"Структурно-содержательные параллели романов М.А. Булгакова "Мастер и Маргарита" и братьев Стругацких "Хромая судьба"
проект (11 класс) на тему

XVIII Ставропольская краевая открытая научная

конференция школьников

Секция: филология

Название работы  «Структурно-содержательные  

             параллели романов  М.А. Булгакова          

                    «Мастер и Маргарита» и    

       братьев Стругацких «Хромая судьба»

 Автор работы: Волков Максим

Место выполнения работы:

МОУ «Средняя общеобразовательная

школа №2» с.Бешпагир

Грачевского района

Ставропольского края

11 класс

Научный руководитель:

Полупанова Татьяна Валентиновна,

учитель русского языка и литературы,

первая квалификационная категория

Ставрополь, 2007

Содержание

1. Введение
2. Замысел романа «Хромая судьба»
3. Структурно-содержательные параллели романов М.А. Булгакова «Мастер и Маргарита» и братьев Стругацких «Хромая судьба»

         3.1. структура романа в романе

        3.2.  проблематика романов

        3.3.параллели между основными образами произведений

4. Заключение
5. Библиография

1. Введение.

    История развития мировой литературы насчитывает не одно столетие. Не удивительно, что в произведениях  различных авторов прослеживается обращение к темам, сюжетам, образам более ранних произведений, которые трансформируются в соответствии с новыми реалиями. Смысловая емкость и многозначность традиционных сюжетов, образов и мотивов позволяют им вступать в процессе литературной обработки в различные структурно-содержательные связи, в результате чего в новом варианте образуются оригинальные событийно-семантические сюжеты, осуществляется трансформация общеизвестных поведенческих комплексов, разрушаются сложившиеся стереотипы восприятия. При этом, как правило, в узнаваемо обновленном виде сохраняются основные содержательные константы, обеспечивающие процесс сравнения, сопоставления образца ("инварианта") и его новой литературной версии. С этой точки зрения весьма  показателен интерес современной литературы к "Мастеру и Маргарите" -  произведению, "спровоцировавшему" многих писателей на дописывание и преодоление  сюжетных линий знаменитого образца, ибо в этом «закатном романе» с пронзительной проникновенностью показаны пороки человеческие, от которых проистекают неисчислимые беды.

     Гипотеза научной работы:  Роман  братьев Стругацких «Хромая судьба» содержит структурно-содержательные параллели с романом М.А. Булгакова «Мастер и Маргарита».

        Цели  и задачи научной работы:

1. Соотнести  романы М.А. Булгакова «Мастер и Маргарита» и братьев Стругацких «Хромая судьба»;
2. выявить структурно-содержательные параллели с романом М.А. Булгакова «Мастер и Маргарита»  в романе братьев Стругацких «Хромая судьба»;

Для реализации поставленных целей использовались сравнительно-типологический  метод,  функциональный анализ.

2. Замысел романа «Хромая судьба»

     История  написания этого  романа необычна и  сложна.     Название предназначалось для  другой повести -  «О человеке,  которого было опасно обижать», которая была издана  под названием «Дьявол среди людей». Первоначальное же ее название – «Хромая судьба» – отдали роману о советском  писателе Феликсе Сорокине и об унылых его приключениях в мире реалий развитого социализма.

      В  январе  82-го начинается обстоятельная работа над  черновиком. К этому моменту все узловые ситуации и эпизоды   были   определены,   сюжет   готов   полностью,   и   окончательно сформулировалась литературная задача: написать Булгаковского «Мастера-80». Прообразом Ф.Сорокина взят был Аркадий Стругацкий  с  его личной биографией и даже, в значительной степени, судьбой.

     Обработка  черновика  закончена  была  в  октябре 1982-го,  и тогда  же совершилось переименование романа в «Хромую судьбу», и эпиграф был найден – мучительно  грустная и точная хокку старинного японского поэта  Райдзана  об осени жизни     «Хромая  судьба»  -   роман,  который совершенно  сознательно братья Стругацкие писали «в стол», понимая,  что  у  него нет никакой издательской  перспективы. Журнальный вариант  его  появился только  в  1986 году,  в ленинградской «Неве». Именно тогда и встала проблема  совершенно  особенного свойства,  казалось  бы, вполне частная, но  в  то же  время настоятельно  требующая  однозначного  и конкретного решения.

