Роль эпиграфа в романе Л.Н. Толстого "Анна Каренина"
статья по литературе (10 класс) по теме

Смысл эпиграфа «Мне отмщение и Аз воздам» в романе                    Л.Н. Толстого «Анна Каренина»

ЭПИ́ГРАФ

(греч. epigraph – надпись)

1) в античной Греции надпись на памятнике.

2) В европейской литературе помещённое после заглавия произведения и предпосланное тексту или его структурно выделенной части (главе, тому) краткое высказывание, смысл которого приоткрывает читателям содержание следующего за ним повествования. Эпиграф указывает на тему произведения, подчёркивает его основную идею, выделяет важные обстоятельства сюжетного действия. Чаще всего эпиграфом оказывается точно или неточно цитируемое чужое изречение (фрагмент произведения автора-предшественника, крылатая фраза), однако им может служить и собственное авторское высказывание. Эпиграфы отличаются афористичностью, лаконизмом.

[Литература и язык. Современная иллюстрированная энциклопедия. — М.: Росмэн. Под редакцией проф. Горкина А.П. 2006].

Для формирования читательской установки важен не только эпиграф, но и его происхождение; временная, пространственная, социокультурная, персонологическая отдаленность источника.

Эпиграфом к своему роману «Анна Каренина» Л.Н. Толстой выбрал слова из Нового Завета. Послание к Римлянам апостола Павла, гл. 12, ст. 19: «Не мстите за себя, возлюбленные, но дайте место гневу Божию. Ибо написано: Мне отмщение, Я воздам, говорит Господь».

Эпиграф этот  имеет свою историю. В.А. Жданов в своей работе «Творческая история «Анны Карениной» подробно останавливается на ней. Он пишет, что замысел введения эпиграфа впервые отражен на листке с отдельными записями к роману. Среди них запись: «Мщение Мое». В четвертой неполной редакции романа появился эпиграф: «Отмщение Мое».  Вероятно, по памяти Толстой процитировал начало библейского изречения: «У меня отмщение и воздаяние» (Второзаконие, гл. 32, ст. 35). А работая над восьмой редакцией первой части романа, Толстой дополнил эпиграф: «Мне отмщение, и Аз воздам», т. е. привел текст Евангелия из Послания апостола Павла к римлянам (гл. 12, ст. 19), но ввел союз и (канонический текст: «Мне отмщение, Аз воздам»). Вернее всего Толстой вписал его по инерции, быть может помня союз и в библейском тексте. Вряд ли можно безоговорочно утверждать, как это делает Б. М. Эйхенбаум, что первоначально это библейское изречение Толстой взял из книги Шопенгауера «Мир как воля и представление». Сочинение Шопенгауера Толстой читал в 1869 г., а Библия, Евангелие, Послание апостола Павла, которые Толстой отлично знал и до того, были у него в руках как раз в семидесятые годы, когда создавалась и печаталась «Азбука» с четырьмя славянскими книгами для чтения, в каждую из которых входили отрывки из Библии и Евангелия.

Итак, эпиграф - знак, отсылающий читателя к исходному тексту, актуализирующий в его сознании воспоминания и сложные ассоциации между двумя произведениями. Эпиграф «Мне отмщение и Аз воздам» отсылает нас, читателей и исследователей, к Посланию апостола Павла, в котором также содержится отсылка к ветхозаветной Пятой книге Моисея. Во Второзаконии (глава 32, стих 35) мы читаем: «У Меня отмщение и воздаяние, когда поколеблется нога их…».  

Как же следует понимать слова апостола Павла, к которым отсылает нас Л.Н. Толстой?

Феофилакт Болгарский в «Благовестнике» [книга 3, М., 2002, 110-111] трактует этот стих так: «Дайте место гневу Божию в отношении к обижающим вас. Если вы мстите сами за себя, то Бог не будет мстить за вас; а если вы простите, то Бог отомстит строже».

