Образ родной природы в произведениях В.А. Солоухина
статья по краеведению по теме

Родная природа в произведениях В.Солоухина.

«Человек создан жить среди природы, как птица летать».

          При анализе любого произведения Солоухина следует идти от личности писателя. Поражает в Солоухине умение удивляться, и этот талант человека чудесным образом преобразуется в талант художника. В этюде «Трава» есть строки: «… Но парашютику одуванчика я – представьте себе - все еще удивляюсь. Я и книгу эту пишу, может быть, только для того, чтобы вы оторвали свой утомленный взгляд… и остановили его на парашютике одуванчика. Вы подняли пушистый цветок над головой (кто же это сказал красиво и точно: «Одуванчик из солнца превратился в луну…»?)  и дунули на него». (Четырехтомное собрание сочинений, Москва, «Художественная литература», 1984г.)

          Говоря об особенностях пейзажа Солоухина, нельзя забывать о том, что он был поэтом и писателем, точнее, он всегда был поэтом. В автобиографии, предпосланной четырехтомному изданию, Солоухин пишет: «…поэт, если он даже пишет статьи, очерки, повести и рассказы, должен сохранить способность думать стихами». Поэтическое восприятие мира особенно ярко чувствуется в пейзажах раннего Солоухина. Эта особенность объясняет и жанры: лирические повести, этюды. Пейзаж у художника – это всегда  законченная картина, отличающаяся многообразием красок и их оттенков. Пейзажи Солоухина своеобразны, легко узнаваемы.

          Солоухин – художник, бросающий на холст краску, другую, с видимой небрежностью делает один мазок за другим. Вначале картина кажется аляповатой,  но через мгновение пестрота красок чудесным образом преобразуется в полифонию чувств, и уже не остается места серости и унынию. Бог дал возможность Человеку видеть и ощущать жизнь во всех ее проявлениях и красках, Солоухин-человек обладал этим талантом. Он понимал, что дальтонизм зрения порождает дальтонизм чувств.  Поэт в стихотворении «Не прячьтесь от дождя» пишет:

Жить надо всем

Глазами жить убого

Жить надо кожей, ртом и нервом каждым.

          Во «Владимирских проселках» есть замечательная легенда:

«В некие времена, в деревушке, находившейся над ручейком, может, в той же Владимирской земле, жил паренек Захарка. Неизвестно откуда взялась у него страсть к живописи, но только он достал красчонки в виде пуговиц, налепленных на картонку, и целыми днями пропадал в лесу да на речке. Были у него там излюбленные места, которые он и пытался переносить на бумагу.

В этой же деревеньке доживал свой век старый учитель. Доживая, крепко выпивал, так что даже наносил этим ущерб и своему внешнему виду, и учительскому престижу. Говорили, что знал он некогда лучшие времена и будто бы учился в Петербурге с самим Репиным, но потом вышла незадача, и полетело все к черту. Вот малюет однажды Захарка свой ярко-малиновый закат и вдруг слышит над ухом:

-Ну как, нравится?

Обернулся: стоит сзади учитель, трезвый на этот раз.

-Нравится, - ответил Захарка. – Похоже вроде бы.

-Хорошо. Давай разберем, что у тебя похоже. Сучок, вон тот, какого цвета?

-Зеленый, какому же ему быть, если он ольховый.

-Нет, ты забудь, какой он на самом деле, а каким сейчас видится, скажи.

-Че-рный, - нерешительно ответил Захарка, вглядываясь. (…)

С тех пор Захарка повадился ходить к учителю. Что рассказал мальцу старик – неизвестно, только, правда, открылись у парня глаза: научился он красоту видеть. (…) Осинка перед домом стояла, которую он, может, тысячу раз видел и не замечал. Небо теперь было серое, серое, как свинец, когда его ножом разрежешь, а осинка стоит и теплится на фоне свинца тихим розовым пеплом… ».

          Может быть, юный художник увидел осинку такой, какой показал ее нам Солоухин в «Третьей охоте».  В пейзаже использовано одиннадцать красок.          

