Статья Н.И.Формановской
статья по русскому языку

Формановская В ПОСЛЕДНЕЕ ВРЕМЯ…

(юбилейный сборник статей)

Москва 2012

2

ББК 81.2Рус

Рекомендовано к изданию Ученым советом Государственного института русского языка им. А.С. Пушкина

Фор 79 Формановская Н.И. В ПОСЛЕДНЕЕ ВРЕМЯ…

(юбилейный сборник статей). – М., 2012. – 280 с.

Данный сборник статей последних лет, опубликованных в разных изданиях, предлагает читателю размышления автора о трех исследовательских и педагогических «заботах» лингвиста – о языке, речи, общении. Статьи и программы обучения расположены не в хронологическом, а в тематическом порядке и представляют собой единство взглядов автора.

ISBN 978-5-98269-110-1

© Государственный институт русского языка им. А.С. Пушкина, 2012. © Н.И. Формановская, 2012.

3

Содержание

Предисловие …………………………………………………………4

1. Коммуникативная лингвистика: актуальные проблемы……… 6

2. Коммуникативная лингвистика: поиск категорий….…………18

3. Коммуникативный контакт и его проявления…………………29

4. Коммуникативное поведение носителя языка: современные факторы и тенденции 42

5. Коммуникация как единство речевой деятельности и речевого поведения……54

6. Обращение как средство адресации при установлении контакта….65

7. Обиходные обращения и поэтическая риторическая обращенность…….83

8. Социокультурное пространство личного имени, или зачем русскому отчество …91

9. Формы русского личного имени как традиция в культуре народа …. 107

10. Обычаи и традиции как социокультурный феномен национального самосознания  117

11. Изучение русского личного имени в иностранной аудитории…… 126

12. Личные местоимения в порождении дискурса…………… 138

13. Благопожелание как концепт в основе речевого этикета… 152

14. Речевой этикет: начала и следствия ….…………………… 164

15. Знакомство: концептуальная и коммуникативная природа……… 173

16. Извинение как концепт………………………………………189

17. Национально-культурный феномен русского общения. Диалог «жалоба–утешение» 208

18. Речевое действие и деятель – загадки номинации в наивной картине мира……217

19. Общение как единство речевой деятельности и речевого поведения……228

20. Размышления о филологическом образовании……………242

21. Программа учебной дисциплины «Основы теории общения» для слушателей магистратуры 254

22. Обоснование учебного курса по теории коммуникации для студентов бакалавриата  268

4

Предисловие

Сборник статей последних лет, опубликованных в разных изданиях, предлагает читателю размышления автора о трех исследовательских и педагогических «заботах» лингвиста – о языке, речи, общении. Язык как обобщенно- абстрактная система и структура обладает, по Н.Д. Арутюновой, свойствами потенциальности (хранится в базах памяти языковой личности), конечности,

формальности, стабильности, объективности, имеет уровневое устройство. Речь субстанциональна, конкретна, развертывается во времени и пространстве, бесконечна, активна, динамична, объединяет единицы языка линейно, субъективная, вариативна, контекстуально и ситуативно обусловлена. Общение представляет собой речевое взаимодействие по крайней мере двоих по обмену разного рода информацией для достижения внекоммуникативных и коммуникативных результатов.

Эти теснейшие взаимосвязанные, неразрывные. Но для исследователя  различные области лингвистического знания требуют определения лингвистики языка в его уровневом устройстве, лингвистики речи как целостного произведения из взаимодействующих единиц языка (от высказывания до дискурса/текста) и лингвистики общения (коммуникации) как сложного речевого взаимообмена. Автор сборника в последнее время более всего озабочен становлением коммуникативной лингвистики как нового направления в лингвистическом знании в широком смысле.

Статьи и программы обучения расположены не в хронологическом, а в тематическом порядке, поэтому

5

возможны повторы, и представляют собой единство взглядов автора, поскольку язык явлен нам только в речи, а речь явлена в общении. С общения, надо думать, всё и начиналось на заре человеческой истории, общением всё и венчается в наших обиходовых и деловых взаимодействиях.

6

Коммуникативная лингвистика: актуальные проблемы

Коммуникативная лингвистика – новое направление филологического знания, возникшее на базе лингвистики языка и лингвистики речи. Сегодня три объекта исследовательских и педагогических забот – язык, речь, общение.

В толковых словарях 10 значений слова язык, 9 значений слова речь. Однако в истолковании многих значений язык и речь сплетаются, объединяются. Таким образом, в наивной картине мира одно нередко подменяет другое: Он хорошо

владеет языком = у него свободная речь, он легко вступает в речевое взаимодействие.

Научная картина мира разделяет понятия язык, речь, общение/коммуникация (в нашем случае слова синонимичны). Следуя определению Н.Д. Арутюновой (ЛЭС), отметим следующее. Язык потенциален, речь реальна. Язык хранится в базах памяти нашего естественного компьютера – мозга, хранится до востребования речью. Язык формален, конечен, он записан в грамматиках и словарях, стабилен, объективен, имеет уровневое устройство. Речь развертывается во времени и пространстве, бесконечна, динамична, линейно соединяет единицы разных уровней языка, субъективна, вариативна, ситуативна.

Становление лингвистики общения

Лингвистика как наука о языке складывалась, как известно, из анализа письменных образцовых текстов, в том

7

числе и главным образом литературных художественных, из которых извлекались категории и формы языка (не случайно названного литературным), с законами, правилами и нормами употребления. Языковая система в

лингвистических исследованиях языка согласуется с

уровневым устройством: фонетика, фонология, интонация, просодии; грамматика (морфология и синтаксис); лексика и фразеология. Долгое время эти сложные уровни языковой системы были единственным предметом как исследования, так и преподавания в филологическом образовании – как лингвистика языка.

С середины ХХ столетия (особенно второй его половины) дает о себе знать лингвистика речи, исследующая целостное речевое произведение (текст) во взаимодействии языковых единиц всех уровней. Обнаружилась специфика устных спонтанных неофициальных высказываний и дискурсов/текстов как разговорная речь, законы и нормы которой часто не совпадают с нормами письменного

литературного языка. Ср. Хлеб я люблю, чтоб свежий был –

при литературном правильном, книжном: Я люблю, чтобы хлеб был свежий. Лексика с пометой разг. и ранее учитывалась в толковых словарях, синтаксис же оказался тогда для исследователей совершенно новым явлением (см.

О.А.Лаптева и др.) В это время развились (и продолжают развиваться) лингвистика текста как анализ связного, цельного речевого произведения, а также такие обширные области знания, как функциональная стилистика, исследующая сферы и среды речевых реализаций, культура речи, теория жанров и т.д..

В конце ХХ века заявляет о себе лингвистика общения,

изучающая коммуникативное взаимодействие двух и более

участников (имеющих социальный статус и роли, постоянные признаки, психические свойства и обладающих

8

разнообразными коммуникативными компетенциями) для обмена информативным и фатическим содержанием с целью достижения внекоммуникативных и коммуникативных результатов. Естественно, эта междисциплинарная область знания базируется на достижениях языкознания (в узком смысле) и речеведения, а также смежных дисциплин – психолингвистики (с теорией речевой деятельности и речевого поведения), социолингвистики (с теорией статусов, ролей и др.), этнолингвистики (с учетом национальной специфики общения), лингвокультурологии (с учетом культурного компонента в единицах языка, речи и общения).

Психологические факторы мотивов и целей, предпосылок и мунипулятивных ходов, стратегий и тактик в достижении целей и т.п. – также в поле зрения исследователей.

Можно думать, что основной стимул к исследованию речевого взаимодействия дали две теории: теория речевых

актов и теория речевого этикета. Широко известная

теория речевых актов (ТРА) впервые ввела в научный оборот высказывания на базе предикатов – глаголов речи- действия, формируемые «я» – говорящим и направленные

«ты» – адресату (Благодарю вас, Клянусь тебе, Советую

вам – и т.п.). Речевой – когда произнесение высказывания в прагматических координатах непосредственного общения «я-ты-здесь-сейчас» – это и есть практическое или ментальное действие по названному. В таких перформативных высказываниях есть «я» адресанта, автора дискурса/текста – главного участника речевого взаимодействия, определяющего коммуникативные намерения, заложенные в высказывания, направляемые адресату. Кроме того, в речевом акте присутствует адресат, эксплицитный или имплицитный, явный или подразумеваемый валентностью предиката. В структуре речевого акта выделены, как хорошо известно, фазы

9

локуции, иллокуции и перлокуции. При всей важности двух первых, особенно иллокутивной функции (силы) речевого адресованного высказывания, отражающего интенциональ- ное значение / смысл, знаменательной для теории общения оказалась и третья фаза – перлокутивный эффект, т.е. реагирование адресата. Таким образом, можно считать, что проблема «я-ты» взаимодействия приобрела реальное выражение в структуре перформативных высказываний.

Вторая, также достаточно известная теория, вносящая вклад в коммуникативную лингвистику – теория речевого этикета (РЭ). Формулы и выражения речевого этикета – это речевые акты, составляющие обширный класс социально значимых этикетных речевых действий. В выражениях речевого этикета специфика РА-взаимодействия в том, что это область речи/общения, реализующая правила обхождения людей друг с другом, входящая в круг обычаев,

ритуалов, церемоний и традиций, этики

речевого/коммуникативного поведения членов общества.

Под речевым этикетом понимают социально заданные и национально специфичные регулирующие правила речевого поведения в ситуациях установления, поддержания и размыкания контакта коммуникантов в соответствии с их статусом, социальными постоянными признаками и переменными ролями в официальной и неофициальной обстановке разных стилевых и жанровых разновидностей общения. Употребления речевого этикета как обычая нельзя избежать. И если человек может совершать или не совершать другие РА (обещать или не обещать; сообщать или умолчать), то, например, не здороваться со знакомым он не может, т.е. не имеет на это социального  и морального права. Заметим, попутно, что сочетание  в разных пропорциях элементов речевой деятельности как сознательного, порой творческого проявления и речевого поведения как

10

стандартного автоматизированного проявления дает большое разнообразие дискурсов / текстов / жанров в разных сферах и средах общения. Будучи чрезвычайно частотными в употреблении и потому стереотипными, привычными, выражения речевого этикета порой почти незаметны в нормативном

применении (Здравствуйте!; Спасибо; Извините…), однако явно

ощущается их отсутствие там, где они ожидаются, при этом как психически острое огорчение или обида адресата, не получившего благопожеланий как знаков социального «поглаживания» (Э.Берн): не извинился; не поблагодарил; не поздравил с праздником; не поздоровался. Ср. пример из

советов психолога: «Ваша задача – убедить мужа, что от того, каким тоном он сказал своей тёще «доброе утро» (и сказал ли вообще) зависит ваше семейное благополучие» («Мир новостей»,

2 декабря 2008). В основе речевого этикета, таким образом, лежит концепт «благопожелание», что важно для общающихся (Формановская, 2009). Связанный с категорией вежливости и вербализирующий ее, речевой этикет в широком смысле обеспечивает этическую компетенцию производителя дискурса/текста.

Участники общения

Общение бывает контактным и дистантным, непосредственным и опосредованным, устным и письменным, официальным и частным, межличностным, групповым, публичным, массовым, в разных сферах социальной жизни общества, в разных средах- коллективах. Общение  бывает реальным и виртуальным (Интернет),  собственно речевым и текстовым. Все эти параметры учитывают при изучении коммуникативной  лингвистики.

Два основных участника речевого взаимодействия, как отмечалось, – адресант, автор речевого произведения, и его адресат (адресаты). Вторичными участниками могут оказаться получатель дискурса / текста (но не непосредственный адресат), наблюдатель общения, влияющий, как правило, на

11

коммуникативный процесс. Пример: а) на рабочем столе документ: «Приказ по институту». Получатель бегло просматривает его и, приняв к сведению, откладывает; б) на рабочем столе документ: «Преподавателям кафедры…». Такая адресация требует от получателя-коллективного адресата гораздо большего участия; в) на рабочем столе документ: «Уважаемый господин NN!». Конкретная адресация заставляет адресата включать механизмы активного участия в коммуникации (см. ниже).

Что касается наблюдателя, то его присутствие нередко вынуждает коммуникантов «быть в форме», следить за собственной речью, организовывать ее и т.п. Опыт показывает, что даже официально-деловые диалоги с глазу на глаз, вне наблюдателя, пронизаны элементами разговорности, оговорками, самоперебивами и т.п. Итак, об активной роли участников общения.

Активность адресанта (автора) не подлежит сомнению. Он – инициатор общения, наделенный языковой компетенцией (знанием единиц языка, их форм и законов соединения – для носителя языка автоматизированным), речевой компетенцией (умением строить связный текст), риторической компетенцией (способностью воздействовать на адресата уместным, выразительным, совершенным дискурсом / текстом), этической компетенцией (способностью соблюдать общественно принятые нормы речевого поведения, в том числе с помощью этикета и вежливости), социальной и адресатной компетенцией (учетом статуса, ролей, иерархии отношений – вышестоящий, равный, нижестоящий; «свой» - «чужой» –  для признаков адресата, соотносительно с собственными признаками) и т.д. Вступая в общение, адресант предполагает присущие адресату знания, умения, способности к общению. Адресант наделенный статусом и ролями, компетенциями (Седов, 2010; Сковородников, Копнина, 2009), в ситуациях приобретает и реализует речевые интенции – намерения нечто сделать с помощью такого инструмента, как речь, создает дискурс в соответствии с

12

ориентацией на адресата и посылает ему речевое произведение в определенном жанре.

Адресат активен помимо воли уже тогда, когда автор создает речевое произведение, поскольку адресат в представлении автора заставляет его ориентировать высказывания/дискурс/текст на существенные параметры адресата: интересы и потребности в информации, его фоновые и текущие знания, социально- культурные предпочтения, этнические особенности и мн. др. Таким образом, мимовольное участие адресата в производстве дискурса / текста велико. Так бывает в устном и письменном общении.

Деятельностная активность адресата проявляется тогда, когда он

принимает дискурс, понимает его и интерпретирует.

Включаются психические механизмы восприятия, внимания, заинтересованности и др. – для более полного понимания информативных и фатических значений/смыслов.

Интерпретационный процесс нередко требует социально- культурных фоновых и текущих фактических знаний. Приведем отрывок из стихотворения Н. Коржавина о русской женщине: «Ей жить бы хотелось иначе, носить драгоценный наряд, но кони все скачут и скачут, а избы горят и горят» Для носителя русского языка фоновый источник очевиден – стихотворение Некрасова о том, что русская женщина «коня на скаку остановит, в горящую избу войдет». Иностранцу, не знакомому с произведением Н.А. Некрасова, такие культурные реминисценции при интерпретации текста  Коржавина недоступны.

Адресат активен и тогда, когда он меняет свою

коммуникативную роль слушателя и вступает  как говорящий в

общении со своей долей информации. В устном  контактном непосредственном общении при диалоговом обмене это очевидно.

То, что совершает адресат письменного текста, выявляют исследования В.В. Прозорова. Изучение отношений «писатель – читатель» позволило автору выделить интерактивные ресурсы художественного текста. Адресат-читатель при этом включается в

13

активную деятельность в фазе внимания, когда появляется интерес к сюжету, персонажам. Вторая фаза – соучастие, когда адресат- читатель входит в ткань произведения, «примеряя» коллизии, ситуации, участь персонажей к собственным обстоятельствам жизни. Третья фаза возникает при чтении совершенного произведения (классики), когда читатель делает открытие – проникая в глубинную суть авторского замысла (Прозоров, 2005, 2010). Думается, размеры произведения не имеют значения: удачное стихотворение или японские хокку могут вызвать все три вида / фазы активного участия адресата. Исследователь проследил эти фазы и при чтении публицистики в книге «Власть и свобода журналистики». Наблюдения показывают, что внимание, соучастие и открытие сопровождают читателя и научного произведения.

Таковы в общих чертах взаимодействия адресанта и адресата в устном и письменном общении. Не будем забывать, что каждый из них – неповторимая языковая личность со множеством этнических, социальных, культурных и других особенностей, со своим психологическим складом, своими интересами и коммуникативными и внекоммуникативными потребностями и предпочтениями. Общающиеся оказываются в самых разных жизненных обстоятельствах, и все это порождает бесконечное множество дискурсов / текстов1 в разных стилях и жанрах.

Коммуникативный контакт

Проблема контакта коммуникантов в лингвистике общения важна, поскольку вступление в общение и его постоянное поддерживание – важная речеповеденческая задача общающихся.

Можно выделить два сущностных значения для нашего случая в слове контакт: 1. Вступление в связь в координатах «я-ты-здесь-

1 В.В. Прозоров делает важное попутное замечание о том, что не только читатель ищет, избирает свой текст, но и текст ищет своего читателя: перед «своим» он «открывает» все глубины, а перед читателем, который не готов к полному восприятию, он «свертывается», оставляя лишь внешнюю оболочку.

14

сейчас», при соприсутствии коммуникантов: вступить, войти, включиться в контакт. 2. Отношения расположенности, позволяющие иметь хорошие деловые и дружеские связи: работать, быть, жить в к.; наладить к. Координаты «здесь» и «сейчас» меняются на «везде», «всегда». Соприсутствия коммуникантов не требуется.

Фазы контакта: а) вступление в к.; б) поддержание к.; в) устойчивые отношения; г) разрыв к.; д) угасание, прекращение к.; е) восстановление прерванного к. Контакт – из лат. ‘соприкосновение’ в устном непосредственном общении требует

внимания к невербальным средствам и компонентам:

прикосновениям, языку глаз, мимике, улыбкам и мн.др. (в нарративных контекстах описываемых автором). Контактный «венец» соприкосновения – рукопожатие (Крейдлин, 2002).

Речевой этикет – важное средство установления и поддержания контакта по определению (см. выше).

Фатический компонент в дискурсе / тексте при сочленении разных долей информатики и фатики служит поддержанию душевного контакта, возможности соприкоснуться не только разумом, но и «сердцем» Метакоммуникативные компоненты в дискурсе / тексте – важный способ поддержания и удержания контакта. Например:

Подчеркнем это положение…; Важно заметить…; Постараюсь

разъяснить… и мн.др. Метакоммуникативные вводы, лишенные информативного по теме текста смысла, служат установлению преимущественно устного контакта: Знаете, у меня…; Понимаешь,

это…; Видите ли, …  –  и мн. др.

Специализированное средство вступления в контакт – обращение (которое подробно описано) (Формановская, 2011).

Периферия языковой системы, как видим, играет активную роль в коммуникативных взаимодействиях людей.

15

Единицы общения

Коммуниканты обмениваются высказываниями, обладающими категориями референции, предикации, актуализации, в соответствующей коммуникативной  и житейской ситуации (Формановская, 2007). Минимальное из высказываний – речевой акт, даже однословный. Высказывания соединяются в дискурс / текст. Дискурс – это и репликовое взаимодействие в устном диалоге или полилоге, и устный монолог в публичном общении, и результат чтения текста. Одни ученые понимают  под дискурсом непрерывный речевой процесс в обществе (политический, религиозный, публицистический и др. дискурс); все речевые произведения, создаваемые, созданные и могущие быть созданными в обществе; другие определяют дискурс как связный текст в совокупности с прагматическими, социокультурными, психологическими и др. факторами; третьи рассматривают дискурс как субъективное производное при восприятии объективного текста, считая, что каждый читатель порождает свой собственный дискурс. Видимо, следует согласиться и с теми исследователями, которые отводят дискурсу функцию передачи информации, а тексту – функцию хранения информации.

Очевидно, целесообразно говорить о дискурсе адресанта (передающего информацию) и дискурсе адресата (извлекающего ее). Опираясь на положение о том, что дискурс – это процесс передачи информации, можно полагать, что автор дискурса передает адресату актуальное содержание о действительности (пропозициональные значения/смыслы), о своих коммуникативных намерениях (интенциях) и замыслах, снабжая информацию всеми социально- и национально значимыми атрибутами и заключая процесс передачи содержания в хранилище – текст. Устный текст местом хранения имеет память, в разной степени удерживающую существо информации. Устный текст «летуч», неустойчив, в долговременной памяти, видимо, остается немногое из услышанного устно. Сохраняет же информативные блоки во всем

16

объеме лишь письменный текст.2 Именно текст, прежде всего письменный, (в виде книги, статьи и т.д.), востребованный читателем, порождает в нем как адресате зоны внимания, соучастия, а то и открытия – как индивидуальный дискурс извлечения информации  (Кулибина, 2000; Прохоров, 2003 и др.). Особенно субъективен и многопланов дискурс читателя художественного текста.

Наиболее полные научные сведения о теории дискурса содержатся в монографии М.Л. Макарова (2003).

В итоге основными единицами общения целесообразно считать дискурс, упакованный в текст, и его составляющую – высказывание, в том числе речевой акт – во всем разнообразии национально- и социально-культурных и индивидуальных воплощений в бесконечно разнообразных ситуациях жизненных обстоятельств.

Другие проблемы

Коммуникативная лингвистика исследует многообразные ситуации общения; фреймы, сценарии, гештальты коммуникативных эпизодов и событий; стратегии и тактики коммуникантов в зоне согласия и конфликта; прагматические, социо- и национально-культурные специфичные дискурсные / текстовые проявления; особенности коммуникативной деятельности автора дискурса/текста и его адресата; способы достижения желаемого результата общения и мн.др. В последнее время лингвисты обратились к понятию коммуникативной компетенции носителя языка и изучающего язык. И все это с опорой на лингвистику языка и лингвистику речи, имея в виду широкую междисциплинарную область современного

2 «Речь  о предназначенности словесного послания – художественного, критического, журналистского – любого, о вероятности, готовности и способности его эмоционально-смыслового проявления-осуществления в диалоге с благодарным адресатом» (В.В. Прозоров До востребования.

Изд. Саратовского университета, 2010. Авторское предисловие).

17

филологического знания – лингвистику общения, – востребованного сегодня не только наукой, но и образованием.

Литература

Берн  Э. Игры, в которые играют люди. Люди, которые играют в игры. – Минск, 2003.

Кулибина Н.В. Художественный текст в лингводидактическом осмыслении. – М., 2000.

Крейдлин Г.Е. Невербальная семиотика. – М., 2002.

Макаров М.Л. Основы теории дискурса. – М., 2003.

Прблемы речевой коммуникации. Вып. 10. Изд-во Саратовского университета, 2010.

Прозоров В.В. Другая реальность. – Саратов, 2005; Прозоров В.В.

До востребования. – Саратов, 2010.

Прохоров Ю.Е. Действительность. Текст. Дискурс. – М., 2003.

Седов К.Ф. Модель коммуникативной компетенции (онтологический, аксиологический, гносеологический аспекты) / Проблемы речевой коммуникации. Выпуск 10, изд- во Саратовского университета, 2010) Сковородников А.П., Копнина Г.А. Модель культурно-речевой компетенции студента высшего учебного заведения // Журнал Сибирского федерального университета. №2. 2009.

Формановская Н.И. Речевое взаимодействие: коммуникация и прагматика. – М., 2007.

Формановская Н.И. Речевой этикет в русском общении. – М., 2009.

Формановская Н.И. Коммуникативный контакт и его проявления // «Русский язык за рубежом», № 1, 2011.

18

Коммуникативная лингвистика: поиск категорий

Становление коммуникативной лингвистики характери- зуется поиском как специфических единиц, так и категорий.

Высказывание и дискурс как основные коммуникативные единицы (см. Формановская, 2002) характеризуются частными категориями интенциональности, предикации, референции, актуализации при непременном учете партнерами по общению фоновых социально-культурных знаний, пресуппозиций и импликаций, модусных и дейксисных показателей в формировании единиц общения.

Кроме этих категорий очень важным фактором специфики нового коммуникативного направления в лингвистике оказывается поиск и анализ глобальных коммуникативных категорий, таких как адресантность (адресант как автор речевых и неречевых адресованных действий, высказываний, дискурсов); адресатность (адресат как активный получатель и интерпретатор речевых и неречевых действий, высказываний, дискурсов); категория коммуникативного контакта и взаимодействия (см. подробнее Захарова, 2001); этические прагматические коммуникативные категории: сотрудничество (коопера- ция) / конфликтность; коммуникативное поведение адресанта и адресата; вежливость и толерантность и др.

Целесообразно остановиться на двух последних этических коммуникативных категориях в их сравнении, поскольку острые проблемы межкультурной и внутрикультурной коммуникации не могут остаться без

19

внимания лингвистов в междисциплинарных исследова- ниях как толерантности, так и вежливости. К этому призывает усилившаяся агрессивность в обществе, невольная пропаганда агрессии в СМИ (см. некоторые рекламные ролики) и кинематографе.

Обратимся к определению понятия толерантность в «Новой философской энциклопедии»: «Толерантность – качество, характеризующее отношение к другому человеку как равнодостойной личности и выражающееся в сознательном подавлении чувства неприятия, вызванного всем тем, что знаменует в другом иное (внешность, манера речи, вкусы, образ жизни, убеждения и т.п.)». Далее пространно развиваются эти положения. Заметим, что толерантность, как правило, определяется в словарях через слово терпимость, а терпимость – через толерантность.

Слово терпимость в основе своего значения также содержит компонент «сознательное подавление неприятия».

Однако обращение к психологическим словарям может внести существенные уточнения. Мнение психологов опирается на второе словарное значение лексемы толерантность, связанное с медицинским термином и означающее, грубо говоря, ослабление чувствительности, приспособляемость, способность организма принимать чужое без отторжения. Словарь-справочник «Психология» (1998) сообщает: «Толерантность (...) – отсутствие или ослабление реагирования на какой-либо неблагоприятный фактор в результате снижения чувствительности к его воздействию; толерантность способствует повышению устойчивости к некоторому неблагоприятному фактору».

Это, так сказать, естественнонаучный взгляд психологов. А далее авторы словаря-справочника уточняют, что существует понимание толерантности, которое связывается с терпимостью к различным мнениям, непредубежденность

20

в оценке людей и событий. Это уже социальный взгляд. В этом же словаре-справочнике толкуется терпимость и как «социально-психологическая черта человека, выражающего уважительное и доброжелательное отношение к взглядам, убеждениям, верованиям, мнениям, традициям, привычкам и поведению других людей». Возникает соблазн представить толерантность как более высокое морально-психологическое социализированное качество человека, с вошедшим в плоть и кровь неагрессивным отношением к необычному (будь то лилипут или папуас), с привычной ослабленной чувствительностью к иному, в отличие от терпимости, которая все же требует сознательного подавления негативных реакций. С этой точки зрения толерантность можно отнести: а) к явлениям индивидуальной психики; б) к чертам кооперативного коммуникативного поведения языковой личности; в) к особенностям культуры общения социума, нации.

Рассматривая приятие / неприятие «другого» и в межкультурной, и во внутрикультурной коммуникации, полезно коснуться оппозиции «я – другой» и «свой – чужой». Коммуникативное отношение «я» и «другой» чрезвычайно важно. «Другой» – это и некто третий, о ком сообщается, и, главное, адресат речевого посыла от «я», воздействия и взаимодействия. «Я», конечно, хороший и правильный, а вот «другой» – это другой. Еще Сервантес устами Санчо Пансы заметил: «Я говорю ему разумно и скромно: – Закопай канаву. А он мне глупо и грубо: – Закопай сам».

Общение как социально-речевая деятельность по обмену разного рода информацией для организации, согласования, регулирования вне-коммуникативных и коммуникативных практических и ментальных действий и достижения результатов возможно лишь при соприкосновении «я» и

21

«другого» – ты / Вы, вы. Взаимодействие «я» и «ты» широко изучается, в прагматике постулируются принципы сотрудничества (П. Грайс) и вежливости (Дж. Лич), многократно описанные. Прагматика коммуникативного поведения сводится к элементарным житейским требованиям: уважай другого, будь тактичен и вежлив, великодушно одобряй другого, проявляй скромность в самооценках, выражай побольше Согласия с партнером и симпатии к нему, т.е. уменьшай разногласия и антипатию и т.п. (Лич, 1983; Формановская, 2002, и мн. др.). Таким образом, правила общения предписывают говорящему не наносить своей речью и поведением ущерба другому, напротив, всячески его поддерживать и создавать тем самым благоприятный климат коммуникативного взаимодействия. Адресат, в свою очередь, обязан следовать определенным конвенциям относительно партнера: отдавать предпочтение слушанию перед другими видами деятельности; терпеливо выслушивать, не перебивая; постоянно подавать сигналы внимания, понимания, эмоционального и этического контакта с помощью невербальных средств, междометий и т.п.; ставить в центр коммуникативного внимания говорящего; умело входить во взаимодействие, своевременно беря на себя инициативу и вступая в общение со своей репликой, при этом не переходя без нужды от роли слушателя к роли говорящего – и т.д. и т.п.

С точки зрения «я» можно воспринимать «другого» следующим образом:

22

свой  – близкий далекий

другой

чужой – далекий – чуждый, странный, непонятный – неприятный, враждебный Концепт «свой – чужой» пронизывает всю культуру, на этой оппозиции основана привязанность к своему народу и Родине (Степанов, 1997). Неприятие чужого в «чудом», да и в «своем», отрицание права на особенное, иное приводит к конфликту, будь то собственный сын с серь-гой/или лицо «кавказской национальности», и вызывает агрессивные реакции. На вопрос о том, что такое агрессивность, и как она преодолевается в природе, дает ответ биолог, лауреат Нобелевской премии в области этологии – науки о поведении животных, Конрад Лоренц («Агрессия» (Так называемое «зло»). – СПб., 2001). Исследуя поведение животных разных видов, автор приходит к выводу, что инстинкт межвидовой агрессии полезен, так как позволяет завоевать территорию, достаточную для выкармливания потомства. Сложнее с внутривидовой агрессией. Там, где она становится опасной для выживания вида, природа, эволюция, изменчивость и отбор вырабатывают защитные механизмы. К. Лоренц говорит о возникновении у животных ритуалов из привычек и обычаев, передаваемых филогенетически и подавляющих агрессивное поведение путем принятия позы покорности, позы умиротворения более сильного, вышестоящего, достойного, «уважаемого», победившего в ритуальном брачном

23

сражении и т.п. А далее исследователь утверждает, что в человеческих ритуалах вежливости очень много от позы покорности. Ритуалы возникли как «загадочный эволюционный процесс, создающий поистине нерушимые законы, которым поведение многих высших животных подчиняется так же, как поступки цивилизованного человека – самым священным обычаям и традициям» (Там же. С. 79). К. Лоренц видит задачи своей книги в том, чтобы «выявить поразительные аналогии между ритуалами, возникшими филогенетически и культурно- исторически и показать, каким образом они находят свое объяснение именно в тождественности их функций» (Там же.

С. 80). Таких основных функций ритуала автор выделяет три: а) снятие агрессии, б) объединение круга своих, в) отторжение чужих. Когда волк поворачивает к победившему шею, где проходит яремная вена, или олень опускает рога и встает на колени – это табу на убийство, и животное-победитель не может переступить этот запретительный закон. Позы покорности – знаки признания иерархически вышестоящего, сильного как умиротворения агрессора. А далее на примере церемоний у серых гусей К. Лоренц показывает, что возникающая личная привязанность, дружба и любовь как более высокий по уровню охранный механизм служит защите близких. И здесь также автором проводятся аналоги и с человеком. К. Лоренц утверждает: «Существование любой группы людей, превосходящей по своим размерам такое сообщество, члены которого могут быть связаны личной любовью и дружбой, основывается на этих трех функциях культурно- ритуализованного поведения. Общественное поведение людей пронизано культурной ритуализацией до такой степени, что именно из-за ее вездесущности это почти не доходит до нашего сознания (Там же. С. 107).

Если мы обратимся к прагмалингвистическому исследованию вежливости и речевого этикета, то обнаружим

24

массу выражений, демонстрирующих «прозу покорности»:

Нижайше кланяюсь; Покорно благодарю; Не откажите в любезности; Ваш покорный слуга; Ваш преданный раб; Христа ради прошу; Бью челом; Милости прошу  и многое

другое, к сожалению вышедшее из употребления. Но и весь современный речевой этикет – это безусловная демон- страция заинтересованного и чаще всего уважительного отношения к адресату.

Вежливость как принцип коммуникативного поведения, выросшая, по Лоренцу, из ритуалов покорности и умиротворения и данная нам как охранный механизм, естественно, превратилась в широкую систему человеческих коммуникативных взаимодействий, своеобразный «язык отношений». Она определяется в «Словаре по этике» так: «моральное качество, характеризующее поведение человека, для которого уважение к людям стало повседневной нормой поведения и привычным способом общения с окружающими» (С. 37).

Вежливости противопоставлена грубость, беспардонность, чванливость, панибратство, хамство и т.д. – также достойные пристального изучения, что, надо думать, делается в коммуникативной конфликтологии.

Выступая как этическая категория, вежливость может или демонстрировать внешние  нормы общения, или знаменовать доброжелательное личное отношение к адресату. Вежливое поведение может проявляться как искренность, а может и маской.

Как прагмалингвистическая категория, вежливость изучается с точки зрения экстралингвистических правил общения (максимы вежливости) и как функционально- семантическое поле языковых / речевых единиц.

Множество сфер и ситуаций общения, разные статусные и ролевые позиции коммуникантов придают вежливости

25

разные «лики». В дипломатической или официально- деловой сфере действует один набор форм и средств, обиходно-деловое общение обходится другим набором, обиходно-бытовая сфера характеризуется особыми качествами вежливости. Кажется, что с близкими людьми в дружеском и семейном кругу мы и не пользуемся вежливостью, потому что здесь действуют такие механизмы защиты ближнего, которые определяются любовью и дружбой (по Лоренцу). Однако и здесь есть свои правила и единицы, которые еще предстоит исследовать.

Вежливость связана с этикетом, который в Словаре по этике определяется как совокупность правил поведения, касающихся внешнего проявления отношения к людям.

Вербализованная вежливость и этикет предстают как речевой этикет. Понятия вежливости и речевого этикета не покрывают друг друга, их отношение можно понимать так: не все, что этикетно, вежливо, но все, что неэтикетно, невежливо.

Речевой этикет (РЭ) можно определить как социально заданные и национально-специфичные ритуализованные регулирующие правила речевого поведения в ситуациях установления, поддержания и размыкания контакта коммуникантов в соответствии с их статусом и ролями, ролевыми и личностными отношениями, в официальной и неофициальной обстановке общения. Ситуативно- тематические группы выражений речевого этикета многократно описаны и широко известны. Это обращение (к незнакомому и знакомому) и привлечение внимания адресата; представление при знакомстве (через посредника и без него); приветствие, осведомление о жизни, делах, здоровье; прощание; извинение; благодарность; поздравление, пожелание; сочувствие, соболезнование; одобрение, комплимент и др.; среди

26

директивных речевых актов – просьба, приглашение, предложение, совет (см. Формановская, 2009).

В каждом из тематических объединений выражения РЭ представлены в коммуникативно-семантических группах (КСГ) функциональных эквивалентов, объединенных интенциональным значением. РЭ диалогичен, поэтому ответная реплика партнера также в поле зрения. Речевой этикет пронизывает все сферы коммуникативной деятельности, ему подвластны все социальные страты в обществе. Речевые ритуалы РЭ могут отражать и гамму дружественности, уважительности, и формальности официальной процедуры общения. Кроме специализированных единиц, этикетную функцию поддержания контакта в дискурсе несут все средства авторизации и адресации, все метакоммуникативные единицы как модус отношений партнеров по общению, вся фатика, назначение которой – создание уз общности, взаимопонимания и эмпатии. В широком смысле здесь все разрешения и запреты на ситуативное коммуникативное поведение.

В зависимости от социальных признаком говорящего и адресата, ориентировки в обстановке общения и ситуации в целом, говорящий выбирает необходимое средство из богатейшего арсенала выработанных в культуре социостилистически дифференцированных стереотипов общения, тем самым реализуя сочленение стереотипности и творчества (см. Словарь русского речевого этикета А.Г. Балакая).

Из сказанного ясно, что неотвратимость исполнения ритуалов вежливости и речевого этикета заложена в нас и природой, и культурой.

Видимо можно провести некоторые сравнения толерантности и вежливости. И то, и другое определяется

27

как моральное качество человека, уважительно относящегося к другому, при этом толерантность предполагает уважительное отношение к «непохожестям» другого, а вежливость – проявление уважения к статусным, ролевым и личным качествам другого. И толерантность, и вежливость, интериоризованные личностью в ее социализации, становятся привычкой, обычаем, ритуалом, автоматизированным коммуникативным поведением. Но толерантность, на наш взгляд, – это отношение к иному в другом, которое, скорее всего, проявляется как «неделание» – не любопытствуй, не глазей, не обижай, не оскорбляй, не унижай, не бей и т.п.

Следовательно, толерантность входит в сознание и в обычай человека как запрет делать другому плохо. Фигура умолчания или переименования (ср. теорию и практику так называемой политкорректности) служит здесь этическому постулату «не навреди».

Вежливость же как выраженное в поведении уважительное отношение к статусу и роли другого должна быть проявлена в коммуникации в зоне добра с помощью невербальных и вербальных средств общения, и, прежде всего, речевого этикета. Основной ее постулат – делай другому хорошее. Таким образом, толерантность и вежливость – как бы две стороны одной медали: «в общении не делай другому плохого, делай ему хорошее».

Сказанное, повторим, касается как внутрикультурной, так и межкультурной коммуникации.

В житейских (бытовых и деловых) ситуациях нормального существования повседневная агрессивность, безусловно, снижается с помощью и толерантности, и вежливости. Но если говорить о прямой агрессии, разбое, бандитском нападении, то ни толерантность, ни вежливость, естественно, не смогут этому противостоять – здесь речь о

28

самой жизни, и потребны другие способы защиты. Однако и житейская коммуникативная агрессия должна быть преодолима.

Перед исследователями встают насущные задачи углубленного изучения концептосфер толерантности и вежливости. Перед педагогами – задачи воспитания этих этических принципов поведения.

Литература

Балкай А.Г. Русский речевой этикет и принципы его лексикографического описания. – Новокузнецк, 2002.

Балакай А.Г. Словарь русского речевого этикета. – М., 2001, 2006.

3Дьяченко М.И., Кандыбович Л.А. Психология: Словарь-справочник. – М., 1998.

Захарова Е.П. Коммуникативные категории и нормы//Хорошая речь. – Саратов, 2001.

Новая философская энциклопедия. – М., 2001. Т. 4.

Степанов Ю.С. Константы: Словарь русской культуры. – М, 1997.

Формановская Н.И.Речевое общение: коммуникативно- прагматический подход. – М., 2002.

Формановская Н.И. Речевое взаимодействие: коммуникация и прагматика. – М., 2007.

Формановская Н.И. Речевой этикет в русском общении. – М., 2009.

29

Коммуникативный контакт и его проявления

Явление контакта повседневно и обыденно, так же, как и феномен общения, поэтому само общение долгое время не привлекало внимания лингвистов, хотя и провозглашалось, что язык создан для общения и в процессе общения и что его основная функция – коммуникативная. Однако сегодня лингвистика общения составляет равноправную область знания, наряду с лингвистикой языка и лингвистикой речи.

Понятие же контакта до сих пор в тени, хотя и контактная функция отмечается в фатическом общении, в метакоммуникации и др. областях.

Обратимся к анализу слова в словарях. В Толковом словаре живого русского языка В.И. Даля этого слова нет.

В Толковом словаре русского языка под ред.

Д.Н. Ушакова находим это слово. КОНТАКТ (лат.

Contactus – прикосновение). 1. Соприкосновение,

соединение (ест.). Получился контакт двух сплавов // Место

соприкосновения электрических проводников (техн). К. сильно нагрелся. 2. Перен. Связь, взаимодействие людей в

деловой сфере (разг.). Нашему обществу надо вступить в контакт в этим учреждением. Находиться в

дружественном к. КОНТАКТНЫЙ прил. к контакт в 1 знач.

Как видим, контакт людей отмечен как переносное значение, при этом в ограниченной – деловой сфере, но с пометой разг. и речением дружественный к. – в деловой сфере? Прилагательное контактный не имеет отношения к людям.

30

Проследив эволюцию значения слова и пройдясь по словарям (БАС, МАС и др.), отметим, что не все новейшие словари отмечают это слово: его нет и в Комплексном словаре русского языка под ред. А.Н. Тихонова (2001г.), и в Большом толковом словаре правильной русской речи Л.И. Скворцова (2006г.). Полнее всего слово КОНТАКТ представлено в Новейшем большом толковом словаре русского языка (автор и руководитель проекта проф.

С.А. Кузнецов, 2008г.). Первые три значения касаются электрических контактов и геологического соединения пород (см. выше), поэтому их опускаем, Остановимся на продолжении: 4. Непосредственное общение с кем-л. Иметь

контакт с преступным миром. Быть в контакте с

больным. 5. Разг. Взаимное понимание, согласованность  в работе, в какой-л. деятельности, в деловых, дружеских и

иных отношениях. Найти к. с учениками. Найти к., войти в

к. Новейший большой словарь … слово контактный к 4-му значению определяет так: (разг.) такой, с которым легко устанавливать деловое, дружеское и иное общение.

Дельфины удивительно контактны. К. ребенок. Есть в

упомянутом словаре и глагол контактировать: контактировать с кем-л. – находиться в контакте (во 2, 4, 5

знач.). Они плохо контактируют друг с другом; Уметь к. с

людьми… Кроме того, в словаре есть слово контачить с пометой разг. Видимо, пока все же следует расценить его как прост.

Важно отметить, что к 2008 г. лексикографы осознали широкое современное употребление слова контакт и его производных.

Сегодня Интернет наполнен словом контакт. Важные политические и иные деятели имеют «странички» под названием «В контакте». В обычном разговоре это слово нередко, в том числе и во мн. ч., в том числе и переносно.

31

Так, NN, указывая на свою телефонную книжку, сказала: –

Здесь мои контакты.3

Анализ словарей и современного использования позволяет сделать следующие выводы и уточнения. Слово контакт в значении, касающемся и человека (в большинстве словарей толкуемое через латинское соприкосновение) помечает: «связь, отношения».

Однако замечаем, что слово контакт в избранной сфере имеет не одно, а два основных значения.

Первое значение: соприкосновение как вступление в контакт. Прагматические координаты этого явления – «я – ты – здесь – сейчас» говорят о соприсутствии коммуникантов в данном месте в данное время: вступить в

контакт, войти в к., включиться в к. и др. Именно для этого

действия в языке есть свои специализированные средства, и прежде всего – обращение в начальной позиции, а также другие этикетные реализации.

Второе значение представляется как следствие первого: вступление в контакт при определенных благоприятных условиях дает результат – отношения расположенности друг к другу, позволяющие иметь хорошие деловые и дружеские связи. В этом случае не требуется соприсутствия коммуникантов «здесь и сейчас», они могут быть на расстоянии, координаты общения выстраиваются как «всегда» и «везде»: Они работают в

контакте; У них в семье хороший контакт; С детьми

налажен контакт. Это значение также обеспечивается своими средствами выражения. В современном употреблении широко применимы оба значения, встречаются и в обиходе, и во всех других сферах общения, в том числе широко в политических дискурсах. Очевидно,

3 Множественное число присутствует в лингвистическом термине языковые контакты и др. употреблениях.

32

слово контакт теряет стилистическую ограниченность (разг.) и становится нейтральным.

Психологи выделяют контакт внимания, понимания, эмоциональный, этический.

Попутно заметим, что отношения, связанные с контактом, имеют разные фазы: а) включение контакта как

потребность общаться (включить(ся) в к., вступить в к.,

войти в к., установить к. и др.); б) связь, отношения (быть

в к., работать в к., действовать в к., жить в к. и др.); в) разрыв контакта (разорвать к., прекратить к., прервать

к. и др.); г) прекращение, угасание контакта в силу каких-

либо причин (к. утрачен, угас, распался и др.);

д) восстановление контакта после разрыва, утраты. Здесь важны стратегии и тактики коммуникантов, особенно в последнем случае.

Отметим зоны филологического знания, связанные с понятием контакта.

Поскольку исходное латинское значение достаточно точно передает суть явления, то опора на значение «соприкосновение» дает повод обратиться к невербальным компонентам и средствам общения. «Венцом» соприкосновения является рукопожатие – невербальный знак и акт контакта, как его установления, так и поддержания. Касания в невербальной семиотике рассматриваются в разделе гаптика. Г.Е. Крейдлин (Крейдлин, 2002) справедливо утверждает, что касание – это всегда установление физического контакта с человеком, при этом оно, как правило, коммуникативно (кроме профессиональных касаний врачей, массажистов, портных, косметологов и др.). Заметим, что вместе с физическим контактом, как правило, проявляется психический, душевный и т.п.

33

Важно учитывать специфику национально-культурных разрешений и запретов на прикосновения, особенно к незнакомому, Чужому. Известно, что латиноамериканцы, арабы, турки, итальянцы относятся к народам, легко допускающим прикосновения. Жители севера Европы этим свойством не отличаются. У русских, видимо, средняя позиция. Во всех случаях необходимо помнить, что прикосновение – это вторжение в личную сферу, поэтому прикосновения к Чужим, незнакомым должны быть обоснованны и дозированы. Исследователи наблюдают возрастные предпочтения, гендерные различия в прикосновениях, разное отношение к этому здоровых и больных и т.д. Психиатр и психолог Э. Берн отмечает, что младенцы, которые лишены прикосновений, отстают в развитии, а то и погибают. В связи с этим он ввел термин социальное поглаживание, широко используемый в лингвистике общения. Это одобрение, похвала, речевая поддержка, все проявления речевого этикета.

Контакт глаз, или взглядов, изучаемый окулесикой, относится к сильным и выразительным коммуникативным сигналам контакта. Взгляд может быть веселым и вопрошающим, грустным и укоризненным, нежным и лукавым, доверчивым и осуждающим, испуганным и одобрительным и мн. др., и всегда это эмоциональный или интенциональный коммуникативный акт установления и поддержания контакта при выражении чувств, отношений… Велика и национально-культурная специфика языка глаз.

Исследование в невербальной семиотике улыбки говорит, выражаясь терминами теории речевых актов, о сильном иллокутивном вынуждении и перлокутивном эффекте: улыбка, как правило, вызывает ответную улыбку, и это всегда установление и поддержание коммуникативного контакта. Улыбка может быть вежливая, почтительная,

34

предупредительная, учтивая, галантная; она может быть искренняя, приветливая, смущенная, скромная; дружеская, приятельская, материнская, отеческая; ласковая, нежная, веселая и грустная; она может быть обворожительной, чарующей, привлекательной и мн. др. Можно сделать вывод, что тело человека – позы, прикосновения, жесты, мимика, взгляды, улыбки, а также фонационные модуляции – сильнейшее орудие выражения внутреннего мира и отношения к Другому в коммуникативном контакте.