Подробнее эта мысль развита в «Толковании Послания святого апостола Павла» [Творения Феофана Затворника, М., 1879, 239-242]: «… более всего должно обратить внимание на выставляемое здесь побуждение к неотмщению, именно – предание дела суду Божию. Есть отмститель правды – Богъ. Он воздаст, если должно. Гнев Божий есть праведное Его воздаяние: ибо у Бога нет гнева, а есть праведное воздаяние, которое кажется гневом тому, кто подвергается ему».

Мне отмщение, Азъ воздамъ, глаголетъ Господь - «Бог сам на себя берет дело отмщения. Не вмешивайтесь в сие дело, говорит как бы Он, Я сам воздам. Вы не сумеете сделать это как должно. По вашему сейчас надо отмстить, а по лучшему порядку, лучше отложить отмщение, или на время, или совсем. Можно обойтись и совсем без отмщения: обидевший сам придет в чувство и исправит свою неправду; а это гораздо лучше. Сделай ему теперь отмщение, и он паче ожесточится. Я послал эту тебе напраслину за твои неправды и твои грехи, чтоб избавить тебя от будущего воздаяния. У Меня все направляется к тому, чтобы из всего всем выходило благо, - не временное, а вечное, не земное, а небесное, не видимое, а духовное».

Таким образом, слова Мне отмщение и Аз воздам мы понимаем как призыв к неотмщению, призыв не судить ближнего, не отвечать злом на зло, ведь только у Бога есть право мстить и воздавать. Отмщение – не для человеческого суда.

Интересно рассмотреть толстовский эпиграф и с точки зрения языка. Современному читателю местоимение МНЕ представляется в форме дательного падежа. Это вносит иные смыслы в трактовку. Однако в старославянская форма МНЕ соответствует современному Родительному падежу со значением принадлежности! (ср. ст\сл. Во веки веком – сря во веки веков). Т.е. следует читать так: отмщение у меня, от меня идущее = мое отмщение. Так, становится понятны слова Господа, где указывается на принадлежащее Ему право отмщения и воздаяния.

Слово отмщение восходит к слову МЕСТЬ  - Родственно лтш. miju "менять", др.-инд. mḗthati, mitháti "бранится", mithás "взаимно чередующийся", авест. miϑa- "превратный, ложный", лат. mūtō, -ārе "менять", mūtuus "обоюдный, взаимный", гот. missô нареч. "друг друга", missa-dēÞs "злодеяние". [Фасмер. Этимологический словарь русского языка]. Очевидна, отрицательная коннотация.

Аз – старославнское местоимение 1 лица ед.ч., соотв. совр. Я. В современном языке имеет книжную окраску,

ВОЗДАТЬ, (книжн. ритор.). 1. что. Дать, оказать, предоставить (в отвот, в вознаграждение за что-н.). Воздать честь кому-н. Воздать справедливость. Воздать должное по заслугам. 2. чем за что. Отплатить. Воздать добром за зло. [Словарь Ушакова].

Обратим внимание, что в каноническом тексте отсутствует союз И. Л.Н. Толстой вводит его. Для чего? Таким образом, автор уходит от точного цитирования, как бы приближая священный текст к повседневной речи: теряется четкость и безусловность канонического «Мне отмщение, Азъ воздам».  Каждый герой как бы может на себя «примерить» это изречение, взять право суда. Вместе с тем отмщение и воздаяние благодаря соединительному союзу, выражающему равноправные отношения, ставятся на одну ступень. В художественном мире Толстого отмщение и воздаяние будто сливаются. Отсюда, как нам кажется, и особая «живая жизнь» в романе: добро не всегда побеждает сразу, одним героям все сходит, другие же жестоко караются высшими силами.

Безусловно, без понимания значения эпиграфа невозможно адекватное восприятие основных идей произведения Толстого.  Об эпиграфе "Мне отмщение, и Аз воздам" к роману "Анна Каренина" писали все, кто писал о романе (причем речь шла главным образом лишь о судьбе Анны Карениной), пытаясь разгадать его суть. Однако вопрос о смысле эпиграфа применительно к роману до сих пор остается дискуссионным.

