урок по литературе для 11 класса на тему: "Страницы биографии И.Бродского"
методическая разработка по литературе (11 класс) на тему

УЧИТЕЛЬ ВАСИЛЬЕВА ВАЛЕНТИНА НИКОЛАЕВНА,

 ГБОУ СОШ № 348 НЕВСКОГО РАЙОНА САНКТ - ПЕТЕРБУРГА

ЛИТЕРАТУРНО-МУЗЫКАЛЬНАЯ КОМПОЗИЦИЯ  «СТРАНИЦЫ  БИОГРАФИИ   И. БРОДСКОГО»

Цель:

- закрепить  умение работать с поэтическим и прозаическим материалом

Задачи:

- проявить коммуникативную культуру слушателя

- расширить культурологическую составляющую знаний с помощью синкретических межвидовых связей искусств

Оснащение: мультимедийный проектор,  записанные музыкальные композиции Гайдна (выбор учителя или учеников), подготовленные учащиеся (чтение наизусть прозы и стихотворений).

Интернет-ресурс: сайт, посвященный И. Бродскому

УРОК НА ТЕМУ: «СТРАНИЦЫ БИОГРАФИИ  И. БРОДСКОГО»

Композиция, предложенная ниже, может осуществляться как на уроке, так и на литературном вечере. Задания ученикам учитель дает заранее, чтение учениками стихов и прозы готовится с учителем.  Музыкальный фон – любимый композитор И. Бродского (Гайдн).

1. й ученик:

«Жил-был когда-то мальчик. Он жил в очень несправедливой стране. С очень трагической судьбой. Ею правили существа, которых по всем человеческим меркам следовало признать выродками. Чего, однако, не произошло.

И был город. Самый красивый город на свете. С огромной рекой, повисшей над своим глубоким дном, как огромное серое небо — над ней самой. Вдоль реки стояли великолепные дворцы с такими изысканно-прекрасными фасадами, что, если мальчик стоял на правом берегу, левый выглядел как отпечаток гигантского моллюска, именуемого цивилизацией. Которая перестала существовать.

Рано утром, когда в небе еще горели звезды, мальчик вставал и, позавтракав, под радиосводку о новом рекорде по выплавке стали, а затем под военный хор, исполнявший гимн Вождю, чей портрет был приколот к стене над его еще теплой постелью, бежал по заснеженной гранитной набережной в школу.

Широкая река лежала перед ним, белая и застывшая, как язык континента, скованный немотой, и большой мост аркой возвышался в темно-синем небе, как железное небо. Если у мальчика были две минуты в запасе, он скатывался на лед, проходил двадцать — тридцать шагов к середине. Все это время он думал о том, что делают рыбы под таким толстым льдом. Потом он останавливался, поворачивался на 180 градусов и бежал сломя голову до самых дверей школы. Он влетал в вестибюль, набрасывал пальто и шапку на крюк и несся по лестнице в свой класс». (И. Бродский. Меньше, чем единица)

Звучит музыка Гайдна.

* * *

Да не будет дано

умереть мне вдали от тебя,

в голубиных горах,

кривоногому мальчику вторя.

Стансы городу,

1962, июнь, 2-е

2-й ученик:

В 1949 году семья получила «полторы комнаты» в знаменитом доме Мурузи на улице Пестеля (Пантелеймоновской), где с 1889 по 1913 год находился салон Мережковских, а в 1920 году собирались участники «Цеха поэтов».

География «переименованного города», сама архитектура северной столицы проступают в ранних стихах Бродского не только как внутренний ландшафт, но и как сюжетообразующий принцип. Подобно тому, как с томом Достоевского в руках можно проследить путь Раскольникова, перемещения по городу юного Бродского легко восстанавливаются по тексту «Петербургского романа» (1961). Вплоть до конкретных автобусных маршрутов. Но если для Пушкина, Гоголя и Достоевского Петербург был все-таки реальным городом, в котором происходили ирреальные вещи, то Питер Бродского весь ирреален, литературен по своей природе. Поэт в первую очередь отмечает именно те здания, с которыми связана литературная история Петербурга: дом Мурузи, Разъезжая улица (дом № 8), где в 1909-1917 годах находилась редакция «Аполлона».