     Речь шла о Синей Папке Феликса Сорокина, о заветном его  труде, любимом детище, тщательно спрятанном от всех и,  может быть,  навсегда. Работая  над романом,  братья Стругацкие, для  собственной  ориентировки, подразумевали  под  содержимым Синей Папки «Град обреченный», о  чем свидетельствовали соответствующие цитаты и  разрозненные обрывки  размышлений Сорокина по поводу  своей тайной рукописи.  Конечно,  писатели понимали  при этом,  что  для  создания  у  читателя по-настоящему полного  впечатления  о  второй  жизни   героя  -  его подлинной,   в  известном   смысле,  жизни  -  этих  коротких   отсылок  к несуществующему (по  понятиям  читателя)  роману явно недостаточно. В идеале надобно было бы написать  специальное произведение, наподобие  «пилатовской» части «Мастера и Маргариты»,  или хотя бы две-три главы такого произведения, чтобы вставить их в роман. Но подходящего сюжета не  было, и никакого материала не  было даже на пару глав, так  что  они  сначала решились вставить первые две  главы   «Града обреченного»   в  «Хромую судьбу» в качестве   содержимого  Синей Папки.  Но  это означало  украсить один  роман  ценой разрушения другого  романа. Можно  было бы  вставить «Град обреченный»  в «Хромую судьбу»  целиком, это решало бы все проблемы, но в то же  время   означало  бы  искажение всех  разумных  пропорций получаемого текста, ибо в  этом  случае вставной роман  оказывался  бы в три раза толще основного, что выглядело бы по меньшей мере нелепо.

        Тогда братья Стругацкие вспомнили   о  старой  повести  -  «Гадкие  лебеди». Задумана она была в апреле 1966 года и  написана примерно тогда  же.   «Гадкие лебеди» входили  в текст «Хромой  судьбы» естественно  и  ловко. Это тоже  была история  о писателе в тоталитарной стране. Эта история также  была в меру фантастична и в то же  время совершенно  реалистична. И  речь в ней шла, по сути, о тех же вопросах и проблемах,  которые мучили Феликса Сорокина. Она была в  точности такой,  какой  и должен  был написать ее человек и  писатель по имени Феликс Сорокин, герой романа «Хромая судьба». Собственно, в каком-то смысле он ее и написал на самом деле.

3. Структурно-содержательные параллели романов М.А. Булгакова «Мастер и Маргарита» и братьев Стругацких «Хромая судьба»

   В романе братьев «Стругацких «Хромая судьба» можно выделить ряд структурно-содержательных параллелей с романом  М.А. Булгакова  «Мастер и Маргарита». Это структура романов, тематика, поднимаемые проблемы, образы. Рассмотрим их более подробно.

 3.1.  Структура романов. 

    Параллели между романами братьев «Стругацких «Хромая судьба» и М.А. Булгакова  «Мастер и Маргарита» прослеживается, в первую очередь, при анализе структуры «романа в романе». В «Мастере и Маргарите» это «пилатовские» главы, события евангельской истории, предстающие в своеобразной, неканоничной версии. “Роман в романе” построен как симфоническая поэма о душе человека, о величии и падении человеческого духа. При помощи М.А.Булгакова само время избрало Пилата главным героем трагедии. Ведь слово “несправедливость” было ключевым в сознании жителей страны, когда писатель создавал свой роман. В “Мастере и Маргарите” тема справедливости тесно переплелась с темами предательства и страха. И страх этот как бы нависает над Пилатом.

   В  «Хромой судьбе» братьев Стругацких в роли вставной части выступает  Синяя папка, повесть «Гадкие лебеди». Герой неоконченной рукописи писатель Виктор Банев проживает в неизвестном исторически и территориanьно государстве и становится в нем свидетелем и участником окончания целой исторической эпохи. Население страны, не сделав ничего для настоящего и будущего, увязает в трясине высокой фразы, славословия, ругани, помыкания, угодничества, бесправия, вседозволенности, а дети в это же время уходят к загадочным мокрецам, видя в них тех, кто сможет   направить, показать другое будущее.

