Влияние социального взаимодействия на развитие мышления в различных теориях (Платон, Аристотель, Гегель,Выготский)
статья на тему

 Корпачёв Вячеслав Викторович

 Влияние социальных взаимодействий  на развитие мышления в различных теориях (Платон, Аристотель, Гегель, Выготский)

      Все великие умы философии и психологии были практически единодушны в том мнении, что мышление — есть продукт  социокультурного развития, кроме, может быть, завзятых идеалистов-иррационалистов, вроде Эдуарда Гартмана, полагавшего, что «сознание — лишь орудие бессознательной мировой воли, рассматриваемой в качестве источника жизни и движущей силы развития» (Цит.по: Философский энциклопедический словарь. Второе издание. М.,1989.С.110). Я вспомнил  этого забытого нынче философа потому, что давно где-то вычитал его фразу, запомнившуюся мне (цитирую по памяти, но смысл — верен): «Наши убеждения — плод нашего бессознательного, а умом мы подыскиваем к ним более или менее подходящие обоснования». Красиво звучит, но даже здесь Гартман делает уступку социальной природе мышления — а где мы подыскиваем эти обоснования, аргументацию, оправдания наших убеждений? Уж не в окружающей ли нас действительности, не в социальном ли окружении?  

       Таким образом, даже философы-идеалисты, среди которых много было «антисоциальников», адептов концепции самодвижения и самостояния разума, признают — прямо или косвенно, открыто или завуалированно — роль социального окружения в человеческом развитии, то есть, собственно, в развитии человеческого мышления.

      Вот  Платон , «наше философское всё», начинает знаменитый пассаж об анамнезисе (припоминание) в своём бесподобном «Меноне» с утверждения о том, что «душа, будучи бессмертной и часто рождаясь, всё видела и здесь и в преисподней, так что нет вещи, которой бы она не знала; неудивительно,  что  в ней есть возможность припоминать и добродетель, и другое, что ей известно было прежде. Ведь так как в природе всё имеет сродство, и душа знала все вещи, то ничто не препятствует ей, припомнив только одно, — а такое припоминание люди называют наукой, — отыскивать  и прочее, лишь бы человек был мужествен и не утомлялся исследованиями. Да и в самом деле, исследование и изучение есть совершенное воспоминание» (Платон. Менон./Платон. Полное собрание сочинений в одном томе.М.,2013.С.680).

    И далее платоновский Сократ разворачивает свою интеллектуальную майевтику — эпопею пробуждения и проявления разума (как рождение человека), с мальчиком-рабом, «вспомнившим» теорему Пифагора. Но вот что примечательно. Отпустив мальчика, пробуждённого к мышлению, Сократ говорит Менону: «Если же кто-нибудь начнёт часто и различным образом спрашивать его   [мальчика] о том самом предмете, то согласись, что наконец он, без всякого сомнения, будет знать о нём ничем не хуже другого» (Там же.С.684)).

     Обратите внимание: «если кто-нибудь начнёт спрашивать». Значит, душе для пробуждения к жизни — а разум и есть жизнь души — нужен кто-то ещё, нужна другая душа? Так где же тут самодвижение бессмертной души, здесь скорее её подталкивают к движению, к размышлению, ведь она замерзает в  безмыслии, в бездеятельности, и мысль, то есть мыслящая душа оттаивает и начинает роиться при соприкосновении с другой душой, по нашему говоря — в общении, в социуме, во взаимодействии людей, в социальной деятельности.  И Платон присоединяется к этой «социально-деятельностной концепции» (вот уж марксист и выготскианец за две с половиной тысячи лет до Маркса и Выготского! А точнее они — материалисты-платонисты, да и все мы — платонисты по сути, ибо разумная природа человека, его мысль,  идея (открытия Платона) — всё для нас, весь наш человеческий, символический, означиваемый мир).  И родоначальник метафизики подтверждает тут же — «да, я социальник, я — деятельностник»: «Если же в то время, когда он [мальчик] был, но не был человеком, должны были находиться в нём истинные мнения, которые, будучи возбуждаемы посредством вопросов, становятся знаниями, то душа его не будет ли познавать в продолжении всего времени?» (Там же.С.684).