Следующая зона филологического знания, напрямую говорящая о коммуникативных контактах, это хорошо известный, многократно описанный  речевой этикет. В его определении: социально заданные национально специфичные правила речевого поведения в ситуациях установления и поддержания контакта коммуникантов (этический контакт). Одни ситуативно-тематические группы этих речеактовых единиц предназначены для включения контакта: это обращение в начальной позиции, приветствие, знакомство. Другие поддерживают связь, отношения: поздравление и пожелание, одобрение и сочувствие, обращение не в начальной позиции; многие совмещают в себе и включение контакта, и его поддержание для неконфликтного согласованного кооперативного взаимодействия, как например, извинение и благодарность.

О речевом этикете известно многое, поэтому упомянем лишь одну из последних книг: Н.И. Формановская. Речевой этикет в русском общении. М., 2009.

Заключая фрагмент о речевом этикете, приведем цитату из книги Э. Берна «Игры, в которые играют люди. Люди, которые, играют в игры…»: «Эта книга (вторая часть – Н.Ф.) посвящена обсуждению четырех вопросов: как вы произносите «здравствуйте»?; как даете ответ на приветствие?; что вы говорите после слова «здравствуйте»?

35

/…/; что вы предпринимаете, когда не хотите здороваться с человеком» (с. 204). Однако само по себе здравствуйте (как и другие единицы речевого этикета) не несет информационно нового и важного содержания, но без него (как и всего речевого этикета) разрушаются контакты, стало быть, социальная ценность этикетных речевых действий чрезвычайно велика.

Следующая зона филологического знания, на наш взгляд, теснейше связанная с поддержанием коммуникативного контакта, – фатическое общение, или фатика.

О фатическом общении написано немало. Не обращаясь к истокам, отметим, что наиболее глубоко этот аспект разработал Т.Г. Винокур (Винокур,  1993). Словарные статьи о фатике есть и в психологических словарях. Всюду фатика определяется как бессодержательное, заключенное в «праздноречевые жанры» общение ради общения.

Последнее положение сегодня уже неактуально.

Современные определения общения как мультисодержательного4 речевого взаимодействия с целью достижения внекоммуникативных и коммуникативных результатов, как сложные  статусно-ролевые отношения в разнообразных коммуникативных ситуациях – не оставляет места для определения фатики как «общения ради общения». Здесь же следует критически отнестись к положению Р. Якобсона о функциональном, целевом противопоставлении «сообщение – общение» (до сих пор встречающемся в диссертациях). Сегодня ясно, что сообщение сопоставляется и противопоставляется целому ряду классов речевых актов: побуждений, вопросов, деклараций, заверений, эмоционально-экспрессивных и этикетных проявлений и т.д., которые делятся на десятки и

4 Выделим смыслы пропозициональные, интенциональные, социальные, культурные, этнические, контактные и др.

36

сотни иллокутивно / интенционально нагруженных адресованных речевых действий, реализующихся, естественно, в общении.

Жанры фатики определяются как болтовня, пустые разговоры, бессодержательная «трепотня» (прост.), беседа ни о чем, формальные осведомления о жизни, делах, здоровье и т.п. Однако возникает вопрос: почему же это «бесполезное дело» так упорно существует в коммуникативных взаимодействиях современных занятых людей? Взглянем на диалог прощания: – Ну, всё, я пошел. –

Да, иди. – Пока, я ухожу. – Пока. Позвони! – Позвоню. Ну, пока… – Ну, всего. Не забывай. – Да, я позвоню. Пока. –

Всего. Каково назначение такого типично фатического обмена репликами? Видимо, в данном случае людям трудно расстаться, и контакт продолжает, продляет соприкосновение душ.

Попутно напомним, что у человека есть разум и сердце, ум и душа, в конце концов, левое и правое полушария мозга.

Видимо, соприкоснуться душой, поделиться, чтобы выслушали и поняли, при этом не столько разумом, сколько сердцем, неотъемлемое свойство человека, особенно русского. Типичны и частотны просьбы типа: – Поймите

меня!, – Выслушайте меня!, – Посочувствуйте мне и т.п., а

также ответное: - Как я вас понимаю! (при этом именно сердцем, душой). Эмпатические восклицания: – Войдите в

мое положение!, – Встаньте на мое место! – просьбы

именно о сочувствии, сопереживании (контакт понимания, душевного, наряду с разумным). Надо, конечно, взглянуть на это явление и со стороны национальной специфики менталитета и культуры. Жалоба и ответное сочувствие, утешение нетипичны, например, для американского диалога.

Сравним общение россиян, внучки и бабушки:

В. – Голова ужасно разболелась.

37

Б. – Бедная моя! Как мне тебя жаль!

Не для всякой культуры возможно назвать Другого бедным и открыто его пожалеть.

Фатическое общение повсеместно: с незнакомыми – чтобы вступить в контакт и завязать знакомство; с малознакомыми – укрепить знакомство, со случайными знакомыми – продемонстрировать правила поведения; с хорошо знакомыми – сохранить тип отношений; с близкими людьми – обменяться мнениями, не имеющими информационной ценности, но укрепляющими душевный контакт.

Заметим, что сочленение информатики и фатики типично для любой социостилистической сферы общения и для любого ее текста, но, конечно, в неравной доле. Так, официально-деловой стиль в разных жанрах сосредотачивает внимание на информатике, однако не обходится и без фатики. Деловое письмо, например, невозможно без обращения, без подписи как свидетельства авторства, нередко с пожеланиями удачного сотрудничества и т.д. Научный текст, наполненный информатикой, в разных жанрах допускает немало фатики, особенно в области устной научной речи. В публицистике в целом значительно больше фатики, чем в упомянутых двух функциональных разновидностях. Обиходно-бытовые тексты фатикой пронизаны. Она оправданна в религиозной речи, а также и в парламентской и т.д.

Следующая зона филологического знания, имеющая отношение к проблеме контакта, – метакоммуникация.

Некоторые исследователи объединяют фатику и метакоммуникацию, но думается, что здесь есть существенные различия, и главное в том, что метакоммуникативные фрагменты текста – коммуникация о коммуникации – рассказывают о том, как построен текст;

38

содержат комментарий, объяснение, оценку речи. Другого и собственного высказывания: короче говоря…, не могу не

заметить …, следует разъяснить… и мн. др. Отметим, что

метакоммуникативные вводы типа: Вы уже знаете;

Выделим эту мысль; Обратим внимание и мн. др. служат

именно контакту между Автором и Получателем или Адресатом. Несмотря на то, что в приведенных примерах не содержится информации о научной ценности сказанного, такая метакоммуникация может пронизывать текст любой науки, особенно гуманитарной. Рассказ автора о том, как устроен текст и что в нем важно, часто впрямую направлен Адресату, удерживая с ним коммуникативный контакт именно объяснением логики автора и его намерения облегчить адресату связь фрагментов дискурса. Фатика этим смысловым компонентом не обладает.

О метакоммуникации существует обширная научная литература. Остановимся лишь на одной функции метакоммуникации – введении, включении коммуникативного контакта с Адресатом. Этому служит целый ряд контактоустанавливающих единиц с метакоммуникативной функцией: а) апелляция к вниманию адресата путем возбуждения сенсорной – визуальной и аудиальной сфер.

Во-первых, в прямом значении: Смотри, кто пришел!;

Гляди, что я испекла!; Посмотрите, как это выглядит на

схеме и мн. др. Ясно, что информативный пласт можно давать и без подобных вводов, однако именно они включают коммуникактивный контакт.

Во-вторых, что интереснее, такие вводы теряют свою семантику и употребляются там, где не на что смотреть:

Видишь, что получилось из их ссоры; Смотри, что он задумал!; Поглядим, что получится.

39

То же и с аудиальными вводами. Во-первых, в прямом

употреблении: Послушай, как звучит эта песня; Слушай внимательно, что я говорю!

Во-вторых, с потерей прямых значений: Послушайте, где

же этот словарь?; Слушай, пойдем перекусим; Слышишь,

он от меня уходит. Во втором случае остается лишь функция контактовключения. б) апелляция к ментальным и другим психическим способностям Адресата. Здесь также присутствует прямое и непрямое значение вводящих слов.

Во-первых, прямое: Знаете, где находится Ямал?

Подумайте, как ответить на этот вопрос; Вообрази, где на глобусе Исландия.

Во-вторых, непрямое, с потерей семантики: Знаете, я не

справлюсь с заданием; Знаешь, я не хочу супа; Подумай, ведь он хамски поступил; Представь, он и не думает извиняться!; Понимаете, я не думала об этом.  Ясно, что только

включение контакта является целью подобных вводов. в) апелляция к собственному опыту говорящего. В этом случае усиливается функция вводности либо возникает предикат, требующий изъяснительного сложного предложения:

Думаю, его надо увольнять; Считаю, что мы успеем; а также: Видимо (Вероятно), мы с ним не сработаемся.

г) апелляция к всеобщему опыту: Ясно, что мы не уложимся

в срок; Понятно, у него нет оправданий; Известно, что это глупость; Все знают, что он нас обманул и мн.др.

д) апелляция к необходимости высказывания: Я хочу сказать,

что… Надо (нужно, необходимо) сказать, что...; Нельзя не

сказать об этом – и др. Употребление более свойственно научной и деловой сфере. е) подчеркивание важности собственной речи: Я чтó хочу

сказать; Я что говорю; А я что говорю!; Вот я и говорю...; Я это к чему говорю  – и мн. др. А также: На что надо обратить

40

внимание, так это… Что необходимо подчеркнуть, так это…,

и категорично, возможно, от вышестоящего: Я вам вот что

скажу!

Ясно, что без многих из приведенных конструкций ввода информации можно легко обойтись, некоторые представляются излишним засорением речи, однако контакт с Адресатом в случае их исключения значительно слабеет, и Адресат может превратиться лишь в Получателя или Наблюдателя.

Немало и других специфических средств включения и поддержания коммуникативного контакта.

Нельзя не упомянуть об активных в общении м е ж д о м е - т и я х, в которых нет собственно информативных смыслов, но которые призваны означать эмоциональное состояние говорящего, часто в адресатной направленности, а следовательно, играют заметную контактную роль: О, кого я вижу!; Ах, как я

вам рада! и мн. др. (эмоциональный контакт).

Л и ч н о е   и м я, видимо, было изобретено человечеством, во-первых, для идентификации личности, во-вторых – для включения контакта со Своим. Коммуникативные аспекты личного имени, во-первых, при знакомстве, когда говорящий «я» самопредставляет себя по одной из форм имени: Я Иван

Иванович; Меня зовут Иван; Зовите меня Ваня; Профессор

Иванов и мн. др. Посредник, участвующий в знакомстве, называет партнёров в 3 лице: Это Иван Иванович, а это наша

Екатерина.

Во-вторых, в ситуации о б р а щ е н и я  актуализируется адресация: Иван Иванович! Вот здесь и выступает основная функция обращения в начале общения: это установление коммуникативного контакта (контакт внимания), и больше ничего, поскольку «назначенный» Адресатом в своем невербальном поведении – позе, мимике, выражении глаз – в ожидании продолжения речи обратившегося. Напомним, что не в начальной позиции обращение служит поддержанию контакта, но

41

об этом уже много написано. У приветствия та же функция включения контакта, однако, оно не требует «валентностного» продолжения: текст после «здравствуйте» задает сценарий (см.

Э. Берн).

Сделаем вывод. То, что лежит на периферии языковой системы (междометия, обращения, личные имена, речевой этикет, метакоммуникация, фатика и др.), выполняет важнейшую роль установления и поддержания коммуникативного контакта, без которого немыслимо любое общение. Можно полагать, что проблемы коммуникативного контакта актуальны в таких современных областях, как общая теория коммуникации и коммуникационные и информационные технологии, поэтому заслуживает пристального внимания лингвистов.

Литература

Берн Э. Игры, в которые играют люди. Люди, которые играют в игры. – Минск: «Попурри», 2003. – 512 с.

Винокур Т.Г. Говорящий и слушающий. Варианты речевого поведения. – М.: Наука,  1993. – 172 с.

Крейдлин Г.Е. Невербальная семиотика. – М.: Новое литературное обозрение, 2002. – 592 с.

Трунов Д. Вербальная и невербальная метакоммуникация // Мат.

II Международной конференции «Коммуникация: концептуальные и прикладные аспекты». – Ростов-на-Дону, 2004.

Формановская Н.И. Речевой  этикет  в  русском  общении. – М.: «ВК», 2009. – 334 с.

42

Коммуникативное поведение носителя языка: современные факторы и тенденции

Антропоцентрическая парадигма в лингвистике, как известно, вызвала к жизни целый ряд новых направлений исследований, в том числе на стыке наук. Это социолингвистика, психолингвистика, этнолингвистика, когнитивная лингвистика, лингвокультурология и др.

Человек, отраженный в языке, и человек, использующий язык в общении, как homo sapiens и homo loguens – на пике интереса науки.

Язык – речь – общение – неразрывное единство для носителя языка – пользователя и раздельность для исследователя – три основных области современного лингвистического познания, в самых разных аспектах. В толковых словарях  язык (10 значений) и речь (9 значений) истолковываются часто друг через друга, общению же посвящено два слова: «связь, отношения». Шире толкуется слово коммуникация (2 значения). Мы используем оба термина как синонимы, поскольку  второй дает удобное прилагательное. Н.Д. Арутюнова определила различие языка и речи в Лингвистическом энциклопедическом словаре: «Язык потенциален, конечен, формален, стабилен, объективен, имеет уровневое устройство. Речь субстанциональна, конкретна, развертывается во времени и пространстве, бесконечна, активна, динамична, линейна, субъективна, вариативна, контекстно и ситуативно обусловлена».

43

Можно думать, что в развитии человечества первичным было общение, когда возникла потребность еще нечленораздельно сообщить нечто другому, спросить другого или побудить его к чему-либо – как первичные и глобальные речевые интенции. Так в течение веков создавалась и типизировалась этническая речь, из которой со временем абстрагировались формы и категории языка.

В жизни ребенка родная речь приходит к нему через общение близких, взрослых как пассивное понимание, затем возникает активная речь, и это постоянно накапливается в памяти посредством ментально-лингвального комплекса (Морковкин, 1997). О языке и его устройстве в научном смысле ребенок узнает лишь в школе.

Однако, в наивной картине мира мы смешиваем язык и

речь: У него хорошо подвешен язык; Её образный язык; Не болтай языком; В совершенстве владеет иностранным

языком – естественно, все это о речи и общении.

Общение целесообразно определить как социально- речевое взаимодействие по крайней мере двоих партнеров по обмену информативным и фатическим содержанием для воздействия друг на друга, регулирования коммуникатив- ного и внекоммуникативного поведения с целью достижения желаемого результата (Формановская, 2007).

Об общении мы говорим тогда, когда имеем в виду активного адресата. Он активен мимовольно уже в речевом процессе автора текста, ориентирующегося на адресата, его интересы, знания, текущие потребности и т.п. Адресат активен, когда принимает, понимает и интерпретирует текст.

Адресат активен, меняя коммуникативную роль слушающего на роль говорящего. Он активен в устных и письменных видах общения и типах текстов. (См. подр.: Формановская, 2007). Таким образом, адресат как участник

44

речевого взаимодействия в значительной мере является побуждающей силой для автора.

Общение, как правило, реализуется в виде коммуникативного поведения (Воронежская школа И.А. Стернина; Прохоров, Стернин, 2002 и мн. др.).

Сложный комплекс ситуативных обстоятельств и коммуникативных намерений (интенций) говорящих / пишущих, их статусные, ролевые и личные отношения в коммуникативном проявлении в разных сферах и средах, в разных видах общения и с помощью разных знаковых систем, приводят к неиссякающему бесконечному потоку информационных обменов.

В лингвистике более всего исследован язык в его уровневом устройстве, широко изучается речь в речеведении, общение пока еще исследовано недостаточно (См. Энциклопедический словарь «Эффективная коммуникация», 2005).

Сегодня в общении, в коммуникативном поведении (которое шире речевого общения и поведения) можно наблюдать ряд социальных факторов, серьезно влияющих на тенденции к изменениям в общении, речи, а впоследствии, возможно, в какой-то мере, в языке.

Демократизация, либерализация общественных

отношений с времен перестройки приводит к многим последствиям в речи. 1. Раскрепощенность СМИ в связи с отсутствием цензуры привела к нежеланию или неумению многих журналистов придерживаться внутренней цензуры, морально-этических норм поведения в публицистическом общении. В связи с этим речь засоряется жаргоном, просторечием, а то и нецензурными выражениями (рядом с подобающей картинкой). (См., например, о современных СМИ работы последних лет В.Г. Костомарова). Наблюдаем

45

вторжение СМИ в каждый дом и нередко в личную сферу индивида (Прозоров, 2005). 2. Небывалое прежде развитие рекламного дела. Тексты реклам и их количество, интенциальные значения и смыслы, структуры адресации в высшей степени воздействуют на

получателя. Предложение определяет спрос вопреки

экономическим теориям. О речевой культуре в рекламе говорить не приходится. Порождаются однодневные крылатые выражения, народ «сыплет» рекламными слоганами, подчас и бессмысленными. Речевые нововведения здесь постоянны, нас потчуют и обильными образными средствами. Ср. метонимии «Раздвижные лоджии», «Остекление алюминием» (газета «Экстра М»).

Примеры бесчисленны, как и исследования рекламы. 3. Произошла смена дикторов ведущими, которые не просто произносят заготовленный текст, но и допускают разного рода комментарии, выражают собственное мнение и отношение к событиям и фактам, нередко недостаточно убедительное и грамотное (примеры многочисленны). 4. Диалоговость (два ведущих), стремление к сближению с непринужденной речью стирает грани жанровой определенности. Монологический текст включает диалоговые структуры: риторические вопросы и ответы, переспросы, прямую адресацию и мн. др. 5. Содержательно и в речи телевидение и пресса перестали быть воспитателем телезрителя, читателя.

Принято считать, что для успешной коммуникации надо говорить «на языке своего партнера». Это, конечно, так, если речь идет о выборе темы с учетом интересов и знаний адресата и об общении социализированных личностей, уже в малой степени подвергающихся речевому влиянию.

Напомним, что статусно-ролевые координаты в общении «по вертикали» – вышестоящий, равный – нижестоящий

46

партнер, и по «горизонтали» – свой – чужой. Есть немало ситуаций, когда партнера надо сделать «своим», равным» и говорить на его языке. Один лишь пример. Профессор N вернулся из командировки, его встречал сын-студент.

Очередь на такси была длинной, и профессор решил пойти «за угол», договориться с каким-нибудь шофером, но вернулся огорченный. Сын спросил, что же говорил отец.

«Ну, я сказал шоферу: – Простите, пожалуйста, нельзя ли вас побеспокоить и попросить об услуге, может быть вы могли бы взять нас без очереди». Шофер отказал. Сын

заметил, что отец «не умеет говорить с народом», и пошел

сам. Он сказал шоферу: «Парень, возьми нас без очереди, хорошо заплатим, не пожалеешь». И все было в порядке. То

же происходит и при стереотипной реализации приглашения: – Мужик, третьим будешь? Вместо этого вежливое предложение вызовет лишь отторжение. Однако «своим, равным» партнер в коммуникации оказывается далеко не всегда. Один из аспирантов института как-то заметил, что сегодня вежливость не в моде, поэтому говорить надо «по-простому», как он выразился. А через неделю он пришел в мой кабинет и произнес следующее:

«Наталья Ивановна, если вас не затруднит, будьте так добры, пожалуйста, прочитайте мою статью и дайте рекомендацию напечатать. Буду вам очень благодарен».

Отношения «вышестоящий – нижестоящий» и важность просьбы для говорящего потребовали употребить три актуализатора вежливости.

Похоже, что нынешние СМИ, особенно телевидение, стремятся говорить на языке «потребителя», всячески снижая нормативную планку. Однако у СМИ громадная воздействующая роль, и сначала они воспитывают читателя / зрителя как носителя просторечия и жаргона, а затем на него и ориентируются. Процитируем:

47

«Сегодняшняя телепродукция отличается яркостью, громкостью, спецэффектами… Но пройдемся по каналам: секс, кровь, трупы, деньги, секс, кровь, трупы, деньги… Бесконечные попсовые концерты зацикленных на самих себе «звезд», пошлейшие анекдоты под видом раскованного юмора, программы, провоцирующие опаснейшие для общества желания мгновенно разбогатеть, стать миллионером… Безбрежный поток бульварной прессы, откровенно бесстыдные фотографии на обложках… (В. Учайкин, зав. кафедрой теоретической физики Ульяновского госуниверситета. «Поиск»5, 25 января 2008 г.).

О том, что в этих условиях можно думать о культуре общения и речи, не приходится говорить. Канал «Культура», отдельные аналитические программы – лишь тонкий ручеек, почти не влияющий на океан телепродукции. 6. В связи с демократизацией отношений меняются ролевые позиции «начальник – подчиненный», в том числе в деловом общении, часть которого определяется как корпоративное. Здесь все обращаются друг к другу только по именам (без отчества) и на «ты», то есть роли «начальник – подчиненный» меняются на роли «друг – друг». Частично с этим связано в среде молодых преподавателей русского языка как иностранного самопредставление новой группе студентов при знакомстве только по имени, без отчества. На мой вопрос, в какой русской школе, техникуме, вузе, университете ученик учителя зовет по имени, отвечают, что таких учебных

заведений у нас нет. «Но ведь на Западе нет отчества,

значит и нам оно не нужно». Между тем русское отчество – древнейший специализированный культурный знак уважения достойного. Однако преподаватель позволяет себе искажать русскую культурную действительность, в то время

5 «Поиск» - еженедельная газета научного сообщества.

48

как он должен обучать иностранцев особенностям национальных лингвокультурных обычаев и традиций для адекватной межкультурной коммуникации. 7. Обширные межнациональные и, соответственно, межкультурные связи (определяющие внимание ученых к проблемам межкультурной коммуникации) приводят к необходимости изучения иностранных (особенно английского) языков, речи, общения и соответствующих командировок в страны, поскольку специфика коммуникативного поведения связана с массой нюансов, национального менталитета, обычаев, ритуалов, традиций, этикета, стереотипов, которые улавливаются лишь в стране изучаемого языка. Вне учета этого обстоятельства возникает множество коммуникативных неудач, связанных с непониманием, недопониманием, неисполнением требуемого в речи. Ср. «навязчивый» вопрос корейских студентов к преподавателю: «Вы завтракали?», что означает «Доброе утро!»; вопрос в транспорте: «Вы выходите на следующей остановке?» воспринимается во многих странах как вторжение в личную сферу, но это типичный транспортный стереотип у русских; на банкете в Китае тост в честь автора этих строк звучал: «За ваше здоровье, Наталья Ивановна, особенно в вашем возрасте»; постоянное предложение в Корее: «Садитесь, пожалуйста, в вашем возрасте надо сидеть» – и мн. мн. др. Пресловутые русские непрошенные советы, от широты души, желания помочь, поскольку совет (в отличие от просьбы) направлен в пользу адресата, также воспринимаются на Западе как неприемлемое вторжение в личную сферу. Примеры бесчисленны (см. Тер-Минасова, 2000, 2006). 8. Сегодня наблюдаем обильные заимствования англо- американской лексики, главным образом, компьютерной терминологии, названий товаров, услуг, учреждений,  фирм

49

и т.д.. По мнению исследователей, наше время напоминает эпоху Петра Первого, когда в русскую речь широким потоком ворвались европеизмы. Обильные заимствования для «слабого» языка пагубны, а сильный язык они обогащают. Лет двадцать пять тому назад профессор Д.Э. Розенталь говорил: «Конечно, заимствований очень много. Во фразе «Я студент филологического факультета гуманитарного университета» лишь одно русское слово «я».

Однако  фраза эта вполне русская». Освоение лексическое, грамматическое, словообразоватальное происходит постоянно. Так, ксерокс дал глагол ксерить, и в профессиональном жаргоне он вполне освоен: – Отксерь

мне две странички! – Ой, я устала, сегодня весь день ксерила, наксерила целую кучу. Заимствования проникают в

быт, особенно молодых носителей языка, и нередко можно слышать об «удачно сделанном шопинге». Молодежная газета «Акция», серьезная и содержательная, наполнена заимствованиями, впрочем, как и молодежным жаргоном (говорит с читателями на его языке). Пока заимствования в русской речи, надо думать, не перешли ту черту, когда может наступить угроза русскому языку. 9. В сегодняшнем образовательном процессе есть факторы, которые также влияют на изменения в речевом поведении. Н. Платонова, доктор экономических наук, профессор, проректор по научной работе Российского государственного университета туризма и сервиса, в газете «Поиск» от 8 февраля 2008 г. размышляет о том, почему аспиранты покидают науку. Она касается и проблем современного образования: «Изменения, проникающие в методику преподавания под влиянием западной системы обучения, в частности, тестирование, письменные экзамены (добавим сюда ЕГЭ – Н.Ф.), дистанционное обучение и т.п., снижают индивидуализацию обучения. Преподаватель

50

отделяется и отдаляется от студента. Его роль как личности в формировании молодого человека и с воспитательной, и с научной точки зрения уменьшается. Мы все больше передаем «кубик» знания, а не учим учиться. И все существующие пока в вузах студенческие научные конференции и другие научные мероприятия проводятся скорее вопреки этому процессу, а не благодаря ему».

Гуманитарное, а особенно филологическое образование должно отдавать себе отчет, что компьютеризованные электронные материалы лишь вспомогательные средства обучения, ни в коей мере не подменяющие личность Учителя. Знакомство с прессой позволяет думать, что Запад уже пожинает плоды этого процесса и бьет тревогу. Вот заметка в газете «Поиск» от 25 января 2008 года: «Поисковые сервисы лишают студентов способности критически относиться к полученным данным и снижают любопытство. (...) Поисковики, аналогичные Google, дают простые ответы на сложные вопросы, не позволяя студентам понять, являются ли найденные данные частью серьезных научных работ или они основаны на дилетантских заключениях и поверхностных идеях» – считает профессор британского университета Брайтон Т. Брабазон. 10. Обилие и в бытовом общении электронных средств связи и коммуникации может оказать не лучшее влияние на подрастающее поколение. Дети «подсели» на «эсмеэски» и картинки в телевизоре, в компьютере. (Разговор вышедших

из школы: – Пойдем в библиотеку, на компьютере

поиграем!). Между тем английские социологи выяснили, что час сидения ребенка перед телевизором лишает его примерно шести слов родного языка. Тревогу бьют психологи и медики: картинка развивает правополушарную деятельность мозга и замедляет развитие и активную работу левого полушария, осуществляющего мыслительные

51

логические операции, нарушается гармония связи «мышление – речь». 13 февраля 2008 г. в телепрограмме «Вести» (канал «Россия») был дан сюжет из Германии. Автор демонстрировал альбом карикатур, который наш корреспондент назвал комиксом на тему холокоста – массового уничтожения евреев при Гитлере. Немецкий автор альбома обосновал создание произведения тем, что современным детям затруднительно читать текст, например «Дневник Анны Франк», поэтому им проще знакомиться отечественной историей в картинках. 11. Человек отдаляется от книги. А это чревато пагубными последствиями для владения родной речью и свободным общением. Повторим, что родной язык с помощью данного человеческому мозгу механизма, формирующего ментально-лингвальный комплекс, запечатлевается через общение / речь близких людей с первых мгновений жизни младенца. Заполняя клетки памяти, слова-образы и их отношения фиксируются мозгом в миллионах и миллиардах «квантов» знания образов и позволяют носителю языка понимать и производить родную речь в автоматическом режиме, не складывая данное существительное с данным глаголом в таких-то формах, а просто говорить, как дышать (Гаспаров, 1996). В формировании чтения и письменной речи огромную роль играет раннее запечатление ребенком слова в книге.

Активная память ребенка, приобщенного родителями к книге, дает ему возможность запечатлевать написание (правописание) слова и смысловое членение фразы (с помощью пунктуации). Впоследствии о таком человеке говорят, что у него врожденная грамотность. Но это – приобретение человеческой памяти в раннем общении с книгой. А если память до школы и в младших классах

52

школы не набрала из книг знания об «одежде» письменной речи и орфографии, школьное изучение правил написания останется само по себе, и ученик, знающий правила «на пять» будет писать неграмотно, потому что при написании родного слова он не складывает буквы согласно правилам, а просто пишет автоматически, как и говорит. Другое дело, когда при говорении или при письме приходится специально задумываться над выбором наиболее уместного средства. (Достаточно взглянуть на черновики Пушкина). Однако обычная речь – это автоматизм, который выявляет, насколько развита и образованна языковая личность, владеет ли она полным набором стилистических и социкультурных знаний и навыков, в зависимости от которых рождается текст того или иного качества.

Приобщение к Интернету несет свои опасности для младших. Если взрослые играют словами «Превед», «Пеши исчо», то каково изучающему в школе орфографию.

Овладевший грамотностью улыбнется, а не овладевший может встать в тупик.

Нынче все педагоги жалуются, что пришедшее в вузы пополнение студентов – не говорящие люди. Как бы нам не перейти из стадии homo loguens в стадию homo computerens.

Между тем качество коммуникабельности востребовано рыночной экономикой. Объявления о приеме на работу запрашивают активных и коммуникабельных. Слово еще не вошло в толковые словари, лишь в методических работах знакомят нас с его содержанием: способностью человека ориентироваться в ситуации и адресате и вести грамотную и эффективную коммуникацию.

Рыночные отношения актуализировали роли «продавец – покупатель» (в широком смысле), а значит, «продавец» должен «показать товар лицом»: убеждать, доказывать, аргументировать, агитировать, уговаривать, предлагать,

53

расхваливать, навязывать, заманивать и мн. др., то есть в тексте реализовать множество речевых интенций и так адресовать свой дискурс, чтобы довести адресата до убежденности в необходимости «покупки».

Будем оптимистами: коль скоро обществу необходимо качество коммуникабельности, оно, как саморегули- рующаяся система, найдет рычаги для создания этого качества. Наше дело – всемерно помогать ему в этом.

Литература

Гаспаров Б.М. Язык. Память. Образ. Лингвистика языкового существования. – М., 1996.

Морковкин В.В., Морковкина А.В. Русские агнонизмы. – М., 1997.

Костомаров В.Г. Наш язык в действии. – М., 2005.

Прохоров Ю.Е., Стернин И.А. Русское коммуникативное поведение. – М., 2002.

Прозоров В.В. Власть и свобода журналистики. – М., 2005.

Тер-Минасова С.Г. Язык и межкультурная коммуникация. – М., 2000.

Тер-Минасова С.Г. Война миров. – М., 2006.

Формановская Н.И. Речевое взаимодействие: коммуникация и прагматика. – М., 2007.

Эффективная коммуникация. Словарь-справочник / Ред. проф. Панов. – М., 2005.

54

Коммуникация как единство речевой деятельности и речевого поведения

Именно речеповеденческие неудачные проявления в общении чаще всего приводят к нарушению контактов людей, поэтому важно взглянуть на коммуникацию с предложенных позиций.

Деятельность психологи определяют как мотивиро- ванное, целенаправленное сознательное проявление.

Поведение – как лишенное сознательного мотивирования и целеполагания, обычное, привычное проявление. Ясно, что в поведении главенствует автоматизм, стереотипность привычных действий. Так, например, уходя из квартиры, мы выключаем электричество, газ, закрываем дверь на ключ – и все это без размышлений и даже без осознания совершаемого.

Речевые деятельность и поведение отличаются теми же свойствами и в общении людей в постоянном соединении и взаимодействии. Речевая деятельность направлена на

реализацию информативно важных, новых сведений или

запроса таковых. Речевое поведение реализует, главным

образом, социально-психологические, этикетные, национальнокультурные сведения, что нередко оказывается

важным содержанием в общении. Речевая деятельность диктуется разумом, речевое поведение – «душой и сердцем».

Но, повторим, одно с другим в теснейшем сплетении и взаимодействии.

Ясно, что дискурсы / тексты разных функционально- стилевых сфер общения содержат разные пропорции

55

деятельностного и поведенческого речевого проявления.

Так, «деловые» тексты – в сфере официально-деловой, научной, публицистической и др. – более наполнены сознательными мотивами и целями для создания информативно значимого содержания, обиходно-бытовая сфера в большей мере пронизана компонентами речевого поведения. Вот, например, высказывания старых женщин в записи устных диалогов:

1. – Оставайтесь еще, куда Вам спешить! – Нет, нет, я побегу, у меня дел полно. 2. – Так я побежала! Мне еще в магазин, да ужин успеть приготовить. –  Ну что ж, бегите.

Обе женщины в том возрасте, когда уже не бегают, одна из них ходит с палочкой, другая, слишком полная, двигается замедленно, однако речевой стереотип, взятый памятью из детства и выдаваемый ею в речь, в соответствующих ситуациях поспешного ухода, по обычаю, привычно воспроизводится в дискурсах / текстах речевого взаимодействия.

Речевая деятельность, с опорой на психолингвистику, широко изучается в методике преподавания иностранных языков, русского как иностранного. Как известно, выделяют 4 вида речевой деятельности: 2 продуктивных – говорение, написание (письмо) и 2 рецептивных – слушание, чтение.

Говорение взаимосвязано со слушанием; написание – с чтением. Первая пара принадлежит устной речи, вторая письменной. Обучение с учетом ведущего коммуни- кативного принципа, в том числе и РКИ, идет именно по этим видам речевой деятельности, при этом ясно, что и продуктивные, и рецептивные  виды деятельности связываются с активностью изучающего язык – речь – общение, иначе говоря, слушание и чтение (а не только

56

говорение и письмо) требуют значительных усилий в добывании соответствующих умений и навыков, чем и озабочена методика преподавания иностранных языков.

Это хорошо согласуется с положениями коммуникативной лингвистики, изучающей речевые взаимодействия носителей языка. Так, исследователи подчеркивают, что не только адресант, производящий дискурс, но и адресат, его принимающий, оказывается активным действующим лицом. Повторим неоднократно высказанное (Формановская, 2007 и др. работы).

Адресат активен даже тогда, когда о своей активности не подозревает. Однако автор всегда ориентирует свое речевое произведение на того или иного адресата. В контактном непосредственном общении это очевидно. В дистантном, опосредованном, особенно письменном общении с помощью текста автору приходится нередко прогнозировать существенные черты предполагаемого адресата: круг его интересов, образованность, сферу деятельности, возраст, нередко пол и т.п.

Так, публицист, работающий в газете «Коммерсантъ» «видит» своего читателя не таким, каким оказывается читатель газеты «Охота, рыболовство» или «Кот и пёс».

Автор научной статьи для специализированного журнала создает текст, направленный посвященному коллеге; автор текста с той же темой, но изложенной в школьном учебнике, совершенно иначе ориентирует произведение на своего адресата. Таким образом, мимовольная активность адресата проявляется уже в период создания автором дискурса / текста.

Адрес активен, воспринимая посланную ему речь. В сложной психической деятельности восприятия открыты слуховые и зрительные рецепторы адресата, активно его внимание. Воспринимая текст, адресат его понимает и

57

интерпретирует; если это необходимо, мысленно соучаствует в сюжетных коллизиях или обсуждении научных и общественных проблем.

Не вдаваясь в подробности сложной психической деятельности понимания, отметим лишь, что в коммуникативных процессах понимание, как правило, охватывает преимущественно прямые, очевидные значения единиц в речевых произведениях; интерпретация же, имея дело с косвенными значениями, контекстуально- ситуативными скрытыми смыслами, связывается со сложными операциями опоры на пресуппозиции и импликации, национально-культурные прецедентные феномены, обычаи и традиции в общении, и это требует активной «работы» адресата.

Не говорим уже о его диалогической активности, когда он меняет коммуникативную роль слушающего на роль говорящего и вступает в диалог со своей репликой.

Можно сделать вывод, что опыт жизни, практических каждодневных проявлений задает в коммуникации способность к обмену, на первый взгляд, не самоочевидными способами передачи информации, как в

примере: – Не сходить ли нам завтра к юристу? – Завтра

иду к врачу – где вторая реплика содержит интенциональный смысл отказа, выводимый адресатом из аргумента занятости, что понимают и интерпретируют и носители языка, и иностранцы, поскольку значения/смыслы речевых интенций по своей сути интернациональны. Однако случаи, когда нужна опора на национально-культурные стереотипы, прецедентные феномены – недоступны  интерпретации иностранцев. Так, газетный заголовок «Изба сгорела, конь ускакал» о неудаче в бизнесе деловой дамы, не распознается иностранцем, тогда как для русского прецедентным является

58

стихотворение Н.А. Некрасова о русской женщине, которая «коня на скаку остановит, в горящую избу войдет».

Систему речеповеденческих правил в общении составляет речевой этикет, многократно описанный (см.

Формановская, 2009).

Вместе с тем каждая нация, каждое социальное сообщество накапливает обычаи, ритуалы, церемонии, традиции, во многом определяющие коммуникативные процессы в области речевого поведения.

Правилам речевого поведения посвящены многократно цитируемые прагматические принципы сотрудничества (П. Грайс) и вежливости (Дж. Лич), которые постулируют нормы коммуникативных обязательств участников общения, в том числе и нормы пристойности. «Различия в кодексах воспитания, во впитываемых с детства представлениях о пристойном и непристойном – преграда трудноразрушимая.

Почти тридцать лет бывший йокогамский паренёк существует вдали от своей Японии, но все не может до конца свыкнуться с обыкновениями «красноволосых»: то ляпнет что-нибудь, с точки зрения этакой гранд-дамы, скандальное, то сам зальётся краской стыда от чего-то, с западной точки зрения совершенно невинного – например, сидящая женщина уронила зонтик и придвинула его носком туфельки (чудовищная вульгарность!)». (Б .Акунин. Весь мир – театр).

Межкультурная коммуникация привлекает внимание

прежде всего именно к поведенческим аспектам, так как собственно языковые ошибки изучившего иностранный язык «задевают» адресата в малой степени: употребил неправильную форму падежа – недоучил, не практиковался в должной степени. Но положение, когда иностранец говорит на выученном языке, а действует по правилам собственного национального речевого поведения согласно

59

своим обычаям и традициям, нередко шокирует адресата.

Когда говорят о культурном шоке иностранца в среде изучаемого языка, имеют в виду крайнюю степень расхождения национально специфичных проявлений речевого поведения, обычаев, традиций.

Позволю себе привести несколько примеров из собственной практики.

Работая в Болгарии в университете «Климент Охридский» (именно так принято называть Софийский университет), я получила от коллеги замечание, что невежливо здороваюсь. Оказалось что невежливость заключается в том, что я, входя на кафедру, посылаю общее приветствие всем сразу: – Здравствуйте, коллеги! Вежливо же, оказывается, подойти к каждому и индивидуально поздороваться, желательно с рукопожатием.

Собираясь в Москву на зимние каникулы, я заказала в железнодорожном бюро билет, написав в заявке официальное русское именование (ФИО): Формановская Наталья Ивановна. Мне сообщили, что я могу прийти через 15 минут, билет будет готов и меня вызовут. И вот в зале прозвучало: Ивановна! Я сообразила, что это, видимо, меня вызывают, а ошибка моя в том, что болгарское официальное именование, в том числе и в алфавитном списке, начинается с имени, а заканчивается фамилией: Ирина Вълкова

Червенкова.

В Китае, после окончания двухнедельного семинара и конференции, на банкете, к нашему столику подошел декан факультета, блестяще говорящий по-русски, и произнес

тост: За Ваше здоровье, Наталья Ивановна! Особенно в

Вашем возрасте! Ясно, что такой тост шокирует европейскую женщину. Та же ситуация была и в Корее, когда на каждом шагу мне говорили: Садитесь,

пожалуйста, в Вашем возрасте надо сидеть; у Вас такой

60

возраст, что Вы должны сидеть. Ясно, что в этих случаях

говорящие на русском языке действуют в соответствии со своими национальными обычаями, отложившимися в этикете общения (на Востоке: чем человек старше, тем лучше, и это надо словесно подчеркнуть).

Поэтому совершенно естественно при изучении иностранных языков, русского как иностранного, была поставлена задача рассмотрения соотношения языка и культуры. При этом важно было выделить прежде всего поведенческие вербальные и невербальные единицы, употребляемые как обычные, традиционные.

Так возникло лингвострановедение (Верещагин, Костомаров, 1976–1990), а позднее – лингвокультурология (Мамонтов, 2000 и др.). В этой области большое внимание уделяется национально-ментальной специфике каждой нации, описываются социальные и поведенческие проявления русских (соборность, общинность, коллективизм, открытость, доверчивость и мн. мн. др.), сконцентрированные в пословицах и поговорках, воплощающих народную мудрость в языковых картинах мира (Корнилов, 2000), а также в этике общения (Азнабаева, 1998, 2010) и речевом этикете.

Речевой этикет как научное направление возник в преподавании русского языка как иностранного (первое издание сборника А.А. Акишиной, Н.И. Формановской вышло в 1968 г.). Сегодня изданий множество (см.

Формановская, 2009). В учебных целях в разные годы созданы двуязычные пособия – справочники сходств и различий в русско-немецком, русско-французском, русско- английском, русско-итальянском, русско-испанском, русско- португальском, русско-китайском речевом этикете.

Изданный в 1977 г. по инициативе и под редакцией А.А. Леонтьева сборник «Национально-культурная

61

специфика речевого поведения» содержит статьи главным образом по национальной специфике этикетного поведения разных народов. Именно в речевом этикете наиболее заметно проявляются поведенческие стереотипы. Так, например, российский преподаватель, командированный в Южную Корею, каждое утро получал от студентов вопрос, который воспринимался как «вторжение в личную сферу» и оттого шокировал преподавателя: – Вы завтракали? На самом же деле студенты, произнося это на русском языке, но действуя согласно корейским обычаям, говорили преподавателю: «Доброе утро», а «Вы обедали?», «Вы ужинали?» – соответственно значат: «Добрый день» и «Добрый вечер».

И в Китае среди многочисленных формул приветствия есть и осведомление о том, сыт ли собеседник, ел ли он, поскольку вопрос о «прокорме» многочисленного населения был настолько актуален, что отразился в обычаях речевого этикета. Монгол же, идущий по степи за овцами, голода не испытывал и все его благополучие зависело от скота, поэтому основной стереотип монгольского приветствия –

это вопрос: – Как Ваш скот?; – Как кочуете? Этот

стандартный автоматизированный знак приветствия действителен и среди городских жителей, которые не держат скота и не кочуют.

Таким образом, национальные стереотипы речевого этикета складывались в зависимости от географических, исторических, демографических, социальных и других условий жизни народа, но в целом, в основной интенции, отражали заинтересованное внимание к адресату, благопожелание ему. Поэтому целесообразно считать, что в основе речевого этикета лежит концепт благопожелания.

Это делает систему речевого этикета пригодной для противодействия зоне речевого недоброжелательства,

62

вражды, речевой агрессии, иначе говоря, речевой этикет подчеркивает доброжелательное отношение к партнеру, и в то же время – тонкие оттенки социальных и личных отношений.

Остановимся на типичном частном примере межкультурных коммуникативных расхождений, а именно на трудном для иностранцев употреблении русского личного имени, которое имеет множество форм и тем отличается от имен других народов. Изучающие русский язык и читающие в связи с этим русскую художественную литературу не распознают важные в русском общении оттенки социально- личностных отношений персонажей, которые обращаются друг к другу: Наталья Ивановна, Наталья, Наташа, Натуся, Наташенька, Наталочка, Натусенька и т.д., Наташка, Натаха… (Много лет назад немецкая исследовательница Г. Титц, сравнивающая русские и немецкие личные имена, сделала социокультурный вывод о том, что русские – очень ласковые люди). Для переводчиков русских художественных текстов на иностранные языки эти именования остаются «глухим» непереводимым местом. Между тем изучающий русское общение иностранный филолог-русист должен проникать и в эти «дебри» социально-личностных национальных этикетных отношений. Любой же иностранец с первых шагов изучения русского языка должен знать, что преподавателя следует звать по имени-отчеству – таков незыблемый русский обычай, соблюдаемый в детском саду, школе, училище, техникуме, университете, и другой формы обращения к учителю в России просто нет, поскольку отчество – знак уважения достойного, а учитель на Руси традиционно человек достойный. Этот пример важен еще и потому, что молодые преподаватели РКИ склонны давать своим ученикам лишь своё имя (без отчества), заимствуя западные обычаи, чего делать не следует, так как при этом

63

нарушаются русские национальные обычаи и традиции в общении, и иностранцы получают ложную информацию.

Частных примеров бесконечно много, однако следует подчеркнуть, что  усвоение основных правил речевого поведения столь же необходимо, как и тщательное изучение всех аспектов речевой деятельности, при соблюдении нормативных правил использования единиц языковой системы. Именно речеповеденческим аспектам, отраженным в коммуникативных и языковых единицах, посвящены такие заметные области современного филологического знания, как принципы и постулаты прагматики (П. Грайс, Дж. Лич и др.), речевой этикет (Н.И. Формановская и мн. др.), невербальные средства и компоненты общения (Г.Е. Крейдлин и др.), многие вопросы лингво-

страноведения / культуроведения (Е.М. Верещагин,

В.Г. Костомаров и мн. др..

Изучению широкого пласта сходств и различий в речевом поведении разных народов посвящен ряд работ воронежской школы И.А. Стернина. Выпущены издания о русско-финском, русско-немецком, русско-французском и мн. др. речевом поведении. Венцом исследований явились широко известные книги проф. Стернина и коллективная монография: Ю.Е. Прохоров, И.А. Стернин «Русское коммуникативное поведение», которая должна быть настольной книгой каждого, исследующего и преподающего речевое взаимодействие как коммуникативно- прагматические аспекты употребления языка в общении.

Литература

Азнабаева Л.А. Принципы речевого поведения адресата в конвенциональном общении. – Уфа, 1998.

Верещагин Е.М., Костомаров В.Г. Язык и культура. – М., 1976-1990.

64

Корнилов О.А. Языковые картины мира как отражение национальных менталитетов. – М., 2000.

Мамонтов А.С. Язык и культура. Основы сопоставительного лингвострановедения. – М., 2000.