Жданов в своей работе приводит такой случай. Спустя почти тридцать лет после окончания «Анны Карениной», Толстой получил письмо от двух девочек, учениц шестого класса из Вологды. Они спрашивали, «в каком отношении к содержанию романа „Анна Каренина“ стоит эпиграф: „Мне отмщение, и Аз воздам“», и высказали, как они понимают его: «Мы думаем так: что человек, нарушивший нравственные правила, будет наказан». На конверте их письма от 29 октября 1906 г. Толстой надписал: «Вы правы».

Неужели школьницы угадали смысл эпиграфа?! Вероятно, нет. Ведь если внимательно прочитать текст романа, то можно увидеть даже противоречие их смелой мысли: Стива и Бетси Тверская безнаказанны за то  моральное нарушение, за которое Анна погибает.

Нам представляется целесообразным обратиться непосредственно к мнениям писателей, критиков и литературоведов по поводу эпиграфа к роману Толстого, чтобы ярче высветить свое понимание библейского эпиграфа.

По-своему понял этот эпиграф Достоевский, посвятивший в "Дневнике писателя" за 1877 год "Анне Карениной" не одну главу. Автор "Преступления и наказания" видит в романе Толстого новое решение старого вопроса о "виновности и преступности людей". Отметив, что мысль Толстого выражена "в огромной психологической разработке души человеческой, с страшной глубиною и силою, с небывалым доселе у нас реализмом художественного изображения", Достоевский пишет: "Ясно и понятно до очевидности, что зло таится в человечестве глубже, чем предполагают лекаря-социалисты, что ни в каком устройстве общества не избегнете зла, что душа человеческая останется та же, что ненормальность и грех исходят из нее самой и что, наконец, законы духа человеческого столь еще неизвестны, столь неведомы науке, столь неопределенны и столь таинственны, что нет и не может быть еще ни лекарей, ни даже судей окончательных, а есть тот, который говорит: "Мне отмщение, и Аз воздам". Ему одному лишь известна вся тайна мира сего и окончательная судьба человека" (Т. 25. С. 201-202).

Достоевский переводит проблематику романа из социальной в философскую и видит причину трагедии Анны Карениной в ее натуре. Автор "Преступления и наказания" считает возможной трагедию героини романа Толстого в любом обществе, так как зло и грех таятся в человеческой природе изначально, а не возникают лишь под влиянием окружающей обстановки. В такой трактовке социально-психологический роман Толстого стал напоминать философский роман Достоевского, который, указав на вечную загадочность и таинственность человеческой души, признает только Бога в качестве единственного морального воздаятеля, знающего судьбу и потому могущего судить людей.

Для Достоевского важно, что человек «... не может браться решать ничего... с гордостью своей непогрешности...», потому что «... он грешник сам...» (Т. 25. С. 202).

Но выход из создавшегося для Анны положения Достоевский видит во всепрощении, "... милосердии и любви". Этот выход "... гениально намечен поэтом в гениальной сцене романа еще в предпоследней части его, в сцене смертельной болезни героини романа, когда преступники и враги вдруг преображаются в существа высшие, в братьев, все простивших друг другу, в существа, которые сами, взаимным всепрощением сняли с себя ложь, вину и преступность, и тем разом сами оправдали себя с полным сознанием, что получили право на то" (Т. 25. С. 202).

Однако следует помнить, что то была сложнейшая ситуация лишь на фоне возможной смерти Анны, когда враги простили друг друга и полюбили истинной христианской любовью. И Толстой, понимая это, показывает, что в повседневной жизни герои не могут жить по христианским заповедям.

Свою трактовку значения эпиграфа к роману предложил А.А. Фет. "Толстой указывает на "Аз воздам", - пишет Фет в своей статье об "Анне Карениной", - не как на розгу брюзгливого наставника, а как на карательную силу вещей". В начале статьи он поставил стихи Шиллера: "Закон природы смотрит сам за всем..."

