Внеклассное мероприятие: «Поэты пушкинской поры»
план-конспект урока (литература, 9 класс) по теме

МБОУ «Средняя общеобразовательная школа № 4» ст-цы Зольской

Внеклассное мероприятие:

«Поэты пушкинской поры»

9 класс

I. Вводное слово учителя. 

Эпиграф – отрывок из фильма «Доживем до понедельника»

 (1968 г., режиссер С. Ростоцкий; Вячеслав Тихонов – Илья Семенович Мельников, учитель истории; Нина Меньшикова (жена режиссера)– Светлана Михайловна, учитель литературы)

Из книги И. М. СЕМЕНКО «Поэты пушкинской поры»:

В 1831 году Гоголь писал Жуковскому: «Мне кажется, что теперь воздвигается огромное здание чисто русской поэзии. Страшные граниты положены в фундамент». Гоголь имел в виду не только Пушкина, но и других создателей «золотого века» поэзии, как справедливо называют первую треть XIX столетия.

Лирическая поэзия стала высоким искусством.

Это и было началом новой эры, по сравнению с XVIII веком, когда «внутренний мир» понимался лишь как мир «частных» человеческих переживаний. Лирика получила недоступные прежде возможности выражения, считавшиеся в XVIII веке принадлежностью эпоса и драмы.

Отказ от оды — одна из важных вех на этом пути. В оде, доведенной до совершенства Ломоносовым и Державиным, отсутствовало представление о единстве духовного мира личности, составляющее специфику лирической поэзии.

В начале XIX века ода уступает свое место элегии. В связи с новым пониманием поэтами душевной жизни характерно, что ода вызывала нападки не только за отсутствие в ней психологических переживаний личности, но и за чрезмерную высоту ее эмоционального тона, тяжелую напыщенность чувств «восторга», «ликования» и т. д., какими наделял себя одический «автор». На это были направлены многочисленные пародии современников.

Лирика — искусство, в котором большую роль играет особого рода эмоциональность; В. А. Ларин назвал это «чувством переменного лирического напряжения», «волевым возбуждением», не сводимым ко всем другим эмоциям, хотя в нем «все другие эмоции могут соучаствовать». Вот почему, в литературных спорах пушкинской поры был заострен вопрос об «искренности чувств» («искренность драгоценна в поэте», — писал Пушкин).

В 1800-х — первой половине 1810-х годов совершенно необычный тип лирики, «интимно-героический», создал Денис Давыдов. Но «гусарские песни», естественно, не могли явиться главной формой новой поэзии. Элегия (элегическое послание, элегическая медитация) стала жанровой основой в русской лирической поэзии 1820—1830-х годов.

Элегия, как жанр предромантический, открыла путь для выражения самых разнообразных чувств и мыслей в лирике, позволила по-новому выразить богатства общественного и философского содержания. Традиционные признаки элегического стиля вытеснялись по мере изменения самого понимания «внутренней жизни». Стилистические средства оды использовались в дальнейшем (Пушкиным, Баратынским, Тютчевым). Но решающими оказались вопросы структуры. Конструктивный принцип оды, свойственная ей малая подвижность «угла зрения» и условность эмоционального тона были отменены.

Бесспорно, что поэтическая «школа» Н. М. Карамзина вышла победительницей из борьбы с архаизирующими направлениями. Не обладая крупным поэтическим даром, будучи по преимуществу прозаиком, Карамзин во многом определил и задачи новой лирики, и метод решения. Вяземский имел все основания писать: «Из этого — согласен я — скромного родника пролились и прозвучали позднее обильные потоки, которыми Жуковский, Батюшков и Пушкин оплодотворили нашу поэтическую почву».

Углубление содержания лирической поэзии совершалось и путем серьезной семантической и стилистической разработки языка. Карамзин писал в статье «О богатстве языка»: «Какая польза, что в арабском языке некоторые

телесные вещи, например меч и лев, имеют пятьсот имен, когда они не выражают никаких тонких нравственных понятий и чувств?»

Одним из важнейших средств семантического обогащения поэзии была разработка лексической окраски, поэтической стилистики. Это начиналось еще в XVIII веке (ломоносовская теория «трех штилей»). Высокий, средний и низкий стиль определялись тогда лексической окраской допускаемых в них слов.

В конце XVIII века Державин пошел наперекор теории «трех штилей», совмещая в своих одах совершенно противоположные языковые стихии. Но как ни замечательна поэзия Державина, она, естественно, оставила следующим поколениям еще не тронутые возможности творчества.

У «карамзинистов» речь шла о выработке однородного стиля литературной речи, призванного отразить целостность, единый мир духовных ценностей, культивировавшийся литературой нового века. Карамзинская школа чуждалась и слов высокопарных, и слов «грубых». Отсюда стремление к разговорному, но «опоэтизированному» гармоническому стилю и отталкивание от «низменных» выражений. «Опоэтизирование» понятий свойственно, как увидим, многим поэтам пушкинской поры и по-своему — также Пушкину.

Пересмотр старой поэтической традиции обусловил живой теоретический интерес к проблеме художественного словесного образа в лирике пушкинской поры.

Расцвет русской лирики 1810—1830-х годов (так же как расцвет лирической поэзии в других странах Европы) безусловно связан с романтическим направлением.

Развитые формы романтической поэзии сложились в Западной Европе после французской революции конца XVIII века и были, как известно, связаны с крахом просветительских иллюзий. Для зрелого романтизма всех оттенков характерны отказ от рационализма, разочарование в просветительской идеологии, осознание иллюзорности ее идеалов. В России в романтическом движении дольше сохранялись связи с наследием XVIII века — классицизмом, Просвещением, рационалистической дидактикой; ранние формы романтизма (сентиментализм, предромантизм) медленнее уступали свое место более развитым. Вместе с тем, в силу своеобразия стремительного исторического развития России в XIX веке, романтизм у вас ненадолго опередил рождение реализма.

Поэзия пушкинской поры хронологически определяется рамками 1810—1830-х годов. Державин умер в 1816 году, но для Пушкина он был «предшественником», грандиозным памятником прошлого. В 1822 году Пушкин как действующих поэтов различной литературной ориентации перечисляет Жуковского, Батюшкова, Баратынского, Крылова, Вяземского, Катенина. 

К старшему поколению принадлежал прежде всего Батюшков.

В 1818 году тридцатилетний поэт, по преданию, судорожно сжал в руке листок со стихотворением Пушкина «К Юрьеву», воскликнув: «О, как стал писать этот злодей!» Батюшков — старший современник Пушкина, и не только Пушкина-лицеиста, но и автора «Руслана и Людмилы», «Кавказского пленника», великолепных стихотворений конца десятых — начала двадцатых годов.

Поэтом пушкинской поры является и В. А. Жуковский, хотя он начал писать на полтора десятилетия раньше Пушкина. Будучи, по выражению Пушкина, его «учителем», Жуковский помогал ему не только как предшественник, оставивший готовое наследие, но как живой поэт современности, решавший актуальные художественные задачи. В отличие от Батюшкова, рано ушедшего с поэтического поприща, Жуковский уже смог и сам учиться у Пушкина, в середине двадцатых годов восприняв некоторые из его художественных открытий.

Выдающийся поэт старшего поколения — Д. В. Давыдов, двумя годами переживший Пушкина. Незадолго до своей смерти, подготовляя очередной выпуск «Современника», Пушкин «выпрашивал» у Давыдова, когда-то «научившего его быть оригинальным», его новые стихи.

П. А. Вяземского от старшей группы поэтов отделяет около десятилетия. Его творчество началось еще в пору детства Пушкина, и Пушкин-лицеист относился к нему с почтением, как к маститому поэту, замечательному своим свободомыслием и ироническим складом. В 1820-е же годы между Вяземским и Пушкиным установились отношения дружеского равноправия. По важнейшим общественным и литературным вопросам Пушкин и Вяземский часто выступали соратниками в литературной борьбе.

Общеизвестно значение для пушкинской эпохи поэзии декабристов. Особенно интересны и поучительны искания в области лирики лицейского друга Пушкина В. К. Кюхельбекера. 

Н. М. Языков и Е. А. Баратынский, будучи ненамного моложе Пушкина и Кюхельбекера, позже выдвинулись в литературе. Они подавали блестящие надежды, когда Пушкин был уже на вершине славы и горячо приветствовал «младших» собратьев. Оба относились к Пушкину восторженно и в то же время ревниво. Оба, пройдя через годы дружбы с ним, все больше от него отдалялись. В 1830-х годах наступило отчуждение — личное и творческое.

Понятие «поэты пушкинской поры» не только хронологическое. Если Батюшков, Жуковский и Д. Давыдов органически входят в эпоху Пушкина, то Полежаев, Лермонтов, Кольцов принадлежат уже по проблематике и пафосу своей поэзии к эпохе иной, послепушкинской.

То же относится к Тютчеву, чья ранняя лирика, хотя она формировалась в атмосфере конца 1820—1830-х годов и достигла тогда высокого совершенства, является все же началом его творческого пути.

Что касается поэзии Дельвига, несомненно исполненной обаяния, то ей недоставало существенного — той самой подлинности душевной жизни в лирике, которая была достигнута не только его сверстниками, но и старшими современниками. Характерно, что преобладающая форма поэзии Дельвига не элегия, а идиллия — жанр, отличавшийся сугубой условностью и, кроме того, скорее «описательный», лиро-эпический, а не подлинно лирический. Читатель не найдет в этой книге Веневитинова, не успевшего из-за ранней смерти осуществить возлагавшиеся на него большие надежды; Козлова, талантливого популяризатора открытий Жуковского, не говоря уже о таких второстепенных поэтах — подражателях Пушкина, как Плетнев, В. Туманский, Тепляков и др.