Национально-культурная специфика речевого поведения. (Вступительная статья и редакция А.А.Леонтьева). – М., 1997.

Прохоров Ю.Е., Стернин И.А. Русское коммуникативное поведение. – М., 2002.

Формановская Н.И. Речевое взаимодействие: коммуникация и прагматика. – М., 2007.

Формановская Н.И. Речевой этикет в русском общении. – М., 2009.

65

Обращение как средство адресации при установлении контакта

Обращение: 1. Наименование этикетной ситуации общения, когда с помощью адресации устанавливается коммуникативный контакт. 2. Сумма стереотипов общения, составляющих коммуникативно-семантические группы единиц речевого этикета со значением обращения. 3. Каждая из единиц адресации, с помощью которых совершается речевое действие (акт) обращения. Мы обозначили круг тех значений многозначного слова, которые, будут в поле зрения.

Обращение – одно из непременных и частотных речевых действий среди этикетных событий, поскольку в русской культуре, не обратившись к адресату, трудно вступить в содержательное общение. Обратиться, обратить внимание на себя как на говорящего, голосом, мимикой и позой обозначить адресатный призыв, зов, необходимость и желание вступить в контакт, придавая другому человеку функцию адресата, называя его подходящим, с точки зрения адресанта, именем, а также извиняясь за беспокойство {Извините! Простите!) – вот главное предназначение такого речевого действия. Однако само слово обращение в перформативном высказывании речевого акта выступает крайне редко: в речи военных (от младшего к старшему) как предвосхищение собственно обращения – Разрешите обратиться! и в бытовых ситуациях, возможно, и с

официальным оттенком: Хочу обратиться к вам с

вопросом..., а также как настойчивое повторное обращение к

66

невнимательному адресату: – Товарищ, – вежливо и с

достоинством обратился он к вахтеру, но вахтер даже не посмотрел в его сторону. – Товарищ! – повысил голос

Ванька. Я к вам обращаюсь! (В. Шукшин). В данном случае, как видим, интенция зова, призыва осложнена эмоцией недовольства.

Языковой фундамент, субстрат речевого действия обращения составляет, в отличие от других речеэтикетных событий, необозримое число номинаций – собственных имен прозвищ и кличек, наименований родства и свойств, статусных и ролевых признаков, случайных заметных черт

и т.д.: Иван Иванович!, Седой!, Мама!, Батюшка!, Профессор!, Товарищ милиционер!, Женщина в желтой

шляпке!; Эй, в очках! и мн. мн. др., а также средства

привлечения внимания: Простите (за беспокойство)..., Извините..., Можно вас спросить?, Можно вас на минутку?, Скажите, пожалуйста... и мн. др. Поэтому

обращение в равной мере принадлежит как общению, речевому этикету, так и языку. В самом деле, в отличие от других этикетных ситуаций и единиц, обращение попало в поле зрения грамматистов и заняло прочное место в синтаксисе, правда, на периферии и истолковываясь противоречиво: как односоставное предложение (Шахматов, Бабайнева и др.), особый член предложения (Грамматика- 80) и т.п. Многие лингвисты ведут речь о звательном падеже обращения (из последних работ Полонский, 2002). Здесь возникает много возражений, которые были высказаны нами многократно, в том числе в (Формановская, 2007). Ясно, что звательная функция обращения самоочевидна, она первична, как мы упоминали, это зов, призыв, привлекающий внимание потенциального адресата. Такое назначение обращения формализуется с помощью звательной интонации, в некоторых славянских языках особой

67

звательной формуя (утраченной русским языком): Мамо! У русских же в  сфере разговорной речи формализация обращения обозначилась сокращением окончания и

суффикса: Мам!, Сан Саныч!; удвоением: Тань, а Тань; Тань, Таня!; удлинением: Петя-а-а! и под. Ср.: – Пал- Дмич! – радостно закричал Гарик, увидев Сауляка

(А. Маринина). О падеже, на наш взгляд, не может быть и речи, так как обращение не отвечает падежным категориальным признакам. Категория падежа, обозначая некое семантико-грамматическое отношение, служит соединению слов в предложении. Обращение ничто не соединяет и ни с чем не соединяется, напротив, интонационно, паузой и знаками препинания (на письме) отделяется от других слов в предложении. Неоднократно приходилось приводить и косвенное доказательство: болгарский язык, утратив все падежные окончания, сохранил форму звательности, русский язык поступил прямо противоположно: утрачена нейтральная форма звательности в виде окончания существительного, тогда как все 6 падежных окончаний сохранены. Ясно, что с синтаксической точки зрения обращение не словоформа, не словосочетание и не предложение, а некое периферийное для синтаксиса образование. Однако, как заметил Ю.Д. Апресян, периферийное в языке, в прагматике общения занимает центр, так случилось и с частотной единицей обращения. Итак, это самостоятельный речевой акт прагматической природы, реализующий интенцию зова, призыва и функцию наделения другого человека6 ролью

6 Кстати, обильно приводимые в работах обращения к неодушевленным объектам следует признать квазиобращениями как выразительным приемом художественного поэтического текста, так как здесь не происходит коммуникативного контакта, «адресат» не отвечает:

Многоуважаемый шкаф!, О Волга, колыбель моя!

68

адресата. Отсюда и отдельность обращения по отношению к другим словам в предложении и несочетаемость и его интонированность (см. подробнее в Формановская, 2007).

Обращение закономерно и системно помещается в ряд событий и ситуаций речевого этикета как специфического класса речевых актов. Однако у обращения, в отличие от других речевых актов, открытая и сильная текстовая валентность: после обращения как фатического компонента общения обязательно должно последовать информативное сообщение – побуждение – вопрос. Таким образом, обращение – семантически обозначенный звательный перформатив с открытой текстовой валентностью, где перформативность связывается с интенцией, а «насыщение» валентности с пропозицией.

Для уточнения концептуальной природы обратимся к словарным толкованиям. У Даля искомого значения слова не приведено.

У Ушакова: ОБРАТИТЬСЯ /.../ 5. Отнестить, адресоваться к кому-н. (с какими-н. словами, просьбой и т.п.). Генерал обратился

ко мне и сказал с улыбкой (Пушкин). О. по важному делу к директору. О. с вопросом к соседу. О. с речью к собранию.

Войдя, он не знал, к кому обратиться.

ОБРАЩАТЬСЯ /.../ 5. с кем-чем. Обходиться, вести себя по отношению к кому-чему-н., относиться к кому-чему-н.

каким-н. образом. Обращайся со мной всегда так, как обращался до сих пор (Чернышевский). Он не умеет о. с детьми / . . . /

ОБРАЩЕНИЕ /.../ 4. только ед. с кем-чем. Отношение, действия, поступки по отношению к кому-н. Грубое о. с

детьми I.../ Вежливое о. с пассажирами. II Поведение в

обществе, обхождение, манера держаться. Он был добр и

69

чувствителен, но холоден и несколько надменен в

обращении. (Л. Толстой) /.../ 6. Просьба, призыв, отношение

к кому-чему-н. Неужели мое обращение к вам могло

оскорбить вас? (Тургенев). 7. Слово или ряд слов, которыми называют того, к кому обращаются с речью (грам.). О. в

письме выделяют запятыми или знаком восклицательным.

Только 7-е значение слова обращение; помеченное как грамматическое, означает речевое исследуемое действие.

Другие значения, выбранные из Словаря, даны в нарративном режиме. Однако именно то, что выделяется на письме знаками препинания, а в устной речи/интонацией, воплощает идею обращения: Коля!; Николай Петрович!; Гражданин! – и мн. мн. др.

В современном толковом словаре (под ред. Проф.

Кузнецова): ОБРАТИТЬСЯ. 1. Повернуться в сторону кого, чего-л.

/.../ Все головы обратились к вошедшему. || Устремиться

куда-л., на кого-л. (о глазах, взоре). Все взоры обратись к говорившему. 2. Направиться, устремиться на кого-, что-л. или к кому-, чему-л. (о чувствах, мыслях, действиях). Вся ее

нежность обратилась к ребенку. I . . . I 4. Направить свои

слова, речь и т.п. к кому-, чему-л. О. с речью к

присутствующим. Разрешите о.! (форма обращения к

старшему по чину в армии и флоте). | Направить свою просьбу, требование и т.п. к кому-, чему-л. /.../ О. за помощью к соседям (попросить помочь). /…/ ОБРАЩАТЬСЯ /.../ 4. с кем. Вести себя по отношению к кому-л., держать себя с кем-л. каким-л. образом. /.../ Вы

обращаетесь со мной, как с мальчишкой!

ОБРАЩЕНИЕ /.../ 2. Призыв, речь, воззвание.

Новогоднее о. президента к народу. Выступить с

70

обращением. 3. Лингв. Слово или группа слов, называющее лицо, предмет, к которому обращаются с речью. После

обращения, стоящего в начале предложения, ставится

запятая. 4. Способ, характер обхождения с кем-л., манера держаться, вести себя по отношению к кому-л. Ласковое о. с детьми / . .. / || Поведение в обществе, манера держаться.

Изысканность о. /.../

В словарных статьях этого словаря нами выбраны значения, так или иначе связанные с адресацией речи, а также чувств и других психических состояний. 3-е значение слова обращение, помеченное как лингвистическое, отвечает искомому. Пример, приводимый как у Ушакова, так и в Современном словаре, дан в описательном режиме (грамматическое определение), тогда как собственно обращение принципиально принадлежит коммуникативному режиму: Господин Смирнов!; Надюша! и мн. др. Общее, что выводится из значений, – идея оборотиться, повернуться (телом и душой) к тому, кого говорящий «называет» адресатом.

Фреймовая структура обобщенной единицы обращения: Здесь и сейчас

Я     Вас/тебя незнакомого знакомого

испытывая необходимость или желание вступить в речевой контакт в избранной тональности зову, называя

Это начальная позиция обращения относительно дискурса. В неначальной позиции, когда разговор уже идет,

71

о включении речевого контакта речи нет. В этом случае фатическая роль обращения особенно явна. Это усиление, оживление коммуникативного контакта внимания, активизация речевых усилий, уточнение адресата речи, дополнительное проявление вежливости: – Так мы обо всем

договорились, Пал Палыч.

Сценарий ситуации обращения вбирает фрейм.

Внелингвистическое ядро концепта составляет образ призывающего и призываемого. Если адресат незнаком, в основу номинации-обращения ложится видимый статус, роль, признак человека в официально-бытовом (и деловом) Вы-общении (с продавцом, администратором, секретарем в учреждении, врачом и т.д.; прохожим, пассажиром и т.д.).

Если адресат знаком, его статус и роли известны, известны и личные имена, родство и «дружество», поэтому идет выбор из соответствующих номинаций.

Предшествующие обстоятельства: психическое состояние необходимости (желания) вступить в коммуникативный контакт для последующего сообщения / вопроса / побуждения; наличие того, к кому можно адресоваться. Текущее событие: призыв, называние адресата как вступление в контакт. Последующее событие: обязательность сообщения / вопроса / побуждения.

В ситуации обращения все внимание адресату.

Говорящий проявляет себя тем, что совершает уместный7 выбор называния, соответствующего статусу и роли партнера по общению, официальности / неофициальности обстановки, тональности, ты- / Вы-отношениям и т.д. В этом несомненная диалоговость обращения. Если выбор (который не всегда прост) неточен, то коммуникативная неудача

7 Уместность выбора, отвечающая статусу и роли самого говорящего, связаны с его речевой культурой, вежливостью.

72

говорящего корректируется адресатом: – Вы мне не

тычьте!; Какая я вам «девушка»! и др. В этом случае

адресат, принявший роль говорящего, видимо, недостаточно тактичен и терпелив.

Концепт обращение связан с действиями: привлечь внимание, позвать, призвать, адресоваться, вступить в контакт, обратиться с вопросом/просьбой/сообщением; обратиться за помощью/советом/ поддержкой и т.д. В двух последних случаях явна прагматичесмкая цель обращения в пропозиции высказывания: – Марь Ивана, помогите,

пожалуйста, справиться с этим переводом.

Обращение к незнакомому адресату.

Прежде всего, это может быть привлечение внимания другого, когда нет необходимости уточнять статус и роль адресата из-за мимолетности общения, очевидности такой роли (прохожий, пассажир): – Простите!, Извините! и другие призывы, упоминавшиеся ранее. Впрочем, сотрудники администрации нередко обращается ко множественному адресату и в такой очевидной роли:

Уважаемые пешеходы! /.../ Уважаемые пассажиры! /.../

Уважаемые покупатели!. Именуются пациенты, клиенты, которые нередко в сфере обслуживания и в поликлинике получают обращение и в единственном числе, как правило, без «добавки» уважаемый: – Пациент, проходите на укол; –

Клиент, ваша претензия необоснованна. Статус и роль,

видимый признак фиксируются в обращениях типа: Товарищ

милиционер!, Господин депутат!, Товарищ преподаватель!

(к не своему незнакомому), Гражданин!, мало употребляемое в последнее время Товарищ!8; Женщина!

Мужчина! (не одобряемые с точки зрения культуры речи);

8 Оттенок партийности, членства КПСС (КПРФ) затемнил исконный смысл хорошего русского слова – соратник. Ср. у А.С. Пушкина: «Товарищ! Верь, взойдет она, звезда пленительного счастья…».

73

Девушка!, Молодой человек!, Барышня!, Юноша!

(последние – из уст старших интеллигентов); Дама! (скорее, в сфере обслуживания); Бабушка!, Дедушка! – к пожилым «простым» людям (с признаками выходцев из деревни); Дочка!, Сынок! – со стороны тех, кого именуют бабушка, дедушка; Дядя!, Тетя! – со стороны детей. От иного адресанта – это просторечие; Бабулька!, Дед!, Мужик!,

Парень!, Мамаша!, Папаша!, Друг!, Приятель – и

множество других просторечных, фамильярных обращений. (См. подробнее в Формановская, 2005, 2009). Ясно, что для каждого из них есть нормы, социальные разрешения и запреты к употреблению.

Неоднократно приходилось говорить о том, что стилистически нейтральным обращением как к незнакомому, так и к знакомому адресату было бы: Сударь!, Сударыня!, в XIX в. употребляемое «средним классом» и отброшенное революционной этикой как буржуазное в XX в. Сегодня оно было бы вполне уместно, однако общественное сознание, видимо, еще не готово его принять.

Обращение к знакомому адресату.

Как упоминалось, коммуникативно-семантические группы обращений к знакомому составляют собственные имена, прозвища, клички, номинации родства и свойства. (См. в Формановская, 2005, 2009). Остановимся на социостилистической парадигме собственного имени в функции обращения, поскольку наличие такой парадигмы представляет собой национально-культурную специфику русского общения, нередко ставящую в тупик, например, представителей восточных стран, где имя неизменяемо.

Авторы книги «Язык и культура» Е.М. Верещагин и В.Г. Костомаров утверждают: «Личное имя обладает разнородным планом содержания, может быть, даже более

74

сложным, чем семантика нарицательного имени» [1976, с. 97].

Национально-культурный компонент информации, содержащийся в имени, многопланов: 1) собственный «возраст» - новые имена: Октябрина, Владлен, Нинель и др.;

старые: Игорь, Олег, Ольга, Владимир, Петр, Павел, и др.;

2) происхождение - западноевропейские: Альберт, Герман, Альбина, Белла, Вероника и др.; исконно славянские:

Владислав, Владимир и др.; латинские, греческие: Василиса, Ирина, Наталия, Анатолий и др.; древнееврейские: Иван,

Мария и др.; 3) социальное место бытования (еще ощущаемое) – крестьянские: Сидор, Емельян, Лукерья,

Федосья и др.; городские: Тамара, Вадим, Марина и др.;

4) стилевая принадлежность – просторечные: Михайло,

Данила, Пантелей, Прасковья, Марья и др.; официальные: Михаил, Даниил, Пантелеймон, Климентий, Власий, Мария

и др.; 5) степень употребительности, «модности» – модные:

Екатерина, Анастасия, Дарья, Елизавета, Кирилл, Денис, Антон и др.; немодные: Акакий, Аким, Аввакум, Варлам,

Глафира, Герасим и др. (Заметим, что мода на имена, как и всякая мода, изменчива, и в обиход городских интеллигентных семей в последнее время входят такие «крестьянские» имена, как Василиса, Ульяна, Ксения, Игнат, Иван и др.); 6) территориальная локализация – юг России: Оксана, Тарас и др.; 7) ясная или затемненная

внутренняя форма – ясная: Вера, Надежда, Любовь, Лев, Владимир, Владлен, Нинель и др.; затемненная: Фома, Глеб,

Геннадий, Даниич, Сергей и др.; 8) ассоциативность имени –

Митрофан, Александр Сергеевич Пушкин, Суворов, Емеля,

Татьяна Ларина и др. (по Е.М. Верещагину, В.Г. Костомарову).

Понятно, что все перечисленные свойства антропонимов проявляются при их использовании в функции обращения,

75

однако при этом стилистические, социально- и национально-культурные признаки заметно усиливаются, поскольку в разных ситуациях со стороны разных говорящих по отношению к одному и тому же лицу применимы разные формы собственных имен, отчества, фамилии и др. Итак, перед нами, например, лицо мужского пола с паспортными данными Николай Петрович Смирнов,

женского пола – Ольга Сергеевна Мамонтова. Способы

обращения к одному и тому же лицу могут иметь такой ряд:

Господин Смирнов!, Госпожа Мамонтова!

Товарищ Смирнов!, Товарищ Мамонтова!

Гражданин Смирнов!, Гражданка Мамонтова!

Николай Петрович!, Ольга Сергеевна!

Николай., Ольга!

Коля!, Оля!

Коленька!, Колечка!, Николенъка!, Колюша и

др. суффиксальные формы

Олечка!, Оленька!, Олюшка! и др. суффиксальные

формы.

Колька!, Колян! и др. формы

Олька! и др. формы

Смирнов!, Мамонтова!

Петрович!, Сергеевна!

Дядя Коля!, Тетя Оля!

Считаем необходимым прокомментировать специфику употребления каждой формы. Обращение Господин /

Товарищ + фамилия; Господин Смирнов!; Товарищ Смирнов!

связана: а) с малой степенью знакомства (говорящему неизвестно ничего, кроме того, что у этого человека фамилия Смирнов); б) с сугубой официальностью или формальностью обстановки общения; в) при хорошем знакомстве – с переходом к ссоре, т.е. изменением тональности общения, например: – Я слушаю вас, София

76

Борисовна, – тихо произносит Владимир Алексеевич. – Продолжайте, пожалуйста, София Борисовна!

(несколькими строками ниже – при обострении несогласий):

– Я просил вас не перебивать меня... Но продолжим... Вы, товарищ Боярская, относитесь к тем людям, которые критику <...> восприняли как сигнал для нападок

(В. Липатов).

Форма Господин + фамилия частотно употребляется в официально-деловом общении.

Гражданин Смирнов! – официальное обращение в судебной, милицейской сфере.

Имя-отчество Николай Петрович; Ольга Сергеевна –

наиболее употребительная форма обращения: а) к знакомому, уважаемому; б) к старшему; если установлено обиходное общение по имени и на «ты», то переход на имя- отчество осуществляется: – в официальной обстановке; – при возникновении конфликта, ссоры.

Отчество появляется у человека при рождении, но в употребление вводится значительно позже, по достижении человеком социальной зрелости, при начале самостоятельной работы. (Впрочем, здесь возможны отклонения) Называние по имени-отчеству – свидетельство уважения к взрослому человеку. В Толковом словаре В.И. Даля словарная статья «хвалить» содержит диалектное псковское выражение – Как вас хвалят? в значении: величают по отчеству. Это величание в русской культуре занимает важное место, социокультурные коммуникативные контакты в определенных ситуациях и при соответствующих ролевых и личных отношениях в норме осуществляются только по имени-отчеству. Однако не всегда взрослый удостаивается

такого наименования. См.: – Это какой Гандрюшкин, Василь Захарович? – уточняю я. – Не-ет... этого Михаилом Евлентьевичем, а ребята так просто Мишкой зовут. И до

77

самой смерти своей Мишкой останется, потому что труха – не человек (В. Караханов).

С другой стороны, и в рабочей обстановке, на службе, в пределах какого-либо коллектива при дружеских взаимоотношениях люди обращаются по именам. Однако как только характер рабочих отношений переходит на официальный лад, вновь возникают имена и отчества.

В семейных отношениях имя и отчество между родственниками приняты лишь для обращения к свекру, свекрови и к тестю, теще (если для них не установлено в данной семье наименование мама и папа), а также и для более дальней родни со стороны жены и мужа. Иногда в деревне пожилая жена величает своего мужа по имени- отчеству в знак особого почтения. Шутливо-ироническое употребление имени-отчества применительно к детям возможно в особых случаях, например, при «уважительном» обращении врача к больному ребенку, при обращении гостя к ребенку с какой-либо просьбой и т.п., причем эти шутки уместны по отношению к маленьким детям не старше 5–7 лет.

Обращение по имени-отчеству или по имени связано с формой общения на Вы или на ты: чаще ты связывается с обращением по имени, Вы – по имени-отчеству. Однако и здесь возможны отклонения. Нередко в каком-либо коллективе между людьми, привыкшими к имени и отчеству друг друга, устанавливаются доверительно-дружеские отношения с обращением на ты. Такое сочетание имени- отчества с дейксисом ты свойственно чаще людям старшего и среднего поколения, например: Давай с тобой, Владимир

Акимыч, поеду. Посмотрю, что у людей добрых делается (Г. Троепольский); Сергей Степанович, ты сам меня учил на высказываться. Когда я пришел – к чему ты меня приучал? С начальством не спорить, с ним соглашаться

78

надо. Начиная с похвалы, с одобрения... Не высказывайся, не лезь выступать, выискивать ошибки... Вкалывай и не задумывайся, и не сомневайся (Д. Гранин). Обращение по

имени, но на Вы более присуще интеллигентам младшего и среднего поколения, например: Саша, где вы купили эту

книгу?

Личное полное имя: Ольга!; Сергей!; Елена!; Николай! и

др. употребляется сравнительно редко. Эта форма обращения может свидетельствовать об официальности отношений, о серьезности предстоящего разговора или о недовольстве говорящего. Пример ситуации: (мать хлопочет на кухне, дочь читает книгу).

– Тань, сходи за хлебом, кончился. – Ладно, мам (продолжает читать). – Танечка, ну сбегай за хлебом, к обеду ничего нет. – Сейчас,  мамуль (продолжает читать). – Татьяна! Сколько раз говорить?!

Чаще, чем полная форма, используется сокращенная:

Оля!; Серёжа!; Лена!; Коля! Сокращенная форма имени

применяется по отношению к хорошо знакомым, близким людям, друзьям и родственникам, независимо от их возраста, если общаются равные по статусу и роли, в неофициальной обстановке.

Национально-культурной особенностью русских имен является наличие уменьшительно-ласкательных

суффиксов, например, от (Елена) Лена: Леночка, Ленок, Леночек, Алёна, Алёнушка и др.; от (Виктор) Витя: Витюша, Витюшенька и др.; от (Татьяна) Таня: Танечка, Танюша, Танюшечка, Танюшенька, Таточка и др.; от (Наталья) Наташа: Наташенька, Наточка, Наталочка

и др.

Обилие суффиксальных имен как обычай и традиция, специфика русского обращения отмечается и

79

иностранцами, даже из тех стран, язык и речевой этикет которых допускает суффиксацию имен (например, в Германии). Однако такого количества уменьшительно- ласкательных форм нет ни у кого, кроме русских.

Немецкая исследовательница русских обращении Г. Титц (Воронеж) сделала вывод: видимо, русские очень ласковые люди.

Употребительной в обиходно-бытовой сфере является стилистически сниженная фамильярно-грубоватая форма

имени с суффиксом -к-(а): Олька!; Колька!; Серёжка!; Наташка!; Ленка!; Танька!; Витька! и т.д.

Обращение по фамилии: Смирнов!; Мамонтова! применяется, во-первых, в учебной среде, где привычка к учебному журналу с фамилиями студентов, школьников ведет и к обращению по этой форме. Так поступают преподаватели, так обращаются друг к другу

и ученики, например: Петров, не подглядывай в контрольную к Сидоровой!; Иванов, как бы вы ответили

на этот вопрос? Как правило, к студентам, а иногда и старшим школьникам направляются Вы-формы общения, к более младшим ученикам – ты-формы. В силу частотности, привычности обращение по фамилии в этой среде теряет сниженный оттенок и становится нейтральным.

Во-вторых, обращение по фамилии возможно в производственной среде. В этом случае, как правило, такая форма направляется младшему по возрасту, положению, носит стилистически сниженный оттенок и

ведет к ты-формам: Сидорова, ты опять сегодня опоздала!; Иногда он обнаруживал, что к нему относятся неприязненно только потому, что он начальник. На сессии в перерыве он подошел к Марии

80

Завьяловой, закройщице швейной фабрики, женщине крупной, красивой. Она стояла в длинном синем платье. – Привет, – сказал Лосев, – как дела, Завьялова? Как жизнь молодая? Смотри, платье длинное надела. На сессии это необязательно.

Он засмеялся, и собеседницы Завьяловой засмеялись, она же стала почему-то серьезной. Лосев заметил это, но, не придав значения, продолжал прежним покровительственным тоном, как до этого обращался к другим, как когда-то обращались к нему: – Ну, как с планом? – Нормально. – А на личном фронте?

Завьялова землянично покраснела и произнесла звонко: – А как ваши дела, Лосев? Как у вас с супругой?

Он растерялся, а она с напором, наступая, продолжала: – Не привыкли? Что касается платья, так я тоже могу... Разве идет розовенький галстук к черному костюму?...

Те же женщины прыснули искренне, невольно

(Д. Гранин).

Как видим, в примере неприятие бестактного вторжения в личную сферу адресата, отсюда отпор – младший по положению посылает старшему обращение по фамилии.

В-третьих, несколько сниженный и даже шутливо- иронический оттенок приобретает обращение по фамилии среди близких людей, друзей и в семье, например: (после отпуска в коллективе сослуживцев) Снегирева, а ты все хорошеешь; (занятая жена просит мужа откликнуться на

телефонный звонок) Кузнецов, возьми трубку!

81

Обращение только по отчеству: Петрович!; Сергеевна! частотно среди пожилых людей, особенно сельских

жителей, например: Председатель решился, была не была, вприсядку. Раскинул руки, отставил ногу, потом другую – и пошел вокруг бригадирши. А та старалась, отбивала чечетку, передергивала плечами. – Хватит, Сидоровна! Уморила ты меня! – Ничего, Иваныч, хоть молодость вспомним!

(Е. Сорокин). В этом именовании скрыта особая интимная доверенность, поэтому и к молодому уважаемому и в то же время «своему» на селе иногда обращаются по отчеству.

Так поступают главным образом неинтеллигенты. См.: Гляди, Акимыч! (пожилой колхозник к молодому

агроному. – Н.Ф.) Петька к нам побежал... Что за оказия?

Действительно, Петька торопливо бежит, придерживая одной рукой зайца. Вот он уже близко и на бегу кричит: – Дедушка! Владимир Акимович! Там... там два дерева...

срублены... большие! (Г. Троепольскии). Как правило, обращение по отчеству реализуется в ты-формах.

Наконец, знакомый человек может именоваться мо модели дядя (тетя) + сокращенная (как правило) форма

имени: дяд Коля!; тетя Оля!

Обращение в этой форме реализуется в трех случаях: а) к родственнику – брату, сестре матери или отца (реже без имени); б) к друзьям родителей со стороны детей; к знакомым взрослым, например: И вдруг навстречу мне

идет тетя Дуся из старого дома, добрая, в прошлом году она нам с Мишкой билет в клуб подарила <...>Она говорит: – Это ты откуда? Я говорю: – Из магазина.

Помидоров купил. Здравствуйте, тетя Дуся

82

(В. Драгунский). Со стороны детей к взрослым посылаются, как правило, Вы-формы общения; в) к «простым» людям в сфере обслуживания: уборщицам, нянечкам, сторожам, иногда немолодым шоферам, мастеровым и т.п. с оттенком «близости», доверительности.

Основу второй большой группы обращений к знакомому адресату составляют номинации родства. Их множество в русском языке, многие устарели, вышли из употребления.

Напомним лишь самые распространенные: Мама!; Папа!;

Мать!; Отец!; Мамочка!; Папочка!; Сын!, Сынок!; Дочь!, Дочка!; Бабушка!; Дедушка!; Внук!; Внучка! и др. Однако

нет возможности останавливаться на этом.

Богатая национально-культурная социостилистическая парадигма личного имени в функции обращения (и номинаций родства), которую мы прокомментировали, свидетельствует о том, что каждая из форм – экспликация отношения к адресату в той или иной обстановке общения, в той или иной тональности. Можно сделать вывод, что сема «отношение» входит в концепт обращения как его сущностная черта.

Литература

Верещагин Е.М., Костомаров В.Г. Язык и культура. – 2 изд. – М., 1976.

Гольдин В.Е. Обращение: теоретические проблемы. – Саратов, 1987, – М., 2008.

Нестерова Т.В. Прагматика обращений в семейной сфере.

Дисс. ...  канд. филол. наук. – М., 1997.

Полонский А.В. Эготив, вокатив, номинатив: субъект и падежная парадигма. – РЯЗР, № 3, 2001.

Русская грамматика. Т. И. М., 1980.

83

Обиходные обращения и поэтическая риторическая обращенность

Антропоцетризм в науке и, в частности, в лингвистике, сосредоточил внимание на человеке, отраженном в языке и использующем язык. Возникло обостренное внимание к проблемам общения как речевому взаимодействию по крайней мере двоих по обмену логической и фатической информацией для воздействия друг на друга, регулирования коммуникативного поведения в зоне согласия или конфликта – с целью достижения внекоммуникативного и коммуникативного результата.

Новое направление – лингвистика общения (коммуникативная лингвистика), очертив обширный круг исследовательских задач, размежевало неразрывное триединство языка – речи – общения, определило основные единицы речи, общения: высказывание, в том числе речевой акт и дискурс, упакованный в текст.

Одно из интересных явлений – перемещение периферийных для системы языка единиц и категорий в центр коммуникативных процессов. Таким явлением оказывается и обращение. В коммуникативно- прагматическом аспекте обращение исследуется уже под новым углом зрения, во многом опровергающем старые представления (Рыжова 1986; Гольдин 1987; Формановская 1982, 1987, 2002, 2007 – и др.). Слово обращение многозначно. В толковых словарях отмечаются разнообразные употребления: и обращение Солнца вокруг Земли, и обращение капитала, и доброе обращение с

84

животными, и обращение президента к народу, и обращение в монахи. А вот одно значение касается нашей темы: «Слово или группа слов, называющие адресата речи». Оно помечено как грамматическое. Это значение слова обращение принято в классическом языкознании.

В обиходе, бытовом и деловом, в официальных и неофициальных ситуациях, разных сферах и средах общения, обращение – необходимый начальный элемент установления речевого контакта, чрезвычайно частотный. В самом деле, если человек намерен что-то сказать другому, он должен сделать его адресатом, привлечь внимание, позвать, назвав соответствующим (подходящим) образом – без этого дальнейший разговор в русской культуре, как правило, не в рамках норм коммуникативного поведения.

Отметим также, что обращение формируется из огромного числа лексических единиц: личных имен (Танюша!), номинаций родства (мама), наименований социальных статусов и ролей (Господин директор; Товарищ

милиционер; Клиент, проходите; Пациент, на укол!; Доктор, дайте мне успокоительное; Больная, не

волнуйтесь! и мн. мн. др.). При этом необходимо подчеркнуть, что в русской языковой картине мира личное имя и термины родства обладают множеством форм именно

в функции обращения: Татьяна Константиновна, Татьяна, Таня, Танечка, Танюша, Танюшенька, Танюшечка, Танчик, Танёк и др.; мама, мамочка, мамулечка, мамусенька и др.

Немецкая исследовательница Г. Титц сделала лингвокультурологический вывод: русские – очень ласковые люди.

Однако в системе языка, помещенное в синтаксис, обращение размещается там на глухой периферии, так как не является ни предложением, ни словосочетанием. Попытки А.А. Шахматова, А.М. Пешковского, других исследователей

85

придать обращению синтаксические категории не объясняют существо дела. Вопрос о звательном падеже обращения синтаксисты называют дискуссионным, хотя падежа такого не было и нет. Ведь обращение признается не связанным с другими словами в предложении, между тем падеж как раз и служит для соединения слов, образуя синтаксические связи управления, согласования. В самом

деле, в высказывании: Марь Иванна, где у нас словарь

Даля? – обращение отделено от других слов и грамматически, и интонационно. Косвенное доказательство не падежной природы обращения: в болгарском языке утрачены падежные окончания – функции падежных значений принадлежат предлогам, однако звательная форма активно живет. Русский язык поступил прямо противоположно: сохранены шесть падежных окончаний, но звательная форма, бывшая в древнерусском языке, утрачена (в живом употреблении остались лишь междометные восклицания: Боже, Господи).

Значение звательности – сильная речевая интенция, поэтому она стремится формализоваться хотя бы в разговорной речи, путем усечения окончания (Тань, мам, Наталь Иванна), слияния сокращенного имени-отчества

(Сан Саныч, Пал Палыч – у Г. Троепольского,

Владленсемёныч у Е.Клюева в одно слово написано Палтитыч); с помощью удвоения (Тань, а Тань; мам – мама), растяжения окончания при призыве на расстоянии

(Таня-а-а!).

Обращение употребляется в режиме контактной непосредственной, устной коммуникации, в прагматических координатах «я – ты – здесь – сейчас». Обращаясь, повторим, говорящий «назначает» другого адресатом, устанавливает с ним речевой контакт и ожидает диалогической реакции. Это особое речевое действие,

86

речевой акт зова, призыва для последующего продолжения дискурса. В самом деле, если, обратившись, говорящий не продолжил речевые действия, адресат побуждает его к

этому: Я вас слушаю; Вы хотите что-то сказать?; Вы ко

мне (обратились)? и т.п. Вывод один: обращение – речевое действие призыва, привлечения внимания адресата с открытой дискурсной валентностью. Время жизни такого речевого акта – момент речи «сейчас», он мимолетен, как и весь процесс дискурса, служащего для передачи (а не хранится, как текст) информации. При этом дискурсо- текстообразующая роль обращения велика: каково обращение (при ориентации в ситуации и в адресате), такова и тональность последующей речи. Так, обращение: Наташ, а Наташ предполагает дискурс типа: сходим в кино;

обращение: Уважаемая Наталья Ивановна предполагает продолжение типа: Позвольте пригласить Вас в оперу.

Дискурс после избранного обращения ориентирован на ты- (в первом примере) или Вы-формы общения. Не в начальной позиции, когда общение налажено, повторное обращение активизирует речевой контакт и придает речи дополнительные фатические импульсы: Вот я и говорю,

Анна Пална…

Попутно следует сказать об обращении в эпистолярном жанре, исчезающем, к сожалению, под давлением электронных средств связи. Письмо – это отсроченный разговор с конкретным человеком, при вполне реальном ожидании «диалога» – ответного отклика (вспомним

просторечное: Жду ответа как соловей лета). В момент

написания «здесь и сейчас» автор диалогизирует с

адресатом: Танюша, ты спрашиваешь, как я живу? Сейчас я

тебе расскажу. По прошествии времени адресат, получивший письмо, соответственно, при чтении «здесь и сейчас» погружается в мир диалога. Таким образом, в

87

общении дистантном во времени и пространстве, письменном, монологическом, мы имитируем устный диалог, употребляя этикетные средства приветствия и прощания, поздравления и пожелания и мн. др. и, конечно, разнообразные обращения. В деловом общении документ оформляется с помощью официального обращения и соответствующих стереотипов (Акишина, Формановская 1986, 2007).

Обращение к адресату может быть и безответным, особенно когда ведется «мысленный разговор» с партнером, неспособным ответить. Художественная речь может такую мысль сделать явью. См. повесть В. Белова «Привычное

дело». Самое начало: – Пармён-ён! Это где у меня Пармёнко-то? А вот он, Пармёнко. Замёрз? Замёрз, парень,

замёрз…. А это – в самом конце: – Ты уж, Катерина, не

обижайся… Не бывал, не проведал тебя, все то это, то другое. Вот рябинки тебе принес (…) Худо мне без тебя,

вздоху нет, Катя… Первое – обращение к лошади, второе – на могиле жены. Такое обрамление повести является, несомненно, художественным приемом. Вообще же имитация жизни, вторичная действительность, «другая реальность» (по выражению В.В. Прозорова) в художественном тексте отражает, естественно, обиходные обращения в диалогах персонажей.

Кроме повседневных частотных обиходных обращений существует и поэтический прием «обращения» к предметам и явлениям. Кстати, учебники синтаксиса в разделе об обращении чаще всего приводят именно эти примеры: О, Русь!; Многоуважаемый шкаф (Чехов) и т.п., что в высшей степени неточно, потому что здесь нет ожидания диалога, нет и реального адресата, способного вступить в коммуникативный контакт.

Обратимся к анализу этого явления.

88

Поэзия – не обиход. Поэтическое состояние души художника изливается в стихах и в нечастых лирических отступлениях прозы. Вспомним у Гоголя: Тройка, птица-

тройка!; Русь, куда ж несёшься ты? Поэт волен обратить

свое внимание к любому предмету, который вызывает в нем волнения, эмоции, чувства, думы, размышления. И когда М.Ю. Лермонтов пишет: Россия, нищая Россия! – здесь

печаль, и гнев, и любовь («Кто живет без печали и гнева, тот не любит отчизны своей») (Н.А. Некрасов). Поэт

обращен к природе и обществу, его, мудреца и ребенка одновременно, волнует и Вселенная, и судьба травинки на Земле. И он, говоря языком богов, открывает человечеству неведомые ранее истины. Таким самовыражением поэтических чувств, эмоций, дум служит и выразительный прием обращенности к предметам и явлениям, при этом в поэзии любого века. Сколько времени существует лирическая поэзия, столько времени существует и поэтическая обращенность. Сравним: Дубровы мирные,

священный сердцу кров – у Баратынского; О юность легкая моя!; Восстань, о Греция, восстань!; Адреатические волны, о Брента…; Прости, беспечный мир полей… – это всё у

Пушкина; Край ты мой, родимый край – у А.К. Толстого; О

Русь моя, жена моя – у Блока; Я в грудь тебя целую, Московская земля – у Цветаевой; Мы сохраним тебя, русская речь – у Ахматовой; Ах Арбат, мой Арбат – у

Окуджавы… Таков «разговор» поэта с объектом его горячей заинтересованности. При этом как бы ни был «высок» объект, он именуется на «ты». Запечатленная в стихе, такая обращенность приобретает вневременность и «всевременность», она уже не подвластна текущему моменту, а становится явлением текста (в отличие от дискурса «здесь» и «сейчас» при обиходном обращении) и существует столько времени, сколько «живет» носитель

89

текста – бумага, пленка, диск. Думается, что специфическое выразительное средство поэтического произведения, о котором идет речь, настолько сильно отличается от обиходного обращения, что его и следует именовать поэтической обращенностью к предмету дум, страданий и радостей художника. Причем это явление у каждого автора и в разные периода творчества может быть достойным предметом научного исследования.

А что же происходит, когда поэт обращается к конкретному человеку? Эти случаи нередки: Вильгельм – к Кюхельбекеру, у Пушкина; Павел Григорьевич к

П. Антокольскому или: Акулина Ивановна, нянька моя

дорогая – у Окуджавы. Такое обращение в поэзии серьезно отличается от обиходного: общение из контактного, устного, непосредственного превращается в дистантное в пространстве и времени, опосредованное листом бумаги, письменное. Ведь поэт пишет стихи и читает их друзьям или с эстрады. Такое «обращение» не устанавливает речевой контакт в координатах «я – ты – здесь – сейчас» для последующего дискурса, да и адресат у поэта другой: читающая и слушающая публика. Поэтому и «обращение» здесь не столько ищет подлинного адресата, сколько называет человека в поле зрения поэта в момент написания стиха.

Гораздо сложнее, как было показано, мир предметной обращенности художника: по звучанию, по форме напоминающая обращение, номинация предмета забот поэта не есть, повторим, вступление в речевое взаимодействие.

Это выразительное средство поэтического текста несет яркую экспрессивную функцию: здесь нередок повтор (Край ты мой, родимый край), междометное сопровождение (О

Волга, колыбель моя; Ах Арбат, мой Арбат); сближение с

называемым объектом, интимизация путем ты-формы

90

общения, местоимений принадлежности (мой Арбат; край ты мой, колыбель моя), да и сама форма обращения – риторическая обращенность к объекту интереса автора – яркая экспрессивная фигура, запечатленная в поэтическом тексте на века.

Литература

Акишина А.А., Формановская Н.И. Этикет русского письма. – М., 1986, 2007.

Гольдин В.Е. Обращение: теоретические проблемы. – Саратов, 1987; – М., 2008.

Рыжова Л.П. Обращение как компонент коммуникативного акта. Дисс. … канд. филол. наук. – М., 1986.

Формановская Н.И. Речевое взаимодействие: коммуникация и прагматика. – М., 2007.

Формановская Н.И. Русский речевой этикет: лингвистический и методологический аспекты. – М., 1982, 1987, 2006.

Формановская Н.И. Речевой этикет в русском общении. – М., 2009.

91

Социокультурное пространство личного имени, или зачем русскому отчество

Личное имя человека настолько обширная область языковых единиц, что составляет особую научную область лингвистики – антропонимику. Существует обширная литература по этой проблеме, исследованы русские имена в их истории, процессы заимствования христианских (греческих, древнееврейских, латинских) имен с принятием нового верования; изучены социолингвистические параметры собственного имени, этимология имен; созданы словари русских личных имен (см. Суперанская, 1973, 1986; Никонов, 1974; Петровский, 1980; Тихонов, 1995; Успенский, 1982 и мн. др.).

Тем не менее проблема личного имени в культуре народа, национально-ментальные стереотипы, обуславли- вающие выбор формы имени в той или иной ситуации, в том или ином контексте, остаются актуальными в теории и практике для исследования лингвиста и культуролога.

Отметим, что, на наш взгляд, личное имя имеет несколько понятийных опор для того, чтобы приписать ему элементы значения, свойственные полнозначному слову.

Это предметность, отдельность (индивид), одушевленность, личность (человек), пол (мужчина, женщина – для большинства русских имен), возможно, возраст – для некоторых форм имени (Танюшка, скорее, не для старого; Петровна не для ребенка) Личному имени свойственны дейктический (указательный) референциальный статус и идентифи-

92

цирующая (отождествляющая) функция, для каждой из форм прагматически разноплановая и уточняемая контекстом употребления: одно дело, Иван Петрович сказал… как «указание» авторитетной личности, другое – Да что этого Ваньку слушать… как признак недостаточной авторитетности личности.

Отметим также, что кроме указания на лицо, идентификации и прагматических ассоциативных коннотаций личное имя в особых условиях получает предикатную (признаковую) функцию, когда имя известного человека становится известным именем и приобретает

качественные свойства: Этот графоман вообразил себя Пушкиным; Да ты прямо Алла Пугачева!

Можно сделать вывод, что личное имя обладает богатым содержанием, в том числе и культурологического характера.

Так, В.Г. Костомаров и Е.М. Верещагин в разных изданиях книги «Язык и культура» отмечают лингвострановедческую специфику имени, его возраст, происхождение, источник заимствования, социальную среду бытования, употребительность и моду на имена, стилистическую характеристику, внутреннюю форму, ассоциативность.

Русский именник насчитывает более двух тысяч имен, однако в тот или иной период в активном употреблении находится менее ста, модных же и вовсе не более двадцати.

Происходят изменения в ранее названных характеристиках имен, их движение. Вспомним, что А.С. Пушкин извиняется перед читателем за то, что дает своей героине крестьянское имя Татьяна. Сегодня в среду городской интеллигенции активно перемещаются бывшие «деревенские» имена: Иван,

Егор, Игнат, Ульяна, и др.

Русские имена живут активной социальной жизнью и составляют значительный пласт  лингвокультурологически значимой лексики. Однако, если перечисленные в работе

93

Е.М. Верещагина и В.Г. Костомарова характеристики касаются имени в его исходной словарной форме, то в разных контекстах употребления разнообразные формы имени несут дополнительные созначения, стилистические и культурные коннотации.

Напомним, что национально-культурной спецификой русского имени является множественность его форм по отношению к одному и тому же человеку: это может быть и Егор Иванович,  и Егор, и Егорушка, и Иваныч и мн. др., что затрудняет иностранцев, изучающих русский язык, особенно тех, для которых имя неизменяемо, стало быть – сколько имен, столько и людей. Не раз приходилось видеть, например, вьетнамцев, в состоянии культурного шока, когда они слышали обращенные к одному и тому же человеку и

господин Сергеев, и Николай Степанович, и Коля… (Ле Ван

Нян, 1977).

В процессе употребления русское имя обрело социостилистическую парадигму, в которой русский носитель языка прекрасно ориентируется и ведет свой выбор оптимального средства по отношению к соответствующему адресату в соответствующей ситуации общения. Приведем эту парадигму форм имени из трехчленного паспортного наименования, допустим, Сергей Петрович Смирнов: Господин Смирнов! – сугубо официальное, уважительное, отчужденное.

Товарищ Смирнов! – сугубо официальное, уважительное, в среде партийных единомышленников, главным образом.

Гражданин Смирнов! – в правовой сфере, в зоне юриспруденции и закона для преступившего нормы общественного поведения.

Смирнов! – одиночная фамилия в учебной среде нейтральна, в производственных или бытовых отношениях стилистически снижена, фамильярна.

94

Сергей Петрович! – употребительная форма называния взрослого человека и обращения к нему – уважительное, сближающее (к детям – шутливо-ироническое, игровое).

Сергей! – полная форма имени – неофициальная, к хорошо знакомому, близкому; может получать оттенок «строгости» в сравнении с наиболее употребительной в этих условиях сокращенной формой.

Сережа! – сокращенная форма, обозначающая: «свой», близкий, равный или младше по возрасту, положению в неофициальном общении.

Сереженька, Сережечка, Сергунок! и мн. др. суффиксальные формы – к «своему», близкому, с положительной окраской.

Сережка! – к «своему», близкому, фамильярно- грубоватое, может получать в контексте отрицательную окраску.

Дядя Сережа! – неофициальное, сближающее, во-первых, со стороны племянников, во-вторых, – со стороны детей к друзьям родителей, в-третьих, – к пожилым людям «простых» профессий: нянечкам в школе или больнице, сторожам и т.п.