          «Мне нравится нежно-зеленая яркая окраска стволов осины, отличная от красно-бурых сосен, от белых берез, от черной коры дубов, лип и вязов. Я не хочу сказать, что краснолесье хуже, но красив и осиновый лес, как бы освещенный бледно-зеленым светом.

Многие не любят, но мне нравится и вечное беспокойное даже в полное безветрие лопотание осины. Оно очень нежное, неназойливое, безобидное и, я бы сказал, какое-то прохладное, вроде вечного плеска моря.

С первым дыханием осени до неузнаваемости преображается матово-зеленая сероватая листва осин. Когда Пушкин восторженно воскликнул: «Люблю я пышное природы увяданье, в багрец и в золото одетые леса», виновницей слова «багрец» явилась осина. Откуда-то берется в листве яркая полная краска, киноварь. Впрочем, можно обнаружить в осиновой листве богатую гамму от чистого золота через розовый и красный тона с вишневому цвету. Но больше всего именно – багрянец. Точно каждый лист накалили на огне до яркой красноты, и вот теперь все горит и светится.

Вместе с листвой преображается и сам лес, а а вместе с лесами и весь пейзаж среднерусских равнин. Осиновый лес в то время между черной землей и серым осенним небом словно полоска зари, и кажется, что от него светлее на мглистой, ненастной земле. Каждая осина в лесу или стоящая отдельно на меже кажется мне в это время каким-то фантастическим марсианским растением, потому что непривычно видеть, чтобы дерево было все красное с головы до ног». 

          В рассказе Солоухина «На лыжах» даже зимний день полон ярких теплых цветов.

«Как ни ярок был день; как ни золотило солнце те места – на снегу, на деревьях, куда оно попадало прямыми лучами; как ни густа была синева там, куда не достигало солнце; как ни розовели вверху безликие купы берез; как ни ослепительно сверкали иногда крупные кристаллики снега, когда глаза мои попадали как раз на зайчики, отбрасываемые этими кристалликами, - все же ничего не было ярче красных грудочек снегирей. (…) Не удивиться было нельзя: среди всего синего (особенно синим было небо, а потом уж и снег, и стволы берез) ольшанник был глубокого шоколадного цвета».

          Береза занимает в пейзажах Солоухина особое место. «Каждое дерево красиво. Есть деревья красно-бурые и серые, черные и зеленые, узловатые и гладкие, мохнатые и голые. Но нет на свете другого дерева белого, как летнее облако в синеве, как ромашка в зелени луга, как снег, когда он только что выпал и еще не привычен для глаз, смотревших до сих пор на черную ненасытную землю. Во всем зеленом царстве оно одно.

Березовый лес хорош во всякую пору. И в марте, когда березы освещает солнце, набирающее весеннюю силу. Хорош березовый лес и в те дни, когда разворачиваются на березе изумрудные листочки.

В березовом лесу всегда как-то просторно и далеко видно. Белые березы, сначала редкие, отдаленные друг от дружки, вдали становятся для глаза все более частыми и, наконец, сливаются в пестроту. В березовом лесу всегда светлее, чем в дубовом или еловом, как будто березы сами светятся тихим ровным светом и освещают пространство вокруг себя».

          Уже в первых предложениях пять красок. Но белая береза особенно хороша, когда есть фон, оттеняющий ее. Тут же следуют неожиданные, но очень яркие сравнения, которые точны по восприятию, по чувству: «как летнее облако в синеве», «как ромашка в зелени луга», «как снег … на черную ненасытную землю». А потом добавятся к этой палитре «изумрудные листочки», «пестрота берез».

          Что стоит за обилием красок в пейзажах Солоухина? Безусловно, великий талант человека видеть и чувствовать жизнь во всей ее полноте.

Образ березки поднял, разбудил в душе столько чувств и воспоминаний, что распутать этот разноцветный клубок невозможно.  «Ромашка в зелени луга» – это восторг детства, «белое облако в синеве» – мечты юности.

          Во «Владимирских проселках есть еще одна замечательная картина, посвященная русской березе. Береза для писателя – друг, ласковый, нежный: «А попробуйте лечь под березой на мягкую прохладную траву, чтобы только отдельные блики солнца и яркой полдневной синевы процеживались к вам сквозь листву. Чего-чего не нашепчет вам береза, тихо склонившись к изголовью, каких не нашелестит ласковых слов, чудных сказок, каких не навеет светлых чувств!» В стихотворении Солоухина «Береза» она может быть как живое существо одинокой и непонятой:

В лесу еловом все неброско,

Приглушены его тона.