При такой трактовке романа как «строгого неподкупного суда всему нашему строю жизни» эпиграф получает новое, скорее философско-историческое, чем нравственно-философское значение - как указание на приближающийся «страшный суд» над целым строем жизни. Толстой был знаком с такой трактовкой идеи возмездия в его романе, имея в виду слова Шиллера о «законе природы», и был с ней согласен: «Сказано все то, что я хотел сказать».

Обвинительной точки зрения придерживались современники Толстого - Р. В. Иванов-Разумник и М. С. Громека. Долгое время литературоведение было согласно с их позицией, так как сам Толстой удостоил авторизации статью Громеки о романе «Анна Каренина». В беседе с Г. А. Русановым (1883 г.) Толстой назвал эту статью «превосходной»: «Он объяснил то, что я бессознательно вложил в произведение. Прекраснейшая, прекраснейшая статья! Я в восхищении от нее. Наконец-то объяснена «Анна Каренина!» Поэтому мы уделяем большое внимание позиции Громеки, так как последующее литературоведение во многом повторяло оценки этого критика.

Так, Иванов-Разумник отождествлял значение эпиграфа и романа и сводил все темы "Анны Карениной" к узкой теме, выраженной в эпиграфе: "главная тема, главный смысл "Анны Карениной", все значение грозного эпиграфа" заключается в том, что "человек не может строить своего счастья на несчастии другого... Анна сделала этот шаг, - и вот за это-то "Мне отмщение, и Аз воздам..."

Но сведение всей сложной и широкой проблематики романа к одной теме, заключенной в эпиграфе, было бы обеднением смысла "Анны Карениной", этого романа "широкого дыхания". Значение эпиграфа распространяется не только на Анну Каренину, но и на всех персонажей романа, и идейное содержание произведения гораздо шире предложенного Ивановым-Разумником толкования эпиграфа.

Подобно Иванову-Разумнику, М.С. Громека считает, что "нельзя разрушить семью, не создав ей несчастья, и на этом несчастье нельзя построить нового счастья". [Громека. Курс лекций, 1893].

Это суждение верно лишь в принципе, но применительно к героине романа Толстого не охватывает всей ее трагедии. Шевцова в своей диссертации полемизирует с точкой зрения Громеки: Анна несчастлива не только  оттого, что сделала несчастными Алексея Александровича и Сережу, но и потому, что, полюбив Вронского и порвав с Карениным, нарушила общечеловеческие нравственные законы. Анна, уйдя к Вронскому, совершает "прелюбодеяние": "И если жена разведется с мужем своим и выйдет за другого, прелюбодействует". При этом в Ветхом и Новом Завете по-разному относятся к прелюбодеице. Так, во Второзаконии Моисей заповедал побить камнями женщину, уличенную в прелюбодеянии, а в Евангелии от Иоанна Иисус Христос не осуждает грешницу, потому что среди книжников и фарисеев, которые привели ее к Нему, не оказалось безгрешного человека ("Кто из вас без греха, первый брось на нее камень"). [Шевцова Диана Михайловна. Функционирование библейских эпиграфов в художественной структуре романов Л. Н. Толстого ("Анна Каренина", "Воскресение") и Ф. М. Достоевского ("Братья Карамазовы") : Дис. ... канд. филол. наук : 10.01.01 Н. Новгород, 1997 201 с. РГБ ОД, 61:98-10/298-1]

Очень долгое время исследователи анализировали трагедию Карениной исключительно со светской стороны, тогда как Швецова рассматривает ее со стороны духовной, канонической.

Обращаясь вновь к анализу статьи Громеки, мы не можем не согласиться с его мнением о том, что существуют "законы человеческого духа" "... и от воли человека зависит согласоваться с ними и быть счастливыми или переступать их и быть несчастными". Этим высказыванием Громека признает то, что человек сам волен выбирать путь преступления или согласования с "законами человеческого духа".