Петрович! – уважительное среди пожилых сельских жителей.

Русское имя в общении подвергается исследованию в связи с проблемами речевого этикета (Формановская, 1987, 200, 2002, 2009). Прежде всего, отметим, что функционирование личных имен в разных формах типично для трех ситуативных сфер: а) называние 3-го лица, чаще в нарративном режиме рассказа, повествования, описания; при этом реализуются номинативная, идентифицирующая и дейктическая функции имени;

95

б) самоназывание 1-го лица в ситуации знакомства, представления без посредника, а также называние 3-го лица при представлении посредником. Здесь актуализируются идентифицирующая  функции, преимущественно в коммуникативном режиме. Своеобразной формой самоназывания является подпись в письме. В зависимости от степени официальности письма, знакомства с адресатом, личных отношений избирается и соответствующая форма:

одно дело В.П.Игнатов, другое Твой Володя.

в) обращение ко 2-му лицу при активизации вокативной, апеллятивной функции, только в коммуникативном режиме непосредственного общения.

Все эти ситуативные сферы предполагают исполнение личным именем этикетного предназначения, ограничивая этикетом, обычаем, ритуалом, нормами речевого поведения национально-специфичные типизированные его формы. Так, например, в русском социуме невозможно со стороны ученика к учителю использование иной формы, кроме имени-отчества, тогда как, например, в скандинавских странах в этом случае допустимо непринужденное имя в сочетании с «ты»-формой общения.

Упомянем еще раз, что выбор той или иной формы имени придает общению указание на различные оттенки взаимных отношений людей, на степень их знакомства, на официальность или неофициальность обстановки общения и т.д. Так, выбрав из предлагаемого русским языковым

богатством Павел Петрович, Анна Петровна, мы обозначим

возраст, возможно, общественное положение, во всяком случае – уважительное отношение к персонажу. Например:

Анна Петровна всегда готова прийти на помощь своим ученикам. Выбрав Павлик, Павлуша, Пашенька, Анечка,

пометим интимность, теплое отношение к «своему». При этом будем помнить, что эти уменьшительно-ласкательные

96

формы в современных текстах возможны только как обращения (ко 2-ому лицу) и не употребительны при упоминании 3-го лица в нарративе. Например: Анечка, я

хочу с тобой поделиться секретом. Встретив лишь

отчество, отнесем его к пожилому деревенскому жителю. В речи молодых по отношению к своим наставникам, тренерам это своеобразная языковая игра: Своего

наставника Сашу ребята в спортивной секции называют

Михалыч (обратим внимание: для журналиста – Саша, для ребят – Михалыч).

Известно, что в русском общении трехчленная паспортная форма имени возможна лишь при упоминании 3- го лица, либо при официальном самоназывании при

знакомстве: Анна Петровна Снегирева – директор фабрики;

Я – Анна Петровна Снегирева. Эта форма не употребляется как обращение, о чем, как правило, предупреждаются иностранцы, изучающие русский язык. Однако есть одно исключение. Оно было подмечено автором этих строк на праздновании N-летия известного человека, когда в обстановке юбилейных торжеств при вручении адреса и подарка представитель одной из стран сказал: Уважаемый

президент Национального банка, уважаемый ректор Экономического института, уважаемый академик Российской академии естественных наук Сергей

Григорьевич! Сразу стало ясно, что в таком титуловании не столько обращение-адресация, сколько наименование званий и титулов заслуженного человека, указание его отличительных свойств, поэтому необходимо трехчленное полное обращение-именование: Сергей Григорьевич Панов.

Обратим внимание на то, как важны условия конситуации для выбора соответствующего именования лица.

Изберем для более подробного анализа форму имени – отчества, которая, как показывает анализ текстов средств

97

массовой информации, сегодня «просит» защиты. Дело в том, что в последнее время журналисты СМИ отказываются помечать отчество русского уважаемого человека.

Несколько примеров. Павел Любимцев уходит с Первого

канала («Комс. правда») (о пожилом человеке); Валерий

Горегляд, первый заместитель председателя Совета федераций («Труд»); Генерал-полковник Георгий Шпак, депутат Государственной Думы, член Высшего политсовета блока «Родина» («Труд»); Мы предлагаем нашим читателям диалог на эту тему, который ведут участники интеллектуального объединения «Невский клуб» - петербургский писатель Андрей Столяров и его земляк богослов, кандидат богословия игумен Венеамин (Новик) («Литературная газета»); Галина Зайцева, профессор,

преподаватель МГПУ («Округа. Юго-Запад»). В телепередаче «Культурная революция» от 8.01.04. министр культуры М.Е .Швыдкой, передавая микрофон пожилой

женщине, сказал: Слово имеет профессор Московской консерватории Вера Горностаева. Примеры можно

множить до бесконечности.

Аргументы к неупотреблению отчества журналисты приводят следующие: а) у других народов нет отчества и они обходятся без него, не испытывая затруднений (будем как американцы!); и б) писать отчество – это занимать много места и времени. Второе отбросим сразу: существует специальная письменная (не произносимая) форма указания имени-отчества – инициалы. Написав вместо Владимир Путин В.В. Путин,  журналист сбережет и газетное место, и время. По первому аргументу: если у других народов нет отчества, то это не значит, что оно не нужно русскому.

Чешский русист Пшемысл Адамец говорил в Праге, что мы, русские, обладаем замечательной формой – отчеством, которого, к его сожалению, нет у чехов. Так, если надо

98

обратиться к человеку знакомому, но не очень, равному или вышестоящему, уважаемому, у чеха есть только такие возможности: Профессор Адамец!, что официально и отчужденно; Пан Адамец!, что почти то же; и Пшемысл!, что дружественно, но к малознакомому фамильярно.

Замечательная же русская форма отчества, говорил П. Адамец, дает как раз середину между официальностью и дружественностью, указывая на уважительное, благожелательное и теплое отношение к адресату. Вот

пример: Она (тетя Эдме) обращается ко мне так: «мадам Наташа». Я к ней: «мадам». Как не хватает здесь нашего доброго русского обычая имени-отчества. И уважительность в этой манере обращения, и тепло, и дружелюбие. Лишь у нас в России … (Н. Ильина. Дороги и

судьбы).

Отчество упоминается в русских летописях, по данным Н.М. Карамзина, С.М. Соловьева, с ХI в. В учебном пособии Б.Г. Пашкова (Пашков, 1997) упомянуты в названиях глав князья – носители отчеств: Великий князь Изяслав 1

Ярославич (1054–1078), Великий князь Всеволод 1 Ярославич (1078–1093), Великий князь Мстислав 1 Владимирович Великий (1125–1132) – и т.д. То же и в тексте книги, например: Заступничество Папы едва ли имело какое- нибудь действие, так как в 1076 г. юные князья Владимир Мономах (сын Всеволода Ярославича) и Олег (сын Святослава Ярославича), заключив союз с поляками, воевали в Силезии…; Изяслав Мстиславович приблизился к Киеву.

Ольговичи были готовы к битве. Сын Всеволода Ольговича

Святослав стоял вне города (с. 64). Далее в истории России отчества получают бояре, дворяне. Возникают и употребляются две формы: полуотчество со словом сын: Петр Иванов сын и отчество с суффиксом -вич. Так, в романе А.Н. Толстого «Петр 1» упоминаются бояре Тихон

99

Никитьевич Стрешнев, Иван Борисович Троекуров, Федор Юрьевич Ромодановский и мн. др.  Царица, войдя в келью, назвала каждого по имени-отчеству, садилась на простой стульчик, держа в перстах вынутую просфору (с. 179). При

этом именно почитание человека знаменуется именем- отчеством, пошедшие же против царя или унизившие себя другим образом, лишались отчества и приобретали уничижительную форму имени: Сегодня тысяч десять

народу ввалились в Кремль, махали списками с Петровой грамоты, где было сказано, чтобы схватить смутьяна и вора Федьку Шакловитого с товарищами и в цепях везти в Лавру. «Выдайте нам Федьку» – кричали и лезли к окнам и на Красное крыльцо, совсем как много лет назад. «Выдайте Микитку Гладкого, Кузьму Чермного, Оброську Петрова, попа Селиверстку Медведева!…. (…)» – Выдь, скажи зверям, – не отдам Федора Левонтьевича, – задыхаясь, сказала Софья, потянула Василия Васильевича к двери

(с. 186).

Петр 1 отличившимся в служении государству людям (например, купцам) жаловал величание по отчеству как знак особого уважения:

– А сам поедешь с товаром?.. Первый коммерциенрат… Продавать в Амстердам?.. – Языкам не учен… А повелишь, так – что ж?

Поторгуем и в Амстердаме, в обман не дадимся. – Молодец!… Андрей Андреевич, пиши указ… Первому негоцианту-навигатору… Как тебя, – Жигулин Иван, а по батюшке?

Жигулин раскрыл рот, поднялся, глаза вылезли, борода задралась. – Так с отчеством будешь писать нас?… Да за это – что хошь!

100

И, как перед спасом, коему молился об удаче дел, повалился к царским ножкам… (с. 252).

Да и сам народ, признавая достоинство богатеющего купца, величал его по отчеству или полуотчеству: Бровкин

Иван Артемьев (Ивашкой-то люди забыли, когда и звали) стоял на паперти стародавней церквенки на Мясницкой.

Новый бараний полушубок, крытый синим сукном, топорщился на нем, новые валенки прямо с колодки, новый шерстяной шарф обмотан так, что голова задиралась

(с. 238). И «начальство» переходило на новые формы

обращений: Волковский управитель его уже не тыкал – Ивашкой, но звал уклончиво Бровкиным (с. 145).

Таким образом, отчество как знак уважения9   поначалу применялось к людям высших сословий, но постепенно демократизировалось. Екатерина II повелела особ первых пяти классов Табели о рангах писать с -вичем, чинов VI–VIII классов с полуотчествами, а всех остальных только по имени. С середины ХIХ века и другие сословия (но не крепостные крестьяне) пользовались отчеством на -вич.

Отчество (как образование от имени отца с помощью суффиксов -ович, -евич, -ич, -овна, -евна, -ична (-инична) известно уже при рождении человека, однако в наше время в активное употребление входит по достижении социальной зрелости, самостоятельности.

Условия использования формы имени-отчества сходны с теми, которые релевантны для выбора Вы-форм общения (но не всегда), тогда как имя требует преимущественно ты-форм (но не всегда). Здесь можно выделить 4 основных условия,

9 Заметим, что «Словарь по этике» (под ред. И. Кона. М., 1983) считает уважение одним из важнейших требований нравственного отношения к людям как признание достоинства личности. Уважение связывается с такими понятиями, как справедливость, равенство прав, свобода, удовлетворение интересов, чуткость, вежливость, деликатность и т.д.

101

тесно связанных: степень знакомства коммуникантов, официальность /неофициальность обстановки общения, статусные и ролевые отношения равенства/неравенства, характер личностных отношений. Так, выбор имени- отчества связывается или с малой степенью знакомства, или с официальностью обстановки, или с высоким статусом и ролью партнера, или с особо уважительным, почтительным личным отношением. Эти признаки могут взаимодействовать, либо один из них оказывается ведущим.

Так, с хорошо знакомым человеком, к которому питаются дружеские чувства  и в обиходе применяется имя с ты- формой общения, в официальной обстановке происходит переход к имени-отчеству и Вы-форме. Например, два профессора одной кафедры, работающие вместе много лет и находящиеся в дружеских отношениях, до заседания

ученого совета: Оля, мне придется задать тебе несколько непростых вопросов по твоему пособию. Во время заседания совета: Ольга Петровна, можно ли просить Вас уточнить ряд положений Вашего учебного пособия? Любая

перемена в одном из перечисленных признаков приводит к изменению в формах именования при обращении: близко познакомились и оставили имя-отчество, перешли к именам; поссорились и оставили имена, перешли к имени-отчеству – и т.д.

Вернемся к дню сегодняшнему. Сейчас в СМИ только форма обращения по имени-отчеству к уважаемому, старшему по возрасту и/или положению остается почти неизменной, да и то здесь можно отметить некоторые нарушения, скорее не в отношении адресата непосредственного, а в отношении косвенного, вторичного, опосредованного, каковым является масса телезрителей, радиослушателей, читателей газет. Нередко журналист, несколько гордясь личным близким знакомством с

102

партнером по дебатам, дискуссии, обсуждению, называет солидного политика, ученого, артиста по имени, на «ты».

Так, в телепередаче «Культурная революция» от 8.01.04.

Министр культуры РФ М.Е. Швыдкой к немолодому телеведущему Ю. Николаеву обращался «Юра, ты». При этом не учитывается, что для тех, ради кого и утроена передача, не интересны личные отношения общающихся на телевизионном экране, они видят перед собой человека, который безусловно достоин имени-отчества. Иногда встречаем и отпор. Так, несколько лет назад журналист О. Кучкина беседовала с актером Петренко и предложила быть по именам, на «ты». На что Петренко ответил: это мы на соседних дачных участках так говорим друг другу, а здесь у нас многомиллионная аудитория, так что будем обращаться по имени-отчеству, на Вы.

В сфере же указания на 3-е лицо, как упоминалось, отчество нередко отбрасывается. В СМИ читаем, слышим:

Детский музыкальный театр отметил 100-летие Наталии Сац; 85-летний ветеран ВОВ Илья Сорокин встретился со школьниками; Директор школы №554 Лариса Пиляева ввела

новые правила. В этом же номере газеты «За Калужской заставой» статья о бане в Южном Бутове «В зной идут одни старики» сообщает о старых людях: … живущий по

соседству Феликс Золочевский, лауреат Государственной премии СССР 1986 года за разработки в области биотехнологий; Врач детской поликлиники Василий

Кузнецов – и т.д. Однако в самих статьях, заметках журналист варьирует именования. Так, Василий Кузнецов через несколько строк именуется Василием Александровичем – чтобы избежать повторов.

И даже в зоне 1-го лица при знакомстве, когда сам говорящий выбирает, как ему себя называть, он нередко действует в соответствии с тенденцией, предложенной

103

газетами, т.е. не употребляет отчество там, где слушатели его ожидают. Так, женщина-экскурсовод в возрасте далеко за сорок, представляясь группе, в которой половина молодежи, говорит: – Будем знакомы, я – Марина, давая тем самым сигнал: «отбросим формальности, станем друзьями».

Но нормально воспитанный молодой человек будет испытывать смущение, обращаясь к малознакомой женщине возраста его матери только по имени.

Какие же выводы можно сделать из сказанного?

На Руси говорили: Как вас звать-величать? Величание по отчеству – возвеличивание с помощью демонстрации уважительного отношения. Убирая отчество из именования человека, мы снимаем элемент уважительности.

Анализируя современное употребление отчества, надо иметь в виду следующее. Имя известного (всей стране или большой группе) человека становится известным именем и как будто отчуждается от его носителя. Таковы именования известных писателей, артистов, общественных деятелей, для которых в средствах массовой информации, да и в сознании людей достаточно лишь имени и фамилии: и без отчества почет и уважение велики. При этом действует и узус, принятое употребление. Так, мы говорим Лев Толстой, но все-таки Иван Сергеевич Тургенев. Заметна общая тенденция, и если недавно был Федор Иванович Тютчев, то к его 200-летию СМИ предложили нам исключительно

Федора Тютчева, а далее и Николая Гоголя. И все же узус

правит бал, и у нас есть Марина Цветаева, Борис

Пастернак, Леонид Утесов, Фёдор Шаляпин, Валерий Чкалов, Дмитрий Медведев. Прецедентные имена, уже

ушедшие в историю, получают учреждения и предприятия, школы и вузы, города, улицы и площади и т.д.

И вот что интересно. Я спросила студентов-филологов:

Вы можете сказать: Владимир Путин принял решение… Да,

104

ответили студенты, так сказать можно. Вы можете сказать:

Наталья Формановская прочитала лекцию? – Нет, так

сказать нельзя (имя непрецидентно). При опросе

школьников: О вашем директоре Людмиле Прохоровой есть

в газете статья, школьники запротестовали: Так нельзя

говорить, у нас Людмила Николаевна. Анализируя эти

примеры, приходим к выводу, что действует еще один экстралингвистический признак: деление на «своих» и «чужих». Об оппозиции «своих и «чужих» пишет Ю.С. Степанов в книге «Константы: словарь русской культуры», утверждая, что этот концепт создал отношение к «своему» в семье, к родине, народу, породил патриотизм.

Таким образом, если упоминаемый человек «свой», нельзя, как показывают примеры, выразить уважение к нему вне отчества. Следовательно, убирая отчество, мы отчуждаем человека, переводим общение в сугубо официальную сферу.

Повторим, так возможно тогда, когда имя человека стало повсеместно известным и как бы отчужденным от человека.

Для «своего» отчество необходимо. Показателен пример из интервью с Э.А. Рязановым. Говоря о своих учителях, он

сообщает: О! Мои учителя! Это Григорий Михайлович Козинцев, Сергей Михайлович Эйзенштейн. Об Иване Александровиче Пырьеве я уже сказал, на многое открыл он

мне глаза… Правда, в этом же интервью, говоря о младших товарищах, соратниках, помощниках, Рязанов употребляет имена (нередко в сокращенной форме) и фамилии, подчеркивая близость со «своими» младшими: Михаил

Жванецкий и Аркадий Арканов, Люся Гурченко и Андрей Петров, Алла Сурикова и Николай Петров, Генннадий

Хазанов, Шура Ширвинд. («За Калужской заставой). Таким образом, отношение «свой» или «чужой» в сильной степени влияет на выбор формы именования.

105

Как было сказано ранее, известное имя, отчуждаясь в официальную сферу, помечается в СМИ двучленно: имя – фамилия, то для людей обычных, не всенародно известных должны действовать другие правила. Думается, что в контекстах, где обозначен почтенный возраст, заслуги, статус и должность уважаемого человека, не следует убирать отчество. Так, мало пристойно выглядят следующие

именования: Высказывание знаменитого врача древности привел академик – секретарь Отделения биологических наук РАН директор института медико-биологических проблем Анатолий Григорьев («Поиск»); В нашей дискуссии уже выступили ведущие критики России: Павел Басинский, Лев Пирогов, Инна Ростовцева... («ЛГ»); 82-летний ветеран войны Илья Афанасьев выступил перед студентами и мн.

др. (см. также примеры выше).

Тактично в этом случае поступает газета «Московский университет», помечая инициалы упоминаемых

профессоров, доцентов: В социологическом конгрессе приняли участие профессор В.И. Добреньков, профессор А.И. Антонов и доцент В.И. Медков – и т.д., сообщено также о юбилее Татьяны Ивановны Евдокимовой (октябрь 2003).

Повторим, что в письменном тексте употребление инициалов и кратко, и уважительно по отношению к упоминаемому. Кажущаяся малая информативность инициалов не меньше, чем информативность одиночного имени, так как только имя не дает возможности обратиться к человеку и вынуждает запрашивать отчество.

Средства массовой информации, отучая народ от необходимого русскому человеку отчества, дают плохой пример отступления от норм речевого употребления, нарушения правил речевого этикета. Культурно- историческая национально специфичная языковая ценность – отчество – является неотъемлемым элементом

106

русского менталитета, уважительного обращения к человеку и упоминания о нем. И если мы оберегаем животное и растение, которым угрожает исчезновение как виду, мы не можем равнодушно смотреть на то, как вытаптываются культурные ценности, языковые богатства русских, такие, как величание по отчеству.

Литература и источники

Верещагин Е.М., Костомаров В.Г. Язык и культура. М., 1973–1990.

Ле Ван Нян. Обучение вьетнамских студентов формам русского обращения по имени, отчеству, фамилии / В сб. Из опыта создания лингвострановедческих пособий. – М., 1977.

Никонов В.А. Имя и общество. – М., 1974.

Пашков Б.Г. Русь, Россия, Российская империя. – М., 1997.

Петровский Н.Л. Словарь русских личных имен. – М., 1980.

Степанов Ю.С. Константы. Словарь русской культуры. – М., 2001.

Суперанская А.В. Общая теория имени собственного. – М., 1973.

Суперанская А.В. Теория и методика ономастических исследований. – М., 1986.

Тихонов А.Н., Бояринова Л.З., Рыжкова А.Э. Словарь русских личных имен. – М., 1995.

Успенский Л.В. Ты и твое имя. – М., 1982.

Формановская Н.И. Имя человека в аспекте «Язык и культура»/в сб. Слово и текст в диалоге культур. – М., 2000.

Формановская Н.И. Русский речевой этикет: нормативный социокультурный контекст. – М., 2002.

107

Формы русского личного имени как традиция в культуре народа

Психологи утверждают, что нет ничего значительнее для человека, чем звучание собственного имени, исходящее от другого человека. В личном имени много важных смыслов: отдельность, индивидность, антропность, социальность, а также признаки пола, часто возраста, оценки коммуникативного партнера. и отношения к нему. Одно

дело: Иван Васильевич это сказал…, другое: – Да что этого Ваньку слушать!

Заботы человека: не уронить, не запачкать, не потерять своё имя – сопровождают его всю жизнь.

Изучение личного имени составляет большую область филологического знания – антропонимику. Коммуника- тивная антропонимика сосредотачивает внимание на нормах употребления разных форм русского личного имени в разных сферах и средах общения.

Напомним, что личное имя употребляется в трех зонах коммуникативных взаимодействий: в зоне 1 лица (я) при

знакомстве и самопредставлении: – Я Татьяна, зовите меня просто Таня; – Меня зовут Татьяна Михайловна; – Психолог Прозоров Игорь Владимирович – и т.п.; в зоне 2 лица (ты, Вы) при обращении к собеседнику: – Маш, а Маш!; – Марь(я) Петровна!; – Владимир!; – Володенька! – и мн.др.; в зоне 3 лица (он, она)  при  назывании  посредником

в  ситуации знакомства и при рассказе о 3-ем лице: – Это

наш  Олег Николаевич, прошу любить и жаловать; Валентина Алексеевна на прошлой лекции говорила о видах

108

глагола (нарративный режим). Эти универсальные зоны общения отражают и художественные тексты.

У всех народов есть личные имена, так что имя универсально, однако национальная специфика и форм имён, и их употреблений велика. Известный вьетнамский лингвист и поэт Ле Ван Нян, приехав на учебу в Россию в начале 70-х годов прошлого века, был поражен, узнав, что и

товарищ Петров, и Сергей Иванович, и Сергей, и Серёжа, и Серёженька, и Сергунок, и Серёжка, и… – это все

именования одного и того же человека в разных ситуациях. «У нас сколько имён, столько и людей!» – с изумлением сказал представитель азиатской культуры.

Наши предки веками создавали обычаи и традиции употребления такого значительного для человека элемента русского языка / речи / общения, как личное имя.

Заранее надо подчеркнуть, что три особенности русского личного имени национально специфичны, неповторимы в других культурах и потому вызывают затруднения иностранцев – и при изучении общения на русском языке, и при чтении и переводе художественных текстов. Это а) множество форм имени одного и того же лица; б) богатая суффиксация сокращенной формы имени; в) форма имени-

отчества.

Множество форм русского имени точно и тонко помечает характер и социально-ролевого, и личного отношения к человеку.

Личное имя в сокращенной форме (Наташа от Наталь(и)я) дает массу вариантов: Наташенька,

Наташечка, Натусенька, Наталочка, Наталка, Таточка,

Тусенька … и др. Немецкая аспирантка, сравнившая русское и немецкое имя (тоже имеющее суффикс, но первой степени: Грете – Гретхен), сделала культуроведческий вывод: русские, наверное, очень ласковые люди. Правды

109

ради добавим, что и поругать с помощью личного имени мы тоже мастера: – Наталья! (строгое от матери, с особой интонацией запрета, угрозы); – Наташка!; – Наташище! (от младшего братика). Но таких пейоративных форм значительно меньше, чем мелиоративно-ласкательных.

Форма имени-отчества употребляется у русских с древности. Уже в летописях XI в. Князья помечаются отчеством как знаком отличия от других: Великий князь Изяслав I Ярославович; Великий князь Мстислав I Владимирович Великий – и т.д. Далее отчества получают знатные люди. Пётр Первый отличившимся на государственной службе купцам жаловал величание по отчеству. Вспомним: А.Н. Толстой в романе «Петр Первый» с помощью архивных материалов удачно воссоздал русское общение, в том числе и по имени-отчеству. Екатерина II издала соответствующий указ: лица первых пяти классов Табели о рангах именуются с -вичем, с 6-го по 8-ой класс – с полуотчеством: Пётр сын Иванов; остальные до 12 класса именуются без отчества. Таким образом, русское отчество приобретает нормативные границы. А далее в русской истории отчество получил каждый член общества. И так сложилось в наших обычаях и традициях, что отчество – это

социальный знак уважения другого, достойного.

Зафиксированное в метрике при рождении и  образованное с  помощью  несложных суффиксов: -ович, е-вич, -ич; -овна, -евна, -ична (-инична) – от имени отца, отчество входит в употребление при социальной зрелости человека именно в ситуациях, помечающих статус, уважаемую роль заслуженного и старшего человека.

Обратимся к дню сегодняшнему. Мир глобализуется, все больше связей у народов разных стран, все больше взаимовлияния языков и заимствований, особенно англо- американских, в русский язык.

110

Упомянем, кстати, что европейские группы языков – германская, романская, угрофинская и др. – это сплошное заимствование, переплетение и лексических, и грамматических особенностей разных языков, да и культур.

Однако в Румынии живут именно румыны со своим специфическим языком из группы романских и своими культурными традициями. А в Эстонии – именно эстонцы со своими неповторимыми языком и культурой – из угрофинской группы. Так что заимствования в языках естественны и закономерны по географическим, экономическим, культурным и другим причинам. Однако утрата собственных лингвокультурных богатств в угоду заимствованию чужих обычаев и традиций оборачивается серьезными утратами в национальном самосознании.

Русские – народ открытый, доверчивый и в чем-то наивный, всё мы оглядываемся вокруг, и нам кажется, что там, у них – лучше. И потому с легкостью уступаем. Пример тому – сегодняшняя судьба русского отчества.

Прежде всего, пагубна роль СМИ, наших журналистов, которые и стариков, и академиков называют без отчества, по имени и фамилии, хотя для письменного текста есть инициалы имени и отчества, что существенно сократило бы газетное место: вместо Владимир Путин – короткое В.В Путин. Процесс отказа от отчества сегодня уже захватывает все три зоны употребления личного имени: не только отчужденное называние кого-то в 3-ем лице, но и обращение к непосредственному собеседнику, да и представление себя от 1-го лица. Призванная в телевизионном ток-шоу к беседе пожилая женщина лет 60- ти на вопрос, как её зовут, отвечает: Таисия. Научили таки журналисты наш народ «правильно» общаться! А вот известный чешский русист П. Адамец говорил, что русские очень удачно создали отчество. В самом деле, к чешскому

111

коллеге профессору Милославу Кубику он мог обратиться: – Доктор Кубик!, что официально и несколько отчужденно; либо – Милослав!, что дружественно, но несколько фамильярно. Русское же отчество, по мнению А.Адамца, указывает одновременно и на уважение достойного, и на неофициальную близость с ним. Примеров удалении отчества множество в газетах, на радио и телевидении. Вот свежая зарисовка. I канал ТВ представляет новую программу «ЖКХ». Ведущей избрана Е.(.?.) Проклова.

Однако режиссером ей придан образ жесткого администратора и, как способная актриса, она вживается в этот образ, к тому же еще и дополнительно – ведущего журналиста. И вот к депутату ГД В. Груздеву она

обращается: – Владимир, скажите, пожалуйста… А он,

кроме того, что  известный депутат, еще и  в возрасте… Другому «ответчику», человеку лет 50-ти, полному и лысому, она бросает обращение: – Александр!

Не надо забывать, что журналистика – это четвертая власть, и властное влияние СМИ на поведение и речь народа велико и неоспоримо: как говорят с телеэкрана – значит так правильно. Как люди воспринимают такой посыл телеведущего программы «ЖКХ»? Ага, любого человека, независимо от возраста и положения, можно именовать без отчества. И вот, например, «наученная» молодая пара приходит на прием к своему депутату, за которого голосовала, к В. Груздеву, и говорит: – Владимир, нам нужна квартира… Видимо, это нереально. Но почему же, если телевидение именно этому и учит! Хотя часом раньше программы «ЖКХ» на том же канале интеллигентная Е.В. Малышева ведет ставшую популярной передачу «Жить здорово!». Вызывая к разговору человека в возрасте (и только по этому признаку, так как статус неизвестен), она спрашивает собеседника, как его зовут, и когда он,

112

обученный СМИ, называет только имя, Е.В. Малышева обязательно добавляет: – А по отчеству? Да и к своим сравнительно молодым соведущим, профессорам и докторам наук, она обращается только по имени-отчеству: Дмитрий Николаевич, Михаил Егорович. И в 3-ем лице называет их так же. Сколько в этом русской доброй традиции, грамотности, интеллигентности и воспитанности! 29 октября 2010 года Президент России Д.А. Медведев высказал по телевидению мысль о более широком распространении в мире русского языка. Мысль благая, и она очень поддержит то направление теории и практики современной русистики, которое называют РКИ – русский как иностранный. В этой области работает большая армия исследователей и преподавателей. Все они исповедуют идею единства языка и культуры и, следуя методическому принципу коммуникативности, обучают языку в процессе общения и ради общения, совмещая сведения о языке, речи, общении с лингвокультурологией. Многие даже готовы принести на урок лапти и самовар, чтобы рассказать иностранным ученикам о русской самобытности. Однако молодые преподаватели РКИ, опять-таки обученные современными СМИ и склонные к заимствованию западных норм, допускают грубую лингвокультурную ошибку при знакомстве с группой, давая ученикам лишь свое имя, без

отчества: – Я Елена, называйте меня Елена – и записывает

это на доске. Когда я прошу такую Елену назвать мне хоть одно русское учебное заведение – от детского сада до университета, где ученик учителя называет по имени, без отчества, Елена в растерянности отвечает, что такого в России нет. Тогда почему же преподаватель считает себя вправе сообщать заведомо ложные лингвокультуро- ведческие сведения иностранцу? Говорят, что ему трудно

113

усвоить русское отчество своего преподавателя, но ведь не труднее же, чем шесть русских падежей!

Плохую службу оказывают своим коллегам и администраторы научных и высших учебных заведений, предлагая авторам статей или других работ именоваться так: Александр П. Скороходов. Эта западная модель не имеет ничего общего с русским национально-культурным именованием. Буква с точкой в западной модели означает второе имя: Чарльз С. Чаплин (то есть Чарльз Спенсер).

Очевидно, что это к русскому имени-отчеству не имеет никакого отношения, тем более, что, помещенное в документ, это западное, именование не употребляется в живом общении, в обращении, что свойственно нашему имени-отчеству. А иностранцы, которым адресуются статьи с подобным обозначением автора, вводятся в заблуждение: а, у русских так же, как у нас, этот автор, очевидно, Александр Пётр Скороходов.

Имя-отчество, как оно бытует в России (а деревенские пожилые люди лишь отчествами и общаются), есть только у русских. Прибавление имени отца к личному, например, у арабских народов, еще не создает аналога русскому отчеству, потому что опять-таки только фиксируются в официальном документе, но не выходит в обиходное общение.

Однако обратим особое внимание вот на что: у нас ведь

есть Валерий Чкалов, Анна Ахматова, Марина Цветаева,

Фёдор Шаляпин… И не режет уха. В чем же дело, когда мы в норме называем человека без отчества? Речь идет о прецедентных именах, когда имя известного народу человека становится известным именем, самостоятельным фактом культуры. Такое имя дается «заводам и пароходам», учебным заведениям, городам, улицам и площадям… (и все же заметим, что, уважающие себя и давшего имя, учебные

114

заведения пользуются инициалами имени-отчества: Московский государственный университет им.

М.В. Ломоносова, Государственный институт русского языка им. А.С. Пушкина).

Два важных социально-культурных обстоятельства следует здесь отметить: а) узус, привычку употребления; б) отношение «свой-чужой». В самом деле, мы легко говорим: Лев Толстой, но как-то необычно: Иван Тургенев. Впрочем, отмечая юбилеи, все газеты дали нам Николая Гоголя, Фёдора Тютчева.

По поводу позиции «свой-чужой». Упоминая своих учителей, мы обязательно употребляем отчество. Работники мемориальных музеев (Набокова, Ахматовой, Цветаевой, Окуджавы) неизменно называют своих героев по имени- отчеству, а не именем с фамилией. К этому же: я спросила

студентов: – Вы можете сказать Владимир Путин принял

решение? Да, сказали студенты, так сказать можно (имя прецедентно, персонаж «чужой»). – Вы можете сказать

Виталий Костомаров прочитал нам лекцию? Нет, сказали

студенты, так сказать нельзя (В.Г. Костомаров – «свой» профессор, да и имя непрецедентно).

Вот как сложно в культуре общения идёт национально- специфичный выбор уместной формы в разных ситуативных эпизодах общения.

Пренебрегая своим культурно-языковым богатством, не сберегая его, а бездумно выбрасывая, прежде всего журналистика вредит русскому национальному само- сознанию, ощущению неповторимости и самобытности русского коммуникативного взаимодействия. И остаемся мы Иванами, не помнящими родства. Естественно, в жизни меняются привычки, уходят обычаи, исчезают традиции… Пройдет время, и, возможно, под жестким давлением англо- американской моды и потакающим ей журналистам –

115

исчезнет русское отчество. А может быть и наоборот: русское национальное самосознание обретет силу, и вместо уличного оклика: Женщина!, Мужчина! – будут у нас уважаемые Судари и Сударыни. Поживём – увидим.

Закончить же  эти почти публицистические заметки уместно стихотворением одного из самых значительных наших поэтов – А. Вознесенского «Имена».

Неужели с пеленок Не бывал ты влюблен В родословный рифмовник Отчеств после имён?

Словно вздох миллионный Повенчал имена Марья Илларионовна, Злата Юрьевна.

Ты, робея, окликнешь Из имён времена, Словно вызовешь Китеж Из глубин Ильменя.

Словно горе с надеждой Позовёт из окна Колокольно-нездешнее Ольга Игоревна.

Эти святцы-поэмы Вслух слагала родня Словно жемчуг семейный Завещав имена.

Что за музыка стона Отразила судьбу: И семью, и историю Вывозить на горбу?

116

Литература

Суперанская А.В. Общая теория имени собственного. – М., 2002.

Формановская Н.И. Культура общения и речевого поведения. – М., 2010.

Формановская Н.И. Речевой этикет в русском общении. – М., 2009.

117

Обычаи и традиции как социокультурный феномен национального самосознания

Представим себе XXVII век на планете Земля. Возможно, будет один народ – земляне, и будут говорить они на одном языке – землянском.

Но в XXI веке это не так: мир состоит из множества национальных образований, и каждая нация сегодня отстаивает свою самобытность, свой язык, культуру, религию (не будем касаться образования единства из конгломерата наций, типа американского, или того, что провозглашалось в Советском Союзе: единая нация – советский народ). Речь пойдет о национальных обычаях и вековых традициях, сберегаемых каждым народом.

Обычай – устойчиво сложившаяся  и распространенная в социуме (большом или малом) форма поведения, требующая однотипных поступков в повторяющихся сходных ситуациях.

Передача обычаев в поколениях превращается в традицию (не будем касаемся ритуала, церемониала и других сходных явлений). Обычай и традиция входят в культурный фонд национально специфичных проявлений.

Обратимся к примерам. Телевизионная картинка: старинная карета. Текст поясняет, что эту новую карету как точную копию старой, износившейся, подарили королеве Елизавете II для торжественных выездов. В наше время обилия разнообразных лимузинов, может быть, и излишне?

Однако таков английский обычай и традиция, и англичане

118

этим говорят миру: это мы, мы такие, мы храним свои традиции. На Тауэре в Лондоне ухаживают за живущими там вóронами, так как легенда гласит: пока живут вóроны, живет английская королевская династия. Примеров традиционных обычаев у каждого народа безмерное множество: чайная церемония, икебана у японцев; русские частушки как перепев и перепляс на праздничных гуляниях; рождественский карп у чехов; религиозные ритуалы у разных народов… Угасание или разрушение обычаев и традиций происходит разными путями: а) сверху, при содействии властей (принятие христианства, реформы Петра I, революция 1917 года, перестройка конца 80 – начала 90-х годов ХХ века), либо б) снизу, с изменением жизненных

обстоятельств (У нас в деревне обычай брать к празднику

воду из дальнего родника. Но вот проводят магистраль и родник засыпают; исчезает русская деревня – умирает традиционная частушка).

Когда национально специфичные обычаи и традиции, в

том числе языковые, речевые, коммуникативные, ломаются

в угоду заимствованию чужого, идет разрушение национального самосознания. Заимствования, постоянные и обильные, свойственны русским по доверчивости, открытости, любознательности, наивному мнению, что «там, у них» лучше. Дошло и до того, что русское образованное общество в XVIII–XIX вв. говорило только по-французски.

Пушкинская Татьяна «по-русски плохо знала», ее письмо Онегину написано по-французски, а «перевел»  его Пушкин… И в эту пору сохранили нам русский язык плеяда блестящих писателей и поэтов и простой деревенский народ, все эти Семёнычи и Степановны… И первый – Пушкин, которого в лицее звали «француз».

119

Глобализация в области научно-технического прогресса, экономики не должна затрагивать национально специфичных культурных ценностей, передаваемых в народе в веках (пока, в XXI веке).

Одним из примеров такой «глобализации» могут служить искажения в употреблении русского личного имени, под которым будем понимать полное паспортное именование: имя, отчество, фамилия.

Личное имя – принадлежность человека, оно выбрано и дано родителями, в нем могут жить семейные традиции: имя в честь деда, например.

Личное имя изучается в науке о наименовании – ономастике и составляет его значительную ветвь – антропонимику, имеющую глубокие научные разработки, словари.

Личное имя имеет понятийные доли: предметность, отдельность, индивидность, одушевленность, антропность, гендерность, иногда возраст.

Имя ценно для человека: не запачкать (не запятнать) имя, не потерять, не уронить свое имя, прославить имя… На заре лингвострановедения личное имя привлекло внимание исследователей. Е.М. Верещагин и В.Г. Костомаров в книге «Язык и культура» (во всех изданиях) отметили социокультурные черты имени: возраст (вековые, устаревшие, новые); среду бытования (дворянские, крестьянские, городские, деревенские); географический ареал; источник происхождения (исконно русские, славянские, греческие, латинские, древнееврейские); употребительность; моду на имя; внутреннюю форму; ассоциативность и др. Это всё отмечено относительно полной паспортной формы, однако в коммуникативных взаимодействиях при выборе уместного именования

120

лингвокультурологические характеристики имени заметно умножаются.

Русскому имени свойственны неповторимые

национальные черты.

А. Один и тот же человек имеет несколько вариантов имени. Так, Николай Васильевич Петров зовется: господин (гражданин, товарищ) Петров; Петров; Николай, Коля, Коленька (и др. суффиксальные формы), Васильич, дядя Коля…, выбираемые в коммуникации в зависимости от множества ситуативных обстоятельств. Это свойство приводит в состояние культурного шока, например, представителей азиатских стран, где у каждого человека имя в одной форме, да и западные народы затрудняются в понимании оттенков форм русского имени.

Б. Обилие суффиксальных форм сокращенного имени: Катя – Катенька, Катечка, Катюша, Катюшенька, Катюшечка, Катюня, Катюля, Катериночка – и др., а также пейоративное Катька. Иностранцы  делают вывод об особой ласковости русских людей. Такие формы имени широко применимы в обиходно-бытовой сфере среди «своих».

В. Имя-отчество как национально-русская форма почтительного, учтивого именования уважаемого, достойного – по возрасту, статусу, роли. Имя-отчество выходит на простор всех социально-стилистических зон русского общения – от бытовой до деловой и политической сферы.

Г. Одиночное отчество как обычай в крестьянском обиходе. Русская деревня общается отчествами, направляемыми пожилым (т.е. достойным по возрасту), а то и молодым специалистам, хорошо проявившим себя в деле.

И не всякий удостаивается отчества: иной бездельник до смерти прозывается Васёк или Васька.

121

Отчество очень древне зафиксировано в летописях уже с ХI века, сначала в княжеских родах, затем у именитых бояр

и дворян; Петр I жаловал величанием по отчеству

отличившимся на государственной службе купцов. (До сих пор пока еще памятен запрос имени-отчества: как вас звать-

величать?, как вас величают?).

Екатерина II своим указом упорядочила употребление: особ первых пяти классов Табели о рангах величать с «-вичем»; 6–8 классов – с полуотчеством (Иванов сын), остальных – без отчества.

После отмены крепостного права бывшие рабы- крестьяне обретали гражданские права, и постепенно каждый русский человек получил в паспорте имя-отчество, фамилию.

У личного имени три коммуникативные области употребления.

А. Самоназывание 1-го лица, представление при

знакомстве: Меня зовут Ирина; Я Ирина Ивановна; Зовите меня Ира; Профессор Снегирева – и т.п. Здесь – предложение адресату избрать форму обращения, от сугубо официальной до дружеской.

Б. Обширная область обращения к адресату (зона 2-го лица), на «ты» или на «Вы».

Перечисленное в А и Б – в коммуникативном режиме непосредственного общения.

В. Называние 3-го лица (в рассказе о нем, повествовании, упоминании – в нарративном режиме).

Сегодня наблюдаем сдвиги в употреблении русского национального обычая величания по отчеству во всех названных сферах.

Наиболее пагубное влияние  на исконную традицию – со стороны СМИ.

122

а) Все газеты, в письменных текстах, выбросили отчество при назывании 3-го лица. Старики, академики, ректоры вузов, т.е. заведомо почтенные люди, именуются по имени и фамилии, т.е. без знака-символа уважения достойного.

Примеры бесчисленны. То же происходит в телевидении и на радио. б) Сам почтенный человек, представляя себя в 1-ом лице, уже обходится без отчества: «Программа «Постскриптум» и я, ее ведущий, Алексей Пушков». Это говорит немолодой профессор МГИМО. в) В многочисленных телевизионных ток-шоу ведущие, в том числе и главным образом молодые, позволяют себе пожилым уважаемым людям задавать вопросы, обращаясь по имени без отчества. На глазах за короткое время рухнул последний островок нормативного учтивого обращения к адресату.

Из сказанного ясно, что СМИ как четвертая мощная власть, имеют огромное влияние на коммуникативное поведение народа и играют здесь, слепо подражая Западу, деструктивную роль, поскольку речь идет не об отдельном слове, а о большом массиве мужских и женских отчеств – многовековом народном обычае  и традиции общения по имени-отчеству.

Однако в последнее время подражательные «игры» с личным именем ведутся и в научной среде. Недавно из Сибирского федерального университета автором этих строк получено приглашение к участию в новом сборнике статей.

Даны строгие указания по оформлению. Автор обозначается так: Александр П. Серов; Галина А. Колпина. Эта западная модель не имеет отношения к национальному русскому именованию, так как буквой на западе обозначается второе имя, закрепляемое в документах, но не употребляемое в общении: Чарльз С. Чаплин, к которому обращались либо

123

«мистер Чаплин», либо «Чарльз», или «Чарли», но не Чарльз Спенсер. Введение чиновниками в научную среду чуждой формы вместо пристойных инициалов, которые исчезли и в газетах, где равно обозначены буквой имя и отчество, также деструктивно.

В педагогической практике РКИ молодые (и не очень) преподаватели знакомятся с группой, называя себя лишь по имени, задавая тем самым и форму обращения к себе: «Меня

зовут Ирина. Называйте меня Ирина». Результат

оказывается быстрым: иностранные студенты говорят «Моя

преподавательница – Ирина»; «Дорогой Андрей, ваши уроки

мы никогда не забудем». На вопрос, в какой же русской школе, в каком вузе и даже в детском саду ученики своего учителя называют по имени, такие преподаватели вспоминают, что в России ученики называют учителя только по имени-отчеству. Таким образом, преподаватель РКИ, озабоченный внушением ученику русской самобытности (лапти, самовар), игнорирует существующую сегодня лингвокультурную значимость имени-отчества учителя в России, т.е. того обычая и той традиции, которые закреплены в языке и в русской коммуникативной культуре.

Несколько слов о другой ипостаси личного имени. Имя всенародно известного человека становится  известным именем и начинает жить самостоятельно, превращаясь в прецедентный факт культуры, насыщаясь социальными и прагматическими коннотациями, иными словами становясь лингвокультуремой (логоэпистемой). У такого имени конкретная, единичная референциальная отнесенность. Носитель имени может жить среди нас или представлять ушедший век, и в этом последнем случае он ни с кем не знакомится, к нему, как правило, не обращаются  (все литературного приема), т.е. для имени умершего остается сфера 3-го лица – упоминание, рассказ о нем.

Форма имени-лингвокультуремы разнообразна: Федор Иванович

124

Шаляпин, Федор Шаляпин, Шаляпин. Такое имя может стать

нарицательным, а может присваиваться городам и улицам,

заводам и пароходам: проспект Вернадского, площадь Пушкина, концертный зал им. П.И. Чайковского, пароход Валерий

Чкалов... Узуально возможно для известного человека упоминание с помощью лишь имени и фамилии, без отчества:

Анна Ахматова, Владимир Набоков, Галина Уланова, Игорь Моисеев, Владимир Путин, Юрий Лужков... Но есть устойчивые

предпочтения. Так, мы говорим Лев Толстой, но все же Иван Сергеевич Тургенев. СМИ выдерживают свою тенденцию: если у нас был Федор Иванович Тютчев, то к его 200-летию все газеты преподнесли нам исключительно Федора Тютчева, а в 2009 году – только Николая Гоголя. Но здесь выступает важный ситуативный оппозитивный признак «свой – чужой». Если подчеркивается, что это близкий, «свой», в родной культуре живущий, то ему и специализированный знак уважения – отчество. Характерно в этом смысле интервью с Э.А. Рязановым. Когда корреспондент спросил его об учителях, он ответил: О! Мои учителя! Это

Григорий Михайлович Козинцев, Сергей Михайлович Эйзенштейн. Об Иване Александровиче Пырьеве я уже сказал, на многое открыл он мне глаза... И хотя у нас есть

лингвокультурема, например, Сергей Эйзенштейн, для своего учителя Рязанов избрал почтительную форму. Эта же закономерность (выделение «свой – чужой») действует и по отношению к именам обычных, «простых» людей. Так, школьникам была предъявлена газетная заметка об их директоре Ларисе Лисицыной. Дети сказали, что так говорить нельзя, у них Лариса Николаевна (Лисицына). Таким образом, уважительное отношение к «своему» достойному взрослому помечается отчеством.