   Еще М.М. Бахтин заметил, что "все, что на земле разделено временем, в вечности сходится в чистой одновременности сосуществования. Эти разделения, эти "раньше" и "позже", вносимые временем, несущественны, их нужно убрать, чтобы понять мир, нужно сопоставить все в одном времени, то есть в разрезе одного момента.  Hужно видеть весь мир как одномоментный. Только в чистой одновременности или, что-то же самое, во вневременности может раскрыться истинный смысл того, что было, что есть и что будет... Сделать разновременное одновременным" (2, стр. 15). Сказанное вполне относится и к приему "сюжет в сюжете", содержательная функциональность которого в "Хромой судьбе" основана не столько на специфической сюжетно-композиционной организации материала, а, прежде всего, на единовременности восприятия и осмысления различных тематических планов и взаимопересекающихся сюжетных линий.

    В романах  Булгакова  и братьев Стругацких мы сталкиваемся с явлением, широко распространенным в литературе ХХ века. Внимание читателя не просто привлекается к сочиненной, артефактной природе литературного опуса. На передний план выдвигается неоднозначность, загадочность, даже фантастичность бытования такого опуса в окружающей внетекстовой реальности, парадоксальные взаимоотношения, в которые вступают друг с другом текст и не-текст (или текст другого порядка). (1, стр.3).

 3.2.  Проблематика романов.

     И  М.А. Булгаков, и братья Стругацкие в своих романах рассматривают проблему взаимоотношения художника и власти, тоталитарного государства.     М.А. Булгаков в «Мастере и Маргарите» сводил счеты с постылой советской реальностью, которая, в сущности, отравила и раздавила его. В жизни писатель был не просто обездолен, лишен возможности творческой самореализации и профессионального уважения. Окружающая действительность оскорбляла его нравственное чувство, нарушала  самые фундаментальные представления о морали, справедливости, разумности, целесообразности. В своем потаенном сочинении Булгаков силой воображения создавал утопию «вменяемого», упорядоченного мироустройства, в котором добро и зло хотя бы приведены к равновесию принципом воздаяния, пусть и не линейного (1, стр. 8).

      "Хромая судьба" А. и Б. Стругацких  исследует в различных аспектах проблему взаимоотношений творческой личности с  тоталитарным государством, стремящимся уничтожить духовную жизнь общества,  свести ее к удовлетворению примитивных потребностей.   Если в "Мастере..." данный аспект разрабатывался преимущественно в реалистически-жизнеподобной тематике и реализовался в единой совокупности ряда сюжетных линий (Мастер и Иван Бездомный - государство, Воланд - Мастер, Воланд - "интеллектуальная элита" Москвы и т.п.), то содержательный контекст романа Стругацких является результатом сложного взаимодействия двух событийных планов, проблематика которых в свою очередь актуализируется системой микроструктурных традиционных компонентов: предлагается апокрифическая мотивировка мифа о Пигмалионе; в романе есть свой "падший ангел", продающий за пять рублей партитуру Труб Страшного Суда; своеобразно переосмысливаются мотивы легенды о гаммельнском крысолове и др.

Роман делится на две взаимопроникающие части: Феликс Сорокин, немолодой московский "писатель военно-патриотической темы", копается в своих замыслах, набросках, рукописях, одна из которых - неоконченная - лежит в Синей Папке. В жизнеописании Феликса Сорокина присутствуют обрывки текстов, неоконченные и неначатые сюжеты, воспоминания. Эти неоконченные сюжеты обрываются, смазываются. Обрывается история поэтишки Кости Кудинова, обрывается тема инопланетян, превращается в шутку и исчезает история партитуры Труб Страшного Суда, пропадает преследователь в клетчатом пальто. Герой все время возвращается к своей Синей Папке - бесценной и лелеемой правде. Мимо проходят блестяще шаржированные более или менее преуспевающие представители словесности отечественной (вспомним МАССОЛИТ в  «Мастере и Маргарите», «литературный быт», произрастающий вокруг «Грибоедова» и обрисованный автором с убийственной иронией). И снова всплывает содержимое Синей Папки.