Нельзя согласиться и с мыслью Громеки о том, что Анна, разрушив свою семью с Карениным, пошла против мнений света и не смогла выдержать его изоляцию и осуждение: "Нельзя игнорировать общественное мнение вовсе, потому что, будь оно даже неверно, оно все же есть неустранимое условие спокойствия и свободы, и открытая с ним война отравит, изъязвит и охладит самое пылкое чувство". Как раз общественное мнение меньше всего волнует Анну, когда в предсмертном монологе она задумывается о своей будущей жизни. Она не видит возможности стать по-настоящему счастливой в себе самой. Поэтому одно только общественное мнение, являясь лишь катализатором пагубного развития ее чувств, не могло привести героиню к самоубийству (так, у нее даже не возникло мысли о самоубийстве после знаменитой сцены в ложе петербургского оперного театра, где общественное мнение открыто высказала мадам Картасова: "Она сказала, что позорно сидеть рядом со мной", - "вскрикнула" Анна, рассказывая Вронскому о происшествии в театре.

Да, действительно, одним из значений эпиграфа "Мне отмщение, и Аз воздам" было то, что люди не могут судить других людей, потому что сами не менее грешны, чем осуждаемые. Исходя из эпиграфа, человека может судить только Бог, а им, в понимании Толстого, может быть "вечный нравственный закон", находящийся в душе каждого человека.

Несомненно, в творчестве Толстого есть услышанный Вересаевым мотив "живой жизни", протестующей против всякого нарушения природы, естественности, правды. Но Вересаев не ставил вопрос о наказании человека, нарушившего общечеловеческие законы морали, а не только закон своей души, "собственного своего существа".

Д.С. Мережковский справедливо обратил внимание на то, что "величайшее из человеческих преступлений, казнимое немилосердною божескою справедливостью в духе Моисеева Второзакония - "Мне отмщение, Аз воздам" - для творца "Анны Карениной" есть нарушение супружеской верности.

В современном литературоведении, как и в предшествующей русской дореволюционной критике, продолжился разговор об эпиграфе к "Анне Карениной".

Так, Б. М. Эйхенбаум в статье "Толстой и Шопенгауэр" (1935 г.) доказывал, что эпиграфом к роману "Толстой, очевидно, хотел сказать не то, что Бог осудил Анну, а то, что он, автор, отказывается судить Анну и запрещает это читателям. Трактовка самоубийства Анны как наказания отпадает. Она - жертва, которую можно жалеть. Слова: "Мне отмщение, и Аз воздам" относятся не к Анне, а ко всем персонажам, ко всему роману в целом: к той неправде и лжи, к тому злу и обману, жертвою которых и гибнет Анна".

Таким образом, уже здесь Эйхенбаум отвергает обвинительную логику автора романа по отношению к своей героине и акцентирует внимание на толстовском приговоре светскому обществу, в котором разыгрывается трагедия Анны Карениной.

В своей книге «Лев Толстой. Семидесятые годы» Б. М. Эйхенбаум пишет: "Однако с точки зрения Толстого ... Анна и Вронский все-таки виноваты... перед жизнью, перед "вечным правосудием". Они рабы своей страсти, своего эгоизма. Поэтому их любовь перерождается в страдание - в тоску, в ненависть, в ревность. ... Анна страдает и гибнет не от внешних причин - не от того, что общество ее осуждает, а муж не дает развода, но от самой страсти, от вселившегося в ее "злого духа". Страсть превратилась в борьбу - в "поединок роковой", выражаясь словами Тютчева.

Анна и Вронский стали подлежать собственному моральному суду ("вечному правосудию") только потому, что они, захваченные подлинной страстью, поднялись над этим миром сплошного лицемерия, лжи и пустоты и вступили в область человеческих чувств. ... Левин, тоже стоявший на краю пропасти, спасается, потому что живет всей полнотой жизни и стремится к осуществлению нравственного закона".

Но, продолжает Эйхенбаум, если "над каждым, кто оступился на своем пути, нависает грозное возмездие", то как же тогда быть с Бетси Тверской и прочими "профессиональными грешниками"? Этим Эйхенбаум выразил мысль Толстого о том, что в романах Толстого все отрицательные персонажи, лишенные нравственного чувства, в романах Толстого не мучаются, а все высоконравственные положительные герои страдают и подвержены собственному моральному суду.