В настоящей книге главное внимание уделено поэтам, чье творчество и художественные искания сохраняют эстетическое значение поныне. При всем единстве общей художественной проблематики, Пушкин и его современники шли в поэзии разными путями. Именно поэтому Ю. Н. Тынянов возражал против того, чтоб «во главу угла при изучении эпохи, современной Пушкину, был поставлен Пушкин», чтоб «с точки зрения Пушкина, под его знаком» изучались поэты его поры.

Пушкинское решение вопросов жизни и поэзии было другим, чем те решения, которые по-разному одушевляли лирику его наиболее выдающихся современников.

II. Презентация

III. Доклады учащихся

1. Батюшков Константин Николаевич (1787 – 1855)

Словно гуляка с волшебною тростью,
Батюшков нежный со мною живёт,
Он тополями шагает в замостье,
Нюхает розу и Дафну поёт.

Ни на минуту не веря в разлуку,
Кажется, я поклонился ему,
В светлой перчатке холодную руку
Я с лихорадочной завистью жму.

Он усмехнулся. Я молвил: «Спасибо»,-
И не нашёл от смущения слов:
Ни у кого – этих звуков изгибы…
И никогда – этот говор волов!

Наше мученье и наше богатство
Смело с собой он принёс -
Шум стихотворства и колокол братства,
И гармонический проливень слёз.

(Мандельштам О.Э.)

ДАФНА

В отличие от Зевса, приходилось вечно юному богу Аполлону знать и поражения. Особенные страдания принесла ему Дафна (греч. "лавр"), нимфа-орестиада, дочь земли Геи и речного бога Пенея (или Ладона).

История любви Аполлона и Дафны рассказана Овидием. Дафна дала слово сохранить целомудрие и остаться безбрачной, подобно богине Артемиде. Аполлон же, домогавшийся любви прекрасной нимфы, вызвал у нее ужас. Словно бы она увидела в нем сквозь ослепляющую красоту свирепость волка. Но в душе бога, разгоряченного отказом, все более и более разгоралось чувство.

- Что же ты бежишь от меня, нимфа? - кричал он, пытаясь ее догнать. - Не разбойник я! Не дикий пастух! Я - Аполлон, сын Зевса! Остановись!

Дафна продолжала бежать что было сил. Все ближе погоня, девушка уже ощущает за спиной жаркое дыхание Аполлона. Не уйти! И она взмолилась отцу Пенею о помощи:

- Отец! Помоги дочери! Спрячь меня или измени мой облик, чтобы меня не коснулся этот зверь!

Едва прозвучали эти слова, как Дафна почувствовала, что ноги ее деревенеют и уходят в землю по лодыжки. Складки влажной от пота одежды превращаются в кору, руки вытягиваются в ветви: боги превратили Дафну в лавровое дерево. Тщетно обнимал Аполлон прекрасный лавр, от горя сделал он отныне его своим излюбленным и священным растением и украсил голову венком, сплетенным из лавровых ветвей.

По приказу Аполлона спутницами нимфы был убит сын пелопоннеского царя Эномая Левкипп, влюбленный в нее и преследовавший ее переодетый в женском платье, чтобы никто не смог его узнать.

Дафна - древнее растительное божество, вошло в круг Аполлона, утеряв свою самостоятельность и став атрибутом бога. До того как Дельфийский оракул стал принадлежать Аполлону, на его месте был оракул земли Геи, а затем Дафны. И позднее в Дельфах победителям на состязаниях давались лавровые венки. О священном лавре на Делосе упоминает Каллимах. О прорицаниях из самого дерева лавра сообщает Гомеровский гимн. На празднике Дафнефорий в Фивах несли лавровые ветви.

Батюшков Константин Николаевич (18[29].05.1787— 7[19].07.1855), русский поэт, родился в городе Вологда. Принадлежал к старинному дворянскому роду. Воспитывался в Санкт-Петербурге, в частных иностранных пансионах. Кроме французского языка, в совершенстве владел итальянским, позднее латинским языками. Служил на военной (был участником трех войн, в т. ч. заграничного похода 1814) и мелкой чиновничьей службе, позднее — в русской дипломатической миссии в Италии. В 1822 заболел издавна подкрадывавшейся к нему наследственной душевной болезнью. С 1802 года поселился в доме писателя М. Н. Муравьева, своего родственника; тогда же начал писать стихи. Вступил в члены Вольного общества любителей словесности, наук и художеств. Стихотворной сатирой «Видение на берегах Леты» (1809), получившей широкое распространение в списках, Батюшков принял активное участие в полемике с «Беседой любителей русского слова».

В начале 1807 года Батюшков, записался в народное ополчение и отправился в Прусский поход (в качестве сотенного начальника милиционного батальона). 29 мая 1807 года в сражении под Гейльсбергом он был тяжело ранен (пуля задела спинной мозг, что стало причиной последующих физических страданий). Батюшков, однако, остался в армии и в 1808-1809 годах участвовал в войне со Швецией; лишь после полугодовой жизни на зимних квартирах в Финляндии он вышел в отставку.

 С этого времени формируется своеобразный жизненный облик Батюшкова - "странствователя", "первого онегинского типа русской литературы" (Д. Д. Благой). "Онегинство" Батюшкова проявляется как внутренне - в постоянной душевной неуспокоенности, так и внешне – в острых приступах "хандры", "охоты к перемене мест". Батюшков почти не жил на одном месте более полугода. С 1808 года (после вторичной женитьбы отца и раздела имения) "единственным верным приютом" для Батюшкова становится имение матери в с. Хантоново Череповского уезда Новгородской губернии (ныне Череповецкий р-н Вологодской области). Однако в деревне Батюшков тяготился одиночеством, стремился к друзьям, а попадая в столицы, рвался к деревенскому уединению.

Во время Отечественной войны Батюшков, не ушедший в действующую армию (из-за болезни и из-за необходимости вывозить из Москвы вдову М. Н. Муравьева с детьми), испытал на себе "все ужасы войны" (разрушение "прекраснейшей из столиц", "переселение целых губерний", "нищету, отчаяние, пожары, голод")

Батюшковым впервые было употреблено получившее позднее широкое употребление слово «славянофил». Батюшков вступил в противостоявший «Беседе» литературный кружок «Арзамас», куда входили представители новых литературных течений — от В. А. Жуковского и Д. В. Давыдова до юного Пушкина, могучее дарование которого Батюшков сразу высоко оценил. Сблизился с кружком А. Н. Оленина, где процветал культ античности. Произведения Батюшкова, печатавшиеся в журналах, в 1817 году вышли отдельным изданием — «Опыты в стихах и прозе» (в 2-х частях).

Образцом «легкой поэзии» является стихотворение «Вакханка» (1817).

Патриотическое воодушевление, охватившее Батюшкова в связи с войной 1812, вывело его за пределы «камерной» лирики (послание «К Дашкову», 1813, историческая элегия «Переход через Рейн», 1814, и др.). Под влиянием тягостных впечатлений войны, разрушения Москвы и личных потрясений Батюшков переживает духовный кризис. Его поэзия все сильнее окрашивается в печальные тона (элегия «Разлука», 1812—13; «Тень друга», 1814; «Пробуждение», 1815; «К другу», 1815 и др.), доходя порой до крайнего пессимизма («Изречение Мельхиседека», 1821).

К числу лучших элегий Батюшкова принадлежат «Мой гений» (1815) и «Таврида» (1817). Существенным вкладом в развитие русской поэзии явился глубокий лиризм Батюшкова, сочетавшийся с небывалой до тех пор художественностью формы. Развивая традицию Державина, он требовал от поэта: «Живи, как пишешь, и пиши, как живешь». Многие стихи представляют собой как бы страницы поэтизированной автобиографии Батюшкова, в личности которого уже сквозят черты разочарованного, рано состарившегося, скучающего «героя времени», нашедшие позднее художественное выражение в образах Онегина и Печорина.

В отношении поэтического мастерства образцами для Батюшкова были произведения античных и итальянских поэтов. Он переводил элегии Тибулла, стихи Т. Тассо, Э. Парни и др. Одно из наиболее прославленных сочинений Батюшкова элегия «Умирающий Тасс» (1817) посвящена трагической судьбе поэта — тема, настойчиво привлекавшая внимание Батюшкова.

Жанры «легкой поэзии», по мнению Батюшкова, требуют «возможного совершенства, чистоты выражения, стройности в слоге, гибкости, плавности» и потому являются лучшим средством для «образования» и «усовершенствования» стихотворного языка («Речь о влиянии легкой поэзии на язык», 1816). Писал Батюшков и в прозе, полагая, что это также является важной школой для поэта (преимущественно очерки, статьи по вопросам литературы и искусства; наиболее значительны из них «Вечер у Кантемира», «Прогулка в Академию художеств»).

Стих Батюшкова достиг высокого художественного совершенства. Современники восхищались его «пластикой», «скульптурностью», Пушкин — «итальянской» певучестью («Звуки италианские! Что за чудотворец этот Батюшков»). Своими переводами «Из греческой антологии» (1817—18) и «Подражаниями древним» (1821) Батюшков подготовил антологические стихи Пушкина. Батюшков тяготился узостью тем и мотивов, однообразием жанров своей поэзии. Он задумывал ряд монументальных произведений, исполненных содержания «полезного обществу, достойного себя и народа», увлекался творчеством Байрона (перевод на русский язык из «Странствований Чайльд-Гарольда»).