Меж Пестеля и Маяковской

стоит шестиэтажный дом.

Когда-то юный Мережковский

и Гиппиус прожили в нем...

Отрывок заканчивается строфой:

...И по Гороховой троллейбус

ее привезет уже к судьбе.

Литейный, бежевая крепость,

подъезд четвертый КГБ.

Петербургский роман, 1961. Гл. 7

3-й ученик:

В августе 1961 года в Комарово (50 км от Ленинграда) произошло знакомство Бродского с Ахматовой. Отношения Ахматовой с «волшебным хором», как она окрестила четверку Рейн, Найман, Бобышев, Бродский, носили характер не литературного, но скорее духовного ученичества. Поэт вспоминает, что в ее присутствии собеседник невольно отказывался от «языка», которым он говорил с действительностью, в пользу «языка» Ахматовой. «Язык» Ахматовой был прежде всего языком высокой христианской культуры, и он оказался чрезвычайно благотворен для изживавшего комплекс «культурного беспризорничества» молодого Бродского. Поэт пришел к христианству в значительной степени через литературу — Пушкина, Баратынского, Мандельштама. Следующим этапом на этом пути стало личное общение с Ахматовой.

Из знакомства с творчеством Ахматовой поэт вынес вкус к акмеистической зоркости, конкретности деталей, точности психологических мотивировок, «тоску по мировой культуре», по всему тому, чем так дорожила петербургская поэзия в лице О. Мандельштама и А. Ахматовой.

4-й ученик:

«Человек, проживший в Петербурге (Ленинграде) достаточно долго, склонен связывать добродетель с пропорциональностью. Это старая греческая идея, будучи перенесена под северные небеса, обретает несколько воинствующий характер и заставляет художника чрезвычайно заботиться о форме. Такое влияние особенно очевидно в отношении русской или, по месту рождения, петербургской поэзии. Ибо в течение двух с половиной столетий эта школа, от Ломоносова и Державина до Пушкина и его плеяды (Баратынский, Вяземский, Дельвиг), и далее до акмеистов в этом столетии (Ахматова, Мандельштам) существовала под тем же знаком, под которым и была зачата: под знаком классицизма». (Бродский. Путеводитель по переименованному городу)

Вот и вновь посетил

эту местность любви, полуостров заводов,

парадиз мастерских и аркадию фабрик,

рай речных пароходов...

От окраины к центру, 1962

5-й ученик:

Из записной книжки Бродского, 1970 г.

«Страшный суд…  но вообще-то человека, прожившего жизнь в России, следовало бы без разговоров помещать в рай».

Нет, европейцу не понять,

что значит жить в Петровом граде,

писать стихи пером в тетради

 и смрадный воздух обонять.

Иосиф Бродский.

Размером подлинника

6-й ученик:

В сущности, он никогда не ощущал себя врагом системы, врагом власть предержащих. Но, как известно, если дороги какие-то моральные или религиозные принципы, то не остаться в стороне.

Судебный процесс:

 «Кто вам сказал, что вы поэт?» — спросила судья Савельева.

«А кто мне сказал, что я человек?» — ответил Бродский.

А. Ахматова воскликнула однажды: «Какую биографию делают нашему рыжему! Как будто он кого-то нанял!»

Литейный, «Кресты» (камера 999), психушка, суд, Норенская — этапы его советской биографии. Бродский не хотел уезжать из страны, из своего города. Об этом он писал в открытом письме Генеральному секретарю партии КПСС Л. И. Брежневу. Неизвестно, читал ли Брежнев это письмо, но в 1972 г. Бродского выслали из СССР.

Ни страны, ни погоста не хочу выбирать.

На Васильевский остров я приду умирать.

Твой фасад темно-синий я впотьмах не найду.

Между выцветших линий на асфальт упаду.

Стансы, 1962

7-й ученик:

Из интервью с В. М. Черномордиком, другом Бродского, близко знавшим его в Ленинграде и по Коношской ссылке (см. А. Забалуев. Иосиф Бродский. Размером подлинника, 1989 г.):

«На Западе в последнее время Бродского сравнивают с Пушкиным. Я бы такой параллели не проводил. Общее у них разве то, что тот и другой стали поэтами без помощи Союза писателей и без постоянного места работы. И того и другого высылали из столицы на сельско-хозяйственные работы. Юмор, конечно, мрачноват, но так было. И хорошо бы, если больше не повторялось».