Е.Н. Купреянова полагает, что причиной самоубийства Анны явилась не только светская травля, но и губительное развитие своих собственных чувств. Этот смысл и вложен Толстым в библейское изречение: "Мне отмщение, и Аз воздам", поставленное эпиграфом к роману. Эпиграф далеко не объемлет всей широты и сложности того, что сказал и обрисовал Толстой в своем замечательном произведении. Религиозное представление о божественном возмездии в романе художественного воплощения не получает. Следовательно, библейский эпиграф следует понимать не в прямом, а в переносном смысле: не Бетси Тверской, не графине Лидии Ивановне и другим типичным представителям развращенной светской черни судить Анну".

Нельзя не согласиться с мнением Купреяновой о том, что эпиграф не покрывает всех тем романа и его не всегда следует понимать в прямом смысле. Однако в эпиграфе звучит не только тема божественного возмездия, но и толстовская мысль о том, что человек, нарушивший нравственные заповеди христианства и осознавший это, наказывает себя сам. Поэтому в трактовке Купреяновой эпиграф действительно не получает художественного воплощения в романе.

Н. Н. Арденс писал: «Эпиграф Толстой понимал в гуманистическом духе. Он никому не угрожает и никому не обещает мстить. В нем он проводит мысль о том, что суд и осуждение человеческих поступков принадлежит Богу, но никак не людям. Вопрос о мести и "воздаянии" - это дело "Бога", но не людского суда и человеческого отмщения. ("Я воздаю" - т. е., мне принадлежит право отмщения, - один Бог только может судить, но не люди)».

Арденс верно отметил, что Толстой эпиграфом к роману хотел показать неправомочность людского суда и единственно возможный Божий суд, но как Толстой понимал Бога, Арденс не сказал.

Об этом написал позднее М.Б. Храпченко в книге «Лев Толстой как художник»: «Аз для автора "Анны Карениной" - это не просто Иегова и даже, пожалуй, совсем не Иегова, а добро, составляющее условие истинной жизни, те требования человечности, вне которых она немыслима». Таким образом, Бог в представлении Толстого - это высший нравственный закон, заключенный в душе человека, и нарушение этого закона грозит человеку гибелью, исходящей от него самого.

Для Э.Г. Бабаева эпиграф был отражением нравственно-философской позиции Толстого в семидесятые годы: "Толстой задумывается над нравственной ответственностью человека за каждое свое слово и каждый поступок. И мысль эпиграфа состоит как бы из двух понятий: "нет в мире виноватых" и "не нам судить". Оба эти понятия совершенно отвечали внутренней природе эпического мышления Толстого. Возмездие, по мысли Толстого, было в ее (Анны) душе. Бабаев, раскрывая точку зрения Толстого, доказывает, что Анна наказывает себя сама, потому что осознала свое отступление от божеских законов нравственности, в частности заключенных и в Евангелии (полюбила Вронского и ушла к нему от Каренина, своего законного мужа, нарушив тем самым таинство брака, которым Бог соединяет двух людей).

На наш взгляд, заслуживает самого пристального внимания и точка зрения В.В. Набокова, который писал в "Лекциях по русской литературе": "Союз Анны и Вронского основан лишь на физической любви и потому обречен.... любовь не может быть только физической, ибо тогда она эгоистична, а эгоистичная любовь не созидает, а разрушает. Значит, она греховна". По мнению Набокова, эпиграф имеет два значения: «во-первых, общество не имело права судить Анну, во-вторых, Анна не имела права наказывать Вронского, совершая самоубийство».

И. Ф. Еремина считает, что эпиграф несет в себе мысль о Божьем суде. Анна Каренина, нарушив христианскую заповедь о таинстве брака, сама превращает свою жизнь в ад. "Путь прелюбодеяния - это страшный, мучительный путь, приводящий к разбалансировке, дисгармонии личности, вслед за Евангелием повторяет Толстой. "Мне отмщение, и Аз воздам". Так завершилась великая любовь, не освященная законами христианской морали, построенная на чужом горе и несчастии и которая на наших глазах превратилась в борьбу полов, где каждый борется за себя, за свою власть над любимым".