19 ноября 1819 года Батюшков выехал из России к новому месту службы: в Италию, чиновником при неаполитанской миссии. Там он общается с русскими художниками (С. Ф. Щедриным, О. А. Кипренским, Ф. М. Матвеевым и другими), занимается переводами (в том числе из "Странствований Чайльд-Гарольда" Байрона), описанием "неаполитанских древностей" и т.д. Однако наследственная склонность к душевному заболеванию, служебные неприятности и внутреннее чувство "раздвоенности" привели к тяжелым последствиям: в 1821 году поэт начал ощущать признаки мании преследования, ставшей неизлечимой психической болезнью. Несмотря на заботу родных и друзей (Муравьевых, Жуковского, Вяземского и других), на лечение в лучших клиниках, вернуть Батюшкова к нормальной жизни не удалось. А.С. Пушкин возражая против нападок критики на Батюшкова сказал: "Что касается до Батюшкова, уважим в нем несчастия и не созревшие надежды. Прощай, поэт".

Последние годы Батюшков жил у родственников в Вологде; умер от тифозной горячки; похоронен в Спасо-Прилуцком монастыре вблизи города.

Поэт с горечью замечал: «Что говорить о стихах моих! Я похож на человека, который не дошел до цели своей, а нес он на голове красивый сосуд, чем-то наполненный. Сосуд сорвался с головы, упал и разбился вдребезги, поди узнай теперь, что в нем было». Батюшков сыграл значительную роль в развитии русской поэзии: наряду с Жуковским он явился непосредственным предшественником и литературным учителем Пушкина, осуществившего многое из того, что было начато Батюшковым.

2. Жуковский Василий Андреевич (1783 – 1852)

Ты прав, творишь ты для немногих,
Не для завистливых судей,
Не для сбирателей убогих
Чужих суждений и вестей,
Но для друзей таланта строгих,
Священной истины друзей...
...Кто наслаждение прекрасным
В прекрасный получил удел
И твой восторг уразумел
Восторгом пламенным и ясным.

(Пушкин А.С. 1818 г.)

Родился в селе Мишенском Тульской Губернии 29 января 1783 года. Умер в Баден-Бадене 12 апреля в 1852 году. Он был не только русским поэтом и основоположником романтизма  в русской поэзии, но и переводчик и критиком.

Биография. Ранние годы жизни.

Он был незаконнорождённым сыном помещика Афанасия Ивановича Бунина (1716—1791) и пленной турчанки Сальхи (в крещении — Елизаветы Дементьевны Турчаниновой).

Фамилию свою ребенок получил от жившего в имении бедного дворянина Андрея Ивановича Жуковского (ум. 1817), который по просьбе Бунина стал крёстным отцом ребёнка и затем его усыновил. Перед рождением будущего поэта семью Бунина постигло горе: из одиннадцати человек детей в короткое время умерло шестеро. Убитая горем Мария Григорьевна Бунина решила взять в свою семью новорождённого и воспитать его как родного сына. Усыновление не давало право на передачу дворянства, кроме того, по завещанию от отца сыну не досталось ничего.

Для получения дворянства ребёнок был фиктивно зачислен на службу в Астраханский гусарский полк; получил звание прапорщика.

В 1797 году 14-летний Жуковский поступил в московский благородный университетский пансион и учился в нём четыре года.

В печати Жуковский дебютировал «Мыслями при гробнице» (1797), написанными под впечатлением известия о смерти В. А. Юшковой.

Поэтическая деятельность

В «Вестнике Европы» было напечатано его «Сельское кладбище» — вольный перевод элегии английского сентименталиста Грея. В следующем году появилась повесть «Вадим Новгородский», написанная в подражание историческим повестям Карамзина. Жуковский работал в «Вестнике Европы», а 1808—09 был его редактором.В 1808 явилась его «Людмила», переделка «Леноры» Г. А. Бюргера. С этой балладой в русскую литературу входило новое, совершенно особое содержание — романтизм. Жуковский поступил в ополчение. В лагере под Тарутином он написал «Певца во стане русских воинов». Жуковский стал одним из главных участников литературного общества «Арзамас». С 1816 Жуковский становится автором первого официального гимна России «Молитва русских». Это был перевод текста английского гимна «God save the King». В 1816 Жуковский стал чтецом при вдовствующей императрице Марии Фёдоровне. В 1817 он стал учителем русского языка принцессы Шарлотты — будущей императрицы Александры Фёдоровны, а осенью 1826 был назначен на должность «наставника» наследника престола, будущего императора Александра II. Жуковский был хорошо знаком с А. С. Пушкиным. После гибели Пушкина, в 1837 году Жуковский объездил с наследником цесаревичем Россию и часть Сибири. После этого, в 1838—1839 годах Жуковский путешествовал с ним по Западной Европе. В Риме он особенно сблизился с Гоголем.

Отставка и закат жизни

В 1841 г., в связи с совершеннолетием наследника, Жуковский ушёл в отставку. В этом же году в Дюссельдорфе состоялось бракосочетание 58-летнего поэта с 20-летней Елизаветой Евграфовной Рейтерн (1821—1856), дочерью его давнишнего приятеля, живописца Е. Р. Рейтерна.

Последние 12 лет жизни провёл в Германии, в кругу своих новых родных — сначала в Дюссельдорфе, позднее во Франкфурте-на-Майне, чуть не ежегодно собираясь побывать в России, но, по болезненному состоянию своей жены, так и не успев осуществить этого желания.

В начале 1842 Жуковский приступает к переводу «Одиссеи». В печати первый том «Одиссеи» вышел в 1848, второй — в 1849 г.

Умер 12 (24 апреля) 1852 г. в Баден-Бадене. Тело было перевезено в Россию и погребено в Петербурге на кладбище Александро-Невской лавры.

3. Давыдов Денис Васильевич (1784 – 1839)

Давыдов Денис Васильевич родился в семье бригадира Василия Денисовича Давыдова (1747—-1808), служившего под командованием А. В. Суворова. Получил блестящее для своего времени домашнее воспитание.

В 1801 г. поступил юнкером в Кавалергардский полк и в 1802 г. получил чин корнета. В 1804 г. «за писание возмутительных стихов» был переведён в Белорусский гусарский полк, в 1806 г. зачислен в Гусарский лейб-гвардии полк поручиком.

1807 г. был началом боевого поприща Давыдова: назначенный адъютантом к  Багратиону, он участвовал почти во всех сражениях.

Зимой 1808 г. состоял в русской армии, действовавшей в Финляндии. В 1809 г., состоя при Багратионе, командовавшем войсками в Молдавии, Давыдов участвовал в различных боевых операциях против турок, а затем, когда Багратион был сменен Каменским, поступил в авангард молдавской армии под начальство Кульнева.

В начале войны 1812 г. Давыдов состоял подполковником в Ахтырском гусарском полку и находился в авангардных войсках генерала Васильчикова. 21 августа 1812 года, в деревне Бородино, где он вырос, где уже торопливо разбирали родительский дом на фортификационные укрепления, за пять дней до великого сражения, Денис Васильевич и предложил Багратиону идею партизанского отряда.

Быстрые успехи отряда Д. Давыдова убедили Кутузова в целесообразности партизанской войны, и он не замедлил дать ей более широкое развитие.

В 1814 г. Давыдов, командуя Ахтырским гусарским полком, находился в армии Блюхера, участвовал с нею во всех крупных делах и особенно отличился в сражении при Ла-Ротьере.

В 1815 г. Давыдов был произведён в генерал-майоры; потом занимал место начальника штаба сначала в 7-м, а потом в 3-м корпусе.

В 1827 г. с успехом действовал против персов, а в 1831 г. — против польских мятежников.

Последние 10 лет жизни Д.В. Давыдов провел в с. Верхняя Маза, принадлежавшей жене поэта, Софье Николаевне Чирковой. Здесь он продолжал заниматься творчеством, вел обширную переписку с А.Ф. Воейковым, М.Н. Загоскиным, А.С. Пушкиным, В.А. Жуковским, другими писателями и издателями. Бывал в гостях у соседей - Языковых, Ивашевых, А.В. Бестужева, Н.И. Поливанова. Посещал Симбирск. Занимался воспитанием детей и домашним хозяйством: выстроил винокуренный завод, устроил пруд и т.д.

В с. Верхная Маза установлен памятник Д.В. Давыдову. Незадолго до своей кончины Давыдов ходатайствовал о перезахоронении своего начальника П.И. Багратиона на Бородинском поле, что и было исполнено по Высочайшей воле государя-императора Николая I уже  после смерти Дениса Васильевича.

Умер Д. Давыдов в своей усадьбе, прах его был перевезен в Москву и погребен на кладбище Новодевичьего монастыря.

Давыдов пользовался большими симпатиями в дружеских кружках. По словам кн. П. А. Вяземского, Давыдов до самой кончины сохранил изумительную молодость сердца и нрава. Веселость его была заразительна и увлекательна; он был душой и пламенем дружеских бесед.

Лирика

Литературная деятельность Д. выразилась в целом ряде стихотворений и в нескольких прозаических статьях.

Успешные партизанские действия в войну 1812 прославили его, и с тех пор он создает себе репутацию «певца-воина», действующего в поэзии «наскоком», как на войне. Эта репутация поддерживалась и друзьями Давыдова, в том числе и Пушкиным. Однако «военная» поэзия Давыдова ни в какой мере не отражает войны: он воспевает быт тогдашнего гусарства. Вино, любовные интриги, буйный разгул, удалая жизнь — вот содержание их.