Я спросила студентов: «Можно ли сказать: «Дмитрий Медведев принял решение»? – Да, так сказать можно (имя прецедентно, объект речи «чужой»). Можно ли сказать:

125

Наталья Формановская прочитала лекцию? – Нет, так сказать нельзя (имя непрецедентно, а преподаватель «свой»).

Сказанное – лишь небольшая часть того направления исследований, которое можно назвать коммуникативной антропонимикой.

Подведем итоги. Национальное русское именование человека, сложившееся в веках, предстает как обычай и традиция, которые негоже ломать в угоду слепому заимствованию и подражательству.

Когда разрушают памятник материальной культуры – это вандализм. Когда же уничтожаются культурные ценности, народ (на Родине) превращается в население (на территории), и растут Иваны, не помнящие родства.

Литература

Верещагин Е.М., Костомаров В.Г. Язык и культура. – М., 1973–1990.

Никонов В.А. Имя и общество. – М., 1974.

Петровский Н.А. Словарь русских личных имен. – М., 1980.

Суперанская А.В. Общая теория имени собственного. – М., 1973.

Суперанская А.В. Теория и методика ономастических исследований. – М., 1986.

Тихонов А.Н., Бояринова Л.З., Рыжкова А.Э. Словарь русских личных имен. – М., 1995.

Успенский Л.В. Ты и твое имя. – М., 1982.

Формановская Н.И. Речевой этикет в русском общении. – М., 2009.

126

Изучение русского личного имени в иностранной аудитории

Неоднократно приходилось касаться методических проблем личного имени человека (Формановская, 2007, 2009 и др. работы), однако неточностей в речи иностранцев, изучающих русский язык и употребляющих русские имена, не становится меньше. Если защитивший докторскую диссертацию вьетнамский русист, прекрасно говорящий по- русски, предлагает в русском деловом общении обращение типа: – Господин Владимир Санько /.../, то вопрос неизменно актуален (До Конг Чунг, автореф. дисс. ... докт. филол. наук, М., 2005, с. 27). Поэтому позволим себе еще раз сосредоточить внимание на национально-специфичных формах русского имени, особенно в связи с теми актуальными языковыми / речевыми процессами, которые мы наблюдаем сегодня в российских средствах массовой информации (а газета – традиционный материал для чтения при изучении неродного языка).

В преподавании иностранных языков, русского как иностранного (РКИ), личному имени человека уделяется сравнительно немного внимания, нередко отрывочные знания приобретаются при изучении тех или иных текстов в учебных ситуациях. Между тем приходится наблюдать немало ошибок в использовании русского личного имени иностранными учащимися, а также при истолковании ими читаемых художественных текстов. Иногда и сами носители языка (не в малой степени под влиянием сегодняшних средств массовой информации) допускают огрехи в выборе

127

имен, тем самым провоцируя иностранцев на неправильное употребление. Так, некоторые молодые преподаватели РКИ, особенно вернувшиеся из зарубежных командировок, называют ученикам одно лишь свое имя без отчества (как на Западе!), и вот в коридоре ученик спрашивает: – Где моя

преподавательница Ирина?, а в аудитории обращается

подобным же образом. Между тем русский обычай, традиционно передаваемый из поколения в поколение, учителю приписывает только имя-отчество, и таким образом и малые дети, и взрослые студенты своего преподавателя именуют на Руси по имени-отчеству. Второй «провокационный» шаг совершают сотрудники «развлекательного цеха» – культорганизаторы, экскурсоводы и т.д., считая, что одиночное имя (без отчества) сближает с аудиторией, снимает официальность отношений с помощью своеобразного «омоложения». Так, экскурсовод, женщина в возрасте далеко за сорок, знакомясь с группой студентов- экскурсантов говорит: – Будем знакомы, я – Марина. Между тем к старшему младший, если он не родственник, должен обращаться по имени-отчеству.

Отметим также, что одиночное имя синтагматически связано преимущественно с «ты»-формой общения, что в приведенных ситуациях было бы грубым отступлением от нормы.

Это лишь некоторые примеры первых трудностей для иностранцев в освоении этикетных правил речевого поведения, на нарушение которых наталкивают сами русские. Особенно же опасны современные средства массовой информации (СМИ) – газеты, теле- и радиопередачи, в которых журналисты регулярно выбрасывают отчество немолодых, наделенных высоким статусом и ролью уважаемых людей (т.е. в непригодных для этого контекстах). Считаем поэтому, что и в

128

методическом аспекте критическое отношение к предлагаемой СМИ смене правил речевого поведения достаточно важно.

Выявив коммуникативные потребности учащихся, их гуманитарную или техническую ориентацию, сроки и этапы обучения, преподаватель, ведя свой методический отбор предлагаемого для изучения материала, неизбежно обращается к практическому употреблению личных имен: без имени невозможен коммуникативный контакт учителя с учеником, невозможно общение в самых разных ситуациях и сферах.

В связи со сказанным обратимся к некоторым лингвистическим и методическим проблемам русского личного имени.

Имя человека – обширная область языковых единиц, составляющих особую научную ветвь лингвистики – антропонимику. Существует богатая литература по этой проблеме, исследованы русские имена в их истории, процессы заимствования греческих, древнееврейских, латинских имен с принятием христианства; изучены социолингвистические параметры собственного имени, этимология имен; созданы словари русских личных имен (см. Суперанская, 1973, 1986; Никонов, 1974; Успенский, 1982; Петровский, 1980; Тихонов, 1995 и др.).

Тем не менее, проблема личного имени в культуре народа, национально-ментальные стереотипы, обусловлива- ющие выбор формы имени в той или иной ситуации, в том или ином контексте, остаются актуальными в теории и практике для исследования лингвиста, культуролога, преподавателя РКИ.

Отметим, что, на наш взгляд, личное имя имеет несколько понятийных опор для того, чтобы приписать ему элементы значения, свойственные полноценному слову.

129

Это предметность, отдельность (индивид), одушевленность, личность (человек), пол (мужчина, женщина – для большинства русских имен), возможно, возраст – для некоторых форм имени (Танюшка, скорее, не для старого; Петровна не для ребенка).

Личному имени свойственны дейктический референциальный статус и идентифицирующая функция, для каждой из форм прагматически разноплановая и уточняемая контекстом: одно дело, Юрий Андреевич предупредил…. как «указание» авторитетной личности, другое – Юра, Юрка… как признак недостаточной авторитетности личности, молодого, «своего» и т.д.

Заметим также, что кроме указания на лицо, идентификации прагматических ассоциативных коннотаций личное имя в особых условиях получает предикатную функцию, когда имя известного человека становится известным именем (об этом – ниже) и приобретает

качественные свойства: Этот графоман вообразил себя Пушкиным; Да ты прямо Митрофанушка! (упрек тому, ктo,

как герой Фонвизина, «не хочет учиться, а хочет жениться»).

Можно сделать вывод, что личное имя обладает богатым содержанием, в том числе и лингвокультурологического характера.

Напомним, что на заре становления лингвострановедения в России его основатели В.Г. Костомаров и Е.М. Верещагин, анализируя учебники русского языка, созданные в разных странах зарубежными специалистами, заметили, что выбор имен нередко не соответствует русской норме и узусу. Так, в одном из учебников трое молодых людей были названы Аким, Матрена, Митрофан, что не может соответствовать современному употреблению. Анализ выявил лингво- страноведческую специфику русского личного имени, о чем рассказывают все издания книги «Язык и культура».

130

Лингвострановедческий анализ показывает, что имена Аким – немодное, Матрена – деревенское, устаревшее, Митрофан – ассоциативное с отрицательной оценкой (образ Митрофанушки в пьесе Фонвизина «Недоросль»).

Русский именник насчитывает более двух тысяч имен, однако в тот или иной период в активном употреблении находится менее ста, модных же оказывается 20–30.

Происходят изменения в ранее названных характеристиках имен, их движение.

Русские имена живут активной социальной жизнью и составляют значительный пласт лингвокультурологически значимой лексики.

Подчеркнем, что национально-культурной спецификой русского имени является множественность его форм по отношению к одному и тому же человеку: это может быть и Егор Петрович, и Егор, и Егорушка, и Петрович, и мн. др., что затрудняет иностранцев, изучающих русский язык, особенно тех, для которых имя неизменяемо, стало быть – сколько имен, столько и людей.

В процессе употребления русское имя получило социостилистически ориентированную систему форм, в которой русский носитель языка прекрасно ориентируется и ведет свой выбор оптимального средства по отношению к соответствующему адресату в соответствующей ситуации общения. Приведем эти формы имени из трехчленного паспортного наименования, допустим, Илья Дмитриевич

Кузьмин, Анна Ильинична Соболева.

Господин Кузьмин, Господа Соболева – сугубо

официальное, уважительное, отчужденное, при отсутствии личного знакомства.

Товарищ Кузьмин, Товарищ Соболева – сугубо

официальное, уважительное, в среде партийных единомышленников, главным образом, в КПРФ.

131

Гражданин Кузьмин, Гражданка Соболева - в правовой

сфере, в милиции, в суде – для преступившего закон.

Кузьмин, Соболева – одиночная фамилия в учебной среде нейтральна (видимо, из-за переклички по журналу); в производственных или бытовых отношениях при обращении стилистически снижена, фамильярна. При назывании 3-го лица и самоназывании 1-го лица – это нейтральная идентификация.

Илья Дмитриевич, Анна Ильинична – употребительная

форма называния взрослого человека, представления при знакомстве и обращения к нему – уважительное, сближающее (к детям – шутливо-ироническое, игровое).

Илья, Анна – полная форма имени – неофициальная, к хорошо знакомому, близкому или младшему; может получать оттенок «строгости» в сравнении с наиболее употребительной в этих условиях сокращенной формой.

Илья, Илюша10, Аня – сокращенная форма,

обозначающая: «свой», близкий, равный или младше по возрасту, положению в неофициальном общении.

Илюша, Илюшенька, Илюшечка, Илюшок и др.; Анечка,

Аннушка и др. – суффиксальные формы – к «своему», близкому, с одобрительной окраской. Употребительны по отношению к детям.

Илюшка, Анька и др. суффиксальные формы – к «своему», близкому, фамильярно-грубоватые, могут получать в контексте неодобрительную окраску. Обилие суффиксальных форм имени привело немецкую аспирантку Г. Титц к выводу, что русские – исключительно эмоциональные и даже ласковые люди.

10 Имя, не дающее бессуфиксальной сокращенной формы. Таковы же, например, Вера, Зоя, Андрей и др.

132

Дядя Илья, тетя Аня – неофициальное, сближающее: а) со стороны племянников, б) со стороны детей к друзьям родителей, в) к пожилым людям «простых» профессий: нянечкам в школе или больнице, сторожам и т.п.

Дмитриевич, Ильинична – уважительное среди пожилых сельских жителей. На селе возможно к молодым специалистам (агрономам, врачам) в знак уважения.

Свойство русского имени образовывать много форм, имеющих социостилистические характеристики, описано в работах по русскому речевому этикету (Формановская, 1987, 2002 и др.).

Функционирование разных форм имени характерно для трех ситуативных сфер: а) называние 3-го лица, чаще в нарративном режиме рассказа, упоминания; при этом реализуются  номинативная, идентифицирующая и дейктическая функции имени:

Господин Попов; Денис Антонович; Елена Егоровна; Денис;

Лена и др. Здесь, как правило, неупотребительны суффиксальные оценочные имена: Денисик, Аннушка и т.п.

Авторы художественных текстов, использующие суффиксальные формы, преследуют особые выразительные цели: Катюша (у Л.Н. Толстого), Аннушка (у М.А. Булгакова). б) самоназывание 1-го лица в ситуации знакомства, представления без посредника, а также называние 3-го лица при представлении посредником, преимущественно в

коммуникативном режиме: Я – Наталья Петровна Иванова; Меня зовут Ирина Сергеевна (Антон Григорьевич); – Знакомьтесь, это наш Иван Петрович, новый педагог; Ирина (Антон); моя фамилия Волкова (Козлов).

(Суффиксальные имена этом случае не употребляются, так же, как формы «дядя (тетя) + имя» и одиночное отчество (кроме ситуаций деревенского общения пожилых крестьян).

133

Своеобразной формой самоназывания является подпись в письме. В зависимости от степени официальности письма, знакомства с адресатом, личных отношений избирается и соответствующая форма: одно дело В.П. Игнатов, другое

Твой Виталий.

в) обращение ко 2-му лицу при активизации вокативной, апеллятивной функции, только в коммуникативном режиме непосредственного общения: Таня!; Татьяна!; Татьяна Семеновна! и др. И здесь выбор формы имени зависит от официальности / неофициальности обстановки общения, статусных, ролевых и личных отношений; в бытовом общении, к близкому человеку, особенно в семье, русские обращают все возможные уменьшительно-ласкательные, а то и уничижительные формы (как упрек, порицание, недовольство и т.п.).

Эти три ситуативные сферы предполагают исполнение личным именем этикетного предназначения, ограничивая этикетом, обычаем, ритуалом, традицией, нормами речевого поведения национально-специфичные типизированные его варианты.

Упомянем еще раз, что выбор той или иной формы имени придает общению указание на различные оттенки взаимных отношений людей, на их роли, степень их знакомства, на официальность или неофициальность обстановки общения и т.д. Так, выбрав из предлагаемого русским языковым богатством Павел Петрович, Надежда Андреевна, мы обозначим возраст, возможно, общественное положение, во всяком случае – уважительное отношение к

персонажу. Например: – Надежда Андреевна, помогите мне понять это слово. Выбрав Павлик, Павлуша, Пашенька,

Наденька (в коммуникативном режиме) пометим интимность, теплое отношение к «своему». Употребив форму «дядя (тетя) + имя» (преимущественно в

134

сокращенной форме), пометим теплое отношение к близкому, старшему, в неофициальной обстановке и непринужденных отношениях, что дает стилистически сниженную тональность. Это важно подчеркнуть в аудитории, например, вьетнамских учащихся, которые своего вождя Хо Ши Мина называли «дядя Хо». Встретив лишь отчество, отнесем его к пожилому деревенскому жителю (выходцу из деревни).

Заметим попутно, что в русском общении трехчленная паспортная форма имени возможна лишь при упоминании 3-го лица, либо в официальном самоназывании при

знакомстве: Анна Петровна Снегирева – директор фабрики; Я – Анна Петровна Снегирева. Эта полная форма не

употребляется как обращение, о чем, как правило, предупреждаются иностранцы, изучающие русский язык.

Однако есть одно исключение. Оно было подмечено автором этих строк на праздновании N-летия известного человека, когда в обстановке юбилейных торжеств при вручении адреса и подарка представитель одной из стран

сказал: Уважаемый президент Национального банка, уважаемый ректор Экономического института, уважаемый академик Российской академии естественных,

наук Сергей Григорьевич! Сразу стало ясно, что в таком именовании не столько обращение-адресация, сколько актуализация званий и титулов заслуженного человека, указание его отличительных свойств, поэтому в подобной официальной торжественной ситуации необходимо трехчленное полное обращение-именование: Сергей Григорьевич Панов. Подчеркнем важность всех условий для истолкования или речевого выбора соответствующего именования лица.

Очевидно, что все три выделенные сферы употребления личного имени важны в преподавании русского языка

135

иностранцам. Что касается множественности форм русского имени, то здесь естествен методический отбор того, что пойдет в активное использование учащимися на разных этапах обучения, и того, что останется в пассивном запасе.

Однако и восприятие, понимание, и интерпретация художественного текста требуют активизации пассивных знаний. Так, в группе учащихся – преподавателей русского языка на факультете повышения квалификации был прочитан газетный текст такого содержания: У выпускника

училища Виктора был наставник Василий Петрович.

Правда, Виктора удивляю, что человека не первой и даже не второй молодости все в цехе называют Васек. На

вопрос о том, какую информацию можно извлечь из этой формы имени, не смог ответить ни один иностранец-русист.

Только после разъяснений и чтения последующего текста стал понятен уничижительный оттенок имени. Но, конечно, никто не призывает к речевому использованию учащимися подобных форм. В активное же употребление с первых шагов изучения русского языка входит, как упоминалось, имя-отчество собственного преподавателя, а также тех сотрудников учебного заведения, к которым ученик должен будет обращаться. Многие учебные ситуации: «Знакомство», «Семья», «В гостях» и др. оперируют именами. Наконец, приехавший в Россию студент представляется преподавателю и своим новым друзьям. В большинстве случаев в ситуации знакомства иностранцы называют свои национальные имена. Однако мы встречаемся и с тем, что, например, китайские студенты берут себе русские имена. Имена же эти – преимущественно в сокращенной форме: Таня, Коля, Лара, Витя. Однако в русском национальном общении эта форма предназначена для близкого, «своего», в неофициальном дружеском и семейном общении, она характерна также для

136

назывании детей. Так, учитель в школе может назвать своего ученика, вместо фамилии Иванов, Петров, Сидоров и формой сокращенного имени – Саша, Витя, Петя, однако это будет означать: «мы сейчас говорим неофициально, и я к тебе отношусь по-дружески». В вузовских условиях студентам-иностранцам уместнее было бы при использовать знакомстве русские взятые ими имена в полной форме: Татьяна, Николай, Лариса, Виктор и т.д. К сокращенным же формам удобно прибегать по мере установления неформальных отношений. К тому же сокращенные имена связываются, как упоминалось, с ты-общением по-преимуществу, хотя в норме взрослого ученика-студента преподаватель в русской среде называет на «Вы». К сожалению, приходится иногда наблюдать, как русский молодой учитель немолодым ученикам-стажерам адресует ты-формы, провоцируемые сокращенным именем.

Так, автору этих строк пришлось слышать раздающееся из

аудитории: – Ну что ты молчишь, Коля? Ты не молчи,

говори..., а ученик в этом случае был много старше учительницы.

Упомянем, что речь преподавателя, особенно вузовского, должна соответствовать если не элитарным, то хотя бы средне-литературным нормам (Сиротинина, 2001).

С грустью приходится констатировать, что, опять-таки не без влияния современных СМИ, педагог начинает ориентироваться на сниженный образец. Один лишь пример. В газете крупный заголовок: Ну, давай, Николай!

Можно предположить, что молодежная газета расскажет, например, о спортсмене на пороге рекорда. Но нет!

Подзаголовок гласит: Представляем нового председателя комитета Госдумы по образованию и науке. И издание

это – «Поиск» с подзаголовком Еженедельная газета научного сообщества, позволившая себе такую

137

фамильярную выходку. Поэтому преподаватель при чтении в аудитории газетного текста, должен давать нормативную оценку.

Слов нет, русское личное имя представляет для иностранцев большие трудности. Однако в активном употреблении им нужно не так уж много форм: имя- отчество преподавателей, сокращенные формы имени для собственных друзей. Однако филолог-русист должен знать сферы и среды употребления разных форм, а при анализе имен в художественных текстах – понимать оттенки отношений (социальных и личных), так богато передаваемых вариантами русского личного имени.

138

Личные местоимения в порождении дискурса

В последнее время рядом с традиционной лингвистикой языка возникают лингвистика речи [Солганик 2011] и лингвистика общения.

Если язык понимается как система знаков – означивания действительности вне нас и внутри нас и отношений таких знаков, структурно уровнево организованных, то речь – реальность бытия языка, единственное воплощение языка для его носителя в законченных произведениях, от высказывания до дискурса  /  текста, построенных из единиц языка разных уровней.

По Н.Д. Арутюновой, язык потенциален, формален, конечен, стабилен в каждую эпоху, объективен, имеет уровневое устройство. Речь субстанциональна, конкретна, развёртывается во времени и пространстве, бесконечна, активна, вариативна, контекстуально и ситуативно обусловлена (ЛЭС 1990).

За личными местоимениями в дискурсе / тексте стоят личности в жизни. Я – это автор речевого произведения, говорящий / пишущий; ты / Вы / вы – это адресат как активный участник коммуникации, слушающий, читающий; мы – это я и другой (другие) – мы с тобой (вместе); он, она… – это тот или то, о чём сообщают друг другу.

Коммуникативная активность автора, адресанта самоочевидна. Коммуникативную активность адресата следует еще раз попутно подчеркнуть.

Адресат воспринимает направленное ему послание; понимает его (как правило, прямые, очевидные значения),

139

интерпретирует сложные смыслы, включая фоновые, прецедентные знания, используя пресуппозиции и импликации и т.д.; строит собственный дискурс (Прохоров Ю.Е., Кулибина Н.В. и др.), действует либо речью, выстраивая диалог, либо собственно действием, либо речью и действием. Под дискурсом понимают сочетание высказываний, «погруженных в жизнь» (Арутюнова), во всем объеме воплощения компонентов как бытийных, так и коммуникативных ситуаций. Дискурс «живет» – в конкретном времени речи и служит передаче информации «здесь» и «сейчас». Текст закрепляет и хранит информацию в координатах «везде», «всегда» (пока «живет» носитель текста). Такова одна из точек зрения на дискурс / текст.

I. Группу личных местоимений открывает слово я. Это слово-понятие имеет огромную значимость для человека. Я – это дейксис действующего и ощущающего субъекта. От я отсчитывается «моя вселенная», в я воплощен мой внешний и внутренний мир –  у моего я и тело, и душа.  Моему я дано сознание и осознание себя в мире.

Тексты и жанры, идущие от я, рассказывающие о я, многочисленны. Это личностные эпистолы, дневники, автобиографии, а также заявления, заявки, иски… Сравнивая автобиографию и биографию известного человека, замечаем более «личностное» читательское восприятие текста от я, поскольку для я органично ты, и читатель становится как будто непосредственным адресатом, соучастником, которому поверяется жизнь в тексте. Близкий эффект получает читатель рассказа, повести, романа, написанных в нарративе от я. Воздействие лирической поэзии безмерно велико именно потому, что в ней – авторское поэтическое я, апеллирующее к читателю ты, призыв к сопереживанию, соучастию в радости и

140

огорчении, в счастье и горе, в том, что важно и ценно для лирического я.

Я – меня – мне – мной – обо мне – постоянные

компоненты речевых произведений, разных по стилю, текстов «здесь» и «сейчас» и литературы на века, «везде» и «всегда».

Вступая в контакт, человек охотно говорит о себе: – Знаете (метакоммуникативная адресация), у меня … и далее любое, в том числе бытовое сообщение. Желание человека поговорить о собственном я используют психологи, психиатры, психотерапевты, а также шарлатаны от

психотерапии. Ср.: На афише, конечно, было написано: «Борис Ратнер, демонстратор психологических опытов». И к этому добавлено: «Я расскажу Вам о Вас» – прямо так персонально и добавлено» (Е.В. Клюев); Отныне талантливый юноша направил совокупные усилия на то, чтобы полностью убрать себя из любого разговора, предоставив собеседнику все речевое пространство целиком и давая знать о себе самом только тогда, когда разговор начинал пробуксовывать. Все остальное время Демонстратoр занимался исключительно тем, чтобы помочь собеседнику выразить себя – точными и емкими словами указывая партнёру те аспекты его личности, где наблюдалась известная недовыраженность. (Е.В. Клюев).

Таким образом, вывод прост: я организует центр речевых произведений и оказывается в них главным «лицом».

Э. Бенвенист писал: «Лицо свойственно только позиции я, ты. Первым определяющим признаком я и ты служит присущая только им уникальность: я, которое производит высказывание, ты, к которому я обращается, каждый раз уникальны. Вторым определяющим признаком я и ты является их взаимообратимость. Тот, кого я определяю как

141

ты, сам мыслит себя в терминах я, и, обращаясь в я, превращает моё я в ты [Бенвенист 1974] (о ты см. ниже).

II. Местоимение мы ёмко, содержательно. Попутно заметим, что классические грамматики, словари личным местоимениям приписывают грамматическую категорию числа: ед.ч. – я, мн.ч. – мы; ед.ч. – ты, мн.ч. – вы (Ср.: Русский язык. Энциклопедия. – М., 1979). Такая точка зрения не совсем верна. Ведь множественное число (существительных) означает множество однородных предметов: ед.ч. стол и мн.ч. столы, т.е. стол, еще стол, еще стол, много столов. Однако мы – это не я, и еще я, и много я… Мы – это я и другой (другие), я и не – я. (То же с ты–вы: ты – это не ты + ты + ты, а ты и не – ты, вы – это ты и другие). Таким образом, о местоимениях мы, Вы, они (в нашем случае) будем говорить не с позиции грамматического множественного числа, а с позиции множества разных участников общения.

Слово мы, включающее я и другого (других), это я и ты / Вы / вы вместе, это уход от одиночества я, взаимоподдержка, ощущение себя среди своих, опора на взаимопонимание и взаимопомощь. Русский философ С.Л. Франк писал: «…Русское мировоззрение содержит в себе ярко выраженную философию «Мы»… [цит. По Вьюнов 2011].

Итак, о слове мы.

Местоименное слово мы емко, содержательно.

Есть несколько позиций, которые свойственны слову мы в речи.

А. Мы = я + ты / Вы: – Мы с тобой (с Вами) это сделаем завтра.

Б. Мы = я + вы (многие): – Мы (с вами) на заседании уже обсуждали этот вопрос.

142

В. Мы = я + он, она, они: – Я и он, мы (с ним)11 увлекаемся старинными гравюрами.

Г. Мы = я и все (в поле зрения в данной ситуации): – Мы

все стремимся к миру.

Перечисленное представляет разные стороны семантики слова «мы». Семантические приращения заметнее всего в транспозиции «мы» вместо других местоименных слов.

Перечислим несколько таких возможностей. 1. Мы вместо я:

Устаревшее мы императорское (Мы, Николай II…);

2. Мы авторское, нередкое в научных, главным образом письменных текстах как средство авторизации: В первом

параграфе мы обозначили проблему. Считается, что это мы

скромности, опоры собственных идей на работы предшественников и коллег (мы = я + вы и они). В устной речи встречаем такое употребление в научных дискуссиях, в процедуре защиты диссертации. Однако устное мы воспринимается несколько ненормативно, поскольку устная речь представляет говорящего как индивидуальную личность «здесь» и «сейчас».

В настоящее время научный письменный текст уходит от традиционного авторского мы, всё более выражая субъекта

речи как я: Ранее я показал…; Моя точка зрения такова…,

что заявляет автора выдвигаемых идей как более активную личность. (При нежелании использовать в научном тексте местоименную экспликацию авторского я и мы, пишущие находят много языковых способов построения текста как обобщенно– или неопределенно-личного, а то и безличного:

Ранее уже упоминалось…; В 1 главе представлено…).

3. Мы – совместное (я и частично ты). Говорящий включает в активный процесс адресата, когда дискурс

11 Интересен русский оборот «Мы с тобой». Листовки с призывом

доноров озаглавлены: «Мы с тобой одной крови».

143

направляется детям, а также больным, старикам.

Действовать будет адресант, манипулируя адресатом, однако представляя это как совместное действие: Мы сейчас

тебе водички дадим, компресс поставим: Вот мы тебя помоем и спать уложим; Хочешь, кашки тебе сварим?

4. Мы солидаризации, сочувствия (мы вместо ты).

Говорящий включает адресата в совместное действие (см. п. 3), состояние, хотя он, адресант, в данном случае бездеятелен, но, сопереживая, сочувствуя ты, употребляет форму мы. Так говорят с больными, с детьми, с зависимыми, к которым доброжелательны и т.п. Мать ребенку: Сейчас

послушаем сказку и будем засыпать; Врач больному: – Как мы себя чувствуем? Нам уже лучше?; преподаватель студенту на экзамене: – Мы уже подготовились? Мы будем отвечать?; прохожий на улице в сильный мороз африканцу без шапки: – Мы так не простудимся? Как показывают

наблюдения, подобные структуры часто заключают в себе вопрос к тому, кто, по мнению адресанта, в затруднительном положении либо требует участия, помощи. 5. В сфере обслуживания (парикмахерской, ресторане и т.д.) совместное мы, направляемое адресату-клиенту, значит Мы = Вы. По мнению говорящего, это сближает с клиентом, делает его в какой-то мере «своим» при предложении услуги, чаще в форме вопроса:

– Светка, клиент пришел!

Не прошло и пяти минут, как вышла надменная девица с лицом, раскрашенным как у индейца, собравшегося на тропу войны. – Будем стричься?  / ... /  ...Тогда моем голову

(Н. Леонов);

В зал вошли две официантки, одна направилась к вновь прибывшим гостям, другая в глубь зала.

144

– Будем заказывать? – блондинка достала блокнот и

ручку (Н. Леонов); Контролер к безбилетнику в такое предложение добавляет иронии или даже сарказма: – Штраф платить

будем?

6. Ощущение значительной собственной персоны в некоторых обстоятельствах обращения также позволяет употребить мы «значительности» вместо я. Так, в ответ на одобрение, похвалу за удачно сделанное дело или при самоодобрении, будучи удовлетворенным собственным трудом, говорящий экспрессивно восклицает (о себе): Вот

мы какие умные!; Да, мы умельцы!; Ну, мы старались!   В

просторечии отметим случаи устаревшего употребления

Мы-принадлежности к семье, роду: Мы тверские, обычно на вопрос: Вы из каких будете? Чей? (Ср.: «Алёшка выпростал один глаз. Кобели неподалёку опять зарычали. Около Алёшки присел на корточки давшений мальчик – кого только что пороли. – Как зовут, – спросил он. – Алёшкой. – Чей? – Мы Бровкины, деревенские. – / … /  А тебя как зовут? – Алексашкой .. Мы Меньшиковы… (А.Н.Толстой)

Таким образом, личное я в контакте с ты проявляет многообразие способов своего речевого выражения, в том числе и посредством местоимения мы.

III. Местоимения – ты, Вы-вежливости, вы-множества

как дейксис адресата.

У каждого я «здесь» и «сейчас» есть конкретный адресат ты, Вы или множество вы в групповом, публичном, массовом общении, а также в сознании немало

145

потенциальных ты, вы для разных речевых условий и обстоятельств.

Ты – обобщенный дейктический экспонент адресата, в конкретном речевом акте вбирающий социальные, психические, нравственные, эстетические и другие признаки и свойства языковой личности.

В одних дискурсах ты  – а) «свой», близкий, дружественный, родственный, в других – б) чужой, недружественный, к которому у я отношения фамильярные, или свысока, или грубоватые и грубые… С конкретным адресатом устанавливается контакт, возникает диалогический дискурс.

Однако есть коммуникативные ситуации, в которых адресат не может вступить в контакт, оказывается неотвечающим. Но обращение к нему я наполнено смыслом.

Рассмотрим основные случаи. Напомним, что «ты» – исконно русская древняя форма адресации речи (в том числе и к царю-батюшке), так как Вы вежливое заимствовано из европейского этикета, начиная с XVII века. Есть несколько версий происхождения европейского вежливого «Вы» к одному лицу. Представляется наиболее вероятной следующая. В период распада Римской империи, когда один император царствовал в Риме, другой в Константинополе, при обращении к одному из них, дабы не обидеть другого, употребляли местоимение вы как форму особого почтения.

Отсюда и распространилось по Европе употребление Вы- вежливого, заимствованное в образованном обществе России.

Итак, случаи построения дискурса с неотвечающим адресатом. 1. Дискурс обращения к Богу и высшим силам идет в ты-

формах общения: Ты один, Господи, можешь помочь мне,

помоги справиться с бедой. Текст канонических молитв и

146

других речевых жанров – это ты-текст с точки зрения адресации. 2. «Разговор» с умершим, мысленный или звучащий, также строится в ты-формах, даже в тех случаях, когда реальная речь требовала бы Вы-вежливого: – Спи спокойно,

дорогой Иван Иванович, мы тебя никогда не забудем!

3. Лозунговое, рекламное обращение к адресату строится в ты-формах при стремлении автора сделать адресата «своим», близким, более восприимчивым к призыву: А ты

подписался на «Комсомольскую правду»?

4. Ты возникает в мысленном «разговоре» во внутренней реи при угрозе или одобрении независимо от того, на ты или на Вы идет адресация в реальном общении: (к

начальнику) Вот я тебе покажу, как ко мне придираться, ты у меня поплачешь!; Ах ты мой хороший, как же ты правильно оценил мои усилия!

5. Риторическая поэтическая обращенность к предметам, явлениям, свойственная поэтическим художественным текстам, также идет в форме «ты»: О Волга, колыбель моя!

Любил ли кто тебя, как я? (Н.А. Некрасов).

6. Разговор с домашним животным организован в ты-

формах: (к коту) – Ты у меня, Тимофей Тимофеевич, что-то растолстел!

Этот прием безответной речи умело использовал В. Белов в повести «Привычное дело», выстроив начало и конец повествования как обрамление произведения в типичных  ты-формах – в начале с животным, в конце – с умершим человеком:

– Парме-ен? Это где у меня Парменко-то? А вот он, Парменко. Замерз? Замерз, парень, замерз. Дурачок ты, Парменко. Молчит у меня Парманко. Вот, ну-ко мы домой поедем. Хошь домой-то? Пармен ты, Пармен...

Иван Африканович еле развязал замерзшие вожжи.

147

– Ты вот стоял? Стоял. Ждал Ивана Африкановича? Ждал, скажи. А Иван Африканович чего делал? А я, Пармеша, маленько выпил, выпил, друг мой, ты уж меня не осуди. Да, не осуди, значит. А что, разве русскому человеку и выпить нельзя? Нет, ты скажи, можно выпить русскому человеку? Особенно ежели он сперва весь до кишков на ветру промерз, после проголодался до самых костей? Ну, мы, значит, и выпили по

мерзавчику. / … /  Пространный писательский дискурс / текст «разговора» в ты-формах задает художественный стиль произведения. Заканчивает автор свою повесть также безответным «разговором»: Ты уж, Катерина, не

обижайся... Не бывал, не проведал тебя, все то это, то другое. Вот рябинки тебе принес. Ты, бывало, любила осенями рябину-то рвать. Как без тебя живу? Так и живу, стал, видно, привыкать... Я ведь, Катя, и не пью теперече, постарел, да и неохота стало. Ты, бывало, ругала меня... Ребята все живы, здоровы (...) Да вот, девка, вишь, как все обернулось-то... Я ведь дурак был, худо тебя берег, знаешь сама... Вот один

теперь... Образное представление речевого ты-контакта с неспособным к ответу адресатом дает картину типичного ты-дискурса как коммуникативного взаимодействия. При этом адресат, а данном случае естественно, не мнимый, а подлинный, ощущаемый я-говорящим, как полностью воспринимающий его речевое послание.

Обиходно-бытовому речевому контакту с ты-адресатом Ю.Д. Апресян дает такие прагматические характеристики адресата: ты-близкое – для друзей; ты-родственное – для родственников; ты-детское – по отношению к детям и со стороны маленьких детей; ты-младшее – от  старшего к младшему – по возрасту, статусу, роли; ты-хамское – в грубом общении (Апресян, 1996).

Прежде всего необходимо отметить намеренное употребление ты-форм при нормативном в ситуации Вы-

148

вежливом к незнакомому адресату – со специально подчеркиваемой целью сделать незнакомца знакомым и «своим», равным. Таков случай ты-контакта при поиске собутыльника: Мужик, третьим будешь? Однажды знакомый профессор Ю.Б. рассказал о своем приезде из заграничной командировки. Его встречали жена и сын.

Очередь на такси была большая, поэтому Ю.Б. решил пойти «за уголок» и найти машину, которая увезла бы семью без очереди. Пришел разочарованный. Сын, тогда студент,

спросил: – Папа, что ты говорил? – Ну как, что, как обычно: Извините за беспокойство, не могу ли я попросить Вас…, а он сказал: – В очередь! Сын ответил, что профессор

не умеет говорить с простыми людьми, и пошел сам. Через пять минут все было улажено. Отец спросил: –А что ты

говорил? – Я сказал: Парень, возьми нас без очереди.

Хорошо заплатим, не пожалеешь. Таким образом, ты-

контакт позволил сделать речевых партнёров равными, «своими» людьми.

Ты-грубое, хамское (по Ю.Д. Апресяну) возникает тогда, когда адресат не получает ожидаемого уважительного Вы, то есть с его точки зрения, унижается его достоинство. Это явление обозначается глаголом тыкать, и чаще обращено к незнакомому, либо к знакомому вышестоящему в

конфликтной ситуации: Я тебя вообще знать не хочу!; Ты у меня тут поговоришь!; Ну-ка, тетка, убирай свои сумки!

Нередко в подобных «стычках» адресат противодействует:

Вы мне не тычьте!!! Я Вам не ты!

Глагол выкать (называть другого на Вы) стилистическими коннотациями не обладает и чаще применяется в речевой ситуации предложения перейти в

общении на ты: Мы уже давно знакомы, хватит выкать, будем на «ты».

149

Вы-вежливое может попадать в грубые контексты и не обеспечивать вежливости речи: Что Вы тут

распоряжаетесь, кто Вас слушать станет?!; У Вас что, глаза на затылке, не видите, что здесь ребенок?!

Оппозиция ты / Вы-форм в русском речи и культуре имеет свою специфику, поэтому в преподавании русского языка как иностранного на этот аспект необходимо обратить особое внимание.

Прежде всего отметим, что не во всех языках есть обе формы ты и Вы, а некоторые народы имеют свои обычаи увеличения семантических оттенков. Так, автор этих строк несколько лет получал письма из Чехии от друга, обращавшегося на «ты», но в письме помечающего это

прописной буквой: Здравствуй, Наташа! Как Ты живешь?

Что у Тебя нового?

В Польше носители языка располагают ты- и Вы- формами речи. Однако в вежливом общении поляки переходят от второго лица к третьему, как бы «удаляясь» от собеседника в силу глубокого почтения к нему и именуя прямого адресата «пан», «пани»:

– Могла бы пани дать мне эту книгу? Вместо русского: Вы не могли бы дать мне эту книгу? Как видим,

близкородственные языковые и культурные славянские связи требуют пристального внимания.

Подобное непосредственное он-общение наблюдаем и в Италии.

Носители финского (и других скандинавских языков), имея в языке ты- и Вы-формы, предпочитают ты- контакты. Так, автор этих строк был свидетелем того, что в Финляндии студентка на уроке русского языка сказала

преподавателю: – Ты мне это еще раз объясни, я это плохо

поняла, что по-русски, конечно же, невозможно.

150

В японской культуре (это отражено и в языке) очень строго соблюдаются иерархические отношения. Проф.

В.М. Алпатов указывает на строгую иерархизацию статусов и ролей в японском обществе, что ведет к серьезной корректировке русских ты / Вы-форм при переводах.

Например, в пьесе М. Горького «Васса Железнова» героиня обращается к управляющему, образованному человеку, на Вы, а к старшему брату, которого не уважает, на ты; одна из дочерей Вассы говорит матери ты, другая Вы в связи с разным отношением к ней. В переводе на японский язык Васса употребляет к подчиненному ей работнику  – управляющему – невежливые формы (приблизительно по- русски ты), старшему брату-пьянице адресует вежливые формы (похожие на русское Вы), обе дочери говорят с матерью одинаково (по применению вежливых глагольных форм). Таким образом, в Японии, как и в Корее, любой старший родственник (в том числе и близнец, родившийся первым) получает вежливые формы речи, а младшие – то, что приблизительно соответствует русским ты-формам.

Наблюдения над русским дискурсом приводят к выводу, что практика выработала сложный механизм включения и переключения уважительных и фамильярных контактов, отношений официальности и неофициальности, «теплоты» и «холодности», отложив в языке оппозиции ты-  /  Вы-форм общения.

Системность т- / Вы-форм в русском языке и в речи позволяет в работах по речевому этикету составить упрощенную таблицу по использованию ты- или Вы-форм.

151

Общение на Вы применяется: 1) к незнакомому адресату; 2) в официальной обстановке; 3) при «холодном», подчеркнуто вежливом отношении; 4) к старшему по статусу и роли

Общение на ты применяется: 1) к хорошо знакомому адресату; 2) в неофициальной обстановке; 3) при дружеском, фамильярном отношении; 4) к младшему по статусу и роли.

Как видим, личные местоимения, указывающие на адресанта и адресата, оказываются важным речевым средством в формировании русских высказываний и дискурсов.

Литература

Арутюнова Н.Д. Речь / ЛЭС. – М., 1990.

Бенвенист Э. Общая лингвистика. – М., 1974.

Вьюнов Ю.А. Русская способность как социокультурный феномен в историческом контекте / Русский язык и литература во времени и пространстве. Сб. научных статей и докладов. – М., 2011.

Солганик Г.Я. Основы лингвистики речи. – М.: «Наука», 2011.

Формановская Н.И. Обиходные обращения и поэтическая риторическая общенность . РЯЗР, №1, 2009.

Формановская Н.И. Речевое взаимодействие: коммуникация и прагматика. – М.: «Икар», 2007.

152

Благопожелание как концепт в основе речевого этикета

Понятие благопожелания воплощается в сложном слове, состоящем из двух частей: благо и пожелание и ясно в своем значении: пожелание блага другому.

Фрейм-сценарий, складывающийся из коммуникативных обстоятельств и валентностей слова, также весьма прозрачен.

Слово благо истолковывается как добро, благополучие, счастье и есть в большинстве словарей, с вариациями: благополучие, счастье, добро. В жизни немало ситуаций, когда желают людям всех благ.

Слово пожелание, как правило, отсылка от желание; пожелать – совершенный вид к желать. Пожелание – высказанное желание чего-л., адресованное кому-н.

Пожелание успеха. Добрые пожелания.

Отметим также, что философские словари уделяют внимание понятию благо. Обратимся к словарю по этике (под ред. А.А. Гусейнова и И.С. Кона): БЛАГО – общее понятие, употребляемое для обозначения положительной ценности предметов и явлений мира, раскрываемой в процессе и на основе практического отношения к нему людей (...). Различают материальные и духовные Б., утилитарные, эстетические и др. Одна из их разновидностей – моральная ценность, добро (иногда слова «благо» и «добро» в обыденном языке употребляют как синонимы) (М., 1989).

153

Как видим, благо расценивается как одно из важных этических понятий. Естественно, что благо должно существовать не только для себя, но и осуществляться для другого. Пожелание блага другому – благоприятное моральное проявление. Отсюда естественность слова и понятия благопожелание, которого в Словаре по этике, к сожалению, нет. Другие философские словари также не дают этого слова.

Элемент благо... в составе сложных слов дал большой ряд производных, отмеченных разными словарями русского языка.

Парадоксальна судьба слова благопожелание в русской лексикографии: почти ни один толковый словарь не приводит этого слова, хотя, повторим, производных сложных слов с элементами благо... множество.

Обратимся к словарям.

В Толковом словаре живого великорусского языка В.И. Даля около 250 производных с элементом благо...

Среди них немало редких, устаревших: благовеличие,

благоподаяние, благоподателъ, благопокорный, благопослушный, благопоспешатъ, благопоспешествоватъ

и мн. мн. др., в том числе слова церковного обихода, но слова благопожелание у Даля нет. Можно лишь предположить, что это случайный пропуск.

Однако следствием явилось то, что в Толковом словаре русского языка под ред. Д.Н. Ушакова этого слова не обнаруживаем, хотя с элементом благо... в словаре около 200 сложных слов, в том числе благожелатель (лицо, благожелательно относящееся к кому-нибудь),

благожелательница, благожелательный, благожела- тельствовать (устар. – оказывать дружеское

покровительство кому-, чему-нибудь, быть благожела- тельным) и мн. мн. др. Думается, что выборка слов из

154

контекстов нарративного устройства привело к пропуску благопожелания, так как подобное действие (желать блага кому-л.) приводит к особым речевым актам (РА): Желаю Вам здоровья и т.п., что характерно для коммуникативного режима.

Заметим попутно, что только в Словаре русского речевого этикета А.Г. Балакая к слову пожелание даны выражения, формулы речевого этикета: Примите мои

добрые пожелания (самые наилучшие)... Передайте (прошу Вас передать) мои наилучшие пожелания (самые добрые...) пожелания; N передает (просил передать) Вам свои наилучшие пожелания. В эпист. Шлю (посылаю Вам, кому- либо) (свои наилучшие, самые добрые) пожелания; N шлет Вам свои (наилучшие)...пожелания. К слову пожелать: Позвольте (разрешите) пожелать (Вам, тебе) что-либо.

Это попутное замечание вводит в обиход употребление этикетных формул благопожелания, естественно, в коммуникативном режиме. Словари же призваны отражать номинации, и в этом случае, повторим, слова благопожелание не находим в упомянутых словарях В.И. Даля и Д.Н. Ушакова.

Естественно, так же поступают и авторы 4-хтомного Словаря русского языка под ред. А.П. Евгеньевой (MAC): в нем приблизительно 180 слов с элементом благо..., в том

числе благожелательность как синоним доброжела- тельности; благожелательствовать (проявлять благожела- тельность) и мн.мн. др., но нет благопожелания.

Аналогичное положение и в «большом» Словаре современного русского литературного языка (БАС).

При этом почти все «классические» словари дают первым в богатом перечне сложных слов с благо... слово благовеличие, по нашему мнению, гораздо реже употребляемое, чем благопожелание.

155

Сложные слова с элементом добро... также имеются в перечне в большинстве словарей: доброжелательность,

доброжелательный, доброжелательство (доброжелатель-

ное отношение к кому-, чему-либо), доброжелатель- ствовать – желать добра кому-л. (относиться с участием к

кому-л.). Кажется, доброжелательствовать не

благозвучнее благопожелания, хотя по значению приближается к нему: желать добра кому-л.

Между словами доброжелательность, благожелатель-

ность (которые есть во всех словарях) и благопожелание (которого в словарях нет) существенная разница.

Заключается она в том, что первые два характеризуют субъекта – адресанта речи («я») как его свойство, а последнее связано с адресацией (к «ты») (пожелать блага кому-либо).

Просмотр новейших многочисленных словарей русского языка показал следующее.

Новый словарь русского языка (М.: «Русский язык», 2000), созданный Т.Ф. Ефремовой, содержит слово благопожелание (устар.) – пожелание счастья, благополучия (т.е. в его исходном значении). Однако этого полезного начинания не поддержали другие словари, в которых слово благопожелание отсутствует, как во всех «классических» словарях.