       И что же нам говорит другой наш учитель, наш великий соотечественник, Лев Семёнович Выготский, через две с половиной тысячи лет после Платона? А вот что: «Всякая высшая психическая функция в развитии ребёнка [у Платона, что знаменательно, Сократ тоже «экспериментирует» на мальчике] появляется на сцене дважды — сперва как деятельность коллективная, социальная, то есть как функция интерпсихическая, второй раз как деятельность индивидуальная, как внутренний способ мышления ребёнка, как функция интрапсихическая» (Выготский Л.С. Проблема обучения и умственного развития в школьном возрасте/Выготский Л.С. Педагогическая психология. М.,1991.С.387). Слова хрестоматийные и ставшие девизом культурно-исторической психологии.

         Но вот что интересно. Случайно ли упоминание Выготским «сцены»? О какой сцене он говорит? И если мышление (а речь идёт именно о нём, как о высшей психической функции) «появляется на сцене», то где оно было раньше? Ведь Выготский не говорит, что высшая психическая функция — зарождается, возникает, нет, он говорит - «появляется на сцене». Как актёр. А как актёр появляется на сцене, откуда он появляется? Из-за кулис. А откуда же появляется мышление, из-за каких кулис (если «появление на сцене» - не метафора и не случайная, проходная, ничего не значащая фраза, — а вряд ли Выготский так оговорился, хотя метафора не исключена, но ведь и метафора своеобразная)? Не оттуда ли, откуда появляется, размораживаясь, платоновская душа: «Говорят некоторые жрецы и жрицы...Говорит также Пиндар, говорят и многие другие поэты...По их учению, человеческая душа бессмертна и то кончается, что называют они смертью, то снова рождается, но никогда не исчезает» (Платон.Указ.соч.С.679).

       Душа, конечно же, и есть разум, мышление, та высшая психическая функция, о которой говорит Выготский, потому что она — познающая, мыслящая душа. И, значит, мышление наше, сущность человека, — неуничтожимо, а просто — то появляется (на сцене), то уходит за кулисы («что называют они смертью»): «А когда истина сущего всегда находится у нас в душе, то не бессмертна ли эта душа?» (Платон. Указ.соч.С.684).

       Душа играет на сцене жизни, мыслит, учиться мыслить, действует, она — истина сущего, но её собственная истина — сама душа, как говорит философ, платоновское влияние  на которого было огромным и решающим, а его собственное влияние на Выготского было не менее всепроникающим (деятельностная, беспокойная природа мышления), — Г.В.Ф. Гегель: «Достоверность...равна своей истине,  ибо для достоверности предмет её есть она сама, а для сознания истинное есть само сознание» (Гегель Г.В.Ф. Феноменология духа.Спб.,2002.С.93).   А истина — неуничтожима, она же — бессмертная душа: «Истина — есть движение истины в самой себе» (Гегель Г.В.Ф. Указ.соч.С.25). А то, что движет самоё себя, есть вечный, бесконечный, бессмертный предмет — бог, вселенная, сознание (душа). Гегель стал таким неким «средним термином» (одно из любимых выражений самого Гегеля в «Феноменологии духа»), опосредующим звеном между Платоном и Выготским.

     Так что же получается? Выготский превращается в платоника (а не Платон в выготскианца), но это ещё — полбеды. Дело-то обстоит хуже. Мы начали с полагания тезиса, что почти все философы и психологи признают решающую роль социального в развитии мышления, и привели в пример Платона и Выготского (да с какого-то бока и Гартмана подверстали), а закончили тем, что объявили Выготского платоником, идеалистом, имморталистом (тот, кто верит в бессмертие души).  