В таком духе написаны «Послание Бурцову», «Гусарский пир», «Песня», «Песня старого гусара». Важно заметить что именно в вышеперечисленных работах своих Д. проявил себя как новатор русской литературы, впервые использовав в рассчитанном на широкий круг читателей произведении профессионализмы (например, в описании гусарского быта используются гусарские названия предметов одежды, личной гигиены, названия оружия). Это новаторство Д. напрямую повлияло на творчество А. Пушкина, который продолжил эту традицию.

У Давыдова были стихотворения, написанные и в элегическом тоне, навеянные, с одной стороны, нежной страстью к дочери пензенского помещика Евгении Золотаревой, с другой — впечатлениями от природы. Сюда относится большая часть лучших его произведений последнего периода, как то: «Море», «Вальс», «Речка». Кроме оригинальных произведений, у Д. были и переводные.

Увековечивание памяти

• К 176-летию со дня рождения Д. В. Давыдова, 16 июля 1960 года в селе Верхняя Маза Радищевского района Ульяновской области был установлен его бюст. Давыдов увековечен в военной форме.
• Накануне 200-летия со дня рождения Д. В. Давыдова, 19 мая 1984 года в Пензе был открыт его бюст. Особенность памятника состоит в том, что Давыдов увековечен не в военной форме, как его обычно изображали, а в гражданской одежде того времени. Этим подчеркивается, что памятник ему установлен, прежде всего, как поэту.
• В Москве есть улица Дениса Давыдова.
• Давыдов послужил прототипом персонажа романа Л. Н. Толстого «Война и мир» Василия Денисова.
• В 1980-м году о Денисе Давыдове был поставлен фильм «Эскадрон гусар летучих» (режиссер С. Ростоцкий, Н. Хубов; в роли Д. Давыдова – Андрей Ростоцкий).

4. Дельвиг Антон Антонович (1798 – 1831)

Дельвиг… Лень…Младая дева… Утро… Слабая метель…
Выплывает из напева детской ёлки канитель.
И к чему на самом деле нам тревожить дух времён!
Белокурые метели… Дельвиг… Дева… Сладкий сон…
Нет – нет, не зря хранится идеал, принадлежащий поколенью!..
О Дельвиг, ты достиг такого ленью, чего трудом не каждый достигал!

(Д. Самойлов «Стихи о Дельвиге»)

Любовью, дружеством и ленью

Укрытый от забот и бед,

Живи под их надёжной сенью;

В уединении ты счастлив; ты поэт.

Пушкин, 1817

   «Способности его посредственны, как и прилежание, а успехи весьма медленны. Мешкотность – вообще его свойство и весьма приметна во всём …,в нём примечается склонность к праздности и рассеянности… впрочем, приметное в нём добродушие, усердие его и внимание к увещаниям, … облагородствуют его склонности и направят его к важнейшей и полезнейшей цели».- Такую «лестную» характеристику дали Дельвигу в лицее, где он учился.

   Дельвиг происходил от немецких баронов, но был рождён от русской матери, а немецкий язык выучил с грехом пополам в школе.

   Роста Дельвиг был выше среднего, очень полный; эта болезненная полнота его казалась дородством; из-под высокого, прекрасного лба смотрели голубые глаза, всегда в очках с чёрной оправой. Был лениво - медлителен и 20-летним ещё юношей очень степенен. Уже в детстве он отличался феноменальной леностью, а его способности были весьма медленны, но так же его друзья отмечали глубокое душевное благородство, весёлое добродушие и отзывчивость Дельвига. Но когда он начал писать стихи, над ним смеялся весь лицей, так как никто не верил в его способности к стихосложению. В ходу был стишок:

Ха, ха, ха, хи, хи, хи,

Дельвиг пишет стихи!?

  После окончания лицея, в1821г. Дельвиг поступил в Публичную библиотеку помощником библиотекаря. Его начальником был И.А.Крылов, которому Дельвиг не уступал в лености по исполнению служебных обязанностей.

  В 1825г. Дельвиг ездил к опальному Пушкину в Михайловское, за что был уволен из библиотеки. Он стал печататся в «Литературной газете», созданной его друзьями. Очень опрометчиво напечатав в газете стихотворение, посвящённое французской революции Дельвиг сильно поссорился с Бенкендорфом и сильно заболел в конце октября 1830г., а 14 января 1831г. Он скончался от «гнилой горячки».

5. Вяземский Петр Андреевич (1792 – 1878)

Пётр Андреевич Вяземский (12 (23 июля) 1792, Москва — 10 (22 ноября) 1878, Баден-Баден) — князь, русский поэт, литературный критик. Член Российской академии (1839). Отец историка литературы и археографа Павла Вяземского.

Происходил из древнего княжеского рода; сын князя Андрея Ивановича Вяземского (1750—1807), в ранней молодости остался единственным наследником большого состояния и занял блестящее положение в высших кругах столичного дворянства. Его сводная сестра, побочная дочь А. И. Вяземского Екатерина (носившая фамилию Колыванова) стала второй женой Н. М. Карамзина, благодаря чему Пётр с ранних лет вошёл в среду московских литераторов карамзинского круга. Служебную карьеру Вяземский начал в Варшаве (1819—1821), где присутствовал при открытии первого сейма, переводил речь Александра I, известную своими либеральными обещаниями, и участвовал в составлении Н. Н. Новосильцевым проекта конституции для России.

Либеральная атмосфера Варшавы того времени была воспринята легко увлекающимся Вяземским особенно горячо, тем более, что сам он, как представитель когда-то влиятельного древнего рода, тяготился деспотизмом самодержавия, возвышением новоиспечённой аристократии и изолированным положением, в котором находилось старинное родовитое дворянство.

Его переживания этого периода близко совпали с назревшим настроением декабристов. Свои убеждения Вяземский демонстративно высказывал в стихах, частных письмах и беседах. В 1820 он подписал записку об освобождении крестьян, поданную Александру I графом Воронцовым. В результате — Вяземский был отстранён от службы и прожил несколько лет в опале, под тайным надзором. Лишь в 1830 году, освободившись от либеральных «увлечений молодости», Вяземский примирился с правительством и вновь поступил на службу. Во вторую половину жизни достиг высших чинов, званий и положения при дворе Александра II и умер убеждённым консерватором и реакционером.

Известно, что П. А. Вяземский принимал участие в судьбе А. С. Пушкина до самой его смерти.

Похоронен в Александро-Невской лавре в Санкт-Петербурге.

Литературная деятельность

Литературная деятельность для Вяземского была лишь занятием дилетанта, а не насущным трудом. Несмотря на это, трудно найти человека, более преданного литературным интересам, тщательнее следившего за жизнью русской литературы. Вяземский был связан личными дружескими отношениями с большей частью писателей, принадлежавших к тому же высшему дворянскому слою общества: Карамзин, Дмитриев, К. Н. Батюшков, В. А. Жуковский, Пушкин и Баратынский — его ближайшие друзья (так как Карамзин был женат на внебрачной дочери его отца Е. А. Колывановой, Вяземский с юности был своим человеком в его доме и быстро познакомился со всей литературной Москвой). Он принимал горячее участие в борьбе «Арзамаса» (где его прозвищем было Асмодей) против «Беседы», в начале 1820-х гг. выступил в защиту романтизма и в особых статьях явился толкователем ранних поэм Пушкина.

Поэзия

Как поэт Вяземский может быть назван блестящим представителем так называемого «светского стиля» в русской поэзии. Воспитанный на французской литературе XVII и XVIII веков, он оставался всю жизнь под сильным влиянием французского классицизма, хотя и выступал в 1820-х гг. защитником романтизма.

Стиль его многочисленных посланий, стихов «на случай», эпиграмм, мадригалов, куплетов для пения и т. п. свидетельствует об их близкой связи с теми же жанрами в французской «лёгкой поэзии» конца XVIII века. Отличаясь язвительным, хотя и не глубоким умом, чрезвычайной находчивостью и остроумием, Вяземский сосредоточивал все своё внимание, как в поэзии, так и в прозе, на заострённой мысли, на блестящей игре словами, часто игнорируя красоту и отделку формы.

Слабая сторона его поэзии — внешнее остроумие и отсутствие художественной простоты. Стремление Вяземского обновить русский литературный язык введением малоупотребительных или заново сочинённых слов и оборотов речи придавало его стилю лишь бо̀льшую претенциозность и туманность.

В поэтической деятельности Вяземского можно различать несколько периодов. Первый успех Вяземскому принесли эпиграммы, осмеивающие литературных ретроградов. Наряду с сатирическими произведениями, баснями, эпиграммами, осмеивавшие как отдельных лиц, так и общие пороки и свойства людей (например «Да как бы не так», 1822, цикл эпиграмм на Шаликова, Шаховского и другие) в первый период в его творчестве значительное место занимает эпикурейская поэзия. Поэтому можно утверждать, что Вяземский вступил в литературу певцом наслаждения жизнью, счастливой любви, беспечного бытия в кругу близких, понимающих друзей (например, его «Послание к халату», 1817). В печати же он дебютировал стихотворным «Посланием Жуковскому в деревню» и критическими статьями (1808).

Годы политического либерализма вдохновили его на «свободолюбивые» стихотворения. Лучшие из них: «Петербург» (1818), заканчивающийся воззванием к царю дать конституцию России и уничтожить крепостное право, и «Негодование» (1820), грозящее местью деспотам за угнетение народа. Эти стихотворения отражали настроения известной части дворянства накануне декабрьского восстания и по содержанию были близки пушкинским («Деревне» и «Вольности»). В эти же годы политических надежд и разочарований Вяземский пережил увлечение поэзией Байрона, наложившей отпечаток на некоторые его произведения (например, «Уныние», 1849).