Феликс Сорокин - усталый человек, стыдящийся своих окололитературных регалий, литературной поденщины, это человек, проживший нелегкую жизнь. Что заставляет eгo мучительно искать необходимые слова для своей Синей Папки, почему бы ему не отчаяться и не начать преуспевать? Для этого необходимо обучиться достаточно сложным вещам, а именно: поддерживать более или менее добропорядочные отношения с мерзавцами, выслушивать начальственный бред, проникаться общественно-политической (то есть, в рамках романа, государственно-политической конъюнктурой), кланяться, пресмыкаться и таить, из всех сил таить сокровенное, то есть человеческое, глубоко внутри, чтобы никто не заметил, не позавидовал прямой спине, не загубил. Всем этим сложным вещам Ф.Сорокин обучается, но как-то лениво, нехотя: с чиновниками окололитературными вежлив, но не льстив, равнодушием даже к мерзенькому Косте Кудинову не проникся и в помощи ему не отказал, много, слишком много в нём человеческого достоинства, не стать ему первым учеником. Даже хлеб свой - военно-патриотические писания - полюбить не сумел.

И в жизни он не очень-то устроен, и заработки таковы, что радоваться приходится такой убогой для маститых сумме, как 196 рублей 11 копеек. Самым важным для него, признанного писателя военно-патриотической темы, остается правда. Она остается в воображении, воображение переливается в Синюю Папку. Весь текст "Хромой судьбы", посвященный Ф. Сорокину и написанный от его лица, - это история его маленькой личной правды, его измученной неканонической рукописи.

Для того чтобы читатель поверил Ф.Сорокину, Стругацкие отдают ему одну из лучших своих книг. (То же и, вероятно, по сходным причинам сделал в "Мастере и Маргарите" Михаил Булгаков).

В этой книге - нескончаемый дождь, непонятные мокрецы - больные люди, наделенные необычайной мощью интеллекта и другими необычайными свойствами, отчужденные от родителей дети, молодчики в золотых рубашках, вечно пьяный художник. Человек с нормальным зрением не может в этом мире преуспеть принципиально, потому что успех обусловлен полной потерей индивидуальности. Очевидно, в мире, где общество полностью съедено государством, можно преуспевать, только присоединившись к пожирающему общество государству.        

С разных сторон В. Баневу настойчиво предлагают: "Перестаньте бренчать". Присяжные критики статьей в "Образцовом информаторе" доводят Ф.Сорокина, отошедшего на минуточку от своей военно-патриотической темы, до сердечного приступа. И оба писателя неотступно думают о ценности собственного труда.

   3.3 Параллели между основными образами произведений (Воланд – Михаил Афанасьевич, Мастер – Феликс Сорокин).

       Декларируемое авторами "подключение" содержательного комплекса "Мастера..." имеет отчетливо выделяющиеся уровни определенной содержательной направленности. Первый - тождественность имени и отчества героя Стругацких и М.А.Булгакова в структуре «Хромой судьбы» выполняет вспомогательную функцию и по сути опровергается самим героем: «Меня действительно зовут Михаил Афанасьевич, и
говорят, что я действительно похож, но посудите сами: как я могу быть им?
Мертвые умирают навсегда, Феликс Александрович. Это так же верно, как и то, что рукописи сгорают дотла. Сколько бы ОH ни утверждал обратное (7, 335)».
Заметим, что это объяснение спровоцировано писателем Сорокиным, который в данной сцене руководствуется субъективными переживаниями, обусловленными ожиданием оценки своей рукописи.   По сути же образ Михаила Афанасьевича необходим авторам для разработки второго  уровня: полемического развития, обсуждения концептуальных афоризмов известного  романа. Иными словами, в романе Стругацких прослеживается  полемика не с Булгаковым, а с его персонажами: Мастером и Воландом в первую  очередь (параллели Воланд – Михаил Афанасьевич, Мастер – Феликс Сорокин).

       Герой Стругацких  отрицает поступок Мастера: "Вся многотысячелетняя история литературы не знает  случая, когда автор сжег бы своими руками свое ЛЮБИМОЕ детище. Да, жгли. Hо жгли лишь то, что вызывало отвращение и раздражение, и стыд у них самих..."; столь же негативную оценку он дает и решению судьбы Мастера: "... не бывает и не может быть награды за муку творческую. Мука эта сама заключает в себе награду. Поэтому, Феликс Александрович, не ждите вы для себя ни света, ни покоя.  Никогда не будет вам ни покоя, ли света"(7, 342).

И наступает тишина. В этой тишине глуховатый голос Михаила Афанасьевича читает не написанный еще текст - окончание Синей Папки.