Современный толковый словарь русского языка (С.А. Кузнецов, Санкт-Петербург: «Норинт», 2001г.) дает приблизительно 70 слов с элементом благо... (но без благопожелания); Комплексный словарь русского языка (М.: «Русский язык», 2001 (авторы А.Н. Тихонов и др.) содержит всего 7 слов с благо..., естественно, без благопожелания; Толковый словообразовательный словарь русского языка (М.: ACT – Астрель, 2004, авт.

И.А. Ширшов) приводит приблизительно 108 слов с благо...,

156

среди них есть редкие {благоденственный, благодетельский, благодетелъство и др.), но благопожелания нет; Большой

толковый словарь правильной русской речи (Москва - Санкт-Петербург: «ДИЛЯ», 2006, авт. Л.И. Скворцов) с элементом благо... приводит всего 7 слов, среди которых благостыня и др. редкие; благопожелания, естественно, нет; Русский толковый словарь (М.: ЭКСМО, 2006, авт.

В.В. Лопатин, Л.Е. Лопатина) дает приблизительно 28 слов с благо..., но благопожелания опять-таки нет; Толковый словарь русского языка с включением сведений о происхождении слов (М., РАН, 2007, отв. ред. акад.

Н.Ю. Шведова) дает приблизительно 80 слов с благо..., но

благопожелание отсутствует.

Таким образом, Т.Ф. Ефремова единственная не оказалась в плену Д.Н. Ушакова, авторов MAC и БАС, решив, что слово благопожелание, хоть и устаревшее, но существует в русском языке.

Опрос носителей языка (без специальной выборки) показал, что примерно половина опрошенных не встречала такого слова, но и не считает его странным, другая половина признает его существование, но отмечает редкое употребление, в редких контекстах. Филологи-русисты, в большинстве своем, (опрошено приблизительно 30 человек разных возрастов) считают, что слово благопожелание есть, или может быть, или должно быть в русском языке, но в пассивном словарном запасе.

Между тем Интернет («Яндекс») слово благопожелание выдает.

Это, во-первых, название работы Т.А. Агапкиной и Л.Н. Виноградовой «Благопожелание: ритуал и текст» (Славянский и балканский фольклор. М., 1994). Аннотация сообщает, что благопожелания чаще всего исполняются в календарных обрядах, обрядах хозяйственного цикла,

157

некоторых окказиональных ритуалах, в родинно- крестинном и свадебном комплексах. Важно также в аннотации указание на то, что благопожелания диалогичны, поскольку требуют ответной реакции, а также указание на структурные типы, сходные в славянских языках: формулы со словом «пусть», с союзом «чтобы» и императивные формулы.

Как хорошо известно, в работах по речевому этикету при описании ситуации и коммуникативно-семантической группы «Пожелание» эти структуры обильно приводятся (см. соответствующие работы). Кстати сказать, в работе автора этих строк «Русский речевой этикет: нормативный социокультурный контекст (М., 2002) обнаружено слово благопожелание, к удивлению самого автора.

Кроме этого, Интернет выдает многочисленные тексты (с иллюстрациями!), в которых есть слово благопожелание.

Приведем несколько примеров (без ссылок): вошло в

обыкновение каждую сказку заканчивать благопожеланием; благопожелания скотоводческого цикла; фигурка как символ благопожелания; в гербе – вечное благопожелание весны; комнатные лубочные картинки – благопожелания; с ритуальными благопожеланиями; напутствуемая благопожеланиями отца; новогодние парные надписи – благопожелания; благопожелания молодым; благодарность за поздравление с днем Тезоименитства и молитвенные благопожелания; благопожелания присутствующим от правящего

Архиерея – и мн. др. Всего в нашем распоряжении более 30 примеров. Все они говорят о том, что в обрядах и ритуалах разных народов (в том числе активно – славянских и восточных) фольклорные и религиозные тексты свободно и частотно используют слово благопожелание.

158

Эпистолярный жанр, сегодня умирающий, также не чужд этому слову. Один из примеров: «Передайте ей привет от ряда лиц из Ленда и от Валерьяна Михайловича [Богданова- Березовского], как он пишет, «благопожелания», – и от всех Удинцевых – пожелания и поздравление, также от Верочки и Цецилии Яковлевны» (Мария Юдина. Жизнь полна Смысла. Переписка 1956–1959 г.г. М.: РОССПЭН, 2008).

Таким образом, в наивной картине мира концепт 'благопожелание' вобрал в себя представление о народной и религиозной культуре, преисполненной доброго отношения к ближнему. Благопожелание – это действие-пожелание12, направленное другому, следовательно, кроме нарративных контекстов (например, описания символов благопожелания), употребляется и в коммуникативном режиме, как речевой акт при исполнении народных обрядов, а также, в религиозных текстах, от высоких иерархов: Примите мои

благопожелания, Приношу вам свои благопожелания..., Обращаюсь с благопожеланиями и т.п., при этом в устном

или эпистолярном исполнении как выражение речевого этикета в высоком стиле, возможно, устаревшем.

Поскольку речевой этикет представляет собой своего рода обиходные обряды и ритуалы, при его исследовании уместно использовать это слово и понятие.

Итак, предлагаем считать благопожелание концептом в основе речевого этикета. В самом деле, что такое первичное и частотное Здравствуй! (Будь здоров!) – это пожелание самого важного для человека блага, иначе говоря, ритуализированное благопожелание при встрече.

Целесообразно думать, что в становлении человеческого общества – рода, племени – благопожелания играли важную

12 Если в слове желание можно усмотреть двоякий вектор: желание для себя, себе (желать = хотеть) и желание для другого, то пожелание преимущественно предназначено другому.

159

роль, помечая «своих» и отделяя их от «чужих», которым как врагам, полагались «злопожелания» – хула, проклятья, брань и т.п. Благопожелание же как словесный (и не только) знак консолидировал группы «своих», оберегая от беды, посылая удачу, служа своеобразным паролем и оберегом.

Можно предположить, что в древнейшую эпоху благопожелания формировали костяк этикетных ситуаций, а в каждой ситуации – костяк выражений речевого этикета.

Однако время шло, развивалась речь и на ее основе язык, развивалось общение, в том числе и речевой этикет. И из зоны благопожелания этикетные действия перешли и на другие области отношений говорящих – побуждения, отказы, возражения, и т.д., что формировало периферию системы.

В философских словарях, словаре по этике этикет

определяется как правила обхождения людей друг с другом.

Иначе говоря, предлагается самый широкий диапазон отношений, связанных общественными установлениями, правилами, входящими в круг обычаев, ритуалов, церемоний, традиций, т.е. того, что неукоснительно исполняется в коммуникативной национальной культуре.

Такое истолкование позволяет подтвердить для речевого этикета следующее определение: под речевым этикетом понимаются социально заданные и национально специфичные регулирующие правила речевого поведения в ситуациях установления, поддержания и размыкания контакта коммуникантов в соответствии с их статусом, социальными постоянными признаками и переменными ролями в официальной и неофициальной обстановке разных стилевых и жанровых разновидностей общения.

Регулирующая функция речевого этикета по шкале вышестоящий – равный – нижестоящий и свой – чужой особенно ярко заметна тогда, когда соответствующая

160

единица не употреблена там, где ожидалась или употреблена не в той тональности: не поздоровался, не поблагодарил, не извинился, не поздравил с днем рождения... Пример из газеты «Мир новостей» от 2 декабря 2008 г., где среди советов психолога есть и такой: Ваша

задача – убедить мужа, что от того, каким тоном он сказал своей тёще «доброе утро» (и сказал ли вообще), зависит ваше семейное благополучие. Пример красноречив.

Таким образом, речевой этикет – это речевые действия (акты) особой социальной значимости и остроты, пронизывающие всё общение, во всех социальных стратах.

Как упоминалось, в центре этой сложной системы – ситуации и единицы благопожелания: собственно пожелания; благодарности; приветствия, в которых присутствует пожелание здоровья и блага (недаром в Словаре русского речевого этикета А.Г. Балакая среди 383-х выражений приветствия очень много структур пожелания).

Со временем, как упоминалось, сильно расширился репертуар как ситуаций, так и выражений. Извинение – это признание своей вины по отношению к адресату и просьба простить, и адресату такое «публичное» признание по душе.

Прощание – просьба о прощении (Прощай) и надежда на встречу (До завтра). Соболезнование, сочувствие в беде означает: я с тобой, я помогаю тебе словом. С этим связанное утешение – национально русское речевое действие, т.к. в западной культуре не принято жаловаться и принимать утешения.

Сложнее с побудительными ситуациями в речевом этикете. Ведь побуждать кого-либо – это заставлять, принуждать, понукать и т.п., что, конечно, не похоже на пожелания блага, а часто и просто неблагоприятно в общении. Однако традиционно просьба, приглашение, предложение, совет включаются в русский речевой этикет.

161

Когда возникает побудительная речевая интенция приглашения (как мотив и цель речевого акта), то благорасположение к собеседнику налицо (или демонстрируется таковое), что косвенно можно связать с благопожеланием. То же и при предложении что-либо

совершить совместно: Сходим..., Пойдем..., Посмотрим... –

мы вместе, я буду участвовать в этом, что партнером расценивается положительно. Совет дается в пользу адресата, поэтому подобный речевой акт опять-таки благоприятен (кроме совета непрошенного, вызывающего нередко отпор). А вот просьба – достаточно сложный речевой акт, в котором исполнять «просимое» будет адресат, а результат присвоит говорящий (Прошу Вас дать мне словарь)13. И вот здесь вступает в силу вежливость как демонстрация уважения к другому (будь то вежливость- искренность, вежливость-формальность или вежливость- маска).

Уважение – важная этическая категория, связанная с не менее важной – достоинством. Однако достоинство человек несет в себе: не уронить, не потерять, сохранить свое достоинство; нельзя проявить достоинство к другому.

Уважение, напротив, не «внутри» личности, оно проявляется извне, от других: выразить, проявить уважение достойному. Не бывает «моего» уважения у говорящего лица (кроме, разве, персонажа И. Ильинского Бывалова в комедии «Волга-Волга», который безмерно уважал себя. На то и комедия).

Итак, вежливость – это демонстрация уважения к достойному другому, поэтому высоко оценивается в социальных, в том числе речевых взаимодействиях.

13 Более жесткие побуждения: требование, приказ, запрет и т.п. в речевом этикете не рассматриваются, т.к. могут приводить к коммуникативному конфликту в обиходном общении.

162

Известно немало актуализаторов вежливости в просьбе:

Пожалуйста; Будьте добры; Будьте любезны; Если Вам не трудно; Если Вас не затруднит; Можно ли (Нельзя ли) вас

попросить – и т.д. Чем больше социальная дистанция говорящих, чем более высоко стоит адресат и чем более он «чужой», тем более потребно проявление вежливости.

Среди равных и своих этого нужно меньше, потому что здесь присутствуют любовь и дружба, которые этически выше уважения. Так, в семье, в дружеской компании выражения вежливости минимальны, а речевой этикет присутствует, как правило, в стилистически сниженном регистре: Танюшка, ну пока! Таким образом, этикет в общении действует всегда, а вежливость факультативна.

Отношения этих двух систем таковы: речевой этикет вербализует вежливость; не все то вежливо, что этикетно, но все, что неэтикетно – невежливо. Вывод же можно сделать следующий: проявления уважительности, вежливости в какой-то мере сродни благопожеланиям, т.к. они приятны, лестны адресату.

Аналогичны коммуникативные обстоятельства такого нежелательного и неприятного для адресата действия, как отказ выполнить что-либо, несогласие с мнением, возражение. Здесь так же и с теми же усилиями применяется выражение «совершеннейшего почтения» с помощью вежливости. Чем выше социальные признаки адресата и чем более он «чужой», тем больше вежливости потребно в соответствующих дискурсивных действиях отказа.

Заметим попутно, что в восточных культурах наличествующее в языке слово нет, как правило, не применяется в общении. Такой, например, диалог возможен

с японцем: – Хотите чашечку кофе? – Большое спасибо, в другой раз выпью с удовольствием. Русский сказал бы в этой

163

ситуации: Нет, не хочу. Но и в этом проявлении русской коммуникативной культуры отказ чаще оформляется выражениями сожаления, частичного согласия и повышенной вежливости в официальном общении.

Таким образом, можно сделать вывод, что при отсутствии в ситуации явного благопожелания в речевом этикете актуализируется демонстрация уважительного отношения к адресату с помощью вежливости, компенсирующей в какой-то мере пожелание добра.

Сегодня в речевом этикете описан главным образом центр системы и немного затронута ближняя периферия.

Что касается периферии дальней, то она ждет своего исследователя.

164

Речевой этикет: начала и следствия

1. Академик В.Г. Костомаров, как хорошо известно, дал русистике термин, опубликовав в 1967 г. в №1 вновь созданного журнала «Русский язык за рубежом» статью

«Русский речевой этикет». Это стало началом

лингвистического и методического исследования речевого этикета, породившим немалые следствия.

За эти сорок с лишним лет написаны монографии, учебные пособия, докторские и многочисленные кандидатские диссертации, как в России, так и за рубежом, созданы словари. В образовательный процесс включены спецкурсы, семинары, факультативы, кружки...

И все же поиски продолжаются, так как более или менее изучен центр обширной системы знаков установления и поддержания коммуникативных контактов и выбора соответствующего ситуации общения и социальным параметрам общающихся уместного способа речевого поведения. Однако обширная периферия речевого этикета ждет своих исследователей. 2. Древнейшая, пронизывающая любое общение система вербальных и невербальных знаков контактоустанавления, можно предположить, в истоке имела важный смысл при консолидации «своих» и отграничения «чужих» – на самых ранних этапах организации человеческого сообщества.

Вместе с появлением речи, направляемой другому, видимо, возникала потребность послать «своему» некий пароль как благопожелание, удостоверение того, что он желанен в общении и принят в свой круг. Для русского сообщества,

165

надо думать, первичным оказалось пожелание здоровья: здравствуй (первоначально как императивная форма в желательном наклонении), хотя речевой этикет предстает в виде коммуникативной функционально-семантической универсалии, присущей всем известным национальным объединениям и по-разному оформленной в каждой культуре общения. 3. Интересно, что обширнейшая сегодня коммуникативно- семантическая группа приветствий (в «Словаре русского речевого этикета» у А.Г. Балакая 383 общелитературные и простонародные единицы) содержит много именно добрых пожеланий. При этом рядом с общим приветствием – пожеланием здоровья возникли профессионально и ситуативно ориентированные словесные посылы. В комментарии А.Г. Балакая, ключевыми словами в ситуации для опознания приветствия нередко является указание при встрече. Например: Ангел навстречу! (обл.)приветствие- пожелание встречному в пути; Ангел за трапезу! – приветствие-пожелание обедающим; Бело тебе! {обл.) – приветственное пожелание женщине, девушке, стирающей, полощущей белье или моющей пол; Беседе вашей! (обл.) – форма приветствия подошедшего к беседующим или входящего присутствующим; Бог на помощь! (разг.) – форма приветственного пожелания работающему; Бог на пути! (обл.) – дорожное приветствие-пожелание; Бог навстречу! (обл.) – приветствие встретившемуся путнику; Будь здоров

на сто годов! (разг., шутл.) – приветствие-пожелание в

адрес близкого знакомого, родственника; Вал в подоёнку!

(обл.), Ведром тебе! (обл.) – приветствие-пожелание

женщине, доящей корову; С весёлым днём! (обл.) – дневное или утреннее приветствие; Чай да сахар! (прост.) – форма вежливого приветствия и доброго пожелания пьющим чай;

Возом (возами) возить! (прост.) – приветственное

166

пожелание работающим (заготавливающим в лесу дрова, собирающим хворост, косящим траву, жнущим хлеб и т.д.).

Как вариант: Возами бы вам не вывозить, да мешками не

выносить! И так далее, и далее, и далее... И это только приветствия! А есть и собственно пожелания (проспективные), и поздравления (ретроспективные), и благодарности, и извинения, и утешения, и одобрения, и много еще ситуаций и обслуживающих их речений (речевых актов) на все случаи жизни.

Видимо, интенция благопожелания концептуализировала обозначение речевого контакта и легла в основу системы речевого этикета.

Что же побудило народ-языкотворец множество жизненных событий у другого человека отмечать благопожеланием ему? Можно думать, что доброе слово14 – немалая сила в человеческих взаимоотношениях и взаимодействиях. 4. Здесь уместно напомнить, какого рода информация передается знаками речевого этикета. Хорошо известно деление речевых произведений и речевых потоков на

информативные и фатические. Информатика – главная

составляющая делового, научного, политического, вообще «серьезного» общения, в котором передается важное логическое содержание. Фатика же – это, по словам Н.Д. Арутюновой, «праздноречевые жанры», нечто малосодержательное, пустая болтовня, разговор ни о чем. В самом деле, когда мы говорим: – Здравствуйте! – никакой новой информации не передается. Однако отсутствие этого там, где мы его ожидаем, озадачивает и огорчает нас, потому

что смыслы «желаю тебе добра, хочу с тобой общаться,

готов к контакту» и т.п. имеют большое значение в

14 «Доброе слово» - так названо А.Г. Балакаем первое издание словаря русского речевого этикета (Кемерово, 1999).

167

общении. Фатика несет установку на человеческое и человечное начало общения, на благоприятный микроклимат контакта, на поиск сочувствия, сопереживания, солидаризации, вообще на утоление сенсорного голода.

Думается, что в русской культуре фатический компонент текста общения особенно значим. Русский, в отличие от, например, американца, может и пожаловаться, чтобы ему посочувствовали Ср. разговор внучки и бабушки. В: Голова

ужасно разболелась. Б: Бедная ты моя, как мне тебя жаль!

Давай лечиться. Улыбка русского полна искреннего эмоционального смысла. Чero стоит суффиксация русского личного имени! Ведь только у русских встречаем: Татьяна,

Таня, Танечка, Танёк, Танюшка, Татьяночка, Танчик,

Таточка и т.д.! (см. работы Л. И. Зубковой, Воронеж).

Зачем, с какой целью создано такое обилие форм? А это все часть фатики – удостоверение оттенков взаимоотношений со своими, близкими, огромный арсенал тонких нюансов, эмоциональный заряд оценок в обращении к человеку. И именно русские «придумали» частотное в общении отчество как знак уважения достойного. А это тоже фатика, как и весь, в основе, речевой этикет, во всех его ситуациях и единицах. 5. Обыденность и частота применения речевого этикета неизбежно приводит к стереотипизации и ситуаций, и единиц. Поэтому использование приветствий и прощаний, извинений и благодарностей, других единиц речевого этикета оказывается функционально разнообразным. Так, выражение речевого этикета может быть истинным благопожеланием и вносить доброжелательный тон в общение; речевой этикет может быть чисто формальным исполнением обычая, ритуала; выражения речевого этикета могут лишь заполнять паузы и смягчать разного рода речевые неловкости; в определенных ситуациях

168

использование выражений речевого этикета может скрывать истинные отношения; речевой этикет может быть и уловкой: польстить, выразить понимание, посочувствовать, сделать комплимент «нужному» человеку – и т.д. И тем не менее во всех проявлениях речевой этикет – это норма речевого поведения, в каждой социальной страте – своя (одно у пожилых интеллигентов, другое у сельских жителей, третье – в молодежной среде и т.д.). 6. Здесь важно отметить отношение речевого этикета и вежливости. Вежливость как этическая категория призвана словом и действием демонстрировать уважение к другому, она вербализуется выражениями речевого этикета: здороваться, выбрав уместное в ситуации выражение, вежливо; благодарить за услугу – вежливо и т.д. и т.п. При этом негласно предполагается, что вежливость сопрягается с нормами литературного языка.

Однако вежливость как выражение уважения присуща «простому» народу и может быть просторечной и диалектной в способах выражения. Многочисленные пометы в «Словаре русского речевого этикета» А.Г. Балакая совмещают диалектное, просторечное с признаками, характеризующими вежливость как уважительное отношение: учтивое, почтительное и т.п. Приведем

несколько примеров. Мир Вашему (твоему, этому) дому!

(прост.) – учтивое приветствие гостя, входящего в дом. Мир

Вам (тебе)! (прост и обл.) – учтивое приветствие- пожелание при встрече. С миром принимаем! (прост, и обл.) – учтивый ответ на приветствие. Матушка-барыня!

Батюшка-барин! (прост.) – учтивое, почтительное

обращение. Господа-старики! (обл.) – почтительное публичное обращение к пожилым людям на крестьянской

сходке. Просим милости на беседу! (обл.) – вежливый ответ

на приветствие. Чай да сахар! (прост.) – форма вежливого

169

приветствия и пожелания пьющим чай – и мн. мн. др. Таким образом, русские простонародные этикетные проявления преисполнены вежливости как учтивости и почтительности.

Однако установление и поддержание речевого контакта с помощью этикетных выражений в жаргонном и  грубоватом общении подростков, деклассированных элементов, «работяг» у пивного ларька, «Мужик, третьим будешь?» и т.п. не обладая признаком вежливости, особенно если направлены представителю другой социальной страты, оказывается тем не менее проявлением обращений, предложений, приглашений, одобрений, просьб, советов и других контактообразующих речевых интенций. По этому поводу исследователи (В.В. Дементьев и др.) делают вывод, что речевой этикет в общении всегда обязателен, а вежливость факультативна. Это мнение подтверждается и тем, что общение близких людей в семье, в дружеской компании не требует особой вежливости как демонстрации уважения, поскольку в такой среде действуют любовь и дружба (что этически выше уважения). Напротив, чем более «чужой» адресат, чем выше его статус и роли, чем официальнее обстановка общения, тем более потребны проявления вежливости. 7. В этой связи уместно обратить особое внимание на проблемы адресации речи. Ясно, что речевой этикет, вместе с теорией речевых актов, дал стимул к развитию теории общения, так как все речевые действия оказываются эксплицитно (и реже имплицитно) адресованными. В самой структуре перформативных высказываний явно представлен адресат: Благодарю Вас, Спасибо тебе, Прошу (у тебя)

прощения, Приглашаю тебя… Перлокутивный эффект (восприятие и реагирование адресата) в структуре речевого акта чрезвычайно важен в общении.

170

Речевое же взаимодействие по крайней мере двоих партнеров и есть общение, коммуникативный взаимообмен.

Поэтому и теория речевых актов, и теория речевого этикета сосредоточили внимание на активной роли адресата. В

самом деле, адресат воспринимает (и принимает)

сообщение, понимает его значение и интерпретирует фоновые и прецедентные компоненты смыслов лингвокультурно ориентированных дискурсов / текстов.

Активность адресата в устном речевом общении и читателя в текстовом (см. работы В.В. Прозорова, Саратов) и позволяют исследовать речевое взаимодействие как общение. 8. От других речевых актов, где проблемы адресации обозначены как перлокутивный эффект иллокутивного воздействия, класс этикетных речевых актов отличается тем, что общество требует их исполнения, потому что они вошли

в круг обычаев, ритуалов, традиций. В самом деле, можно

что-то пообещать; можно нечто сообщить или промолчать...

Однако нельзя не исполнять актов приветствия и прощания, извинения за проступок и благодарности за услугу, поздравления с праздником или успехом и пожелания добра.

Все эти речевые акты исполняются потому, что так принято, так надо поступать. Обычаев множество. Один лишь пример сценки на вокзале: «И дрогнут вагоны,

дрогнут губы, заголосят проводники, желтыми своими палками выталкивая из вагонов провожающих. И побегут они по перрону, сшибая друг друга, потому что если не побегут, то мы на них обидимся, упрекнём мысленно в холодности и равнодушии. Да-да, надо хоть немного пробежать за вагоном. Махнуть рукой. Крикнуть что-то бессмысленное, много раз говоренное, повторенное и записанное – номер телефона, название станции, напоминание о курице в пакете, о скором поезде. Так

171

принято. Пусть знают отъезжающие, как тяжело с ними расставаться, как любят  и как будут без них страдать.

Им это правится.» (В.А. Пронин). В примере фатика и этикет в действии! Ключевые слова здесь – «так принято!».

Одни обычаи живут веками, становясь национальной культурной традицией, передаваемой в поколениях, другие изменяются или умирают. Приведем в пример размышления Д.А. Гранина по поводу возвращения из эмиграции биофизика Н.В. Тимофеева-Ресовского, по прозвищу Зубр:

«У каждого времени своя жестикуляция, своя походка, своя манера раскланиваться, брать под руку, пить чай. В пятидесятые годы вели себя иначе, чем в тридцатые или двадцатые. Например, на всех произвело впечатление, что Зубр поцеловал руки встречающим его женщинам. Тогда это было не принято. Поёживались от его громкого голоса, от неосторожных фраз. Что-то было в поведении приехавших не нынешнее, не тутошнее и в то лее время смутно узнаваемое, как будто появились предки, знакомые по семейным преданиям. Этакое старомодное, отжившее, но было и другое – утраченное».

9. Вот и речевой этикет живет активной жизнью. В нем постоянно что-то отмирает и что-то возникает вновь. Новые информационные технологии и сферы общения приносят новые стереотипы. Так, давно подмечено, что мобильный телефон дал новый стереотип начала разговора, и вместо традиционного «Алло!» говорят: «Ты где?». Ночное вещание заставляет приспосабливаться к обстоятельствам

приветствия: – Доброго времени суток! И даже: – Доброй

ночи! (из прощания). (См. диссертационное исследование И.Н. Пахомовой). Так будем же терпимы в обращении с традиционным, отправляя в архив лишь то, что действительно устарело и оставляя в активном обороте то, что необходимо в русском национальном общении в

172

соответствии с культурой и теми картинами мира, которые созданы народом в веках. Это касается и отчества при имени, так старательно «уничтожаемое» в СМИ.

В короткой статье невозможно перечислить всю проблематику, связанную с сегодняшним этапом изучения речевого этикета. Мы постарались показать лишь некоторые важные вехи на этом пути.

Литература

Костомаров В.Г. Русский речевой этикет – начала и следствия / «Русский язык за рубежом», № 1, 1967.

Формановская Н.И. Речевой этикет в русском общении. – М.:ВК, 2009–2010.

173

Знакомство: концептуальная и коммуникативная природа

Знакомство – это типичное речеэтикетное событие, обеспечиваемое многочисленными высказываниями – речевыми действиями. Однако соответствующее слово может быть представлено как концепт. Думается, что концептосфера речевого этикета складывается из национально-культурных понятий – образов – представлений – ассоциаций, заключенных в ментально- лингвальных комплексах названий ситуаций и действий, необходимых для нормативного, пристойного, вежливого обхождения людей. Номинации ситуаций и действий могут представлять собой как отглагольные существительные, так и глаголы-инфинитивы и составляют номинативный центр функционально-семантического и прагматического поля речевого этикета (РЭ). Приведем перечень номинаций- концептов в виде девербативов в алфавитном порядке: Благодарность; Знакомство: представление без посредника и через него; Извинение, Прощение: просьба снять вину и снятие вины; Обращение: привлечение внимания адресата для вступления в контакт; Одобрение, похвала, комплимент; Отказ, несогласие, возражение, запрещение (в рамках вежливости); Поздравление; Пожелание; Предложение; Приглашение; Просьбой; Совет; Согласие; Разрешение; Соболезнование; Сочувствие; Утешение.

174

Ясно, что перечисленное – лишь центральная часть концептосферы РЭ. Названные действия в речевом общении воплощаются во множестве высказываний: а) речевых актов (в коммуникативном режиме) и б) описаний в нарративе, повествовании. Поскольку этикетные речевые действия в принципе диалогичны, то в отмеченной зоне целесообразно рассматривать как инициальные, так и ответные реплики- выражения в каждой конкретной ситуативно-тематической группе РЭ.

Для представлений концепта «знакомство» используем прежде всего словари: В.И. Даль, Толковый словарь живого великорусского языка; Толковый словарь русского языка / под ред. Д.Н. Ушакова; Современный толковый словарь русского языка/ред. С.А. Кузнецов, С.М. Снарская.

Отмечаем все производные от соответствующего корня.

Приводим слова без грамматических помет и вне синтаксической сочетаемости, т.к. важнейший момент сочетаемости будет отправным при анализе фреймового устройства соответствующего концепта и в анализе каждого из выражений РЭ. Данные словаря В.И. Даля в связи с основными задачами книги приводим в современной орфографии. Выписки из указанных словарей помечаются: у Даля, у Ушакова, в Современном Толковом словаре. Во всех случаях учитываются данные Словаря русского речевого этикета А.Г.Балакая.

Понятие концепта, введенное в научный оборот лингвистики Д.С. Лихачевым, многосторонне описано во множестве работ. Наиболее полно исследование и библиографический список представлены в книге Ю.Е. Прохорова «В поисках концепта» (м., 2004). Поэтому позволим себе лишь несколько сопутствующих рассуждений.

И семантическое, и концептуальное рассмотрение слова касаются по возможности полного, всестороннего определение

175

его значения. В связи с этим целесообразно остановиться на различии семантического и концептуального подходов.

При исследовании семантики исповедуется лингвоцентрический подход. В поисках семантического поля проводятся операции подбора синонимов, антонимов, паронимов, конверсивов, энантиосемичных единиц.

Обнаруживается сочетаемость, определяются контексты, таким образом, обеспечивается обзор парадигматических и синтагматических связей лексической единицы. В итоге анализа перед исследователем пpeдcтaет cлово как лингвиcтичecкaя сущность.

При исследовании концептуальной природы слова исповедуется антропоцентрический подход. В поисках концептуального поля проводятся операции учета экстралингвистических факторов, данных когнитологии, лингвокультурологии, социолингвистической, психолингви- стической, этнолингвистической специфики наиболее полного знания и бытования слова. Строится фрейм- сценарий, ситуации, присущие жизни слова, мир ассоциаций, представлений, образов, культурных традиций, паремий, связанных со словом. При этом естественно учитываются данные семасиологии. В итоге анализа перед исследователем предстает слово как означающее фрагмента действительности, стоящее за словом явление жизни.

Концептуальный анализ приводит к познанию языковой картины мира, ее членению, категоризации, установлению ценностного веса слова в культуре этноса. 1. Наименование этикетной ситуации общения, когда устанавливаются (как действие и как результат) между двумя (по крайней мере) ранее незнакомыми людьми отношения знакомства.

176

2. Сумма выражений – стереотипов общения, составляющих коммуникативно-семантическую группу единиц речевого этикета со значением знакомства. 3. Каждое из выражение, с помощью которых осуществляется речевое действие (акт) знакомства.

Значение: установление отношений между людьми, знающими друг другу, связанными общением (иные словарные значения не учитываются).

Для выявления концептуальной природы явлений:

знакомство, знаком, знакомый, знакомить, знакомиться

обратимся к словарям.

У Даля гнездо однокоренных слов составляют: Знакомый (в ст. ЗНАК), знаемый, известный, ведомый; кого или что знаем, видали, слыхали, что не чуждо, не ново

нам. Знакомый человек, знаком, знакомец, знакомка,

знакомица – кого знаю, с кем видаюсь, кланяюсь, обращаюсь в свете, с кем вожу хлеб-соль или встречаюсь на стороне и беседую. Я с ним знаком по шапкам, мы кланяемся друг другу, но не близки; знаком заочно, не видал его, но мы знаем друг друга, по переписке или через людей. Старый

знакомец, впервые видимся! Были бы хоромцы, будут и знакомцы (питомцы). / . . . /

Знакомство с кем, сношения или сближение, взаимное знание и обращение. /.../ Знакомить кого с кем, с чем, ознакомлять, сближать, дать случай узнать или познакомиться, -ся с кем, с чем, сводить знакомство, узнавать друг друга по имени и знаться вперед. /.../ Знакомленье действие по значению глагола.

Знакомитый, -мистый человек – ласковый, вежливый,

обходительный, доступный /…/ Знакомчивый человек – кто не дичится знакомиться, охотно знакомится. Знакомщик, -щица охотник знакомить, сводить людей. Знакомничать

177

с кем, прикидываться близким знакомым, навязываться в приятели /.../ У Ушакова группа представлена следующими словами.

Знакомец. (разг., устар.). Знакомый человек.

Знакомить. (познакомить) 1. Кого-что с кем-чем. Делать

кого-что-н. знакомым с кем-чем-н. 3. товарища с братом. /.../ 2. Кого-что с чем. Сообщая кому-н. сведения о чем-н., делать что-н. знакомым, известным кому-н. 3. с прошлым

страны. /.../

Знакомиться. (познакомиться). 1. с кем-чем. Делаться

знакомым с кем-н. 3. с товарищами по службе. 2. с чем.

Получать сведения о чем-н., делать что-н. известным,

знакомиться для себя. 3. с начатками языкознания. 3. с заводской жизнью.

Знакомка. (разг.). Женск. к знакомец.

Знакомство. 1. Отношение между людьми, связанными тем или иным образом в быту, лично знающих друг друга, встречающихся друг с другом. Завязать з. Состоять в з.

Возобновить старое з. /.../ 2. Круг знакомых, знакомые

люди. Я растерял все свои знакомства. /.../ Ъ. Наличие знаний о чем-н. 3. с французской литературой.

Знакомый. 1. Известный, такой, к-рого ранее уже знали.

Знакомая мелодия. /.../2. Изведавший, испытавший что-н., ознакомившийся в чем-н. (книж.). Хорошо з. со всеми дорожными неприятностями/.../3. Состоящий с кем-н. в

знакомстве (в 1 знач.). / . . . /Я с ним знаком с детства. /.../ Я

с нею не знаком (Грбдв). 4. В знач. сущ. знакомый, знакомая. /.../ Человек, состоящий в знакомстве с кем-н.

Мой хороший з. /.../

Заметим, что слова знакомец, знакомка, помеченные у Ушакова разг. устар., образовали вполне употребительные сегодня стилистически нейтральные незнакомец, незнакомка.

178

В Современном толковом словаре: Знакомец. Устар. Знакомый человек. Обрадовался

знакомцу. Знакомка.

Знакомить. 1. Делать кого-л. знакомым другому лицу; представлять одного другому (другим). Никто нас не знакомил. 2. Давать кому-л. сведения о чем-л. /.../ Знакомиться. 1. Вступить в знакомство (с кем-л.). 3. с новыми сослуживцами. 2. Получать, собирать сведения о чём-л., приобретать познания в чем-л. /.../ Знакомство. 1. Знакомить и Знакомиться. Состоялось з. кого-л. 2. Отношения между людьми, знающими друг друга, связанными общением и т.п. Завязать з. 3. Устар. Обычно мн.; знакомства, -комств. Круг знакомых; дружеские, деловые или интимные отношения. 4. Наличие знаний, обладание сведениями о чем-л. /.../ О Шапочное знакомство.

Самое поверхностное, случайное знакомство.

Знакомый. 1. Известный, встречавшийся прежде. 3. пейзаж. 3. почерк. /.../ 2. Состоящий в знакомстве с кем-л.,

лично известный. Ты знаком с соседом по купе?  Шапочный

знакомый. Неблизкий, случайный знакомый, с которым только здороваются при встрече. /.../ Знакомый. 1. Тот, кто состоит в знакомстве с кем-л.

Знакомая. /.../

Как всегда, интересны данные Словаря В.И. Даля.

Напомним, это слова: знакомый, знакомство, знакомить, знакомленъе, знакомчивый, знакомитый (-стый),

знакомщик, знакомничать. Сегодня употребительны только три первые, однако выразительность вышедших из употребления слов велика. В народном менталитете зафиксированы тонкие оттенки значения: знакомистый – ласковый, вежливый, обходительный; знакомчивый – охотно знакомящийся; знакомщик – тот, кто знакомит; знакомничать – навязываться в приятели. В толковании у

179

Даля отражены и ситуативность, и характер отношений: знакомый /.../ – кого знаю, с кем видаюсь, кланяюсь, обращаюсь в свете, с кем вожу хлеб-соль или встречаюсь на стороне и беседую. Думается, что «водить хлеб-соль» не со знакомым только, а при более близких отношениях – с приятелем, другом, когда знание поверхностное переходит в глубокое: хороший, давний знакомый, можно сказать, близкий приятель и даже друг.

Данные словаря Ушакова и Современного толкового словаря почти совпадают. Подчеркнем, что знакомство с человеком, как и с предметом, связано со знанием его, однако это знание первоначальное, применительно к человеку – представление по имени, имени-отчеству, фамилии, должности, званию и т.д. – в зависимости от обстановки официальности / неофициальности, ролевых и личных потребностей в знакомстве. У Даля – узнавать друг друга по имени и знаться вперед. В свою очередь, представить /.../: 4. Познакомить с кем-л., отрекомендовать

кому-л. Представить гостя собравшийся. (Современный

толковый словарь). Здесь возможны конверсивные отношения представить вас кому (старшему) и представить вам кого (младшего).

Сочетаемость Знакомство давнее, долгое, длительное; кратковременное; с детства, со школы; по работе; по университету; тесное, близкое; домами, семьями; приятное, вынужденное; дружеское, деловое; поверхностное, шапочное. Знакомство – состояние обоюдное (у Даля – взаимное знание) – наше знакомство, мое с ним знакомство, знакомство друг с другом. Вступить в знакомство, установить знакомство; завязать, завести, свести знакомство; водить, вести знакомство; состоять в знакомстве; возобновить старое знакомство.

180

Знакомить, познакомить кого с автором статьи, с нужным человеком, со своим коллегой. Знакомиться / познакомиться с автором статьи, с коллегой, с новым сотрудником.

Знаком с кем, давно, долго; хорошо; близко; с детства, со школы; по университету, по работе, по Петербургу; мы знакомы с ним много лет; поверхностно, едва, шапочно; заочно, по переписке.

Знакомый хороший, близкий; давний, старинный; с детства, со школьной скамьи, с давних пор; едва, без году неделя, шапочный; стать, быть знакомым (см. также знакомство).

Приведена наиболее типичная, но далеко не исчерпывающая сочетаемость, реализуемая, как правило, в нарративных, повествовательных контекстах.

Коммуникативная ситуация образует фрейм-сценарий

событий знакомить, знакомиться, знакомство и состояний

знакомство, знаком. Предшествующее событие: два (как минимум) незнакомых хотят / должны вступить в отношения знакомства. Текущие события: речевые действия в диалоге знакомства (см. ниже). Последующее состояние: наступление для двоих возможности дальнейшего общения в качестве знакомых.

Кто знакомит кого с кем Кто знакомится с кем Знакомство кого с кем

Этикетная ситуация знакомства существует в двух видах: а) знакомство через посредника (знакомить кого с кем) и б) без посредника (знакомиться с кем). Это обстоятельство национально специфично: в некоторых культурах знакомство без посредника неприлично, в других этому не придают значения. В социальной сфере официального знакомства предполагается представление посредником.

181

Интеллигенты старшего, среднего поколения предпочитают быть представленными посредником.

Знакомство через посредника Семантико-прагматическая структура речевого действия складывается из следующих компонентов, существенных для фрейма-сценария:

Здесь и сейчас

Посредник, как правило, должен знать конвенции этикетного поведения: он представляет младшего старшему, гостя хозяину, посетителя официальному лицу, нового сотрудника руководителю. Таким образом, в обязанности посредника входит знание, что «младший» по положению, менее значимый в данный момент должен быть представлен «старшему».

Я, посредник

делаю знакомым другому испытывая необходимость или желание

Вас, тебя

представляя его (по имени и т.д.) для вступления в такие отношения, при которых возможно дальнейшее общение

182

Реплики диалога – речевые действия в ситуации «Знакомство через посредника» Официальная обстановка общения вызывает к жизни стилистически повышенные формы представления:

Разрешите

Представить вам нашего нового сотрудника

Позвольте Разрешите

Познакомить вас с NN

Позвольте

Я позволю себе познакомить вас с нашим новым зарубежным партнером.

Хочу познакомить вас с кандидатом на должность главного бухгалтера нашей фирмы (последнее возможно

при равенстве статусов посредника и того, кому представляют новое лицо).

Если статусы и роли знакомящихся равны, посредник может побуждать к знакомству:

Познакомьтесь!

Знакомьтесь!

Будьте знакомы!

Далее идет называние имен, званий и, возможно, кратких биографических данных представляемого:

Это Константин Дмитриевич Попов, кандидат экономических наук, (работает более двадцати лет в сфере торговых отношений); Вера Федоровна Холодова, (она претендует на должность начальника отдела, ее опыт работы – более десяти лет). (Заметим, что деловое

183

представление сотрудника руководителю снимает привилегию роли женщины.) Сугубая официальность (например, в дипломатии) позволяет посреднику выражения: Имею честь

представить вам NN /.../, Имею честь рекомендовать вам

NN /.../

Представление в обстановке полуофициальной может сопровождаться выражением посредника: Прошу

любить и жаловать!

Неофициальная, обиходно-бытовая обстановка общения связана менее с ролевыми и более с личными отношениями. Побуждение к знакомству оформляется императивами: Знакомьтесь, это Алик (о котором я тебе говорил), а это Артем, (мой друг);

Познакомьтесь, Анна Петровна, Валентин Сергеевич; Это Таня (ты о ней слышал), а это Люба. Будьте знакомы!

Я хочу познакомить тебя (Вас) с NN.

Представляю тебе Николая, о котором ты уже слышал.

Возможны и другие выражения представления.

184

Знакомство без посредника Семантико-прагматическая структура речевого действия складывается из следующих компонентов:

Официальность обстановки вызывает следующие выражения:

Разрешите

представиться

Позвольте Разрешите

С вами познакомиться

Позвольте

Здесь и сейчас

Я

предлагаю вступить в контакт испытывая необходимость или желание

с Вами, тобой

называя себя

запрашивая Ваше/твоё имя и т.д. для установления таких отношений, когда возможно дальнейшее общение

185

Честь имею представиться (обычно скорее военные

или дипломаты), К вашим услугам (характерно для

мужчин), Рад(-а) с вами познакомиться.

Полуофициальная и неофициальная обстановка, вызывает следующие выражения: Давно хотел(-а) с вами

познакомиться; Давно о вас слышал(-а); Давно о вас знаю

(по вашим работам); Я знаю вас (по вашим работам); Рад(-

а) личному знакомству; Давайте познакомимся; Давайте знакомиться; Будем знакомы; (Хотелось бы) Хочу узнать ваше имя; Молено узнать ваше имя?

Осведомления об имени: Как ваше имя? Как ваше имя- отчество? Как вас зовут? Как ваша фамилия? Как вас (прикажете) величать? Как вас звать-величать? Как вас по батюшке?

Осведомления в русской культуре могут касаться вопросов более личного характера: Откуда вы (приехали)?

Из каких краев? (и другие).

Далее в диалоге следует представление по одной из форм имени в зависимости от статуса, ролевых и личных отношений общающихся, а также по профессии, должности,

званию и т.д.: Я + имя, имя-отчество, фамилия; имя- отчество фамилия; Меня зовут + имя, имя-отчество, Моя фамилия /.../: Я Маша; Мария Сергеевна; Я Наталья Михайловна Сидорова, будем знакомы; Меня зовут Петр Петрович; Моя фамилия Мельников, обо мне с вами говорил Николай Васильевич Усков; Я психолог, меня зовут Владимир Иванович; Я ваш новый преподаватель литературы, Федорова Лидия Николаевна; Меня прислали к вам лаборантом, зовите Васей. В неофициальном общении

возможно называние второго, «домашнего» имени: Меня

зовут Александр, можно звать Саша или Шура; Я Маша, друзья зовут меня Муся.

186

Ответные реплики в диалоге Знакомства без посредника Как правило, это выражение удовлетворения от факта

знакомства: Очень приятно познакомиться; Очень рад(-а); Рад(-а) знакомству; Мне очень приятно, что я с вами познакомился(-лась); Очень рад(-а), что мы познакомились; Счастлив(-а) познакомиться, Счастливца), что мы познакомились; Приятное знакомство и т.д.

Если знакомство состоялось раньше, но этот факт забыт одним из собеседников, то в ответной реплике можно об

этом напомнить: Мы уже знакомились; Мы уже знакомы; Мы уже встречались; Я вас знаю и т.д. Может также

уточняться факт знакомства: Вы меня узнаёте? Вы меня не

узнаёте?; Ваше лицо мне знакомо; Я вас где-то встречал(-

а); Я вас где-то видел(-а) и т.д. Факт косвенного знакомства подтверждается выражениями: Мне о вас говорили; Я о вас

слышал(-а) от NN; Я знаком(-а) с вашими работами и т.д.

Приведены лишь наиболее употребительные этикетные выражения знакомства. Подчеркнем, что в Словаре русского речевого этикета А.Г. Балакая дано 119 устойчивых формул, среди которых, кроме нормативных, «простонародные», диалектные, просторечные и др.

Упомянем невербальные средства и компоненты при знакомстве, которое сопровождается, как правило, благожелательной мимикой, возможны улыбки, рукопожатия. При знакомстве мужчины и женщины первой руку подает женщина. Посредник, знакомящий собеседников, соответствующим жестом приглашает их к знакомству. При этом обычно первой представляют женщину.

ТИПОВЫЕ КОНТЕКСТЫ для употребления слов-

концептов знакомство, знаком, знакомый, знакомить / познакомить, знакомиться / познакомиться:

187

Нарратив от 1-го лица: Я с ним давно знаком; Наше знакомство нельзя назвать глубоким; Моя жена водит знакомство с Ивановыми; Я познакомился с ним еще в университете.

Нарратив от Ш-го лица: Их знакомство длилось годами, но не переходило в дружбу; Они познакомились на семинаре; Их шапочное знакомство вскоре оборвалось.

Повествовательный дискурс, как правило, близок к

нарративу от Ш-го лица: Знакомые еще по университету, они изредка переписывались; Давнее их знакомство не подкреплялось ничем серьезным; NN познакомился со своей будущей женой на вечеринке у друзей.

Типовым контекстом для речевых действий в ситуации знакомство (через посредника и без посредника) является коммуникативный режим в рамках диалога:

- Разрешите представить вам профессора из Красноярского университета Печникова Александра Петровича. - Очень приятно. Мы Вас ждем на конференцию; - Познакомьтесь, пожалуйста. Это наш новый сотрудник, Олег Дмитриевич. - Очень рада. Меня зовут Тамара Васильевна; - Я хотел бы с Вами познакомиться, я хорошо знаю Ваши работы. Меня зовут Сергей Николаевич, я Сазонов. - О, я много слышала о Вас. Приятное знакомство! - Мы уже говорили с Вами полчаса, а я не знаю Вашего имени. Давайте знакомиться. Меня зовут Светлана. - А меня Полина. Очень рада нашему знакомству.