Стихотворения второй половины жизни Вяземского, в поэтическом отношении очень продуктивной, отличаются значительно большим вниманием к художественной форме — результат влияния поэзии Пушкина. По настроению они полны грустного лиризма, а иногда свидетельствуют о тяжёлой меланхолии и пессимизме автора. Пережив всех близких ему людей, дотянув до эпохи разложения дворянства, наблюдая быстрый рост буржуазии и выступление на общественную сцену ненавистной ему демократической интеллигенции, Вяземский чувствовал себя одиноким и чужим всему, что окружало его в последние десятилетия жизни. В стихах он иногда издевался над враждебной ему современностью, но чаще уходил в далёкие воспоминания о прошлом или с тоской изображал своё безотрадное существование.

6. Кюхельбекер Вильгельм Карлович (1797 – 1846)

Русский поэт, декабрист. Друг А. С. Пушкина. Участник восстания на Сенатской площади (1825). Приговорен к тюремному заключению и вечной ссылке. Оды, послания ("Смерть Байрона", 1824; "Тень Рылеева", 1827), трагедии ("Аргивяне", 1822 — 1825, "Прокофий Ляпунов", 1834), романтическая драма "Ижорский" (опубликована 1835, 1841, 1939), поэмы "Вечный жид", опубликован 1878), роман "Последний Колонна" (1832 —1843; опубликован в 1937). Критические статьи; "Дневник", написан в заключении (опубликован в 1929).

Кюхельбекер Вильгельм Карлович (1797 — 1846), поэт, прозаик.

Родился 10 июля (21 по новому стилю) в Петербурге в дворянской семье обрусевших немцев. Детство провел в Эстонии, где семья поселилась после отставки отца.

В 1808 был отдан в частный пансион, а через три года поступил в Царскосельский лицей, где его друзьями стали Пушкин и Дельвиг. Несколько любопытных случаев произошло с лицеистом Вильгельмом Кюхельбекером. Например, на приеме у императора, где представляли лицеистов, Кюхельбекер разволновался так, что на вопрос императрицы, нравится ли ему угощение, он выпалил: «Да, сударь».

После лицея был Санкт-Петербург, и дружба-поклонение Жуковскому. Однажды Кюхельбекер не вовремя зашёл в гости к Василию Андреевичу, тот себя не слишком хорошо чувствовал и еле дождался конца визита своего незадачливого гостя, а на следующий день рассказал об этом гениальному Пушкину, и тот мгновенно откликнулся эпиграммой:

                                За ужином объелся я,

                                Да Яков запер дверь оплошно.

                                Так было мне, мои друзья,

                                И кюхельбекерно и тошно.

Это было серьезным ударом по самолюбию, но дружеские чувства победили, и обида разрешилась мирным путём.

 С 1815 печатался в журналах "Сын Отечества", "Амфион", принимал активное участие в "Вольном обществе любителей российской словесности", на одном из заседаний которого в 1820 читал стихи, посвященные ссыльному Пушкину, что послужило поводом для доноса на Кюхельбекера. Чувствуя надвигающуюся опасность, по совету друзей отправляется за границу в качестве секретаря вельможи А. Нарышкина. Побывал в Германии, где посетил Гёте, которому посвятил стихотворение "К Прометею". В Париже читал лекции по русской литературе, имевшие большой успех. Вольнолюбивая направленность этих лекций вызвала недовольство царского посланника, добившегося немедленного возвращения поэта в Россию.

Друзья помогли ему поступить на службу к генералу Ермолову, и он в 1821 отправился на Кавказ, в Тифлисе встретился и подружился с Грибоедовым. На Кавказе Вильгельм Карлович Кюхельбекер прослыл славянофилом, ироничный Ермолов усмотрел несоответствие немецкого имени и фамилии Кюхельбекера и в шутку называл его Василий Карпович Хлебопекарь.

 В мае 1822 Кюхельбекер подал прошение об увольнении и уехал к сестре в имение Закуп Смоленской губернии. Здесь написал несколько лирических стихотворений, закончил трагедию "Аргивяне", сочинил поэму "Кассандра", начал поэму о Грибоедове.

Обстоятельства материального порядка побудили его летом 1823 приехать в Москву. Поэт сблизился с Одоевским, вместе с которым начал издавать альманах "Мнемозина", где печатались Пушкин, Баратынский, Языков. Кюхельбекер писал стихи о восстании в Греции, на смерть Байрона, послания Ермолову, Грибоедову, стихотворение "Участь русских поэтов".

В 1825 поселился в Петербурге, вошел в круг декабристов, был принят в члены Северного общества. 14 декабря Кюхельбекер, один из немногих штатских среди военных, проявлял бурную деятельность: посещал восставшие части, мужественно вел себя на площади, стрелял в великого князя Михаила Павловича. Когда войска восставших были рассеянны, переодевшись в крестьянское платье, он пытался бежать за границу. Арестованный в Варшаве, был приговорен к смертной казни, впоследствии замененной длительной каторгой.

После десяти лет одиночного заключения в Динабургской и Свеаборгской крепостях был сослан в Сибирь на поселение. Однако и в крепости, и в ссылке он продолжал заниматься творчеством, создав такие произведения, как поэма "Сирота", трагедии "Прокофий Ляпунов" и "Ижорский", повесть "Последняя Колонна", сказку "Иван, купецкий сын", воспоминания "Тень Рылеева", "Памяти Грибоедова". Некоторые из его произведений Пушкину удалось напечатать под псевдонимом. После смерти своего великого друга Кюхельбекер потерял и эту возможность.

В ссылке Кюхельбекер женился на дочери почтмейстера Артемова, неграмотной женщине, которую учил и воспитывал. Вместе с семьей перебирался из одного сибирского местечка в другое и, наконец, уже больной туберкулезом и слепой, поселился в Тобольске.

Умер Кюхельбекер 11 августа (23 по новому стилю) 1846 г. в Тобольске.

7. Языков Николай Михайлович (1803 – 1846 (47))

Родился 4 (16) марта в Симбирской губернии в богатой помещичьей семье, получил хорошее домашнее образование. Учился в Санкт-Петербурге в Горном кадетском корпусе (1814-1819), затем в Институте инженеров путей сообщения (1819-1820), но не окончил. Сочинять стихи начал рано, а в петербургские годы завязались его первые литературные знакомства (А.Ф. Воейков, А.Е. Измайлов и др.). В 1819 при посредничестве литератора А.Н. Очкина впервые выступил в печати (в журнале «Соревнователь просвещения и благотворения» появилось его стихотворение Послание к А.И. Кулибину «Не часто ли поверхность моря…»), а в 1822 Воейков уже предрекал ему «блестящие успехи на поприще словесности».

Осенью 1822 (вероятно, по совету того же Воейкова) выехал в Дерпт (ныне Тарту), чтобы поступить на философский факультет тамошнего университета. Дерптский университет оставался относительно свободным от стеснений, постигших российские университеты незадолго до этого, и Языков с готовностью окунулся в атмосферу вольномыслия и «студентских кутежей» (на «буйства» студентов там, по традиции немецких университетов, смотрели сквозь пальцы).

На годы, проведенные в Дерпте (1822-1829), пришлись и становление оригинальной языковской поэзии, и самая ее прославленная пора. За это время было создано более половины всех его стихотворений. Герой дерптской лирики — поэт-студент, упоенный своим талантом, молодостью, независимостью, уверенностью в своих грядущих великих свершениях. Молодецкая удаль, бесшабашность, заносчивость и похвальбы этого героя имеют истоки в русском фольклоре, что придает ему известное национальное своеобразие (на том же основании языковский «русский студент» ассоциировался и с поэтом-гусаром лирики Дениса Давыдова). Свойственна ему политическая оппозиционность, модная накануне декабрьского восстания 1825. Ряд его исторических, 1823-1824, прославляющих героику национальной старины, указывает на их тесную связь с программными установками литераторов-декабристов. Есть у него и прямо декларативные, в духе декабристов, стихи — например, элегии «Свободы гордой вдохновенье!..», «Еще молчит гроза народа…» (оба 1824), «Не вы ль убранство наших дней…» (1826) и др. Однако за вольнолюбивой лирикой Языкова стоят не определенные политические убеждения, а эмоции вольной души, нетерпимой к любым притеснениям. Нет в его лирике и характерного для поэтов-декабристов мотива жертвы, приносимой во имя свободы отечества, напротив: «борьба за свободу, — по точному замечанию И.М.Семенко, — праздник, на котором красуется и играет языковский герой».

Уже в первые дерптские годы Языков приобретает известность молодого поэта, обещающего ослепительные успехи, — поэта, за которым будущее русской поэзии. По рекомендации К.Ф. Рылеева его избирают в действительные члены Вольного общества любителей российской словесности (1824). Знаки внимания ему оказывает В.А. Жуковский, познакомившийся с Языковым в один из своих приездов в Дерпт. В 1823 ему адресует стихотворное послание А.А. Дельвиг («Младой певец, дорогою прекрасной / Тебе идти к Парнасским высотам...»), в 1824 — А.С. Пушкин, лично еще с ним не знакомый («Издревле сладостный союз / Поэтов меж собой связует…»). На стихи последнего Языков ответил стихотворением «Не вовсе чуя бога света…»). Для Пушкина Языков, наряду с Дельвигом и Е.А. Баратынским, вошел в «плеяду» поэтов, «поставленную им почти вне всякой возможности суда, а еще менее, какого-либо осуждения» (так утверждал П.А. Анненков, первый биограф Пушкина). Познакомились они с Пушкиным летом 1826, когда Языков гостил в располагавшемся неподалеку от Михайловского Тригорском, имении своего дерптского приятеля А.Н. Вульфа.