Там заканчивается дождь, там спасается бегством самодовольные чиновничество, бегут прочь от изменений трусы и обыватели, превращаются в родниковую воду спиртное и наркотики, рушатся бетонные соты и ржавеет оружие. В этот солнечный мир возвращаются дети. Новый мир принадлежит им и ими выстроен. Виктор Банев, писатель, видит все это. Он счастлив это видеть. Он должен досмотреть правду до конца. Но этот солнечный новый мир не им построен и не ему принадлежит. Он, писатель, должен вернуться и рассказать о нем.

Нет, не будет, не будет художнику "ни света, ни покоя". Он будет по клочкам собирать правду о мире, он будет создавать из нее полотна и строки, а если ему не позволят - он вставит правду между строк, подмешает ее в самые льстивые роскошные краски. Он будет мучиться и торжествовать, он будет считать себя гением и ничтожеством, "червем и богом". И так - до конца.

Но иногда, отложив только что законченную рукопись, отступив от мольберта, оторвав пальцы от клавиш, он все-таки будет счастлив. И счастлив будет его читатель, зритель, слушатель.

       Hе случайно в романе дважды повторяется символическая картина умирающего города вневременья: первый раз как прогностический фрагмент из рукописи не завершенного героем произведения, второй - реалистической материализации текста и утверждения торжества будущего: "Город смотрел на них пустыми окнами, он был удивителен, этот город, - покрытый плесенью, скользкий, трухлявый, весь в каких-то злокачественных пятнах, словно изъеденный экземой, словно он много лет
гнил на дне моря, и вот, наконец, его вытащили на поверхность на посмешище солнцу, и солнце, насмеявшись вдоволь, принялось его разрушать. Таяли и испарялись крыши, жесть и черепица дымились ржавым паром и исчезали на глазах. В стенах росли проталины, расползались открывая обшарпанные обои, облупленные кровати, колченогую мебель и выцветшие фотографии. Мягко подламываясь, истаивали уличные фонари, растворялись в воздухе киоски и рекламные трубы - все вокруг потрескивало, тихонько шипело, шелестело, делалось пористым, прозрачным,
превращалось в сугробы грязи и пропадало". Следует подчеркнуть, что данный фрагмент "извлекает" из небытия сотрудник Института лингвистических исследований Михаил Афанасьевич, и Сорокин вскоре становится очевидцем того, как материализуется, овеществляется данное пророчество.  Формально данная сцена напоминает первый разговор между Азазелло и Маргаритой у  Булгакова, однако если в "Мастере и Маргарите" цитирование сожженной рукописи  выполняет представительскую функцию (чтобы вызвать доверие со стороны героини),  то в романе данный фрагмент нужен для перехода из вымышленного мира  писательской фантазии в реалистический контекст материализующегося на глазах  персонажей будущего. Происходящие перед этим чудеса: водка превращается в воду,  оружие рассыпается в ржавую в контексте финала романа  воспринимаются как своеобразные сигналы из этого приближающегося будущего,  которое восстанавливает истинные нравственные ценности и устраняет временную дискретность повествования.

             Декларируемые самими авторами прямые и ассоциативно-символические переклички с "Мастером и Маргаритой" М.А.Булгакова связи, вызвали резкие возражения некоторых критиков, усмотревших "крамолу" в самом факте полемического использования-переосмысления компонентов булгаковского романа. Так, например, В.Сербиненко утверждает: "...прошлое осмысляется и оценивается как пролог к "просвещенному" и "прогрессивному" будущему. В такой перспективе и традиция оказывается лишь пьедесталом к грядущему совершенству. И Стругацкие, судя по всему, не сомневаются в своем праве и своих возможностях судить о прошлом культуры с некоей "высшей" точки и быть на "ты" с ее творцами... Стругацкие явно недооценили дистанцию и слишком решительно вступили на чужой творческий берег как на свой собственный... Их сверхсерьезный Михаил Афанасьевич, подправляющий героев Булгакова, потому и воспринимается как пародия, что напоминает самоуверенного чужака, пытающегося действовать в мире, для него неблизком и малознакомом". Отказывая писателям в праве на творческое заимствование-переосмысление общеизвестного материала, критик по сути возвращается к исходным позициям многочисленных дискуссий прошлых десятилетий о возможности и правомерности использования традиционных структур литературами других культурно-исторических эпох.  Бездоказательность упреков позволяет рассмотреть данную  проблему в несколько иной плоскости: возможен и правомерен разговор не о том, какой материал булгаковского романа используют писатели, а об идейно-эстетической обоснованности его новой литературной трансформации (4,58).
     