Впрочем, говорят, что сегодня в деловых кругах ритуал знакомства - молчаливый обмен визитными карточками.

188

Характерно, что концепт знакомство не подтвержден в русской культуре пословицами-поговорками. Причина, видимо, в том, что народ-языкотворец обитал по преимуществу в деревнях, где все изначально знакомы, поэтому почти не возникало необходимости знакомиться, за исключением нечастых торговых сделок и, возможно, сватовства, что не привело народную мудрость к афористичности в данных обстоятельствах.

Литература

Акишина А.А., Формановская Н.И. Русский речевой этикет. – М., 1975, 1984.

Балакай А.Г. Словарь русского речевого этикета. – М., 2001, 2006.

Балакай А.Г. Толковый словарь русского речевого этикета. – М., 2004.

Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка. – М., 1989.

Прохоров Ю.Е. В поисках концепта. – М, 2004.

Современный толковый словарь русского языка /ред.

С.А. Кузнецов, С.М. Снарская. – СПб., 2001.

Толковый словарь русского языка / под ред. Д.Н. Ушакова. – М., 1935 и далее.

Формановская Н.И. Речевой этикет в русском общении. – М., 2009.

Формановская Н.И. Речевой этикет и культура общения. – М., 2002, 2004.

Формановская Н.И. Русский речевой этикет: лингвистический и методический аспекты. – М, 1982, 1987, 2006.

189

Извинение как концепт (слово и речевое действие)

Понятие концепта сегодня используется в когнитивной и коммуникативной лингвистике и многократно описано.

Проблемы знания социально-культурной, национально- культурной специфика языка в общении так или иначе опираются на понятие концепта. Наиболее полно исследование и библиографический список представлены в книге Ю.Е. Прохорова «В поисках концепта», Это позволяет лишь обозначить собственную позицию.

И семантическое, и концептуальное изучение слова, языкового явления касаются возможно полного описания его значения, однако семантический и концептуальный аспекты значения имеют отличия.

При исследовании семантики применяется лингвоцентрический подход. В поисках семантического поля проводятся операции подбора синонимов, антонимов, омонимов, паронимов, конверсивов, энантиосемических единиц и т.п. Обнаруживаются сочетаемость, определяются контексты, таким образом, обеспечивается учет парадигматических и синтагматических системных связей лексемы. В итоге анализа исследователь выявляет значение единицы как лингвистическую сущность.

При анализе языкового явления как концепта исповедуется антропоцентрический подход. В поисках концептуального поля проводятся операции привлечения экстралингвистических факторов, данных когнитологии,

190

лингвокультурологии, социолингвистической, психолингви- стической, этнолингвистической специфики слова.

Исследуются фрейм-сценарий, ситуации, в которых «живет» слово, спектр представлений, образов, ассоциаций, культурных традиций, связанных с бытованием слова, языкового явления. При этом используются естественным образом данные семасиологии. В итоге перед исследователем слово предстает как означение стоящего за словом знания фрагмента действительности. Исследование концепта приводит к познанию языковой картины мира и установлению ценностного веса слова в культуре народа.

Надо думать, что понятие концепта приложимо не только к словам, но и к устойчивым сочетаниям, фразеологизмам, стереотипам общения. А это значит, что концептуальный анализ единиц речевого этикета вполне оправдан.

Извинение как слово и как действие в культуре разных народов и стран занимает заметное место, так как касается социальных, этических, психологических отношений людей.

Этикетная ситуация извинение включает в себя такие речевые действия, которые обозначены словами: извинение,

извинить, извинять, извиниться, извиняться, прощение,

простить, прощать. В таких действиях два значения: снятие вины и просьба снять вину: Я вас прощаю и Простите меня. Второе значение более часто анализируется в речевом этикете и рассматривается в большинстве работ (см. Р. Ратмайр, Прагматика извинения, то же в словаре А.Г. Балакая), поскольку ответным выражением как раз является прощение вины. Однако в словарях акцент ставится на первом значении.

Обратимся к толковым словарям, помечая: у Даля, у Ушакова, в Современном толковом словаре.

191

У Даля: Извинять, извинить кого, прощать, простить; отпускать вину, не карать или не гневаться за провинность; уважать покорность виновного; // кого, что, перед кем; оправдывать, слагать вину, не признавать кого виновным или

преступным. Извините меня, я толкнул вас невзначай. /.../

Как видим, толкование слова дано по первому значению: «снять вину», а пример демонстрирует второе значение, т.е. «просьбу простить»: Извините меня...

Характерно, что в этой словарной статье, как и при толковании прощать, простить в качестве иллюстративного материала приведено много пословиц и поговорок, что свидетельствует о важности этого культурного концепта в народном сознании.

Поскольку извинить истолковывается через простить, приводим здесь и эти данные.

/.../ прощать, простить кого, простить нвг. делать

простым от греха, вины, долга; извинить, отпустить

кому провинность, снять с кого обязательство, освободить от кары, от взыскания; примириться сердцем, не питать вражды за обиду, переложить гнев на милость; миловать. Бог тебя простит, отв. просящему прощения; т.е. не мне тебя прощать, я такой же грешник. /.../

Как видим, и здесь внимание сосредоточено на первом значении. Иллюстрации также представлены множеством пословиц.

Обратим внимание, что, судя по толкованию (освобождать от кары, примириться сердцем, не питая вражды и т.д.), речевое действие простить должно применяться при большом проступке. Это подтверждается современным употреблением (см. ниже).

192

У Ушакова: Извинение 1. Прощение, отпущение вины. Прошу

извинить за беспокойство. II Основание для оправдания,

смягчающее вину обстоятельство (книжн.). Болезнь

служит ему извинением. 2. Действие по глаг. извиниться –

извиняться; просьба о прощении. Не до извинений мне

теперь. Л. Толстой Он не хотел принять моих извинений.

Извинительный (книжн.) 1. Заслуживающий извинения, снисхождения, простительный. В его годы

желание это вполне извинительное. 2. Заключающий в

себе просьбу о прощении, извинении; извиняющийся

(устар.). Извинительное письмо. Прикрыли возникшее недоразумение извинительным смехом. Дствскй.

Извинить 1. кого-что. Простить, не поставить кому – чему-н. в вину чего-н., отнестись снисходительно к кому –

чему-н. Прошу и. меня за беспокойство. Невинную шалость можно и. Извините, он заставил вас долго ждать. Извините, но лучшего ничего нет. 2. кого - что -

чем. Оправдать чем-н., найти чему-н. смягчающие обстоятельства в чем-н. (книжн.) Взятку нельзя и.

бедностью. 3. Пов. накл. извини, извините употр. также

для выражения несогласия, протеста в знач. ни за что, ни в каком случае, вовсе нет (разг.). Нет уж извини! Извините!

Это не так! Как видим, и здесь подчас иллюстративные примеры – просьба извинить (2-е знач.), а толкование дано по 1-му – «снять вину». То же и в словарной статье ПРОСТИТЬ.

Извиниться 1. Попросить прощения, извинения.

Извинился перед другом за долгое молчание. Толкнул и не

извинился. 2. чем. Оправдаться, привести что-н. как смягчающее обстоятельство (книжн. устар.). Он извинился

своей болезнью и не пришел.

193

Простить 1. кого – что и что – кому. Проявляя

снисходительность, снять с кого - чего-н. вину за что-н., не поставить кому – чему-н. в вину чего-н., извиниться.

Простим горячке юных лет и юный жар, и юный бред.

Пушкин. Простите мне невольное признанье. Фет. 2. что

кому - чему. Освободить, избавить кого-н. от обязательств.

А мне пускай долги простят. Пушкин. 3. Повел, накл.

прости(те) употр. также при обращении (иногда как вводное слово) для предупреждения о чем-н. или

извинения за сказанное. Простите, я не знал, что это

слишком гласно. Грибоедов /.../ 4. Повел, накл. простите(те) употр. также в знач. прощайте) (см. прощай

во 2 знач.; устар.) Прости, увидимся ль мы снова.

Лермонтов /.../ Последнее прости (сказать; устар.) – проститься со всем, окончательно.

Прости – прощай (нар. - поэт) то же, что прощай. /.../ Прощение 1. Действ, по глаг. простить в 1 и 2 знач. –

прощать (книжн.). П. грехов. П. обид. П. долга.

2. Помилование, отмена наказания за какую-н. вину, за

какой-н. проступок. Просить прощения. Заслужить п.

Прошу прощения или Прощения просим! – устар. форма

прощания.

В Современном толковом словаре: Извинение 1. К извинить и извиняться. 2. Снисходительность к вине, проступку; прощение.

Прошу у вас извинения. // Просьба о прощении, обращенная к кому-л. Приношу вам свои извинения за причиненные неприятности. 3. Основание для

оправдания, смягчающие вину обстоятельства. Болезнь

может служить извинением его отсутствия.

194

Извинительный 1. заслуживающий извинения;

простительный. И. поступок. 2. Только полн. Содержащий

просьбу об извинении, прощении. Написать и. письмо.

Извинить 1. (за что, с придат. дополнит.) Проявить снисхождение, не поставить в вину чего-л.; простить (в 1

зн.) Прошу извинить за  беспокойство. Извините, что заставил вас подождать. 2. Признать заслуживающим

снисхождения в силу чего-л. Взятку нельзя и. бедностью.

Извиниться 1. Попросить извинения, прощения. И. за долгое молчание. 2. Устар. Привести что-л. в качестве смягчающего вину обстоятельства, в качестве оправдания

< Извиняться /.../

Простить 1. Не поставить чего-л. в вину кому-л.; извинить, проявить снисходительность. П. грехи. П. за

ошибку. Никогда не прощу; 2. что кому. Освободить от

какого-л. обязательства. П. долг приятелю. Прости,

Господи!

Прощение Помилование, извинение какого-л.

поступка. Вымаливать п. грехов. Нет прощения. Слишком

велика вина кого-л. Прощенный. Разг. Получивший прощение: такой, который прощен. П. проступка.

У Даля наиболее широкое представление концептуальной природы извинения в 1-м значении: отпускать вину, не карать (скорее, физически), не гневаться за провинность (скорее, эмоционально), уважать раскаянье, покорность виновного (скорее, этически), оправдывать, слагать вину, не признавать кого виновным или преступным (скорее, юридически и этически). Здесь названа и подразумевается вина, провинность, виновность – невозвращенный долг, неисполненное обязательство, преступность, грех. Даль видит в прощении

195

другого человека необходимость примириться сердцем, не питать вражды, переложить гнев на милость, миловать.

У Ушакова слово извинение дано в двух значениях, как и извинительный; глагол извинить – в трех значениях, при этом примеры, на наш взгляд, неудачны, так как иллюстрируют не извинение. У Ушакова приведена устар. форма прощания как просьба простить. То же и у Даля. В ритуале прощания в городской среде до XIX в., в деревенской до XXв. прощаться – просить прощения: –

Прощайте, божьи люди! – крикнул вдруг с телеги Митя. – И нас прости, – раздались два-три голоса <...>

/Достоевский/.

Извиниться у Ушакова, как и в Современном толковом словаре, – прежде всего, просить прощения, извинения.

Во всех словарях нет различия в действиях Извинение и Прощение с точки зрения глубины вины. Между тем употребление формул РЭ показывает, что за серьезную вину мы просим прощения, а не извинения, тогда как незначительный проступок влечет выражения с предикатами Извините, Простите (см. ниже). Ср. в небольшой книжке у Ю. Семенова «Возвращение в фиесту» название последней главы «Прости меня, папа!» о невнимании молодых к своим старикам. Вряд ли в этом случае возможно «извини». В Словаре русского речевого этикета А.Г. Балакая выражение со словом простить включены в тематическую группу «извинение».

196

Сочетаемость

Извинение – искреннее, глубокое от души какое

Прощение – полное, от души Извиниться – вежливо, почтительно; от всей душ      как Прощать – полностью, искренне

Видимо, собственно сочетаемость указанных слов невелика при реализации в нарративных контекстах.

Что касается сочетаемости в высказываниях – речевых актах извинения, то она богаче и будет представлена при анализе этикетных выражений в коммуникативном режиме.

Речевая интенция извинения по силе воздействия в речевом акте сходна с интенцией благодарности: обе в реализации желанны для адресата. Однако соотношение «я-ты» здесь различно: в первом случае – «я сделал плохо, я виноват, я прошу снять вину: извини(те) меня!» Во втором случае – «ты сделал хорошо, я словесно воздаю тебе за это: благодарю тебя /Вас!».

Интенция извинения не всегда легка для исполнения говорящим, о чем свидетельствуют исследователи речи подростков (Коротких 2003). Нередко потребность получить извинение эксплицирована: У нас тут была неприятная

история: человек ударил меня бутылкой по голове, толкнул Полину... Дело до суда дошло, но мы его простили. Нам единственное нужно было, чтобы он признал: «Извините, я поступил гадко!», и мы простили («Мир новостей»,

29 ноября 2005 г.)

197

Семантико-прагматическая структура

речевого действия извинения, извиниться

Фрейм-сценарий события извинение, извиняться кто – просит прощения – у кого – за что15

Предшествующее событие – совершенный проступок, вина.

Текущее событие – просьба об искуплении вины, о прощении.

Последующее событие, как правило, снятие вины, прощение.

Психоэмоциональное состояние провинившегося различно в зависимости от малого проступка или серьезной вины.

15 Компонент «за что» реализуется в высказываниях в денотативной, пропозициональной зоне, тогда как собственно извинение – в интенциональной.

Прошу снять с меня вину, простить

Здесь и сейчас

испытывая стыд, угрызения совести

чувствуя вину

Вас/тебя, потерпевшего

Я, виновный

198

В последнем случае говорящий испытывает сожаление о содеянном, стыд, муки совести. Это может выражаться в речевых актах – высказываниях, которые либо предшествуют собственно извинению, либо замещают его.

Мне очень совестно (стыдно), за свой поступок / проступок, за то, что...

Как мне стыдно! Мне так стыдно!

Мне очень жаль, что...

Я вам доставил неприятности / беспокойство Я принес вам неприятности / беспокойство Сожалею, что...

Глубоко (искренне) весьма сожалею, что... (офиц., возможно

в деловом общении) Признание вины также может служить выражением извинения, либо предшествовать ему: Виноват (а) (за малую провинность) Виноват (а), исправлюсь (ощутимый проступок)

Виноват (а), ошибка вышла Грешен (шна) Каюсь Винюсь (устар.)

Неловко получилось (проступок нарушает этические нормы) Неудобно получилось Это больше не повторится (с обещанием исправиться)

Должен(жна) повиниться /признаться в том, что...

Хочу (Хотел(-а)) бы повиниться /признаться в том, что Не могу не повиниться / признаться в том, что... – и др.

Признание вины может сопровождаться ссылкой на обстоятельства, оправдывающие проступок: Бес / черт /

нечистый /лукавый попутал!

Произошло недоразумение!

Вышла накладка!

199

Примите мои оправдания Примите мои объяснения за оправдание Должен вам объяснить это недоразумение Хочу (Хотел(-а)) бы оправдаться перед вами Не могу не оправдаться перед вами / объяснить свой

проступок – и др. Последние 5 выражений возможны в деловом общении, по отношению к вышестоящему, дейктические параметры адресата – Вы-формы.

Вина за опознание, как правило, прямо указывает на причину / истинную или ложную:

Попал (-а) в пробку Застрял (-а) в лифте

Лифт сломался и мн. др., что предшествует собственно извинению или следует за ним.

Со стороны провинившегося может быть призыв к чувствам партнера. Общение возможно на «Вы» и на «ты»:

Будь(-те) снисходительны! Будь(-те) великодушны

Не обессудь(-те)  Нередко хозяин по отношению Не взыщи(-те) к гостю, приглашая к столу

Не обижайтесь(-ся) на меня Не суди(-те) строго Не сердитесь(-сь) Не помни(-те) зла Не держи(-те) на меня зла

Собственно извинения:

Извини(-те); Прости(-те); Виноват(-а); Пардон –

брошенные походя извинения за незначительный проступок: неловкость, случайное небольшое нанесение, как правило, физического неудобства (нечаянно толкнул, задел кого-либо и т.д.).

200

Извините

пожалуйста

Простите

Извините великодушно (в речи интеллигентов старшего и среднего поколения)

Извините если можете/если я вас обидел(-а) –

и т.д. – за незначительную вину

Простите Прошу прощения /извинения за... /за то, что...

Компонент фрейма-сценария за ... что в выражениях возможен в винит, пад. существительного и в конструкции за то, что. Небольшая или серьезная провинность допускает уточнение как прошлой, так и будущей вины: за

откровенность, прямоту, любопытство, нескромный вопрос, суровые (жесткие) слова, критику, мою смелость;

опоздание, задержку и мн. мн. др. Извинение за беспокойство произносит либо при входе в кабинет вышестоящего, либо по телефону. Конструкция за то, что позволяет представить денотативную ситуацию более пространно, развернуто.

В официально-деловом общении, в сфере деловых отношений извинения носят стилистически повышенный характер и осуществляются в Вы-формах:

Прошу меня извинить за... /за то, что...

Приношу свои (глубокие, искренние) извинения за... /за то, что... Примите мои (глубокие, искренние) извинения за... /за то, что... Прошу принять мои извинения за... /за то, что...

201

Позвольте принести вам мои (глубокие, искренние) извинения16 за... /зато, что...

Разрешите

Некоторая модальность желательности, должествования есть в выражениях:

Хочу / хотел (-а) бы извиниться перед вами за...

Должен(-жна) просить у вас извинения / прощения за...

Не могу не извиниться перед вами – и др.

Однако все выражения остаются в пределах прагматиче- ских координат речевого акта – «здесь» и «сейчас» и означа- ют реальное извинение за значительный (с точки зрения виновного) проступок.

В выражениях извинения нередки интенсификаторы.

Кроме почти обязательного пожалуйста при стертых императивных формах Простите, Извините, встречаем:

Ради Бога, Ради Христа, Христом-Богом молю, если только можете, простите меня.

А также экспрессивные выражения:

Не найду слов для извинения!

Нет слов выразить извинение!

Не найду слов для оправдания!

Моему поступку нет оправдания / прощения!

Нет мне прощения!

Ну как я могу извиниться перед вами?!

Какими словами выразить мои извинения?! – и др.

Ясно, что такие выражения произносятся при осознании большой вины.

По поводу формы Извиняюсь! сломано немало копий в работах по культуре речи. Возражения против такого употребления сводятся к тому, что как будто возвратная

16 Заметим, что в подобных выражениях невозможно слово прощение, а слово извинение употребляется во множественном числе.

202

форма означает «извинять себя». На наш взгляд, возражение несостоятельно, поскольку, например, «улыбаюсь» не означает возвратности. Думается, что эта форма имеет право на существование при извинении за случайный небольшой поступок. Сошлемся на этимологический словарь Фасмера: слово извиниться образовано от древне-русского извинитися

(провиниться – повиниться?), которое имеет

этимологическим источником слово вина. Глагол извиняться / извиниться не имеет собственно возвратного залога. Извиняюсь первоначально означает «я виноват».

Здесь виноват имеет значение «прошу прощения, извините»

(Фасмер, т. 2; 121).

Фрейм-сценарий речевого действия

прощение, прощать, извинять

кто – прощает – кого – (за что) Семантико-прагматическая структура акта прощения

прощаю, снимаю вину

Прощение провинившегося, снятие вины, как правило, представляет собой ответное речевое действие на просьбу простить.

считая вину либо незначительной, либо искупленной

Здесь и сейчас

Я, потерпевший Вас/тебя, виновного

203

Наиболее распространенный ответ:

Пожалуйста

В официально-деловой сфере, со стороны старшего к младшему констатируется прошение:

Я вас прощаю (Я) принимаю ваши извинения Прощаю вам этот проступок Снимаю с вас вину  – и др.

Если потерпевший считает вину незначительной, он это отмечает: Пустяки!

Ерунда!

Мелочи!

Какие пустяки (мелочи, -ая ерунда)!

Это такие пустяки (мелочи, -ая ерунда)!

Не за что извиняться За что же извиняться?

Все нормально Нет проблем Не стоит беспокоиться Я уже забыл об этом - и др.

Некоторые оправдания провинившегося содержатся в выражениях:

Бывает С кем не бывает Со всяким бываем Всякое (в жизни) бывает Ничего, бывает Ничего страшного – и др.

Если пострадавший чувствует и свою вину, употребляются выражения:

Это я должен просить прощения Это я виноват(-а) Я сам(-а) виноват (-а)

204

Я на вас зла не держу, здесь и моя вина – и др.

Некоторое нежелание прощать придает выражениям уступительный оттенок:

Бог / Господь простит Ладно уж    (разг.) Чего уж там, ладно Ну что ж поделаешь На первый раз прощаю

По отношению к ребенку или вообще младшему со стороны старшего:

Чтобы это было в последний раз Не так легко это простить, но так и быть...

Так и быть, прощаю – и др.

Нежелание прощать переводит кооперативное общение в конфликтное:

Нет прощения этому!

Нет тебе прощения!

Век (в жизни, никогда) не прощу!

Этого нельзя простить (прощать)!

Такое не прощают! – и др.

Непростительность поступка во многом определяется субъективно, однако не прощают, как правило, предатель- ство, измену, двурушничество, донос, неисполнение обязательства, долга и т.д. Ср. у Б. Окуджавы в стихотворении «Прощание с осенью»: «Да я и так прощаю

всё, что простить возможно. Обещаю простить и то, чего нельзя простить. Великодушным я обязан быть» (цит. по Р.

Ратмайр, с. 82). Как показывает анализ, и в слове, и в речевом действии извинение, прощение явна сема «отношение», пронизывающая весь речевой этикет.

205

Типовые концепты Извинение описывается в нарративном режиме речи.

Наиболее типичным извинением является употребление речевых актов в коммуникативном режиме.

Своеобразный контекст представляет конструкция прямой речи, где совмещаются речевой акт персонажа в коммуникативных рамках и комментарий автора- наблюдателя в нарративе. Комментируется, как правило то, что в устном диалоге «прочитывается» собеседниками в невербальных средствах коммуникации: мимике, жестах, выражении глаз, позах, фонационных модуляциях и т.д. 1. Нарративный режим, рассказ, повествование.

Анна долго просила прощения у отца за свой поступок, а он никак не мог ее простить.

Он толкнул меня в проходе и искренне извинился за такой малый проступок.

Несмотря на просьбу Ольги извинить ее за опоздание, Сергей затаил обиду.

2. Коммуникативный режим в диалоговой реализации:

– Извините, пожалуйста, за опоздание. – На первый раз прощаю. –  Извини, я не принес тебе сегодня книгу, как обещал. – Ну что ж поделаешь, принесешь завтра. – Приношу свои глубокие извинения, Наталья Викторовна, за то, что я был несдержан и наговорил вам лишнего. – Пожалуйста, Дмитрий Борисович. Принимаю ваши извинения. Надеюсь, что это не повторится. – Я хочу извиниться перед тобой, Лариса, за свои слова.

Я был неправ. – Бог тебя простит.

206

– Я не могу не попросить у вас извинения за резкость, хотя мне трудно признать себя неправым по существу. – Не стоит извинения, Никита Иванович. Я вас понимаю. У нас просто разные точки зрения.

Конструкции с прямой речью:

– Прости меня, Боря, – прошептала она со слезами нa глазах. – Извини, я не хотел тебя обидеть, Танюша, – протянул он ей руку, но она не откликнулась на его жест. – Не могу не попросить у вас извинения за резкие слова, – сказал он сквозь зубы. – Я хотел бы извиниться перед вами, Лариса Петровна, я был неправ, – проговорил он примирительно.

Примеры из художественных текстов обильно представлены в Словаре русского речевого этикета А.Г. Балакая и в монографии Т.Г. Михальчук.

В русской языковой картине мира, как видно из приведенного материала, просьба простить и прощение вины занимают значительное место. Это подтверждается наличием немалого числа пословиц, поговорок.

Повинную голову и меч не сечет (с плеч не секут).

Была вина, вся прощена.

Виноват да повинен – Богу не противен.

Кто старое помянет, тому глаз вон.

Что было, то быльем поросло.

Не всякое лыко в строку.

Конь о четырех ногах, и тот спотыкается.

Кто мал не бывал, кто пеленок не марал.

Оправдания за неловкое поведение за столом:

Где пьют, там и.льют.

Где цировать, там и пиво проливать.

Незваный, да желанный.

207

По отношению к незваному гостю:

Незваный, да желанный.

Что нам званые, были бы желанные – и др.

Во многих пословицах есть оттенок оправдания неловкости, вины. Такое оправдание может произносить как извиняющийся, так и прощающий вину.

В Словаре русского речевого этикета А.Г. Балакая 245 выражений извинения, из них со значением просьбы простить – 156, прощений вины – 89.

Литература

Балкай А.Г. Словарь русского речевого этикета. – М., 2001, 2006.

Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка. – М., 1989.

Коротких О.А. Извинение в коммуникативном поведении старшего подростка. – В кн.: Возрастное коммуни- кативное поведение. – Воронеж, 2003.

Михальчук Т.Г. Речевой этикет в художественной литературе. – Могилев, 2005.

Прохоров Ю.Е. В поисках концепта. – М, 2004.

Ратмайр Р. Прагматика извинения. – М., 2003.

Современный толковый словарь русского языка / Ред.

С.А. Кузнецов, С.М. Снарская. – М, 2001.

Толковый словарь русского языка / Под ред. Д.Н. Ушакова.

Формановская Н.И. Речевой этикет в русском общении. – М., 2009.

Шафаги Марьям. Извинение в речевом поведении русских (с позиции носителя персидского языка). Дисс… канд. филол. наук. – М., 2011.

208

Национально-культурный феномен русского общения.  Диалог «жалоба – утешение»

Начнем с примера общения внучки и бабушки:

– Голова ужас как разболелась! – Бедная ты моя, как мне тебя жаль! Выпей аспирин.

Перед нами типично русский диалог, где собеседника можно назвать бедным и можно этого беднягу пожалеть, что принято не в каждой культуре. Вот свидетельство из интервью газете «Мир новостей» Андрея Кончаловского:

– В Америке люди не жалуются. Для того, чтобы поплакаться, они идут к психоаналитику. – А вы никогда не посещали кабинет психоаналитика? – Один раз ходил. Но это посещение не произвело на меня какого-то впечатления, тем более не породило оздоравливающего эффекта. Я русский человек, мне и так есть кому пожаловаться. А для американца жаловаться – это дурной тон.

Для русского же важно, чтобы было кому пожаловаться.

Да он и незнакомому подчас жалуется. Видимо, пожаловаться – поделиться бедой, переложить, хотя бы словесно, на другого часть своих невзгод – это, действительно, психо- терапевтическое действие, некоторое облегчение своего положения.

Я говорю иностранному стажеру, прекрасно владеющему русским языком: – Хочу с Вами поделиться. А он в ответ: –

Я рад. А что Вы можете предложить? Слово поделиться

воспринято в основном значении – ‘уделить, отдать часть чего-л., принадлежащего себе’, а также ‘передать, сообщить

209

кому-л. что-л., взаимно обменяться знаниями, опытом, чувствами’. Именно из этого оттенка исходит искомое: поделиться горем, бедой, несчастьем. Кстати, многие словари не отмечают этого оттенка значения, между тем, когда русский подходит к другому и говорит: – Хочу с вами поделиться – собеседник прежде всего готов сочувственно выслушать жалобу.

Можно предположить, что не только бытовые жалобы широко распространены в русской коммуникативной культуре. Так, религиозный обряд исповеди предполагает как покаяние, так и в какой-то мере жалобу. Да и не только у русских. Ср. в японском общении: – Я знаю, дочь моя, как

тяжело вам говорить об этом ужасном происшествии, перевернувшeм вашу жизнь и омрачившим мирное существование нашей обители. Но слова – лучшее средство против горя, они так поверхностны и легковесны, что, облачив в них свою печаль, вы тем самым облегчаете бремя, гнетущее вашу душу. Чем чаще вы будете рассказывать эту страшную историю, тем скорее ваша душа вернет утраченную гармонию. Поверьте, я знаю, что говорю. Это ничего, что я и Тэрада-сан знаем все подробности, мы послушаем еще раз (Б. Акунин).

Как видим, словесно облегчить свое положение, поделившись, пожаловавшись на своё горе, беду, несчастье, в религиозных обычаях японцев. Думается, что это свойственно немалому числу наций и национальных культур, где исконно исторически принято доброжелатель- ное и внимательное отношение к другому.

Итак, обратимся к составляющим диалога «жалоба – утешение». Воспользуемся данными Новейшего большого толкового словаря русского языка (Санкт-Петербург, Москва. Рипол-Норринт, 2002). Отдельно рассмотрим пары жалоба, жаловаться (то есть рассказывать другому о своей

210

беде) и жалость (т.е. испытывать, выражать сочувствие, утешать другого).

Жалоба – неоднозначное слово. 1. Выражение неудовольствия, сетование по поводу неприятностей, боли

и т.д. Горькая ж., ж. на одиночество, нищету.

2. Официальное заявление о незаконном или неправильном действии какого-либо лица, учреждения, организации.

В нашем случае будем использовать лишь первое значение слова.

Жаловаться – 1. Высказывать жалобы. Горько ж. на кого-что. 2. Подавать жалобу… 3. Доносить, ябедничать.

В нашем случае будем использовать лишь первое значение. Действия жаловаться, жалоба в данном аспекте целесообразно рассматривать в коммуникативном режиме как речевые акты в координатах «я-ты-здесь-сейчас».

Понятия жаловаться, жалоба формируют определенный сценарий, включающий субъекта, повод для жалобы, объект жалобы и адресата, кому посылается жалоба.

Субъект речевого акта жалобы – я, жалоба исходит от я,

мне, меня, у меня, со мной и т.п.

Поводом служат как неудовольствиe, так и серьезные беды, несчастья – плохое самочувствие, болезнь, боль: я

плохо себя чувствую; у меня ангина; у меня болит горло; у

меня сильная боль в горле; а также констатация такого

физического состояния: я заболел(-а), я болен(-льна), я совсем больной(-ная). А также: я сильно переутомлен(-на); я

очень устал(-ла). Подобная констатация является жалобой, когда от адресата ждут участия, сочувствия, утешения.

Жаловаться на плохое самочувствие принято чаще родственникам, близким друзьям и врачам, как прямым адресатам.

Плохое психическое состояние также повод

пожаловаться: Я расстроен (чем); Обеспокоен (чем); У меня

211

неспокойно (плохо) на душе; Я не в духе; Я не в настроении; У меня плохое настроение; Я в отчаянии и т.п. –

психическая реакция на неудачи.

Горе, несчастье как повод для жалобы: У меня большое

горе; Со мной случилось несчастье; У меня безвыходное

положение – и т.п.

Объект жалобы, приведший к поводу, как правило, тот, кто близок жалующемуся или от кого непосредственно исходит неприятность, несчастье: Не могу не пожаловаться

на начальника; Хочу пожаловаться на сына; Дочка у меня от рук отбилась; С братом совсем плохо – и т.п. –

сообщения о том, кто входит в личную сферу говорящего, кто близок и дорог жалеющему.

Слово жаловаться имеет синонимы: сетовать, сокрушаться, скорбеть… Сокрушаться – предаваться горю, которое разрушает психологическое и физическое состояние; скорбеть – испытывать скорбь – сильнейшее ощущение непоправимой беды.

Жалоба вызывает жалость. Жалеть другого, испытывать к нему жалость – ни в малейшей степени не оскорбительное для русских эмоциональное состояние.

Более того, нередки реплики типа: – Пожалей ты меня, где такая просьба направляется близкому человеку: мужу, сыну и т.д. На Руси женщина о муже, который ее любит, говорила: Он меня жалеет. Жалеть в этом случае – оберегать от трудностей, невзгод.

Состояние жалости передается предикативами жалко,

жаль: Мне ее жалко, у нее муж сильно болен. Эти

операторы нередки в предикатной функции и как опорная часть сложного предложения: Он не послушался совета, и

это жаль; Жалко, что он не послушался совета. То же, конечно, и с глаголом жалеть: Жалею, что он не согласился с этим предложением.

212

Если слова жаловаться, жалоба организуют первую реплику – стимул диалога, то жалость – чаще вторую реплику-реакцию:

– Бабушка, мы голодные, еще ничего не ели! (жалоба) – Бедные вы мои! (жалость) Сейчас вас накормлю.

Жалеть в русском общении принято множеством способов.

Можно констатировать, жалея, бедственное положение адресата:

– Бедный ты мой!; Бедная Вы моя! – Ты моя бедняжка; Бедняга ты мой.

При этом в структуре высказывания, как правило, необходимо местоименное указание адресата – ты, Вы (реже), вы и притяжательное местоимение от говорящего: мой, моя, мои, наш и т.п. (Пожалеть с помощью высказывания, например: Ты бедный по-русски не получится).

Можно открыто выразить адресату жалость: Как мне тебя жаль!; Мне тебя очень жалко; Мне Вас искренне жаль! – и т.п.

От жалеть и слово сожалеть, с оттенком книжности:

Сожалею, что у вас такая неудача.

С жалостью связано эмоциональное состояние сострадания, сочувствия, где приставка со- означает солидарное переживание. Однако наиболее употребитель- ный сегодня глагол сочувствовать (глагол сострадать устарел): Я тебе сочувствую! (используем в нашем случае лишь одно значение слова сочувствовать).

Сочувствовать кому-л. – значит проявлять участие (в 4-ом значении слова) – сердечно относиться к кому-л.

В перформативе речевого акта словосочетание проявлять участие не употребляется.

213

Соболезнование, опять-таки с книжным оттенком, уместно тогда, когда у адресата большое горе: умер близкий человек, сгорел дом и т.п. – Примите мои соболезнования – произносят официально по поводу кончины близкого (см. ниже).

В России принято утешать того, у кого случилась беда.

Утешение порождается сочувствием, соболезнованием.

Утешение – неоднозначное слово. 1. Утешиться, найти утешение в чем-либо: находить утешение в работе. 2. То,

что утешает: Мой кот – просто утешение. 3. Тот, кто

доставляет радость: Внук – моё утешение.

Глагол утешать (утешить) в первом значении: участливым отношением, увещеваниями успокоить, облегчить кому-л. горе. Обратим внимание на значения

участливое отношение, словесные увещевания и стремление успокоить.

Структур разнообразных высказываний, достигающих этих целей, множество в русском языке. а) Участливое отношение: Я тебя понимаю; Как я Вас

понимаю!; Я разделяю Ваше горе; Я тебе очень сочувствую; Я с тобой; Положись на меня; Я тебя в беде не оставлю – и

т.п. б) Увещевания как призыв мобилизовать свои силы:

Возьми(-те) себя в руки; Держи(-те) себя в руках; Не падай(-те) духом; Не теряй(-те) надежды; Не принимай(-те) это близко к сердцу; не поддавайся(-вайтесь)

унынию – и т.п. в) Увещевания как призывы забыть о случившемся:

Забудь(-те) об этом; Не думай(-те) о неудаче; Не вспоминай(-те) ни о чём плохом; Выбрось-те) это из головы – и т.п. г) Призыв к спокойствию: Успокойся (-тесь); не

беспокойся(-тесь) об этом; Не волнуйся(-тесь); Не

214

расстраивайся(-тесь); Не огорчайся(-тесь); Не печалься(- тесь); Не сокрушайся(-тесь) – и т.п.

д) Убеждения в том, что всё пройдет: Всё будет хорошо;

Всё это кончится; Всё обойдётся; Всё изменится к лучшему; Всё устроится; Всё будет в порядке – и т.п.

е) Призыв примириться со случившимся: Ничего не поделаешь; Ничего нельзя изменить; Тут ты (Вы) бес- силен(-льна)(-льны); Ты (Вы) уже ничего не можешь(-жете) поделать; Тут ничем не поможешь; Придется смириться и т.д. ж) Убеждение в невиновности адресата в случившемся: Ты (Вы) не виноват(-а)(-ы); Тут нет твоей (Вашей) вины; Это не твоя (Ваша) вина; Ты (Вы) тут ни при чем; Обстоятельства выше нас; Такова судьба – и т.п.

Как уже отмечалось, в случае большого несчастья, горя, особенно при утрате близкого человека, мы приносим другому свои соболезнования. Обратим внимание опять-таки на приставку со- и в глаголе соболезновать и существо значения корня -болезн-: с душевной болью сопереживать вместe с другими.

Соболезнования чаще приносятся в официальной обстановке траурной церемонии, но могут появляться и в обыденном разговоре, иногда даже с ироничным оттенком. так, начальник уволенному сотруднику может сказать: –

Я Вам соболезную.

Основные выражения: Примите мои соболезнования; Приношу Вам мои (свои) соболезнования; Я Вам искренне соболезную; Разрешите выразить Вам мои глубокие соболезнования; Я скорблю вместе с Вами; Я потря- сен(-сена) горем, которое обрушилось на Вас – и т.д.

Как видим, речеактовые воплощения рассматриваемых коммуникативных интенций многочисленны и разнообразны.

215

Русская художественная литература отражает этот участок речевых взаимодействий. Так, в произведениях А.П. Чехова жалуется дедушке Ванька Жуков – всё его письмо – сплошные жалобы на непереносимые трудности детства в услужении; жалуются все три сестры на неудавшуюся жизнь, на несбывшиеся мечты, на кратковременность счастливых минут; жалуются Аркадина и Иванов… Русский менталитет в обычаях и традициях допускает откровенное признание «своему» в том, что не удалось добиться желаемого и ожидать от него сочувствия и утешения, облегчающего переживания и страдания.

Осталось в качестве иллюстраций привести несколько типичных диалогов.

1.  – На работе с коллегами отношения напряженные. – Я тебе сочувствую. У меня тоже не всё просто.

2.  – Мама, меня в классе дразнят «куклой»! – Успокойся и потерпи: подразнят и перестанут, надоест им.

3.  – Вчера меня уволили, теперь я безработная! – Как я Вас понимаю! У меня положение близкое к этому.

4.  – Дочка ушла из дома, а ведь еще подросток, маленькая! – Возьми себя в руки! Помается, почувствует трудности жизни и вернется домой, всё будет хорошо.

5. – Кажется, я не справлюсь с учебой, не даются мне ни физика, ни математика! – Не падай духом и не теряй надежды. Я найду тебе репетитора.

6. – Хочу тебе пожаловаться: наш заведующий не одобрил тему моего исследования, а я так хотела этим заниматься!

216

– Положись на коллег, которые тебя понимают.

Не принимай близко к сердцу мнение начальника, работай – и сможешь всем доказать свою правоту.

7. – Потеря мужа нестерпима, я просто выбита из колеи. – Тут уж ничего не поделаешь, Николая не вернешь. Пройдет время, и боль утихнет.

8. – Нина Ивановна, примите мои соболезнования по поводу смерти Николая Егоровича. Я потрясён слу- чившимся. – Спасибо Вам за сочувствие и понимание.

9.  – Вот я и проиграла! Как жить дальше? – Что ж, видно, это судьба. Надейся на лучшее в будущем.

Обилие примеров и бесконечность житейских ситуаций, приводящих к реализации жалобы и утешения, свидетельствует о том, что в нашей национальной культуре издревле было принято и жаловаться, и утешать другого в несчастье.

Многие из выражений устойчиво фразеологичны, обслуживая соответствующие обычаи и ритуалы, входят в правила речевого этикета, закреплены в традициях общения в подходящих ситуациях. Безусловно, это важно учитывать при изучении русского языка, речи, общения иностранцами, т.к. инокультурные традиции могут не совпадать (и часто не совпадают) с русскими.

Можно сделать вывод, что русские диалоги «жалоба – утешение» чрезвычайно разнообразны по способам выражения и свидетельствуют о том, что обслуживающие их типизированные стереотипы с древнейших времен создавались в русской культуре как знак неравнодушного, участливого, доброго отношения к другому человеку.

Литература: Формановская Н.И. Речевой этикет в русском общении. – М.: Икар, 2009.

217

Речевое действие и деятель – загадки номинации в наивной картине мира

Кто такой хвастун, враль, кляузник? А докладчик, рассказчик, заявитель? Всё это люди, названные по характеру совершаемых ими речевых действий и неречевых поступков.

Речь в жизни людей играет огромную роль, речевые взаимодействия составляют специфику общения, язык формирует лексические и грамматические единицы и правила их объединения и употребления. Речевая деятель- ность, речевые действия отражены в языке многообразно.

Большая группа слов со значением речи составляет особое функционально-семантическое поле. Глаголы и существи- тельные с семантическими компонентами «речь + действие», «деятель по признаку речи» составляют значительную часть национального словарного запаса и формируют социально-культурные картины мира.

В предлагаемой статье будет рассмотрено отношение «действие – деятель», когда получение наименования деятеля является следствием действий: советчик – кто советует, ябедник – кто ябедничает, склочник – кто склочничает. Как видно из примеров, речевые действия, как правило, сплетены с неречевыми поступками и позитивного, и негативного характера.

Таким образом, действия, в том числе и речевые, могут быть хорошими и плохими, длительным и короткими,

218

многократными и однократными. В общении они могут затрагивать адресата или третье лицо и редко появляются в самохарактеристике, скорее в ситуации пояснения, разъяснения, а также разоблачения и самооправдания: – Ишь ты, хвастун! – Я совсем не хвастун…; – Да вовсе я не краснобай и др. При этом, как правило, в языке появляется словообразовательная триада: действие – деятель – результат: докладывать – докладчик – доклад. Иные действия и результаты столь социально значимы, что могут караться законом: клеветать – клевета – клеветник; доносить – ложный донос – доносчик и др., а клеветник и доносчик наказываются и подвергаются общественному остракизму.

Для начала напомним общеизвестные истины (см. также Формановская 2007).

Речевое действие (или речевой акт) – основная минимальная единица речи и общения, высказывание- действие (его называют перформативным), воплощающее коммуникативное намерение (речевую интенцию) говорящего в ситуативных координатах непосредственного общения «я – ты – здесь – сейчас»: Обещаю, Клянусь, Приветствую, Благодарю и мн. др. В примерах высказывание-действие сформировано глаголом-перформа- тивом со значением речи и в форме 1 лица, настоящего времени. Однако и многие другие формы, как известно, способны воплотить явление перформативности, т.е. способность выразить действие в высказывании: Благодарю; Спасибо; Я вам (так) благодарен (признателен); Хочу (не могу не) поблагодарить вас; Примите мою благодарность; Приношу свою благодарность – и мн. др. Как видим, каждое из высказываний есть действие благодарности, выраженное с помощью речи.

219

Теория речевых актов (ТРА), пусть и многократно критикуемая, дала мощный стимул развитию коммуникативной лингвистики, или лингвистики общения, а также и методике преподавания иностранных языков, поскольку лежащие в основе речевых актов речевые интенции говорящего, авторизованные и в большинстве адресованные, как определенное психическое состояние – мотив и цель речевого действия, выражают существенные потребности и носителя языка, и изучающего неродной язык – с о о б щ и т ь нечто другому, з а п р о с и т ь информацию (спросить), п о б у д и т ь к чему-либо (например, попросить). Эти три прототипические глобальные интенции с развитием общения на языке разветвились, разрослись, и сегодня в словаре можно отметить более 1000 лексем со значением речевых интенций (Савельева, 1991 и др.). Заметим попутно, что речевые интенции как побуждающий фактор речевого акта дают в коммуникативном режиме бессчетное множество прямых, косвенных и контекстуально-ситуативных (непрямых) речевых актов, позволяющих передавать адресату в непосредственном общении актуальные речевые значения и смыслы. Особенно обширны ряды функциональных эквивалентов в этикетном классе речевых актов: у нас множество способов извиниться и поблагодарить, обратиться и попросить и т.д. В «Словаре русского речевого этикета» А.Г. Балакая нормативных и «простонародных» выражений приветствия отмечено 383. Таким образом, тысяча номинаций речевых интенций порождает десятки тысяч перформативных высказываний-действий. Отметим, что в теории речевых актов интенциональное значение речевого высказывания помечено как его иллокутивная функция и сила. Таким образом, интенция относится к иллокуции как значение к функции-предназначению.

220

В классификации речевых интенций отмечаются их разные стороны: а) они могут удовлетворять общающихся с помощью одного высказывания (Благодарю!, Прошу прощения!) или с помощью цепочки высказываний в дискурсе / тексте, при этом в диалоге (в действиях спорить, принуждать) или в монологе (объяснять, оправдываться); б) интенции могут быть благоприятными для адресата и 3-го лица (хвалить, благодарить) или неблагоприятными (упрекать, доносить, угрожать); в) интенции связаны с практическими или ментальными речевыми действиями (приглашать или аргументировать).

Ясно, что интенциональные значения и смыслы высказываний как коммуникативных единиц актуальны в разных сферах общения (деловой, научной, публицистической, религиозной, бытовой, и т.д.) и средах (межличностные или публичные, официальные и неофициальные отношения, в малой или большой социальной группе и т.д.). Одно дело общение в узком кругу друзей, другое – на многолюдном собрании.

Словарные номинации речевых интенций – инфинитивы и отглагольные существительные (девербативы): советовать / совет, информировать / информирование, обещать / обещание и т.д. составляют большую и хорошо изученную лексико-семантическую группу (ЛСГ) глаголов и девербативов речи (см. Кобозева 1985, Гловинская 1993 и мн. др).

Хорошо известно, что обширная группа слов со значением речи ограничивается с точки зрения производства речевых актов. Так, не образуют действий по названному наименования манеры речи, темпа, тембра, громкости и других просодических показателей: шептать, орать, шепелявить, бормотать, вопить, трезвонить, шамкать, мямлить и мн. др. В высказываниях они лишь

221

характеризуют и поясняют речь, речевое действие: Я шепчу,

потому что тут посторонние (объяснение). Сами же по

себе такие речевые акты в норме невозможны: Я бормочу

вам об этом; Я ору тебе о моем намерении – и т.п.

В связи со сказанным важно заострить внимание на типах контекстов, речевых режимах, в которых «существуют» разнообразные высказывания с глаголами речи. Н а р р а т и в н ы й режим рассказа о событии, факте допускает всю гамму речевых глаголов: Она шептала,

мурлыкала ему в ухо ласковые слова; Ее манера мямлить

раздражала многих – в примерах – характеризаторы речи:

Он осуждал ее поступки и грозил разорвать отношения; Она просила его не спешить с выводами – интенции

сообщения о чьих-то речевых действиях (осуждения, угрозы, просьбы).