Быстрый успех и всеобщее признание Языкову обеспечила прежде всего стилистическая новизна его поэзии. Ему удалось воскресить торжественный стиль оды XVIII в., но уже обогащенный опытом лирики Жуковского и Батюшкова. Более всего в стихах Языкова поражала пьянящая смелость в обращении языком — лексические новообразования («плясавицы», «истаевать», «водобег», «крутояр» и др.), неожиданные словосочетания («девы хищные», «возмутительные очи», «соблазнительный недуг», «яркий хохот», «разгульный венок», «восторгов кипяток» и др.), изощренные синтаксические конструкции. Это общее впечатление передал Н.В. Гоголь: «С появлением первых стихов его всем послышалась <…> удаль всякого выражения, свет молодого восторга и язык, который в такой силе, совершенстве и строгой подчиненности господину своему еще не являлся дотоле ни в ком. Имя Языков пришлось ему недаром. Владеет он языком, как араб диким конем своим, и еще как бы хвастается своею властью. Откуда ни начнет период, с головы ли, с хвоста ли, он выведет его так картинно, заключит и замкнет так, что остановишься пораженный».

В 1827-1828 Языков напряженно готовится к экзаменам на звание кандидата философии, однако, так и не решившись пройти это испытание, весной 1829 уезжает из Дерпта.

В 1829-1832 живет преимущественно в Москве, где сближается с кругом журнала «Московский вестник» (М.П. Погодин, И.В. и П.В. Киреевские, А.С. Хомяков и др.). В это время меняется герой его лирики: это уже не разгульный студент, а божий избранник, пророк, просвещенный вдохновением свыше. В стихах Языкова появляется новый, так называемый «библейский» стиль. Он перелагает псалмы (XIV и CXXXVI), создает «символические» стихотворения — такие, как «Пловец» («Нелюдимо наше море…») и «Конь». В 1831 пишет ряд стихотворений, посвященных расставанию с героем студенческой лирики («Ау!», «Воспоминание об А.А. Воейковой», «Поэт» и др.), завершающийся программным наставлением «Поэту»:

          Когда с тобой сроднилось вдохновенье…

                   <...>

          Иди ты в мир — да слышит он пророка,

          Но в мире будь величествен и свят:

          Не лобызай сахарных уст порока

          И не проси и не бери наград.

В 1833 вышел из печати сборник стихотворений Языкова. Это издание ознаменовало пик его популярности. Но о Языкове начинают говорить и как о поэте, не оправдавшем возлагавшихся на него надежд. Позднее это стало лейтмотивов всех, в том числе и сочувственных отзывов о нем (напр., Гоголя: «..ждали чего-то необыкновенного <…>. Но дела не дождались»).  Языков действительно пишет все меньше и все менее, на общий взгляд, «вдохновенно». Его начинают тяготить болезни. В 1832-1837 живет в основном в родовом имении под Симбирском. Он еще создает шедевры, как, например, послание Денису Ивановичу Давыдову (1835), исторгнувшее слезы восхищения у Пушкина (свидетельство Гоголя), но вдохновение посещает его все реже, и публика ропщет.

В 1838 Языков выезжает для лечения за границу и пять лет (1838-1843) проводит на курортах в Карлсбаде, Гаштейне, Ницце, но состояние его не улучшается. Летом 1843 Языков вернулся в Россию и вновь поселился в Москве (здесь он остался до самой смерти).

Последние прижизненные сборники стихов вышли в 1844 и 1845.

Умер Языков 26 декабря 1846 (7 января 1847) в Москве.

8. Баратынский Евгений Абрамович (1800 – 1844)

Евгений Абрамович Баратынский родился 19 февраля 1800 года в богатой дворянской семье.
Своё детство Баратынский провёл в тамбовском поместье отца - Мара. Учился в частном пансионе,  а затем в Пажеском корпусе.
В 1816 году был исключён из Пажеского корпуса, поскольку  возглавил корпусное  “общество мстителей”. Баратынский руководил всеми приказами  пажей-разбойников,  закончившимися кражей 500 рублей. По “высочайшему” указанию ему после исключения из корпуса было запрещено поступать на любую государственную службу, кроме военной,  да и то не иначе как рядовым.
Поселился в имении дяди в Смоленской губернии, а потом приехал в Петербург.
С 1820 по 1825 гг. служил унтер-офицером в Финляндии. В 1825 г. благодаря хлопотам друзей получил офицерское звание,  а в 1826 г. вышел в отставку и переехал в Москву,  в этом же году женился на Анастасии Энгельгардт.
Сразу же по своём возвращении из Финляндии Баратынский активно включается в жизнь московских салонов. Наибольшей славой из всех московских салонов пользовался елагинский. Здесь поэт подружился с одним из сыновей А.П.Елагиной Киреевским И. Здесь же он свёл знакомство с Языковым,  Одоевским,  Погодиным.
Первые произведения Баратынского относятся к концу 1810 г. В 1826 г. отдельным изданием выходит его произведение «Эда» ,  а в следующем - первый сборник стихотворений. В 1835 г. он выпустил второй сборник стихотворений, а в 1842-ом - книгу стихотворений “Сумерки”. В 1843 поэт побывал в Германии и во Франции,  а затем отплыл в Неаполь. В Италии поэт внезапно заболел и скоропостижно скончался. В 1845 г. его тело из Неаполя было перевезено в Петербург и погребено на кладбище Александро-Невской лавры.

IV. Стихотворения (читают учащиеся)

1. Батюшков Константин Николаевич (1787 – 1855)

Дружество

Блажен, кто друга здесь по сердцу обретает,

Кто любит и любим чувствительной душой!

Тезей на берегах Коцита не страдает, -

С ним друг его души, с ним верный Пирифой.

Атридов сын в цепях, но зависти достоин!

С ним друг его Пилад... под лезвием мечей.

А ты, младый Ахилл, великодушный воин,

Бессмертный образец героев и друзей!

Ты дружбою велик, ты ей дышал одною!

И, друга смерть отмстив бестрепетной рукою,

Счастлив! ты мертв упал на гибельный трофей!

Написано в 1811 — начале 1812 г. Впервые: СПб. 1812. № 2. (заглавие: «Дружество. Из Биона»; подпись: К. Н. Б. Т.).

Подражание X идиллии Биона. До Батюшкова стихотворные версии этой же идиллии публиковали П.А.Катенин («Дружба. Вионова идиллия», 1810) и Н.Ф.Кошанский («Кто счастлив?», 1811). Батюшков, не знавший греческого языка, пользовался также пояснительными примечаниями Кошанского к оригинальному тексту Биона. Бион (III в. до н.э.) — греческий идиллик, один из трех буколических поэтов (Феокрит, Бион, Мосх),

Тезей  — герой, победитель Минотавра

 Пирифой, Перифой, Пиритой— царь лапифов, друг Тезея (греческая мифология). «Тезей и Перифой – герои, известные по дружеству и верности», замечает Н.Ф.Кошанский.

Коцит — одна из рек в Аиде (царстве мертвых). На берегах Коцита — Тезей и Пирифой пытались похитить богиню подземного царства Персефону (на которой хотел жениться Пирифой), за что оба были прикованы к скале в Аиде.

Атридов сын — Орест, сын Атрида Агамемнона и Клитемнестры, отомстивший матери за убийство отца; был предан суду афинских старейшин — ареопагу.

Пилад — двоюродный брат и друг Ореста, поддерживавший его во всех испытаниях. Согласно Эврипиду («Ифигения в Тавриде»), Пилад был готов пожертвовать жизнью ради спасения Ореста.

Ахилл, Ахиллес — герой Троянской войны, царь мирмидонян; самый молодой из греческих вождей

Ахилл назван великодушным, поскольку он согласился выдать тело убитого Гектора его отцу Приаму («Илиада», песнь XXIV)

Друг Ахилла — Патрокл, погибший у стен Трои от руки Гектора, сына царя Трои Приама («Илиада», песнь XVI). Ахилл отомстил за Патрокла, убив Гектора («Илиада», песнь XXII).

Н.Ф.Кошанский отмечал, что соответствующее место греческого оригинала «различным образом перевесть можно: или блажен был умирающий Патрокл, ибо отклонил смерть от Ахиллеса; потому что он, в доспехах Ахиллесовых, убит Гектором, которой счел его Ахиллесом. или: блажен был умирающий Ахиллес, потому что он скончался, отмстив за гибель Патрокла; и кажется правила Синтаксиса требуют перевесть таким образом. но мне лучше нравится следующая мысль: щастлив был Патрокл умирая, ибо смерть его отмщена Ахиллесом» (Кошанский Н. Цветы Греческой Поэзии. М., 1811. С. 110). Батюшков, однако, выбрал вторую интерпретацию. Ты мертв упал на гибельный трофей — победа над Гектором предвещает Ахиллу его собственную гибель. Ахилл знает о ней от своей матери, морской богини Фетиды; кроме того, гибель от руки Париса Ахиллу предсказывает умирающий Гектор («Илиада» XXII)

Есть наслаждение и в дикости лесов…

Есть наслаждение и в дикости лесов,

   Есть радость на приморском бреге,

И есть гармония в сем говоре валов,

   Дробящихся в пустынном беге.

Я ближнего люблю, но ты, природа-мать,

   Для сердца ты всего дороже!

С тобой, владычица, привык я забывать

   И то, чем был, как был моложе,

И то, чем ныне стал под холодом годов.