И вдруг белым – бела березка

В угрюмом ельнике одна.

          В рассказе «Очарованный странник» Солоухин пишет: «Восприятие природы не терпит ни верхоглядства, ни суеты. У природы свой ритм, своя скорость бытия, и, для того, чтобы слиться с природой, надо, увы, приноровиться к этой скорости».

          Сосна – один из любимых образов. Есть у поэта известное стихотворение «Сосна»:

Я к ночи из лесу не вышел,

Проколобродив целый день.

Уж, как вода, все выше, выше

Деревья затопляла тень.

Янтарь стволов и зелень хвои –

Все черным сделалось теперь.

В лесу притихло все живое.

И стал я чуток, словно зверь.

А наверху, над мглою этой,

Перерастя весь лес, одна,

В луче заката, в бликах света,

Горела яркая сосна.

И было ей доступно, древней,

Все, что не видел я с земли:

И сам закат, и дым деревни,

И сталь озерная вдали.

            Сосна – символ вечности, мудрости, природы. Человек - всего лишь часть этого необъятного мира, его дела порой суетливы и ничтожны: «проколобродив целый день»  (Слово колобродить в словаре Ожегова имеет пометку – просторечное. Колобродить – 1.Бесцельно ходить, блуждать. 2.Вести себя суетливо, шумно или беспутно). Но вот наступает то единство, о котором мы так часто забываем:

В лесу притихло все живое.

И стал я чуток, словно зверь.

Объединение природы и человека подчеркивается местоимением все, которое трижды повторяется. И только возвышается, горит в луче заката сосна как высшее, вечное:

И было ей доступно, древней,

Все, что не видел я с земли.

          Говоря об особенностях пейзажа Солоухина, невозможно не заметить яркие, насыщенные краски: «янтарь стволов», «зелень хвои», «черным сделалось», «горела сосна», «сталь озерная». Четыре ярких цвета, не говоря об оттенках при расшифровке слова «горела».

          Всегда ли восприятие читателя сходно с авторским замыслом? Открываем книгу «Волшебная палочка»: «Тотчас начало складываться стихотворение, еще без четкой мысли. Мысль оформилась в самом конце. Великий человек, гений, живет вместе с людьми, барахтается в тени, погрязает в житейских неурядицах, но в то же время обладает таким кругозором, который недоступен людям, окружающим его». Стихотворение, рожденное поэтом, живет своей жизнью, каждый читатель воспринимает его по-своему.

          В «Третьей охоте» мы встречаем описание сосны, это целостная законченная картина. «Хороша сосна в пору молодости, когда она еще не дерево, а деревце, ярко-зеленое, пахучее, стройное. Радостно смотреть, когда весной оно выгонит вверх свои нежные, почти белые свечи. В это время все ветки у сосенки горизонтальны и точно свечи растут прямо.

В пору цветения, если тронуть сосну, она окутывается золотистым облаком пыльцы. Вскоре появятся на ней ярко-зеленые шишки, которые впоследствии расщербинятся, потеряют семена и упадут на землю.

Если сосна растет на отшибе от леса, то дерево будет низкорослое, узловатое. Не то в лесу.

Когда сосны растут близко друг к дружке рощей или бором, каждое дерево тянется вверх, к солнцу, старается перерасти своих соседей, но и соседи не отстают. Дерево вытягивается длинное и ровное, как струна. Кажется, что под белые облака поднимают сосны темно-зеленые матовые облачка своих крон. Это строевой лес, а в пору полной зрелости – корабельная роща».

          Если посмотреть цветовую гамму, то увидим «деревце, ярко-зеленое», «нежные почти белые свечи», «золотистое облако пыльцы», «белые облака», «темно-зеленые матовые облачка крон». Вновь те же яркие, сочные краски, так характерные для пейзажа Солоухина.

