, выделяет наиболее значимые участки текста и, пожалуй, в наибольшей степени обнаруживает его индивидуально-стилистическое своеобразие. Стилистические приемы, сочетания изобразительных средств приобретают ценность и значение лишь в связи с эстетической интенцией, которая их диктует. Их употребление обусловлено не только задачей создания того или иного стилистического эффекта на том или ином участке текста, но и глубокой внутренней связью с другими компонентами художественной структуры, сложным образом переплетающимися друг с другом, взаимообусловливающими друг друга и формирующими художественное содержание.

Литература:

1.Пустовалов П.С, Сенкевич Н.П. Пособие по развитию речи. М: Просвешение,1987;

2. Кожина М.Н. "Стилистика русского языка. М: Просвещение, 1993;

2. Бондалетов В.Д. Стилистика русского языка / под ред. М.Н. Шанского. Л., 1982;

4. Кожин АН., Крылова О.А., Одинцов ВВ. Функциональные типы русской речи. М.,1982;

5. Винокур Т.Г. Закономерности стилистического использования языковых единиц. М.,1980;

6. Шмелев Д.Н. Слово и образ. М.,1964;

7. Григорьев В.П. Поэтика слова. М,1979;

8. Васильева А.Н. Художественная речь. М, 1983.