Собственно речеактовые глаголы «живут» подлинной жизнью лишь в ком м ун и к ат и в н ом режиме обмена речевыми произведениями в координатах «я – ты – здесь –

сейчас»: Прошу тебя не спешить с выводами; Я не одобряю твои поступки – и мн. др.

Уместно упомянуть и о таком типе контекста, как конструкции п р я м о й р е ч и , в которых совмещены оба речевых режима: речевой акт персонажа и нарративный комментарий автора-наблюдателя: Не спеши с выводами, – просила она его униженно. Нередко в этих конструкциях в качестве авторского комментария выступают речевые

характеризаторы: – Вот все работаю, работаю, а толку мало, – бормотала она; – Есть еще порох в пороховницах, – прошамкал старик; – Все сделаю, как велели, – отбарабанил

парнишка. Как видим не образуют перформативных высказываний в коммуникативном режиме речевых актов глаголы-характеризаторы, хотя они широко употребляются в нарративном режиме речи и как комментарий автора в

222

конструкциях с прямой речью, главным образом, в художественных текстах (хотя возможны и в обиходной речи).

Еще одно ограничение для производства речевых актов с помощью глаголов речи подметил З. Вендлер (Новое в зарубежной лингвистике, 1985). Это речевые глаголы с неблагоприятным для адресата интенциональным значением и иллокутивной функцией: лгать, порочить, доносить и т.п.

Произнося «я»-высказывание, говорящий в этом случае обнаруживает скрываемое (по Вендлеру – подрывной фактор) и совершает «иллокутивное самоубийство». В

самом деле, сказать: Я вам лгу, Я вас обманываю, Я вам

угрожаю, Я вам льщу и т.д. – это «убить» смысл речевого действия, хотя, конечно, косвенных способов и лгать, и доносить, и льстить великое множество. З. Вендлер перечислил некоторые из таких глаголов: инсинупровать,

голосовно заявлять, подбивать, подстрекать, подначивать, побуждать, угрожать, похваляться, хвастаться, намекать, лгать, ругать, поносить, пилить, придираться, высмеивать, насмехаться, язвить, льстить. Список можно

расширить. Здесь окажутся и принуждать, заставлять,

клянчить, канючить, выпрашивать и др. Ясно, что каждый

из этих глаголов в норме не образует перформативного я–

высказывания–действия: Я насмехаюсь над вами; Я поношу

вас и др.

В ходе работы над речевыми актами в коммуникатив- прагматическом и семантическом ключе автор этих строк обнаружил на базе кратко изложенных известных фактов и еще одну закономерность в бытовании слов с неблагоприятным для адресата или третьего лица значением, скорее, словообразовательного характера, по связи «действие – деятель». При этом именно действие дает имя

223

деятелю: чтобы человека назвали хвастуном, он должен сначала похвастаться.

Но прежде следует, на наш взгляд, коснуться более широкого отношения: деятельность с помощью речи – деятель или, иначе говоря, деятель в его речевой деятельности.

Люди, в практической, социальной, профессиональной, культурной и др. жизни, связанные с речепроизводством, часто получают наименование по виду действий. Можно рассмотреть несколько групп имен «речевого» деятеля. Как правило, в таких именах и речь, и конкретные поступки и действия взаимосвязаны (см. выше). 1. Названия п р о ф е с с и й , постоянных присущих человеку профессиональных и статусных задач: обвинитель (обвинять), защитник (защищать), судья (судить), советник (советовать) и даже повелитель (повелевать). Одни профессиональные и статусные наименования еще связаны с первоначальным значением глагола – обвинитель – обвинять; другие утрачивают такую связь: советник и советовать. Значимость профессий и тех действий, которые совершает обвинитель или защитник, дают веские обозначения результата – обвинение, защита. Эти наименования действительны и тогда, когда деятель обозначен интернациональным термином – прокурор,

адвокат: Прокурор вынес суровое обвинение; Адвокат

удачно выстроил защиту. Процессность, действенность этих результативных имен очевидна. Может быть и такое отношение, когда результат представляет собой одноразовое проявление: повелитель – повелевать – повеление (как, например приказ). В иных случаях слово обрастет новыми функциями, дополнительными оттенками и разной связью с речепроизводством. Так, защитник в футболе не актуализирует речь (по действию защищать), защитник

224

одноклассницы совмещает действия и речь, защитник в суде уже подготавливает целостный текст, произнесение которого и является его основным действием. 2. Группа названий деятеля по присущему постоянству р е ч е в о й д е я т е л ь н о с т и чтения, письма, слушания: читатель (в библиотеке), слушатель (на курсах), писатель (как профессия). Отсутствует слово говоритель (в соответствии с деятельностью говорения), может быть потому, что конкретных обозначений этого вида речевой деятельности в разных проявлениях множество: докладчик, лектор, чтец-декламатор и др. Здесь и номинации оценочных характеристик и процесса говорения: балабол, болтун и др., о чем ниже. 3. Группа названий деятеля  одномоментных или длительных р о л е в ы х действий. Некоторые номинации по роли связаны с юридическими терминами: проситель

(устар.), заявитель, ответчик, свидетель. Другие сближа-

ются с наименования постоянных поручений: информатор,

уведомитель, осведомитель. Третьи означают действие

здесь и сейчас: докладчик, рассказчик. Четвертые сближены с постоянством ролевых занятий: комментатор, толкова- тель, истолкователь. В этом случае можно отметить, что есть и пограничные явления, когда обозначение постоянства ролевых действий сплетаются с обозначением профессии,

например, проповедник, сказитель, комментатор и др.

4. Названия с в о й с т в человека, связанных с его речевой

р о л ь ю : утешитель, защитник, заступник, советчик,

примиритель и др. Как видим, здесь адресатно направлен- ные позитивные действия, и результат, как правило, полезен

адресату: утешение, защита, заступничество, добрый

совет. Примирение как результат усилий примирителя связано, видимо, с полилоговыми взаимодействиями участников процесса.

225

5. Названия с в о й с т в человека, связанных со спецификой его р е ч и , говорением. Эти свойства нередко имеют отрицательную оценку: крикун, болтун, говорун,

молчун, краснобай, словоблуд, брехун, пустобрех,

пустомеля, трепач и др. Здесь есть и некоторые образования от глаголов речи – характеризаторов (см.

выше): ворчун, шептун, мямля, нытик, бормотун. В этой

группе действия деятеля характеризуют его самого и как правило, не касаются адресата или касаются в малой степени. Поэтому и результат такого действия обозначен нечасто (напр., болтовня, ворчание, нытьё). 6. Особо выделяется большая группа отрицательно оценочных названий деятеля по его н е б л а г о в и д н о м у д е й с т в и ю , которое осуществляется с помощью р е ч и .

Результат действия такого деятеля – общественно осуждаемое деяние. В одних случаях действие направлено на адресата, в других случаях касается третьего лица:

обманщик, лгун, лжец, врун, враль. Обман и ложь могут быть

адресатно направлены и в этом случае распознаются или не распознаются адресатом (см. ниже), а могут касаться и третьего лица или события – ложное сообщение адресату о ком-то, чем-то. Речевое действие «говорить неправду» как видим, имеет в литературном языке 3 глагола: обманывать врать, лгать, 5 названий деятеля: обманщик, врун, лгун, лжец, враль – настолько большое место оно занимает в

жизни. Обидчик, насмешник, зубоскал задевают личность

адресата. Шантажист заставляет выполнять денежные выплаты и другие поступки в его пользу. Подстрекатель толкает на неблаговидное, а то и опасное действие. Льстец и комплиментщик своекорыстно преувеличивают похвалу.

Выдумщик и фантазер нередко обозначают тех, кто по свойству характера склонен привирать. Часто это относится

226

к детям и представляет собой норму в определенный период их развития.

Неодобряемое действие может быть одноразовым или длительным и постоянным и свидетельствовать о свойстве, признаке (говорун, болтун) человека, контекст уточняет это положение. Так, хвастун может совершать хвастовство здесь и сейчас, а может и носить в себе это свойство.

Речевое действие может быть направлено вышестоящей инстанцией, а неблаговидные поступки деятеля задевают третье лицо, а не непосредственного адресата. Так

поступают клеветник, доносчик, кляузник, ябедник,  ябеда, наушник, жалобщик.

Неблаговидные действия «речевого» деятеля могут вовлекать партнера по общению в диалог и полилог. Таковы

поступки спорщика и склочника.

7. Особенно интересно проследить отношение речевое действие – деятель применительно к речевым актам между «я» и «ты», «здесь» и «сейчас». Деятель в стихии речевого акта, как правило, вовлечен в действо и подчинен глагольной перформативности, поэтому обозначается отглагольной же единицей – причастием: сообщать – сообщающий (при отсутствии сообщатель), спрашивать –

спрашивающий (не спрашиватель), обещать – обещающий

(не обещатель), просить – просящий (см. выше проситель с другим значением), советовать – советующий (см. выше советник и советчик с другим значением), требовать –

требующий (не требователь), благодарить – благодарящий

(не благодаритель) и мн. мн. др.

Однако причастие как имя деятеля свойственно в большинстве случаев оценочно нейтральным или положительным обозначениям. Когда речевой акт н е г а т и в е н по отношению к адресату, причастие исчезает из речи и имя деятеля обозначается отрицательно

227

оценочным существительным: ты мне грубишь – грубиян; ты меня обижаешь – обидчик; ты насмехаешься надо мной – насмешник; ты мне врешь – врун, враль и мн. др.

В диалоговых взаимодействиях партнеров в непринужденном «ты»-общении инициальная реплика строится по интенции упрек, порицание, укор, неодобрение «ты»-партнера, а реактивная реплика – как интенция отпора, самозащиты, а также разоблачение намерения говорящего, если конечно, его замысел раскрыт: – Ты просто врун – Я не

врун!; – Ты зубоскал – Ничего подобного!; – Я знаю, что ты доносчик – Это не так!; – Кляузник несчастный! – А вот и нет!; – Склочник ты, и больше никто! – Сам ты склочник! –

и мн. др. Нередко можно слышать призыв к прекращению неблаговидного действия: – Перестань врать!; – Хватит

спорить, спорщик какой нашелся!; – Прекрати ябедничать,

я тебя не слушаю! – и мн. др. Ясно, что подобные речевые акты насыщены отрицательными эмоциями и повышенной экспрессией, поскольку здесь имена деятеля – это уже ярлыки с ярко отрицательным значением.

Надо думать, что в национальной и социально- культурной картинах мира номинации речевых действий деятеля и деятельности играют заметную роль. Особенно интересна, как видно, группа оценочно отрицательных названий, тогда как совсем немного слов, дающих положительные характеристики говорящего: Он острослов, остроумен. В этом случае более всего описательных

характеристик: – У него хорошая речь; – Он хорошо говорит; – За словом в карман не лезет; – Он дает меткие характеристики; – Умеет позабавить и т.п.

Таким образом, складывается следующая картина: если в своих речевых проявлениях человек поступает хорошо или оценочно нейтрально, то это норма, на которой не стоит заострять внимания. Но если он в своей речи проявил себя

228

плохо, с позиций, не одобряемых нормативным общественным поведением, он получает «ярлык», способный осудить его, заклеймить, нередко обидным, а то и постыдным словом. И национальный словарь отмечает и хранит эти яркие номинации.

В статье описаны предварительные наблюдения.

Дальнейшая задача состоит в том, чтобы обнаружить в толковых и других словарях полные списки номинаций деятеля в сфере речи – оценочно нейтральных, негативных и позитивных, связанных с речевыми актами, речевым поведением, коммуникативным взаимодействием людей.

Важно также пронаблюдать, как ведут себя оценочно разнообразные глаголы речи и речевые номинации деятеля в национально-культурных картинах мира в сравнительно- сопоставительном аспекте.

Литература

Балакай А.Г. Словарь русского речевого этикета. – М., 2001, 2006.

Вендлер З. Иллокутивное самоубийство. Новое в зарубежной лингвистике. Выпуск XVI.

Лингвистическая прагматика. – М., 1985.

Кобозева И.М. О границах внутренней стратификации семантического класса глаголов речи. Вопросы языкознания. 1985. № 6.

Савельева Е.П. Номинации речевых интенций в русском языке и их семантико-прагматическое истолкование.

Дисс… канд. филол. наук. – М., 1991.

Семантика глаголов речи с точки зрения теории речевых актов (гл. IV, автор Гловинская М.Я.) – Русский язык в его функционировании. – М., 1993.

Формановская Н.И. Речевое взаимодействие: коммуникация и прагматика. – М., 2007.

229

Общение как единство речевой деятельности и речевого поведения

Проблемы речевой деятельности, как и речевого поведения, в русистике более всего исследовал А.А. Леонтьев, стоящий у истоков науки  психолингвистики.

Будучи доктором филологических наук и доктором психологических наук, А.А. Леонтьев исследования языка сопрягал с изучением мышления, сознания, менталитета, национально-культурных стереотипов. Вводя в преподавание русского языка как иностранного понятия этнокультурных основ языкового образа мира. Он писал: «… в основе мировидения и миропонимания каждого народа лежит своя система предметных значений, социальных стереотипов, когнитивных схем. Поэтому сознание человека всегда  этнически обусловлено; видение мира одним народом нельзя простым перекодированием перевести на язык культуры другого народа» (Леонтьев, 1993). А также: «Культурную специфику общности, язык которой мы преподаем, составляет в большей мере система смысловых единиц, конституирующая образ мира и выступающая в деятельности как ориентировочная основа, нежели система речевого реагирования или речепорождения. Этот образ мира построен не из вербальных, а, скорее, из предметных значений» (Леонтьев, 1996).

В связи со сказанным приведем пример. Китайские русисты, начинающие изучение русского языка, берут себе русские имена (в учебных целях), как бы приобщаясь к

230

культуре русских. Эти имена, как правило, гипокористики, т.е. сокращенные  формы от полных паспортных: Надя, Таня, Катя; Федя, Коля, Миша. В культурном сознании китайца имя у человека имеет одну неизменяемую форму.

Поэтому, получая эту форму русского имени, китаец не бывает осведомлен, что это лишь одна из многих форм типичного русского имени с социостилистической ограниченностью отношениями дружескими, семейными. И вот в одном из университетов с русскими коллегами знакомятся «доктор наук Таня», она представляет «декана факультета Федю» и «заместителя декана Сашу», что с точки зрения русской культурной традиции совершенно невозможно.

Другой пример. Аспирантка из Индонезии, у которой два имени, но нет фамилии, как у представителя языка и культуры своей страны, заинтересовалась русским личным именем и сделала его объектом своего  диссертационного исследования. Анализируя тысячи примеров из художественных текстов XIX – XX вв., она выявила тонкий ситуативно-социальный выбор говорящим  в этикетных ситуациях знакомства и обращения: сочетания «господин + фамилия» (Господин Петров!); одиночной фамилии (Петров!), имени-отчества (Сергей Иванович!); одиночного отчества (Иваныч!); полного имени (Сергей!), сокращенного (Сережа!), суффиксального диминутива (Сереженька!). А далее пошли непреодолимые трудности с суффиксальными диминутивами. Так, от имени Наташа образуются формы Наташенька, Наталочка, Натусенька. От имени Катя не образуются «Катусенька», «Каталочка», однако есть Катюша, Катюшенька, при этом нет «Натюшеньки» – несть числа «незакономерностей».

Однако русский ребенок, вступая в деятельность с предметным миром и с сообществом взрослых и детей,

231

усваивает невероятное разнообразие русских диминутивов и не делает ошибок в выборе: Колян, но не «Андреян», Андрюша, но не «Мишуша», Мишуня, но не «Никуня».

Алёша!, но нельзя «Колёша».

То же у русского ребенка и с нашим разноместным и подвижным ударением: он всегда скажет рукả, и рỳку, но зả руку… По этому поводу Н.В. Уфимцева пишет: «… ребенок входит в мир культуры, т.е. в мир культурных предметов, и в мир человеческих отношений, а язык как деятельностная структура – это тот удивительный инструмент, который предлагает ему культура для решения этой сложной задачи» (Уфимцева, 2011).

Вывод же для РКИ из сказанного один: умелый методический отбор языкового/речевого материала, сопряженного с обычаями и традициями употребления в культуре носителей изучаемого языка, потребный на данном этапе, при данных целях и задачах обучения.

Преподавателю и исследователю в этом случае помогают поиски и находки в психолингвистике, а также в этнопсихолингвистике.

Как известно, психолингвистика изучает а) теорию речевой деятельности и б) теорию речевого поведения.

Ясно, что эти направления востребованы коммуникативной лингвистикой, поскольку общение составляют процессы речевой деятельности в совокупности с речевым поведением.

Заметим, что в психологии деятельность определяется

как мотивированное, целенаправленное, сознательное

проявление; поведение – как лишенное сознательной мотивировки и целеполагания привычное, обычное,

традиционное автоматизированное проявление.

Хорошо известно, что в преподавании иностранных языков, в том числе РКИ, широко используются 4 вида

232

речевой деятельности, два из них продуктивных – говорение и написание (письмо) и два рецептивных – (слушание и чтение).

В процессе общения, по крайней мере, 2 участника (а в разных видах общения число участников различно) взаимодействуют: один  является говорящим/пишущим

автором, адресантом, второй – слушающим/читающим, принимающим сообщение – адресатом.

Рассмотрим, какие стороны деятельности свойственны одному и другому.

Адресант активен и деятелен как инициатор общения. 1. Он ориентируется на адресата, его социальный статус, роли, возможные интересы, либо непосредственно (в межличностном общении), либо обобщенно (в публичном общении), либо прогнозируя свойства адресата (в массовой коммуникации). 2. Адресант выбирает тему своего высказывания, сообщения, сообразуясь с возможными знаниями и интересами адресата. 3. Мотивационно-целевой субстрат коммуникативной ситуации порождает в адресанте коммуникативное намерение (речевую интенцию) либо сообщить информацию, либо запросить её, поставив вопрос, либо побудить к чему-либо, попросив, предложив и т.д. что- либо… 4. Тема и интенция побуждают к выбору языковых / речевых средств в высказывании / дискурсе и вступление в общение при использовании контактного средства (например, обращения; метаобращения «знаете» и т.п.) (сложнее в художественном тексте, которого не затрагиваем).

Адресат как второй участник речевого взаимодействия, во многих работах назван реципиентом, т.е.

233

воспринимающим; иные прямо говорят о пассивной роли адресата (Г.Я. Солганик). Однако наши наблюдения свидетельствуют о том, что адресат – второй активный участник коммуникации. 1. Адресат (в любом из видов общения) невольно заставляет адресанта ориентировать текст на свои социальные свойства и предполагаемые интересы, что уже в этом случае для автора текста делает его значимым, а стало быть, невольно активным участником коммуникации. 2. Адресат воспринимает посланные ему высказывания / дискурс / текст. Акт восприятия – сложная психическая деятельность по приему и преобразованию информации, с включением органов восприятия (чувств) – зрения, слуха и даже осязания, а также мышления, сознания и осознания важности/неважности информационного посыла, интереса к нему и т.д. 3. Адресат понимает основное значение воспринимаемого высказывания / дискурса / текста, т.е. соотносит его с действительностью. Так, высказывание «Пойдём вечером в кино» понимается как предложение к действию; высказывание «Завтра у меня зачёт» понимается как сообщение о предстоящем учебном отчёте преподавателю; однако, совмещённые как реплики диалога, эти высказывания требуют уже акта интерпретации. 4. Адресат интерпретирует полученную информацию.

Диалог: – Пойдем вечером в кино! – Завтра у меня зачёт –

заставляет включать механизмы пресуппозиции и импликации, чтобы из первоначально несвязанных значений высказываний составить осмысленный дискурс: «Ты знаешь,

что я учусь, сдача зачёта – сложное дело, вечером я буду готовиться, поэтому буду занят и не смогу пойти в кино».

Такая элементарная интерпретация, основанная на представлениях об обиходных бытовых явлениях жизни,

234

доступна и иностранцам, изучающих русский язык. Однако интерпретация, опирающаяся на фоновые культурные знания, на прецедентные тексты, как правило, иностранцам недоступна. Между тем русский журналист рискует назвать свою газетную заметку так: «Изба сгорела, конь ускакал». В сознании русского адресата ассоциативно всплывают стихи Н.А. Некрасова о русской женщине, которая «коня на скаку

остановит, в горящую избу войдет». Стало быть, в газетной

заметке речь идет о неудаче женщины, скорее всего деловой. 5. Адресат, получающий информацию, как правило, выстраивает свой дискурс. (Прохоров, 2003). В случае приведенного выше диалога, где роли адресанта – адресата переменены, адресат может закончить общение итоговой

репликой: – А-а-а, понятно.

6. Адресат, как правило, реагирует на информацию действием или речью вместе с действием. «Реплика» адресата может быть и безмолвной. Например, мать говорит: – Тань, выключи газ под супом. Дочь молча встает и идет выполнить порученное. Словесной реплики адресата не последовало, однако коммуникативное взаимодействие состоялось.

Следует также обратить внимание на деятельность адресата – читателя в дистантном опосредованном текстовом общении.

Активность читателя – адресата художественного текста убедительно представлена в работах проф. В.В. Прозорова (2005, 2010). В статье «Интерактивные ресурсы художественного текста» В.В. Прозоров показывает, какими приемами и средствами пользуется автор художественного труда, чтобы «заманить» читателя и сделать его подлинным заинтересованным адресатом своего произведения.

Поначалу возбуждается внимание читателя (Однажды в

городе N…; Все смешалось в доме Облонских…), при этом

235

внимание, по мнению писателя, будет сопровождать читателя и при дальнейшем чтении. Перипетии в жизни и отношениях героев приводят читателя в фазе соучастия, сопереживания, что в значительной мере поддерживает интерес к произведению. Заключительная фаза – открытие, по мысли В.В. Прозорова, как вскрытие глубинного смысла произведения, возможна лишь тогда, когда это произведение таким смыслом обладает – это классика. В.В. Прозоров проделал подобное исследование и по отношению к публицистическому тексту. Автор этих строк проанализировала отношения автор – читатель как взаимодействие адресанта и адресата в научном тексте. Фаза внимания возникает уже при встрече читателя с именем известного автора («этого» надо обязательно прочитать), при осмыслении заголовка научной работы («об этом» надо прочитать). В фазе соучастия читатель научного произведения нередко вступает в полемику, спор с автором; нередко мысленно выражает свои согласия и несогласия с предложенной концепцией – иными словами, подлинно участвует, мысленно «соучаствует» в обсуждении проблем.

Фаза открытия, естественно, присутствует при чтении истинно ценного научного произведения.

Обобщенное видение автора и читателя как взаимодействующих адресанта и адресата, конечно, не исключает тех разнообразных индивидуальных различий и в объеме научных знаний, и в конкретных проблемных интересах и мн. др. И тем не менее, активность адресата научного текста также может быть констатирована.

Напомним, что вне адресата (реального, предполагаемого, гипотетичного) и адресант перестаёт быть таковым, так как только наличие адресата даёт ему право на названную роль.

236

Итак, речевые действия как психолингвистическая реальность обеспечены активными взаимодействиями двух главных действующих лиц коммуникации.

Необходимо учитывать и роль косвенного (вторичного) адресата, который оказывается нередко основным получателем информации. Так, например, телевизионное интервью с политиком рассчитано не только на непосредственного адресата – журналиста, но главным образом на опосредованного потребителя – телезрителя.

Выделяется также коммуникативная фигура наблюдателя, не участвующего вербально в общении, но влияющего на речевое поведение говорящих.

Вторым важным составляющим коммуникации, наряду с речевой деятельностью, является речевое поведение.

Как упоминалось, поведение ориентируется на обычаи и

традиции культуры, на то, что так принято, так надо

поступать. Как и навыки речевой деятельности, привычки к национально специфичному речевому поведению приобретаются с детства и сохраняются на протяжении жизни, обладая большой устойчивостью.

Речевое поведение, примеры которого приводились в начале, упоминается во множестве лингвистических работ, однако суть явления не определяется, видимо, относясь с самоочевидным.

Обнаружилось, что в современной коммуникативной лингвофилологии множество отдельных ветвей и направлений связано именно с речевым поведением. 1. Прежде всего это этикет и речевой этикет. В определении сущности речевого этикета указывается, что это национально специфичные социально заданные, определяемые статусно-ролевыми и личностными отношениями правила речевого поведения в ситуациях установления, поддержания, размыкания коммуникативного

237

контакта. Когда человек говорит другому: – Здравствуйте!, или – Извините, или – Спасибо и т.д. – никакого нового и важного информативного смысла не передается, однако не выполнять эти привычные, традиционные речевые действия невозможно, так как это будет грубым нарушением именно поведения и может привести к неприятным последствиям. 2. Поле вежливости, вербализуемое речевым этикетом, содержит речеповеденческие и поведенческие единицы, демонстрирующие уважение к адресату. Поэтому не всё, что этикетно – вежливо, но всё, что неэтикетно – невежливо.

Есть масса ситуаций дружеского, семейного, фамильярного, грубоватого общения, где нет необходимости особо демонстрировать уважение к партнёру – здесь царят дружба, любовь, свойство'. Однако собственные правила поведения

есть. Ср. – Мужик, третьим будешь? 3. Область невербальной коммуникации (Крейдлин, 2002)

полностью относится к поведенческой сфере. Позы, жесты, мимика, касания, выражения глаз, улыбки исключительно коммуникативны и в то же время невербальны. Однако их объяснение, определение, истолкование, словарная презентация совершаются описательно, в нарративном речевом режиме. Более национально-специфичной области коммуникативного поведения, чем невербальные знаки, трудно отыскать. 4. Прагмалингвистика в своих основных направлениях, в частности, в постулатах Г.П. Грайса и Дж. Лича, представляет правила того, каким надо быть и как вести себя в общении. Напомним, что максимы, например, Дж. Лича – это требования такта великодушия, одобрения, скромности, согласия, симпатии. Все они прежде всего связаны с речевым и неречевым поведением коммуникантов. 5. Положения теории речевых актов говорят о действиях с помощью речи, многие из которых определяются

238

поведенческими правилами. Так обстоит дело в декларативных, директивных, этикетных речевых актах, да и для исполнения других речевых действий нередко прилагаются правила речевого поведения. 6. Многие положения лингвокультурологии опираются на учет культурных обычаев и традиций этноса, а из этого следует важный вывод: нарушение, подмена обычаев, традиций, того, что должно неукоснительно исполняться в данной национальной культуре речевого и неречевого поведения, шокирует адресата (адресатов), приводит в состояние дискомфорта, а то и культурного шока.

Подчеркнем, что с точки зрения адресата, языковые ошибки в речевой деятельности другого как бы не затрагивают личности адресата, ошибки же в несоблюдении национально традиционного порой буквально ранят партнёра по общению.

Наметим лишь некоторый перечень подобных речеповеденческих несоответствий в конкретных примерах.

Нарушений в речевом этикете подмечено больше всего.

Так, по утрам студенты в Корее встречали преподавателя вопросом: Вы завтракали? Преподаватель ощущал «подобное вторжение в личную сферу» как странную бестактность говорящих, которые на самом деле посылали адресату переведенное на русский язык корейское утреннее приветствие («доброе утро»).

Автор этих строк, командированная в Венгрию, встречаясь с коллегами, часто слышала: – Чокколам!, что, как она поняла, является приветствием. Решив порадовать коллегу, которого увидела утром, произнесла: – Чокколам!,

на что услышала: – Ой, как нехорошо! Никогда так не делайте! – Но ведь я сказала «здравствуйте». – Да, это «здравствуйте», которое произносит только мужчина по

239

отношению к женщине, потому что значит: «целую ручки».

Предложение собственного культурного стереотипа представителю иного этноса также вызывает  отторжение, часто как невежливое. Проф. Преображенский (МГУ, ИСАА) вспоминает, как, будучи студентом 4 курса японского отделения, он поехал на практику в Японию. Стоя в автобусе за человеком у выхода, он на «хорошем» японском языке построил вопрос: – Вы выходите на следующей остановке? На что получил ответ недовольного

человека: – Какое Вам дело? Хочу выхожу, хочу не выхожу,

что свидетельствует об отсутствии подобного русскому транспортного стереотипа в Японии, поэтому вопрос был истолкован как бестактное «вторжение в личную сферу».

В Китае после окончания семинара и конференции был устроен банкет, на котором с бокалом вина к автору этих строк подошел декан факультета и произнес: – За Ваше

здоровье, Наталья Ивановна, особенно в Вашем возрасте!

Шокирующее европейскую женщину упоминание возраста в китайской культуре означает лишь то, что возраст человека почитается самым достойным признаком.

В невербальной коммуникации, в прагматике ошибок столь же много. Описана значимость улыбки у разных народов. Японская улыбка может сопровождать дурное известие, ее назначение – поменьше огорчать адресата.

Однажды автор этих строк, беседуя с японским стажером, села перед ним в привычной позе «нога на ногу».

После деловой беседы стажер, с которым уже были доверительные отношения, посоветовал никогда не садиться перед японцем в такой «малоприличной» позе.

Интересно давнее замечание проф. В.М. Алпатова о переводе на японский язык пьесы М. Горького «Васса Железнова». У русского автора Васса называет старшего

240

брата, пьяницу и бездельника, на «ты», а образованного делового управляющего – на «Вы». Японский переводчик вынужден был привести суть статусно-ролевых отношений к правилам японской культуры: брат по старшинству получил уважительные формы, аналогичные русскому «Вы», а управляющий как слуга – неуважительные формы, аналогичные «ты».

Примеры можно множить до бесконечности. А суть их в том, что они ярко демонстрируют отношения языка и культуры, более всего проявляющиеся именно в речевом поведении.

Подводя итоги, можно сделать следующий вывод.

Теория речевой деятельности изучается в целостной разветвленной науке – психолингвистике; теория речевого поведения, пока существует на уровне отдельных интересных наблюдений, которые предстают как серии примеров нарушений этикета, вежливости, невербальной коммуникации, прагматических постулатов, культурных стереотипов и т.д. Видимо, количественные накопления наблюдений и примеров должны дать стимул к созданию теоретических обобщений, возможно, среди проблем лингвокультурологии (Красных, 2011), когда мы осознаем, что речевая деятельность, продиктованная мотивированным, целесообразным сознательным выбором, сополагается с речевым поведением, лишенным сознательной мотивации автоматизированным следованием культурным стереотипам обычаев и традиций этноса.

Таким образом, в коммуникации речевая деятельность позволяет нам производить / принимать содержательно новые информативные дискурсы / тексты, а речевое поведение как социальное вынуждение ведет по шаблонным дорожкам культурных стереотипов, без которых нет адекватного общения.

241

Библиография

Леонтьев А.А. Языковое сознание и образ мира// Язык и сознание: пародоксальная рациональность. – М.: Институт языкознания РАН, 1993. С. 16–21.

Леонтьев А.А. Язык не должен быть «чужим»: Этнолингвистические аспекты преподавания языков. – М.: ММА им. И.М.Сеченова; – Институт языкознания РАН. 1996. С. 41–47.

Уфимцева Н.В. Язык, культура, сознание: психолингвистический аспект: Русский язык в условиях языковой и культурной полифонии. – М., 2011. С. 175–182.

Прозоров В.В. Власть и свобода журналистики. – М., 2005.

Прохоров Ю.Е. Действительность. Текст. Дискурс. – М., 2004.

Прозоров В.В. До востребования. – Саратов, 2010.

Крейдлин Г.Е. Невербальная семиотика. – М., 2002.

Красных В.В. Основные постулаты и некоторые базовые понятия лингвокультурологии // Русский язык за рубежом, №4, 2011.

242

Размышления о филологическом образовании

Социологи подметили парадокс: опрос русских школьников показал, что самый нелюбимый предмет – русский язык, а самый любимый преподаватель – учитель русского и литературы. Но парадокса нет. Школьная программа не вызывает интереса у обучаемых, она почти вся направлена на орфографию (Милославский, 2006), а вот учитель как личность интересен: глубокое филологическое образование делает его человеком широкого гуманитарного мировоззрения, позволяющего осознавать свое место в обществе, в культуре, в мире. И это для учеников важно.

Филологический факультет Института русского языка им. А.С. Пушкина набирает силу. Он достойный наследник лучших традиций филологического факультета МГУ им.

М.В. Ломоносова, потому что основные «строители» Института – это «ломоносовцы», прикоснувшиеся к гению филолога-энциклопедиста В.В. Виноградова и его соратников – корифеев нашей науки. И нынешний ректор – доктор педагогических и доктор филологических наук, профессор Юрий Евгеньевич Прохоров, и президент Института – доктор филологических наук, академик РАО, профессор Виталий Григорьевич Костомаров – родом оттуда, из МГУ им. М.В. Ломоносова, как и многие, многие ведущие наши специалисты.

Филология – древнейшая и мудрая наука. Филология – это любовь к слову. Слово в общении в широком смысле – строитель всей жизни человека, оно организует нашу повседневность  и общественную, и социальную, и научную,

243

и деловую, и религиозную, и досуговую жизнь, потому что человек существует в общении – взаимообмене разного рода информацией с помощью речевых единиц, построенных из единиц языка.

Слово создает свое искусство – русскую литературу, являясь тем «мрамором», из которого высекаются шедевры.

Профессор В.В. Прозоров уверяет, что лучше всего суть этого искусства определил А.С. Пушкин: «Душа в заветной лире» (Прозоров, 2006). Помните: «Нет, весь я не умру.

Душа в заветной лире мой прах переживет…». В художественных текстах – душа и дух народа, его менталитет и культура, этические и эстетические законы.

Слово вездесуще и всепроникающе, поэтому изучение Слова, его звучания, лексического значения, глубинной семантики, грамматики, стилистики и мн. др. приводит нас к пониманию дискурсов / текстов, в которых отражено существо наших дел. Художественная образная субстанция Слова как литературный текст фиксирует жизнь во всех проявлениях, и это великое гуманитарное знание учит жизни все новые и новые поколения.

В научной и образовательной филологии есть две большие ветви – языкознание и литературоведение. В литературоведении автор этих строк не специалист, поэтому позволяет себе размышлять о языкознании, объектом которого являются язык, речь, общение – во всей полноте многообразного проявления. Здесь важно определить, что

есть что.

Обратимся к словарным толкованиям понятий язык и

речь.

Язык. 1. Орган в полости рта (а также кушанье). 2. (ед. ч.) Способность говорить, выражать свои мысли, речь. 3. Система словесного выражения мысли, обладающая звуковым и грамматическим строем и служащая средством

244

общения в человеческом обществе. 4. Разновидность речи, обладающая теми или иными характерными признаками.

Разговорный язык. Литературный язык. Воровской язык.

5 (ед. ч.) Способ выражения, стиль, свойственный кому-,

чему-л. Язык художественного произведения. Язык

Пушкина. 6. Словесно выраженная мысль, речь того или

иного содержания. Острый, злой, правдивый язык.

7. (ед. ч. То, что выражает что-л. Язык животных. Язык цветов. 8. (устар.) Народ, народность. 9. (одуш.) Пленный.

Взяли языка. 10. Металлический стержень в колоколе, производящий звук ударами о стенки (для нас актуальны все значения, кроме 1, 8, 9, 10).

Отметим, что словари приводят огромное количество фразеологии со словом язык. И все эти значения отражают наивную картину мира русского носителя языка.

Речь. 1. (ед. ч.) Способность пользоваться языком слов.

Речь отличает человека от животного. 2. (ед. ч.) Звучащий

язык, язык в момент произношения. Северную речь легко узнать по оканью. 3. (ед. ч.) Характер произношения или

произнесения. Невнятная речь. Гортанная речь. 4. Тот или иной стиль языка, слог. Художественная речь. Деловая речь.

5. (мн. ч., ед. ч.) Слова, разговор, то, что говорят. Мудрые

речи. Слышу речь не мальчика, но мужа. 6. (ед. ч.) Разговор, рассуждение, беседа. О чем речь? Не о том речь. Об этом не может и речи. 7. (ед. ч.) Слух, молва. В народе идет об

этом речь. 8. Публичное выступление на тему, обращенное

к слушателям. Приветственная речь. Речь прокурора.

9. (ед. ч.) Группа слов, предложение, представляющее чье-

либо высказывание (грамм.) Прямая речь. Косвенная речь.

Велика в словарях фразеология и со словом речь.

Как видим, в некоторых значениях язык и речь отождествляются, их значения пересекаются. Таким образом, в наивной, в научной картине мира употребляют:

245

владеть родным языком, изучать иностранный язык, у него образный язык и т.п., имея в виду неразрывность языка –

речи – общения; говорят: речевое общение, речевой акт,

речевая интенция, речевой этикет и т.п., имея в виду общение – речь – язык. При этом понятно, почему некоторые, в том числе очень крупные ученые не считают важным отделение языка от речи в исследовательских целях.

Наиболее полно и убедительно представила разграничение языка и речи Н.Д. Арутюнова в Лингвистическом энциклопедическом словаре. Она определяет речь как конкретное говорение, протекающее во времени и облекаемое в звуковую или письменную форму.

Процесс речи и ее результат в виде произведения – текста отличаются от языка-кода, системы объективно существующих социально закрепленных знаков, соотносящих понятийное содержание и звуковую оболочку и подчиняющихся правилам их соединения и употребления.

По мнению Н.Д. Арутюновой, язык потенциален, конечен,

формален, стабилен, объективен, имеет уровневое устройство. Речь субстанциональна, конкретна, развертывается во времени и пространстве, бесконечна, активна, динамична, линейна, субъективна, вариативна, контекстно и ситуативно обусловлена. Думается, этих

отличий достаточно, чтобы считать язык и речь двумя разными объектами лингвистического рассмотрения.

Наиболее изучен в своём уровневом пространстве именно язык.

Речевой процесс как дискурс и результат как текст сегодня активно изучаются. Существует большое научное направление под названием речеведение, объединяющее и изучающее немалое число речеведческих дисциплин. Их отличие от строго языковедческих очевидно: последние исследуют уровни языка как фонетику и фонологию,

246

морфологию и синтаксис, словообразование, лексикологию, фразеологию и т.д. Речеведение же анализирует речевые произведения с точки зрения того, как именно и какой образуется текст и какие средства в этом участвуют. Текст рассматривается с разных точек зрения: нормативности, правильности (культура речи), специфики в разных сферах социальной деятельности с помощью речи (стилистика), выразительности, воздейственности, эффективности, красоты (риторика) и т.д.

Думается, что речь в процессе ее осуществления (дискурсный план) и в полученном результате (текстовый план) изучается как произведение автора, прежде всего, т.е. в «линейном» ракурсе. Так анализируется устная публичная и устная научная речь; разговорная речь; так анализируются письменные тексты в разных аспектах во множестве публикуемых работ; так описываются тексты функциональ- ных разновидностей и речевые жанры. Представляется, что в дальнейших исследованиях речеведения в целом и каждой его отдельной ветви с разных сторон и под разным углом зрения так много собственных проблем в анализе дискурсов / текстов, в том числе под влиянием огромного числа экстралингвистических факторов, что речь – дискурс – текст как объект риторики, культуры речи, стилистики, социолингвистики, психолингвистики, этнолингвистики, когнитивистики, лингвокультурологии и т.д. пока еще неисчерпаем. Естественно, что изначально предполагается адресованность любого текста, однако этот момент в речеведении, скорее, лишь постулируется. «Объемность» же речевых взаимодействий принадлежит общению. Общение в классических толковых словарях определяется всего одной строкой: «Связь, отношения».

Восполняет этот пробел выпущенный в 2005г. словарь- справочник «Эффективная коммуникация», третий раздел

247

которого посвящен лингвистическим основам общения. Но и в этом произведении во многих словарных статьях общение сплетается с речью. (Оговорим, что употребляем термины общение и коммуникация как синонимы, так как удобное прилагательное – коммуникатитвный – образуется от последнего слова).

Общение целесообразно определить как социально-

коммуникативное взаимодействие (по крайней мере, двоих) по обмену информативным и фатическим содержанием в соответствии со статусом, ролевыми и личными, в том числе психологическими, отношениями коммуникантов для воздействия друг на друга, регулирования речевого поведения с целью достижения внекоммуникативного и коммуникативного результата (Формановская, 2007).

В общении два активных субъекта – адресант и адресат.

Активность адресанта самоочевидна.

Рассмотрим подробнее проявления активности адресата. 1. Адресат как невольный соавтор текста выражает себя в том, что любой автор, спонтанно и автоматизировано вступающий в речевой контакт, либо сознательно готовящий текст для круга посвященных, обязательно ориентируется на адресата в выборе темы, стиля, жанра, языковых средств и т.д. Такой адресат может иметь разные воплощения. а) Внедиалоговый, не отвечающий, иногда виртуальный.

Так адресуют молитву божеству, высшим силам, не ожидая ответной реплики, но надеясь на действенную помощь; жанры заговоров, сглазов, проклятий и т.п. в суеверии также обращены к гипотетическим адресатам.

В мысленном «разговоре» с собой возможна самоадресация, либо адресация к другому, не отвечающему.

Внедиалогов ритуал прощания с покойником.

248

Внедиалогова адресация к предметам и явлениям. Здесь перед нами квазиобращения как авторский поэтический прием в художественном тексте.

Условно-диалогово общение с домашними животными.

Во всех перечисленных случаях адресат помечается в ты-формах дейксиса (реже вы множественного числа). б) Адресат массовый – прогнозируемый, обобщенный, с которым автор надеется вступить или вступает в опосредованное дистантное общение. Таков адресат художественного, научного, делового, публицистического и др. произведения. Для создателя любого текста необходим получатель, независимо от того, будет ли текст воспринят непосредственно и контактно или между автором и читателем окажется значительное пространство и время.

Своеобразие адресата, его предполагаемые  социальные признаки, фоновые знания, апперцепционная база и т.д. требуют от адресанта соответствующей настройки в реализации текста: научная статья, деловой документ, детская сказка, дамский роман, газетный фельетон и мн.др. в) Публичный конкретизируемый адресат предстает в своей обобщенной и общей для множества получателей дискурса / текста роли. Это представители учебной аудитории, родительского собрания, участники конференции и даже митинга и т.п., чаще в поле зрения автора дискурса. г) Единичный конкретный персональный адресат выступает в контактном непосредственном общении или в дистантном опосредованном – в жанре эпистолы, посвящения, послания, эпиграммы. Специфика адресации определяется множеством признаков сферы и среды общения, социальных и психологических ролей участников.

Любое речевое действие рассчитано на адресата, часто на удовлетворение его пресуппозиций и интенциональных ожиданий, на инференции и перлокутивный эффект.

249

2. Адресат как субъект восприятия, понимания и

интепретации дискурса/текста. Восприятие как психический процесс связано с органами чувств. Понимание и интерпретация осуществляются в сложных когнитивных операциях на основе знания и интуиции. Уже элементарный

межличностный дискурс: – Ты не хочешь пойти завтра на концерт? – Послезавтра сдаю английский – позволяет

распознать интенцию предложения совершить действие и интенцию отказа в силу занятости, выраженную имплицитно в контекстуально-ситуативном непрямом речевом акте (поскольку отдельно взятое высказывание смысла отказа не содержит). Здесь, кроме знания языка, потребен учет пресуппозиций и импликаций, социального и культурного фона, ментальных стереотипов, фразеологии и паремий, а также многочисленных лингвокультурем, позволяющих распознавать, что стоит, например, за газетным заголовком:

«Изба сгорела, конь ускакал» – о карьерной неудаче деловой

дамы. На интуиции и догадке построен комический эффект обманутого ожидания в анекдотах. Хранящиеся в памяти языковой личности ментально-лингвальные блоки «язык- образ» – это кванты национально-культурных знаний и пониманий, позволяющие общаться в бесконечно разнообразных ситуациях (Гаспаров, 1996). 3. Адресат в позиции отвечающего, т.е. меняющий коммуникативную роль слушающего на роль говорящего, ориентируется в ситуации общения, среди компонентов которой целый комплекс названных выше условий и обстоятельств коммуникативной деятельности, включая участников, место и время, мотивы и цели, формы речи и типы общения и т.д. При этом первостепенное значение приобретает ориентация на предшествующий дискурс / текст, на вербальное и невербальное взаимодействие (при устном непосредственном контакте). Учет предшествующей

250

информации безусловно связан с пониманием и интепретацией этой информации применительно к собственному жизненному и языковому (а также параязыковому) опыту, интеллектуальному и национально- культурному тезаурусу, собственным мнениям, предпочтениям, оценкам, отношениям, компетенциям и т.д. и т.п. Возникает диалог, исследованию которого в последнее время посвящен ряд интересных работ.

Круг вопросов, бегло очерченных в связи с отношениями адресанта / адресата обширен. В.В. Прозоров отмечает 3 ступени активности адресата письменного текста. а) Первая ступень активности – это внимание адресата. Сфера внимания возбуждет ситуационный интерес, читатель заинтригован фабулой и сюжетом («однажды», «внезапно», «и вдруг», «но тут», «и вот» – те «крючки», на которые нанизывается внимание активного читателя). б) Вторая ступень активности адресата – соучастие – разного рода сближения, сопоставления, ассоциации мира текстовой – другой, вторичной реальности с собственными жизненными коллизиями. Здесь творчество читателя с помощью его собственного опыта воссоздает образы действующих лиц, их внешний вид, внутренний мир, обстоятельства жизни, время и место действия и т.д. в) Третья ступень активности наступает лишь при общении читателя с качественным текстом, подлинной литературой, классикой – это, по Прозорову, открытие. Оно связано с заветными смысловыми глубинами авторского мировидения и мироотношения. Здесь – движение адресата от внешнего к внутреннему, вглубь текста. Это взрыв очищения, обновления, потрясения. Таков активный «диалог» автора и читателя художественного текста.

251

Несколько иначе в третьей ступени обстоят дела при чтении публицистики, научного и др. произведения, но всюду заинтересованный адресат активен.

Итак, в коммуникативной лингвистике в поле зрения исследователя отраженные в дискурсе / тексте взаимодействия адресанта и адресата. – в речевых актах; в диалогах, высказывания в которых наполнены сложными значениями / смыслами, в том числе и интенциональными; в стратегиях и тактиках общения; в речевых ходах и поступках; в коммуникативном поведении (Прохоров, Стернин, 2002); в нормативных правилах речевого этикетного выбора (Балакай, 2001, 2006); в широко известных прагматических принципах общения, исследованных П. Грайсом и Дж. Личем и мн.др.

Эффективная коммуникация личностей, обладающих качеством коммуникабельности, сегодня востребована рыночной экономикой (см. объявления о приеме на работу).