Нельзя не согласиться и с точкой зрения Т. П. Цапко, которая считает, что "... эпиграф "Мне отмщение, и Аз воздам" выполняет роль ситуации-основы, создающей философско-религиозный подтекст на сюжетных линиях главных и второстепенных героев. Нарушение нравственного (божественного) закона ведет к постепенному забвению Бога, к безлюбовности, к сиротству, бессемейности, а значит, к восприятию мира как царства хаоса, от которого лишь одно спасение - смерть. Приход же к Богу равнозначен признанию целесообразности и гармоничности мироздания, наличия смысла и любви в жизни человека". Поэтому Т.П. Цапко связывает эпиграф с сюжетными линиями Анны и Левина и на их примере прослеживает утрату и обретение Бога как высшего нравственного закона в душе самого человека.

Ранчин: Но возможно и еще одно толкование. По речению Христа, «от всякого, кому дано много, много и потребуется» (Лк. 12: 48). Анне дано больше чем, не хранящим верность Бетси Тверской или Стиве Облонскому. Она душевно богаче и тоньше их. И с нее взыскано строже. Такое толкование соответствует смыслу эпиграфа к тексту первой законченной редакции романа. Когда в печати появилась седьмая часть "Анны Карениной", читатели и критики вспомнили об эпиграфе к роману. Многие подумали, что Толстой осудил и наказал свою героиню, следуя этому библейскому изречению. В дальнейшем критики склонялись не только к этой, обвинительной точке зрения, но придерживались и другой, оправдательной позиции, которую занимает Толстой относительно своей героини. Таким образом, критика видела в эпиграфе отражение позиции Толстого по отношению к Анне Карениной и решала вопрос: кто для нее автор – гениальный прокурор или гениальный адвокат?

«“Анне Карениной” нет одной исключительной и безусловной правды — в ней многие правды сосуществуют и одновременно сталкиваются между собой», — так истолковывает эпиграф Е. А. Маймин.

Мы рассмотрели типичные взгляды на смысл эпиграфа в романе «Анна Каренина». Из этого сопоставления видно, что одни исследователи считали, что Толстой осудил свою героиню, и сводили все идеи, заложенные в эпиграфе, к этой узкой проблеме. Другие исследователи понимали эпиграф более широко: как признание нравственных законов, неисполнение которых влечет за собой душевные страдания самого человека. Наша точка зрения близка широкому прочтению эпиграфа.

Как писал Толстой, мысль, выраженную эпиграфом, нельзя выделять особо, но надо рассматривать ее «в том бесконечном лабиринте сцеплений».

Опираясь на это замечание автора романа, мы относим значение эпиграфа ко всем героям романа следующим образом. Почти каждый герой романа берет на себя право судить ближнего. Однако мелочные герои-грешники судят только окружающих, а герои, которым «многое дано» (Анна, Левин, Каренин, Долли), судят и себя! Таким образом, они берут себе право судить и воздавать, руководствуясь внутренней моралью. У кого-то она высока, у кого-то убога. Мотив вины и суда проходит через все произведение.

Обратимся к тексту. Например, Лидия Ивановна судит Анну – лишает ее встречи с сыном, даже не представляя своей греховности: «Графиня Лидия Ивановна закрыла лицо руками и помолчала.     - Если вы спрашиваете  моего  совета,  -  сказала  она,  помолившись  и открывая лицо, - то я не советую вам делать этого.

Лидия  Ивановна  написала следующее французское письмо: "Милостивая государыня, Воспоминание о вас для вашего сына  может  повести  к  вопросам  с  его стороны, на которые нельзя отвечать, не вложив в душу ребенка духа осуждения к тому, что должно быть для него  святыней,  и  потому  прошу  понять  отказ вашего мужа в духе христианской любви. Прошу всевышнего о милосердии к вам».

