Н.М. Карамзин и А.С. Шишков: две консервативных модели (общее и различия)
статья по истории

Газахова Сабина 

Н.М. Карамзин и А.С. Шишков: две консервативных модели (общее и различия)

Рассмотрим воззрения отцов-основателей отечественного консерватизма, к которым большинство исследователей относят Александра Семеновича Шишкова (1754–1841) и Николая Михайловича Карамзина (1766–1826).

В 1784 г. Шишков опубликовал небольшое стихотворение  «Старое и новое время». Стихи были программными для автора. В них заложен тезис: стaрое всегда лучше нового, все изменения ведут только к ухудшению нравов, культуры, обычаев: в старину люди не лгали, супруги не изменяли друг другу. На этой позиции Шишков оставался до конца жизни.

Приблизительно в то же самое время (1789–1790) Карамзин с доброжелательным любопытством наблюдает за событиями в революционной Франции, на столетия вперед определившими общественное развитие Европы, включая Россию. Зарождается в уме молодого прогрессиста важнейший постулат всех его позднейших историософских размышлений: «…другие идеи и новые образы теснятся в моем уме: достаточно ли прочны сооружения, воздвигаемые с излишней поспешностью? Шествие Природы не является ли всегда постепенным и медленным ? Блистательная иррегулярность может ли быть устойчивой и прочной?» Для молодого Карамзина любое государственное устройство, в отличие от беспорядочной звероподобной стаи, есть уже благо. «Общественный договор», вступая в силу, пройдя испытание временем, обрастая традициями и преданиями, должен всячески охраняться и почитаться гражданами, в этом обществе живущими. Однако это не означает, что человек не должен стремится к усовершенствованию, улучшению и самого себя и общественных отношений: «Утопия будет всегда мечтою доброго сердца, или может исполниться неприметным действием времени, посредством медленных, но верных, безопасных успехов разума, просвещения, воспитания, добрых нравов. …Всякия же насильственные потрясения гибельны, и каждый бунтовщик готовит себе эшафот». В геополитических размышлениях Карамзина эта мысль всегда была важнейшей. Гармония общественного устройства в принципе достижима , но только если движение к ней будет осуществляться медленно, безопасно, неприметно. Пока Карамзин думал, что Французская революция сможет развиваться по подобной модели, он относился к ней с доброжелательным вниманием.

Надежды эти в значительной степени угасли к середине 1790-х годов. Как всякий нормальный человек, Карамзин не мог не испытать ужаса и отвращения от кровавого якобинского террора, охватившего Францию. Естественно, было и ощущение горечи и глубокий пессимизм, так как мясорубкой 1793 г. достаточно неожиданно завершилось торжество просветительских идей, с которого Французская революция начиналась.

Общий вывод остается, таким образом, достаточно пессимистическим. И подобный пессимизм Карамзин, в общем, сохранил до конца жизни.

Шишков тоже был утопистом и тоже надеялся на воплощение своих утопий. Он скорее был оптимистом в своих историософских построениях. В отличие от Карамзина, его утопии лежали не в будущем, а в прошлом. Шишков считал возвращение в прошлое возможным. В 1803 г. он выпустил свою знаменитую книгу «Рассуждение о старом и новом слоге Российского языка». Книга эта трактовала не только вопросы языка и литературы, но и  рассматривала важнейшие проблемы общественной и политической жизни начала ХIХ в.

Язык для Шишкова является квинтэссенцией национальной культуры, выражением и воплощением национального менталитета. Языком у русских является церковнославянский, «древний Славенский язык», опирающийся на древнегреческий и воплощающий таким образом исконную национальную православную культуру. Он противопоставляется Шишковым скудному, невыразительному, восходящему к латинскому, французскому языку. Язык является основным инструментом для создания литературы, является воплощением национального характера, главным выразителем национальной культуры и главным орудием национального воспитания.

В русской литературе, «словесности», Шишков различает «три рода»: первая словесность есть древняя, т.е. «священные книги»; «Вторая словесность наша состоит в народном языке». Шишков имеет здесь в виду фольклор. Лишь на третьем месте, с некоторым пренебрежением называет Шишков современную литературу «третью словесность».

Таким образом, основные постулаты, сформулированные Шишковым, сводились к следующему. Русский народ является носителем самоценной и самобытной культуры. Эта культура, основанная на греческом православном наследии, намного превосходит «сухую, бесплодную» западную -французскую.  Россия выработала, сохранила и укоренила в своем народе политическую систему, превосходящую все европейские образцы. В то же время Шишков не мог отвергать того очевидного факта, что вся современная русская литература строится по европейским (французским) образцам . С этим трагичным, отрицательным, пагубным для России явлением Шишков и боролся в своей книге и продолжал эту борьбу в течение всей жизни. Этой проблеме он посвятил в 1804 г. выразительные страницы «Прибавления к Рассуждению о старом и новом слоге…».

Общеизвестно, что «Рассуждение о старом и новом слоге…» направлено против Карамзина. Превосходство Запада во всем для Карамзина очевидно. Русский деревенский быт, сарафаны и бороды, так умилявшие Шишкова, вызывают у Карамзина только насмешку: для него это лишь проявления узколобого национализма, который жалок на фоне величественной картины общечеловеческой культуры. Если Шишков глубоко сожалеет о разрыве между народом и высшими сословиями, то Карамзин смеется над бородами, радуется, что хотя бы образованная группа приобщилась к утонченной европейской культуре, а шишковские исконные русские добродетели для Карамзина лишь «грубость наружная и внутренняя, невежество, праздность, скука».

Прошло несколько лет, и позиции Карамзина и Шишкова слегка сблизились. В 1810–1811 гг. Карамзин написал одно из лучших и до сего дня произведений русской публицистики «Записку о древней и новой России». В этой замечательной брошюре он подверг жесткой критике все проводившиеся молодым императором реформы. Последовательным противником этих реформ, как и вообще всяких изменений существующего в России порядка был и Шишков: «Другие должны были умолкнуть и уступить новому образу мыслей, новым понятиям, возникшим из хаоса чудовищной французской революции. Молодые наперсники Александровы, напыщенные самолюбием, не имея ни опытносты, ни познаний, стали все прежние в России постановления, законы и обряды порицать, называть устарелыми и невежественными».

Карамзин считал самодержавие лучшей для России формой правления. По-прежнему Карамзин постулирует благотворность для Россиии сближения с Западом. С точки зрения Шишкова, как и Карамзина, никакой власти, кроме самодержавия, в России быть не должно. Оба полагали, что для русского народа  царская власть сакральна. Даже в ненависти и презрении к французам Карамзин в «Записке» сближается с Шишковым: «Мы все… ненавидим сей народ, обагренный кровию Европа …».

И вместе с тем по взглядам на судьбу и будущее России они кардинально расходились. Ю.М. Лотман справедливо писал: «Идея исторического прогресса состовляла одну из основ мировоззрения Карамзина, и именно этим он долгoе время вызывал ненависть Шишкова и его кружения».

 Карамзин решительный противник освобождения крестьян, однако совсем не такой, как Шишков, для которого крестьяне и помещики связаны идиллической связью.

В отличие от Карамзина, поступательного движения истории для Шишкова не существует. Просветительская идея прогресса всегда была ему глубоко чужда.

Карамзин в последние годы жизни был, по выражению Ю.М. Лотмана, «охладевшим скептиком, отравленным горечью многих разочарований». Никаких иллюзий о возможности какого бы то ни было гармонического государственного устройства у Карамзина не осталось.