Я памятник воздвиг себе иной!

К постыдному столетию — спиной.

К любви своей потерянной — лицом.

И грудь — велосипедным колесом.

А ягодицы — к морю полуправд.

Я памятник воздвиг себе иной!, 1962

8-й ученик:

У Чехова один персонаж признается другому ни с того ни с сего: «Я старше вас на три года, и мне уже поздно думать о настоящей любви, и, в сущности, такая женщина, как Полина Николаевна, для меня находка, и, конечно, я проживу с ней благополучно до самой старости, но, черт его знает, все чего-то жалко, все чего-то хочется и все кажется мне, будто я лежу в долине Дагестана и снится мне сон...».

Бессмыслицу, казалось бы, бормочет этот Ярцев из повести «Три года»,— но он выговаривает тоску испошлившегося человека по истинному масштабу существования. Эту тоску стихи Бродского утоляют. О чем бы в них ни говорилось — в них говорится сразу обо всем: о жизни и смерти; первый попавшийся сюжет стремительно восходит к судьбе человека во вселенной, и любое слово («куст», например, или «холмы»), стоит только повторить, поставить под ударение — любое слово может превратиться в метафору судьбы.

Тут нет установки на многозначительное иносказание, а есть странный и трудный дар чувствовать мир как целое: всю его протяженность, всю прелесть, всю тяжесть, весь его — преломленный в человеке — трагизм.

Я входил вместо дикого зверя в клетку,

выжигал свой свой срок и кликуху гвоздем в бараке,

жил у моря, играл в рулетку,

 обедал черт знает с кем во фраке.

Я входил вместо дикого зверя в клетку..., 1980, 24 мая

9-й ученик:

Если мы обратимся к эссеистике Бродского или к его интервью, то почти всегда и почти сразу попадем на рассуждения о языке. Вот одно из таких принципиальных рассуждений: «Поэт изменяет общество косвенным образом. Он изменяет его язык, дикцию, он влияет на степень самосознания общества. Как это происходит? Люди читают поэта, и, если труд поэта завершен толковым образом, сделанное им начинает более или менее оседать в людском сознании. У поэта перед обществом есть только одна обязанность, а именно: писать хорошо. То есть обязанность эта — по отношению к языку. На самом деле поэт — слуга языка. Он слуга языка, и хранитель его, и двигатель. И когда сделанное Поэтом принимается людьми, то и получается, что они, в итоге, говорят на языке поэта, а не государства (Нобелевская лекция И.Бродского).

...и при слове «грядущее» из русского языка

выбегают мыши и всей оравой

отгрызают от лакомого куска

памяти, что твой сыр, дырявой.

После стольких зим уже безразлично, что

или кто стоит в углу у окна за шторой,

и в мозгу раздается не неземное «до»,

но ее шуршание. Жизнь, которой,

как дареной вещи, не смотрят в пасть,

обнажает зубы при каждой встрече.

От всего человека вам остается часть

речи. Часть речи вообще. Часть речи.

1975

10 ученик

Школьный год обычно оканчивается в конце мая, когда белые ночи приходят, чтобы пробыть здесь весь июнь. Белая ночь — это ночь, когда солнце заходит едва ли на два часа — явление широко известное в северных широтах. Это самое волшебное время в городе: можно писать и читать без лампады в два часа ночи: громады зданий, лишенных теней, с окаймленными золотом крышами, выглядят хрупким фарфоровым сервизом. Так тихо вокруг, что почти можно услышать, как звякнула ложка, упавшая в Финляндии. Прозрачный розовый оттенок неба так светел, что голубая акварель реки почти не способна отразить его. И мосты разведены, словно бы острова дельты разъединили руки и медленно двинулись по течению к Балтике. В такие ночи трудно уснуть, потому что слишком светло и потому что любому сну далеко до этой яви. И когда человек не отбрасывает тени… как вода. (Бродский. Эссе «Путеводитель по переименованному городу»).

Звучит музыка Гайдна.

Заключительный этап – рефлексия на основе услышанного, воспринятого материала, чтение наизусть по желанию.