   Тобою в чувствах оживаю:

Их выразить душа не знает стройных слов,

   И как молчать об них - не знаю.

Июль или август 1819

(Романс на музыку Кашперова)

2. Жуковский Василий Андреевич (1783 – 1852)

Листок

От дружной ветки отлученный,
Скажи, листок уединенный,
Куда летишь?.. "Не знаю сам;
Гроза разбила дуб родимый;
С тех пор по долам, по горам
По воле случая носимый,
Стремлюсь, куда велит мне рок,
Куда на свете все стремится,
Куда и лист лавровый мчится,
И легкий розовый листок"

1818

ЛЕСНОЙ ЦАРЬ

Кто скачет, кто мчится под хладною мглой?
Ездок запоздалый, с ним сын молодой.
К отцу, весь издрогнув, малютка приник;
Обняв, его держит и греет старик.

"Дитя, что ко мне ты так робко прильнул?"
"Родимый, лесной царь в глаза мне сверкнул:
Он в темной короне, с густой бородой".
"О нет, то белеет туман над водой".

"Дитя, оглянися; младенец, ко мне;
Веселого много в моей стороне;
Цветы бирюзовы, жемчужны струи;
Из золота слиты чертоги мои".

"Родимый, лесной царь со мной говорит:
Он золото, перлы и радость сулит".
"О нет, мой младенец, ослышался ты:
То ветер, проснувшись, колыхнул листы".

"Ко мне, мой младенец; в дуброве моей
Узнаешь прекрасных моих дочерей:
При месяце будут играть и летать,
Играя, летая, тебя усыплять".

"Родимый, лесной царь созвал дочерей:
Мне, вижу, кивают из темных ветвей".
"О нет, все спокойно в ночной глубине:
То ветлы седые стоят в стороне".

"Дитя, я пленился твоей красотой:
Неволей иль волей, а будешь ты мой".
"Родимый, лесной царь нас хочет догнать;
Уж вот он: мне душно, мне тяжко дышать".

Ездок оробелый не скачет, летит;
Младенец тоскует, младенец кричит;
Ездок подгоняет, ездок доскакал...
В руках его мертвый младенец лежал.

 1818

Лесной царь, Король Эльфов, Король Ольши или Король Ольхи (нем. Der Erlkönig) — баллада Иоганна Вольфганга фон Гёте, написанная в 1782 году. Описывает смерть ребенка от рук сверхъестественного существа, духа — Лесного царя.

Поэт описывает отца с сыном, скачущих на коне через лес вдоль Рейна поздней вечерней порой. В начале кажется, что ребенок мечется в необычной болезни, борется с приближающейся смертью, но последний стих показывает вдруг… мертвого ребенка.

Стихотворение несколько раз переводилось на русский язык. Наиболее известны русские переводы Василия Жуковского и Афанасия Фета.

Мотив произведения заимствован из датской легенды, переведенной на немецкий язык Иоганном Готфридом Гердером, в его версии фигура злого духа называется Ольховым Королем, Королем Ольх, или же — Король Эльфов. В немецком языке ольха (нем. die Erle) и эльф (нем. die Elfe) похожи в написании, в связи с чем и могла возникнуть ошибка.

До сих пор не решен спор по поводу названия баллады. Неизвестно, знал ли Гете об ошибке Гердера, или же склонялся к народным знаниям, связанным с болотными землями, заросшими ольхой и вербой. Ее должны были населять духи, использующие свою смертоносную силу на людях. Многие слухи и суеверия были связаны с болотами, но также и с ольхой, которая после рассечения краснеет, словно истекает кровью.

В датском и немецком фольклоре фигура Короля Эльфов ассоциируется со смертью. Это существо якобы приходит к умирающим людям

Johann Wolfgang Goethe "Erlkönig"

И. Гете "ЛЕСНОЙ ЦАРЬ"
Wer reitet so spat durch Nacht und Wind?
Es ist der Vater mit seinem Kind;
Er hat den Knaben wohl in dem Arm,
Er fasst ihn sicher, er halt ihn warm.

"Mein Sohn, was birgst du so bang dein Gesicht?"
"Siehst, Vater, du den Erlkönig nicht?
Den Erlenkönig mit Kron` und Schweif?"
"Mein Sohn, es ist ein Nebelstreif."

"Du liebes Kind, komm, geh mit mir!
Gar schone Spiele spiel` ich mit dir;
Manch bunte Blumen sind an dem Strand;
Meine Mutter hat manch guelden Gewand."

"Mein Vater, mein Vater, und horest du nicht,
Was Erlenkönig mir leise verspricht?"
"Sei ruhig, bleib ruhig, mein Kind!
In duerren Blattern saeuselt der Wind."

"Willst, feiner Knabe, du mit mir geht?
Meine Toechter sollen dich warten schon;
Meine Tochter fuehren den nachtlichen Reihn
Und wiegen und tanzen und singen dich ein."

"Mein Vater, mein Vater, und siehst du nicht dort
Erlkönigs Tochter am duestern Ort?"
"Mein Sohn, mein Sohn, ich seh` es genau,
Es scheinen die alten Weiden so grau."

"Ich liebe dich, mich reizt deine schone Gestalt;
Und bist du nicht willig, so brauch` ich Gewalt.

Mein Vater, mein Vater, jetzt fasst er mich an!
Erlkönig hat mir ein Leids getan!" --

Dem Vater grauset`s, er reitet geschwind,
Er halt in den Armen das aechzende Kind,
Erreicht den Hof mit Muh` und Not;
In seinen Armen das Kind war tot.
1782 г.

3. Давыдов Денис Васильевич (1784 – 1839)

Песня

Я люблю кровавый бой,

Я рожден для службы царской!

Сабля, водка, конь гусарский,

С вами век мне золотой!

Я люблю кровавый бой,

Я рожден для службы царской!

За тебя на черта рад,

Наша матушка Россия!

Пусть французишки гнилые

К нам пожалуют назад!

За тебя на черта рад,

Наша матушка Россия!

Станем, братцы вечно жить

Вкруг огней, под шалашами,

Днем – рубиться молодцами,

Вечерком – горелку пить!

Станем, братцы вечно жить

Вкруг огней, под шалашами!

О, как страшно смерть встречать

На постеле господином,

Ждать конца под балдахином

И всечасно умирать!

О, как страшно смерть встречать

На постеле господином!

То ли дело средь мечей:

Там о славе лишь мечтаешь,

Смерти в когти попадаешь,

И не думая о ней!

То ли дело средь мечей:

Там о славе лишь мечтаешь!

Я люблю кровавый бой,

Я рожден для службы царской!

Сабля, водка, конь гусарский,

С вами век мне золотой!

Я люблю кровавый бой,

Я рожден для службы царской!

1815

Вальс

Ев. Д. З-вой

Кипит поток в дубраве шумной

И мчится скачущей волной,

И катит в ярости безумной

Песок и камень вековой.

Но, покорен красой невольно,

Колышет ласково поток

Слетевший с берега на волны

Весенний, розовый листок.

Так бурей вальса не сокрыта,

Так от толпы отличена,

Летит, воздушна и стройна,

Моя любовь, моя харита,

Виновница тоски моей,

Моих мечтаний, вдохновений,

И поэтических волнений,

И роэтических страстей!

1834

Хари́ты (греч. «изящество, прелесть») — в древнегреческой мифологии  три богини веселья и радости жизни, олицетворение изящества и привлекательности. Хариты, как богини изящества, прелести и красоты, были даровательницами вдохновения и приближенными к искусству. Согласно Гомеру, — «прислужницы Афродиты». Их жилище рядом с Музами, что подчеркивает их близость.

Согласно Гесиоду и Ономакриту — дочери Зевса и Евриномы.

Агла́я (греч. «ликование», либо «красота», «блеск»). Жена Гефеста. Вестница Афродиты.

Евфроси́на (греч. «радость», либо «благомыслящая»).

Та́лия (греч. «изобилие»).

Романс (аудиозапись – муз. А. Журбина)

Не пробуждай, не пробуждай

Моих безумств и исступлений,

И мимолетных сновидений

Не возвращай, не возвращай!

Не повторяй мне имя той,

Которой память – мука жизни,

Как на чужбине песнь отчизны

Изгнаннику земли родной.

Не воскрешай, не воскрешай

Меня забывшие напасти,

Дай отдохнуть тревогам страсти

И ран живых не раздражай.

Иль нет! Сорви покров долой!

Мне легче горя своеволье,

Чем ложное холоднокровье,

Чем мой обманчивый покой.

1834

4. Дельвиг Антон Антонович (1798 – 1831)

РАЗОЧАРОВАНИЕ 

Протекших дней очарованья,

Мне вас душе не возвратить!

В любви узнав одни страданья,

Она утратила желанья

И вновь не просится любить.

К ней сны младые не забродят,

Опять с надеждой не мирят,

В странах волшебных с ней не ходят,

Веселых песен не заводят

И сладких слов не говорят.

Ее один удел печальный:

Года бесчувственно провесть

И в край, для горестных не дальный,

Под глас молитвы погребальной,

Одни молитвы перенесть.

1824

ВДОХНОВЕНИЕ 
сонет

Не часто к нам слетает вдохновенье,
И краткий миг в душе оно горит;
Но этот миг любимец муз ценит,
Как мученик с землею разлученье.

В друзьях обман, в любви разуверенье
И яд во всем, чем сердце дорожит,
Забыты им: восторженный пиит
Уж прочитал свое предназначенье.