Судит Анну дама в театре: «Она сказала, что позорно сидеть рядом со мной».

Судит Анну и мать Вронского: «Да,  она кончила, как и должна была кончить такая женщина. Даже  смерть  она  выбрала подлую, низкую.

Нет, как ни говорите, дурная  женщина.  Ну,  что  это  за  страсти  какие-то отчаянные. Это все что-то особенное  доказать.  Вот  она  и  доказала.  Себя погубила и двух прекрасных людей - своего мужа и моего несчастного сына».

Эти женщины с убогой моралью берут на себя право судить Анну и воздавать ей.  

Но и сама Анна судит, но по-другому. В начала романа она берется за примирение Стивы и Долли. И на вопрос последней о прощении она отвечает, судя, прежде всего, свою душу: «- Да, но ты простила бы?

     - Не знаю, не могу судить... Нет, могу, -  сказала  Анна,  подумав;  и, уловив мыслью положение и свесив его на внутренних весах, прибавила: -  Нет, могу, могу, могу. Да, я простила бы. Я не была бы тою же,  да,  но  простила бы, и так простила бы, как будто этого не было, совсем не было».

После своего падание, разрыва с той высокой сердечной моралью, которая так привлекала в Анне, Каренина начинает судить окружающих. В первую очередь Вронского. По приезде из театра она восклицает: «Ты виноват во всем!». В конце романа к ней приход идея наказания возлюбленного: «Да, умереть!.. И стыд и позор Алексея Александровича, и Сережи, и мой ужасный стыд  - все спасается смертью. Умереть - и  он  будет  раскаиваться,  будет  жалеть, будет любить, будет страдать за меня». «Нужно было одно – наказать его».  С такими мыслями Анна бросается под поезд. И вот в последнее мгновение совей жизни вновь появляется настоящая Анна, с высокой моралью и верой в Бога. Только в момент смерти (как многие толстовские герои) ей открывается истина и она восклицает: «Что я делаю? Зачем? Господи, прости мне все!». Теперь Анна возвращает право суда над собой и всем  и воздания Богу. Она просит о прощении! Тяжелый мучительный камень упал с ее души, камень этот – стать вне общепринятой морали и судить самой. Она сама пыталась воздать, это привело ее к смерти.

Однако, не трактовать эпиграф только относительно судьбы Анны. В поисках счастья и гармонии судит и Левин. Он уезжает в деревню после отвергнутого предложения и осуждает себя на возможность счастья. Левин считает себе неверующим. Потому в своей жизни он ищет основу для суда не в христианских заповедях. И находит ее в законе добра: «каждая минута ее (жизни) – не только не бессмысленна, какою была прежде, но имеет несомненный смысл добра, который я властен вложить в нее».

Судит и Каренин свою неверную жену, но прощает ее! Он следует христианской заповеди по велению сердца.  

Наказывает себя за смерть Анны Вронский, отправляясь на войну. Герой пытается воздать себе сам, желая погибнуть.

Органично вписывается в нашу точку зрения и слова о народе: «Унижениями, лишениями всякого рода народом куплено дорогое право быть чистым от крови и от суда над ближним».

Таким образом, на наш взгляд, смысл эпиграфа Мне отмщение и Аз воздам в том, что герои романа берут на себя право суда над собой и над ближним. Соответственно они присваивают себе и божие право воздавать и мстить. Этот страшный путь ведет их к дисгармонии, непониманию, смерти.

Цитируя недословно, Толстой не только отсылает нас к священному тексту, но и позволяет своим  героям «примерить» на себя эти слова. Эпиграф - один из способов диалогизации монолога, введения в него иной, неавторской точки зрения. И эпиграф у Толстого является как бы смысловым ключом к восприятию разных героев: одни способны лишь осудить других, другие  осуждают и наказывают себя, прощают окружающих, приходят к вере в Бога.

Эпиграф, взятый из Библии, углубляет семантику романа, отражают принципы композиции произведения в целом, а также системы образов.