Заключение.

    Булгаков, очевидно, испытывал потребность доказать — миру и самому себе — демиургическое могущество творческой личности. И он делал это с помощью сеансов литературного магизма. Он стремился возвысить в романе роль и ценностный статус подлинного художника, бросающего вызов жизненной эмпирике, жестокой — и в то же время зыбкой, ненадежной, «халтурной». Для этого он и наделяет своего героя, мастера, удивительными свойствами, уравнивающими его онтологически с самим Воландом. Художник и его творение, литературный текст, вместе оказываются могучей властной инстанцией, они обладают способностью претворять действительность, возвышаться над нею, отменять ее унылые закономерности. Булгаков, очевидно, находил горькое упоение в создании этой своей феерии, в построении удивительного словесного здания, сочетавшего самые различные и, казалось бы, несовместимые материалы, стили и конструктивные принципы (1,12).

   Братьям Стругацким в романе «Хромая судьба» хотелось показать человека талантливого, но безнадежно задавленного жизненными  обстоятельствами;  его основательно  и  навсегда взял за  глотку «век-волкодав»;  и он  на все  согласен, почти  со  всем  уже  смирился,  но все-таки   позволяет   иногда   давать   себе  волю   -  тайно,  за  плотно законопаченными дверями, при свечах, потому что, в отличие  от булгаковского Максудова, отлично знает  и понимает, что  сегодня, здесь  и сейчас можно, а чего  нельзя,  и  всегда будет  нельзя…  Феликс  Сорокин  был в каком-то смысле этаким  «героем  нашего времени», но вот время  переменилось, а вместе с ним и многие-многие представления. Героями стали совсем  другие люди, а Феликс Сорокин как тип, как герой, канул  в небытие.

     А вот у романа «Гадкие  лебеди» актуальность не  пропала,  потому что  «проблема  будущего,  запускающего свои  щупальца в сегодняшний день, никуда не  делась»(6, стр 30). И никуда не  делась чисто практическая задача: как ухитриться посвятить свою жизнь  будущему,  но  умереть при этом все-таки в настоящем. И  чем стремительнее становится прогресс, чем  быстрее настоящее  сменяется  будущим,  тем  труднее  Виктору  Баневу  оставаться  в равновесии   с   окружающим   миром,   в   перманентном   своем    состоянии неослабевающего футурошока.  Всадники Нового Апокалипсиса – Ирма, Бол-Кунац и Валерьяне -  уже  оседлали своих  коней, и остается только надеяться, что будущее не  станет  никого карать,  не станет никого  и миловать,  а  просто пойдет своей дорогой.

Итак, подводя итоги вышеизложенного, делаем следующие выводы:  « Хромая судьба» связана с Булгаковым многими нитями, это

1.  структура романа в романе («пилатовские главы» и Синяя Папка);
2.  проблематика романов (проблема взаимоотношения художника и власти, тоталитарного государства; ценность собственного труда)
3. параллели между основными образами произведений (Воланд – Михаил Афанасьевич, Мастер – Феликс Сорокин).

Библиография.

1. Амусин М.  "Ваш роман вам принесет еще сюрпризы"

2.Бахтин М.М. Проблемы поэтики Достоевского.  Изд. 3-е. - М.: Худож. лит., 1972.

3. Булгаков М.А. «Мастер и Маргарита» - М., 1999г.
4.  Hямцу А., Беридзе А. Функциональность литературных традиций в романе А. и Б.Стругацких "Хромая судьба" // Hауковiй вiсник Чернiвецького унiверситету  (Чернiвцi). - 2001. - Вип. 106.

5. Капрусова М. Булгаковская традиция в романе Стругацких «Отягощенные злом»
//Актуальные проблемы современной литературы: Сб. материалов межвузовской научно-практич. конференции. – Курган: Изд-во Курганского гос. ун-та, 2002.

6. Стругацкий Б. Комментарии к пройденному -  "Если", 1998, № 11-12

7. Стругацкий А., Стругацкий Б. «Хромая судьба» - М., 1998г.

8. Сюжет и мотив в контексте традиции. - Новосибирск, 1998.