          Обращает на себя внимание слово расщербинятся. Ни в словаре Ожегова, ни в словаре Даля такого слова нет. Есть однокоренные: щербатый, щербатость, щербина (щербинка). Щербина – 1.Зазубрина, неровность в виде маленького углубления. 2.Рябинка, маленькое углубление на лице. 3.Пустота между зубами на месте отсутствующего зуба. (Словарь Ожегова). Глагол, найденный Солоухиным, точен и образен.

          В рассказе «Обман надежды» встречается слово многажды: «Бастурма встречается и на Кавказе, преимущественно в Армении, но я познакомился с ней впервые и ел ее многажды в Болгарии, где она называется пастерна». В рассказе «Голубое колечко» также встречается это слово: «Я знаю, что такое аплодисменты, хотя бы и в Зале Чайковского, читывали, многажды выходили на сцену, к рампе, но все же такого именно взрыва ликования я не слышал и не знал, что такое бывает». В словаре Ожегова, такого слова нет, в словаре Даля оно имеет пометку – народное. Многажды – много раз, многократно. Знаток русского языка Солоухин находит самое нужное, самое точное слово.

           В рассказе «Луговая гвоздичка» он пишет: «И в самом деле – тоненькая, высохшая травинка. (Сенинка – можно было бы сказать, но тотчас возмутятся и запротестуют тяжелые ожеговские словари, утверждая, что нет такого литературного слова).

          В этюде «Трава» находим еще одно образование слова: «Человек сам как трава, как растение, на которое извечно действуют две противоположные силы: тяжести, привязанности, прикрепленности к земле и стремления вверх, полета, роста. В словаре Ожегова есть глагол прикрепить (прикрепляться, прикрепиться, прикреплять), причастие прикрепленный, существительное прикрепление (ср.р.). Существительного, образованного от причастия,  нет. В  словаре Даля слова прикрепленность не обнаружено. В тексте Солоухина это слово органично связано со словом привязанность.

          Кто почувствовал слово Солоухина, безошибочно узнают его пейзаж. Только у Солоухина одуванчики похожи на «бесчисленные зеркальца, в каждом из которых отражается солнце. Сходство дополняется еще и тем, что, когда солнце уходит надолго или на ночь, одуванчики закрывают свои цветы, гаснут, поляна отражает теперь лишь монотонное потемневшее небо».

Одуванчику признаётся в любви поэт:

…Люблю я скромный маленький цветок

За то его люблю, что вечно жмется к людям,

Что он растет у самого порога,

У старенькой завалинки, у прясла

И самый первый тянется к ручонкам

Смеющегося радостно ребенка,

Впервые увидавшего цветок.

                                                    («Цветы»)

          Во всех произведениях Солоухин говорит о единстве природы и человека.

Почему природа так много места занимает в творчестве Солоухина-художника?  Потому что Солоухин-человек умел понять, увидеть, почувствовать, стать частицей огромного мира природы. «Я бродил по траве, когда на нее упадет роса. Я слушал, как шумит трава, когда подует ветер. Я видел, как трава пробивается из черной апрельской земли и как она увядает под холодным дыханием осени». Ощущать жизнь всем своим существом, уметь поведать о радости бытия – вот талант человека и художника.

В этюде «Трава» есть замечательные строки: «Лежать на траве. Опуститься, опрокинуться навзничь, раскинуть руки. Нет другого способа так же полно утонуть и раствориться в синем небе, чем когда лежишь на траве. Улетаешь и тонешь сразу, в тот самый миг, как только опрокинешься и откроешь глаза. …Лежишь на траве? Купаешься в небе? Летишь или падаешь? Ты стал с небо, а небо стало с тебя. Оно и ты стали одно и то же… Цветочная поляна – мой космодром».

          Читая Солоухина, замечаешь одну особенность: художник свою мысль, которую очень хочется донести до читателя, повторяет и в прозе, и в поэзии.

Так в стихотворении «Жить на земле…», написанном в 1964 году, мы читаем:

Лежу в траве

(Иль на песке в пустыне,

Иль на скале, на каменном утесе,

Или на гальке, там, где берег моря),

Раскинув руки, вверх гляжу на звезды.

Мгновенья в жизни выше не бывает,

Мгновенья в жизни чище не бывает.