      Но — стоп. Что мы сказали в начале? Мы сказали, что мышление есть продукт социального взаимодействия. А что значит продукт, откуда он появляется? Ведь люди — не Господь Бог, они не создают продукты из ничего, для продукта нужен материал. Мы продукт -  в данном случае мышление — не творим из пустоты, мы его оформляем. Социум размораживает замёрзшую в беспредельных космических странствиях душу и вылепляет из неё душу человеческую.

    Вот где вступает на сцену другой великий греческий старик — Аристотель: «Душа есть способность к тому, чего ещё нет, но в принципе — возможно». А для Аристотеля, не настолько вакхически («Истинное есть вакхический восторг». Гегель Г.В.Ф. Указ.соч.С.25) и мистически настроенного, как его учитель Платон, душа (её разумная часть, её ум, её, как это называет А.Ф. Лосев, эйдос), живущая вечно, и есть мысль: «В душе человека существует часть, присущая определённой ступени человеческого развития, но тем не менее часть, не возникающая и не подлежащая гибели. Часть эта — ум...В известный момент развития ум оказывается для человека чем-то непосредственно данным. Как таковой ум прирождён телу, но приходит извне. Именно поэтому ум, в отличии от тела, не разрушим, а его существование не ограничено длительностью человеческой жизни» (Асмус В.Ф. Античная философия. М.,1999.С.268). Эта разумная часть души, ум и способность к умозрению - «иной род души и только эти способности могут существовать отдельно, как вечное — отдельно от преходящего» (Аристотель. О душе. II,I/Цит.по.: Чанышев А.Н. Философия Древнего мира.М.,1999.С.416). Ум — есть идея души, её сущность, её эйдос. «Эйдетический ум в человеке и трактуется Аристотелем как нечто не подлежащее никакой пространственно-временной характеристике. Вот он-то и бессмертен». (Лосев А.Ф. Аристотель/Лосев А.Ф., Тахо-Годи А.А. Платон. Аристотель. М.,1993 (ЖЗЛ). С.342).  

     Ведь все наши философы и психологи сходятся в одном — душа (её идея, ум, разум, сознание, мышление — психея) — несотворима либо природой, то есть естественно, либо обществом, то есть социально. Она наличествует в природе, но в свёрнутой, потенциальной, замороженной, спящей форме, точнее — в бесформенности. Откуда она берётся — Бог весть (Бог, может быть, и ведает). Естественное  - это материальный субстрат души, а социальное — её форма.

    Общество оформляет душу, то есть, говоря научным языком, развивает мышление, а  с этим согласны и Платон и Аристотель. Последний прямо говорит, что социальное  есть сущность человека: Человек по своей природе есть политическое животное, а государство есть энтелехия - осуществлённость, вочеловеченность человека, самореализация человека в человечности (Аристотель. Этика.I,5; Политика.I,1/По: Чанышев А.Н. Указ.соч.С.440). И только в обществе, в общении человек становится человеком: «Добродетель не даётся нам от природы» (Аристотель. Никомахова этика.II,1), от природы нам дана лишь возможность её приобретения. Аристотель определяет добродетель как «похвальные приобретённые свойства души» (Аристотель. Никомахова этика.I,13/Цит.по: Чанышев А.Н. Указ.соч.С.436).  А раз мышление есть сущность души, как мы говорили ранее (её эйдос, её идея, как говорят Платон и Аристотель), и социальное есть сущность души, то и получается, что мы два крайних термина — мышление и социальное — связываем средним термином — душой, или психикой человека. Мышление и есть социальное — и иным быть не может.  

      Вот такую мы обнаружили перекличку — и консенсус - между философами разных эпох. Вот так они нам говорят об одном и том же — о бытии души в мире. Но и молчат они  об одном и том же — откуда взялась душа? Другими словами — как возникло сознание? Вот это и есть вопрос.