И презренный, гонимый от людей,
Блуждающий один под небесами,
Он говорит с грядущими веками;

Он ставит честь превыше всех частей,
Он клевете мстит славою своей
И делится бессмертием с богами.

Начало 1820-х годов

РОМАНС

Прекрасный день, счастливый день -

И солнце, и любовь!

С нагих полей сбежала тень -

Светлеет сердце вновь.

Проснитесь, рощи и поля;

Пусть жизнью все кипит:

Она моя, она моя!

Мне сердце говорит.

Что вьешься, ласточка, к окну,

Что, вольная, поешь?

Иль ты щебечешь про весну

И с ней любовь зовешь?

Но не ко мне, - и без тебя

В певце любовь горит:

Она моя, она моя!

Мне сердце говорит.

1823

СОЛОВЕЙ (аудиозапись – муз. А. Алябьева)

Соловей мой, соловей,
Голосистый соловей!
Ты куда, куда летишь,
Где всю ночку пропоешь?
Соловей мой, соловей,
Голосистый соловей!

Кто-то бедная, как я,
Ночь прослушает тебя,
Не смыкаючи очей,
Утопаючи в слезах?
Соловей...

Ты лети, мой соловей,
Хоть за тридевять земель,
Хоть за синие моря,
На чужие берега;
Соловей...

Побывай во всех странах,
В деревнях и в городах:
Не найти тебе нигде
Горемышнее меня.
Соловей...

У меня ли у младой
Дорог жемчуг на груди,
У меня ли у младой
Жар-колечко на руке,
Соловей...

У меня ли у младой
В сердце миленький дружок.
В день осенний на груди
Крупный жемчуг потускнел,
Соловей...

В зимню ночку на руке
Распаялося кольцо,
А как нынешней весной
Разлюбил меня милой.
Соловей...
Между маем 1825 и февралем 1826

«Стихотворения барона Дельвига», СПБ. 1829 г. - "Русская песня"

У Дельвига озаглавлено «Русская песня», что является, в общем, не заглавием, а обозначением жанра. В авторском тексте нет повторов "Соловей мой, соловей, / Голосистый соловей!" после каждой строфы, они введены для романса. Первый исполнитель - московский оперный певец Петр Булахов, отец композитра Петра Булахова ("Гори, гори, моя звезда...", "Колокольчики" и др.) и певца и композитора Павла Булахова ("Тройка мчится, тройка скачет..."). Известны вариации на тему алябьевского "Соловья" М. И. Глинки, А. Л. Гурилева, Франца Листа - для фортепиано, М. Т. Высотского - для гитары, А. Вивьена - для скрипки.
Из предисловия Виктора Калугина к сб.: Антология русской песни. – М.: Изд-во Эксмо, 2005:
«Соловей» впервые прозвучал в Большом театре 7 января 1827 года в исполнении кумира московских меломанов Петра Булахова (Сергея Лемешева того времени) и вошел в репертуар самых выдающихся русских и зарубежных исполнителей. Современники Пушкина слышали «Соловья» в исполнении знаменитой Прасковьи Бартеневой, немецким «оперным дивом» Генриэттой Зонтаг (ее даже называли «соловьем»), а в 40—50-е годы «Соловей» стал коронным номером Полины Виардо, включавшей его во все свои концертные программы и в сцену урока пения в «Севильском цирюльнике», что вызывало шквал аплодисментов».
Александр Александрович Алябьев (1787, Тобольск - 1851, Москва)

5. Вяземский Петр Андреевич (1792 – 1878)

ЕЩЕ ТРОЙКА 
Тройка мчится, тройка скачет,
Вьется пыль из-под копыт,
Колокольчик звонко плачет,
И хохочет, и визжит.

По дороге голосисто
Раздается яркий звон,
То вдали отбрякнет чисто,
То застонет глухо он.

Словно леший ведьме вторит
И аукается с ней,
Иль русалка тараторит
В роще звучных камышей.

Русской степи, ночи темной
Поэтическая весть!
Много в ней и думы томной,
И раздолья много есть.

Прянул месяц из-за тучи,
Обогнул свое кольцо
И посыпал блеск зыбучий
Прямо путнику в лицо.

Кто сей путник? И отколе,
И далек ли путь ему?
По неволе иль по воле
Мчится он в ночную тьму?
На веселье иль кручину,
К ближним ли под кров родной
Или в грустную чужбину
Он спешит, голубчик мой?

Сердце в нем ретиво рвется
В путь обратный или вдаль?
Встречи ль ждет он не дождется
Иль покинутого жаль?

Ждет ли перстень обручальный,
Ждут ли путника пиры
Или факел погребальный
Над могилою сестры?

Как узнать? Уж он далеко!
Месяц в облако нырнул,
И в пустой дали глубоко
Колокольчик уж заснул.

1834

ДОРОЖНАЯ ДУМА 

Колокольчик однозвучный,

Крик протяжный ямщика,

Зимней степи сумрак скучный,

Саван неба, облака!

И простертый саван снежный

На холодный труп земли!

Вы в какой-то мир безбрежный

Ум и сердце занесли.

И в бесчувственности праздной,

Между бдения и сна,

В глубь тоски однообразной

Мысль моя погружена.

Мне не скучно, мне не грустно,-

Будто роздых бытия!

Но не выразить изустно,

Чем так смутно полон я.

1830

6. Кюхельбекер Вильгельм Карлович (1797 – 1846)

УСТАЛОСТЬ 
Мне нужно забвенье, нужна тишина:
Я в волны нырну непробудного сна,
Вы, порванной арфы мятежные звуки,
Умолкните, думы, и чувства, и муки.

Да! чаша житейская желчи полна;
Но выпил же эту я чашу до дна,-
И вот опьянелой, больной головою
Клонюсь и клонюсь к гробовому покою.

Узнал я изгнанье, узнал я тюрьму,
Узнал слепоты нерассветную тьму
И совести грозной узнал укоризны,
И жаль мне невольницы милой отчизны.

Мне нужно забвенье, нужна тишина
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Ноябрь 1845

Горько надоел я всем,
Самому себе и прочим:
Перестать бы жить совсем!
Мы о чем же здесь хлопочем?
Ждешь чего-то впереди...
Впереди ж все хуже, хуже;
Путь грязней, тяжеле, уже -
Ты же все вперед иди!
То ли дело лоно гроба!
Там безмолвно и темно,
Там молчат мечты и злоба:
В гроб убраться бы давно!

13 апреля 1846, Тобольск

7. Языков Николай Михайлович (1803 – 1846 (47))

Не вы ль убранство наших дней

Свободы искры огневые,-

Рылеев умер, как злодей!-

О, вспомяни о нем, Россия,

Когда восстанешь от цепей

И силы двинешь громовые

На самовластие царей!

7 августа 1826

МОЛИТВА

Молю святое провиденье:
Оставь мне тягостные дни,
Но дай железное терпенье,
Но сердце мне окамени.
Пусть, неизменен, жизни новой
Приду к таинственным вратам,
Как Волги вал белоголовый
Доходит целый к берегам.

12 апреля 1825

ПЕСНЯ 

Из страны, страны далекой,

С Волги-матушки широкой,

Ради сладкого труда,

Ради вольности высокой

Собралися мы сюда.

Помним холмы, помним долы,

Наши храмы, наши села,

И в краю, краю чужом

Мы пируем пир веселый

И за родину мы пьем.

Благодетельною силой

С нами немцев подружило

Откровенное вино;

Шумно, пламенно и мило

Мы гуляем заодно.

И с надеждою чудесной

Мы стакан, и полновесный,

Нашей Руси - будь она

Первым царством в поднебесной,

И счастлива и сильна!

1827

8. Баратынский Евгений Абрамович (1800 – 1844)

РАЗЛУКА

Расстались мы; на миг очарованьем,
На краткий миг была мне жизнь моя;
Словам любви внимать не буду я,
Не буду я дышать любви дыханьем!
Я всё имел, лишился вдруг всего;
Лишь начал сон... исчезло сновиденье!
Одно теперь унылое смущенье
Осталось мне от счастья моего.

1820

 РАЗУВЕРЕНИЕ

Не искушай меня без нужды
Возвратом нежности твоей:
Разочарованному чужды
Все обольщенья прежних дней!
Уж я не верю увереньям,
Уж я не верую в любовь,
И не могу предаться вновь
Раз изменившим сновиденьям!
Слепой тоски моей не множь,
Не заводи о прежнем слова,
И, друг заботливый, больного
В его дремоте не тревожь!
Я сплю, мне сладко усыпленье;
Забудь бывалые мечты:
В душе моей одно волненье,
А не любовь пробудишь ты.

1821

Мой дар убог, и голос мой не громок,

Но я живу, и на земли моё

Кому-нибудь любезно бытиё:

Его найдёт далёкий мой потомок

В моих стихах; как знать? душа моя

Окажется с душой его в сношенье,

И как нашёл я друга в поколенье,

Читателя найду в потомстве я.

1828

V. Работа с портретами поэтов

• Записываются годы жизни поэтов, названия стихотворений, некоторые факты биографии, особенности творчества.

Баратынский Евгений Абрамович

__________________________________________________________

Дельвиг Антон Антонович

__________________________________________________________

Кюхельбекер Вильгельм Карлович

__________________________________________________________

Вяземский Петр Андреевич

Языков Николай Михайлович

__________________________________________________________

Жуковский Василий Андреевич

__________________________________________________________

Батюшков Константин Николаевич

_________________________________________________________

Давыдов Денис Васильевич

__________________________________________________________

VI. Заключение

• Почему поэтов, о которых мы говорили на уроке, называют «поэтами пушкинской поры»?

Таблица (работа в группах)