Ни труд, ни бой, ни  женская любовь

Не принесут такого же восторга.

О, глубина вселенского покоя,

Когда ты весь растаял в звездном небе,

И сам, как небо, потерял границы,

И все плывет и кружится тихонько.

Не то ты вверх летишь, раскинув руки,

Не то протяжно падаешь.

И сладко,

И нет конца полету (иль паденью),

И нет конца ни жизни, ни тебе.

          Соединение земного и космического, духовного и материального  характерно для Солоухина. «Жить на земле, душой стремиться в небо - Вот человека редкостный удел» – пишет поэт в том же стихотворении. В восьмом сонете из сборника «Венок сонетов» есть строки:

В ночи осенней яркая звезда

Перед тобой стою среди дороги.

О чем горишь, зовешь меня куда?

Какие ждут невзгоды и тревоги?

          Слово «звезда» очень часто встречается в стихах поэта, среди названий мы читаем: «Звезда», «Звездные дожди», «Мерцают созвездья», «Тропа нацелена в звезду». В последнем из названных стихотворений В.Солоухин уверяет, что, только почувствовав землю, поняв и полюбив ее, можно взлететь душой:

…Тропа нацелена в звезду…

Всю жизнь по той тропе иди,

Всю жизнь на ту звезду гляди!

           Солоухин пишет: «Человек как растение, на которое извечно действуют две силы: тяжести, привязанности, прикрепленности к земле, и стремление вверх, полета, роста». Конечно, здесь идет речь о соединении материальной оболочки и бессмертной души. Об их соединении или вечном противоречии? Солоухин поднимает в своих произведениях очень серьезные философские проблемы. Достаточно назвать его роман «Смех за левым плечом». Но сейчас мы говорим только о единстве человека и природы. Солоухин утверждает, что у растения есть точка, где силы уравновешиваются, эта точка состояния невесомости и блаженства. Может быть, именно в этой точке на растении возникает цветок. А если человек подобен растению, значит, наступает момент равновесия тела и души. Что это? Любовь? Эта мысль высказана писателем в этюде «Трава» и в стихотворении «Цветы», написанном в 1962 году.

Для нас, людей, - любовь,

А для травы иль дерева – цветенье.

.  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .

У трав иных цветенье каждый месяц.

У кактуса – единожды в столетье.

Чудовище. Колючка! Квазимодо!!

Как ждет, наверно, он своей поры,

Сладчайшего великого мгновенья,

Когда внутри раскрытого цветка

(Пылинка жизни упадет на пестик)

Завяжется пылинка новой жизни.

Цветы – любовь. А как любить любовь?

 У Солоухина два стихотворения носят одно название «Цветы»: «Спроси про цветок любимый у меня..» и «Я был в степи и два цветке…». Цветок – любимый образ у Солоухина-художника, цветок – лакмусовая бумажка для определения сущности людей у Солоухина –человека, психолога.

В статье «Вспоминая Владимира Солоухина», опубликованной в журнале «Слово» №1 за 1998 год, Сергей Харламов говорит, что однажды он прочитал сонет Солоухина знакомому церковнослужителю, и тот сказал, что речь в нем, без сомнения, идет о Боге.

Любой цветок сорви среди поляны –

Тончайшего искусства образец,

Не допустил ваятеля резец

Ни одного малейшего изъяна.

Как скудно мы общаемся с цветами.

Меж красотой и суетными нами

Лежит тупая жирная черта.

Но не считай цветенье их напрасным,

Мы к ним идем, пречистым и прекрасным,

Когда невыносима суета.

           Духовностью пронизано все творчество Солоухина. Писатель верил, что в духовности, в единении с природой спасение народа.

           Солоухин сожалеет, что «в наше время, увы, за каждым обращение к природе невольно подразумевается, что ее надо охранять, защищать и даже спасать». Болью пронизаны строки:

Я иду по лесам, раздвигая зеленые ветви,

Я иду по лугам, раздвигая зеленые травы,

Я иду по земле, раздвигая прозрачный воздух,

Я такой же, как дерево, как облако, как вода…

Но в ужасе от меня убегают звери.

В ужасе от меня разбегаются звери.

Вот какое горе. Вот какая беда!