Она была поэтом
методическая разработка по литературе (11 класс) по теме

Литературно - музыкальная композиция: урок - игра.

«ОНА БЫЛА ПОЭТОМ»

А.А. Ахматовой посвящается

Фатейчев Сергей Николаевич –

учителя русского языка и литературы

email – school68@kubannet.ru

        Звучит музыка Прокофьева (начало VII симфонии).

В элегантных костюмах с портфелями и папками в руках в зал входят окололитературные сплетники.

- Вы слышали? Ахматова и Зощенко исключены из Союза писателей?

- Правильно, они давно исписались.

- Эти декадентские стишки Ахматовой никому не нужны.

- Да, вы правы, коллега, соцреализмом там и не пахнет.

- А Ахматова в войну из блокадного Ленинграда сбежала. И ни одного стихотворения о наших войнах не написала.

- Вся страна на грани великих событий. Восстановление хозяйства, в колхозах работы невпроворот, а она про любовь…

- Правильно, правильно. Ахматова… что-то фамилия знакомая.

- Какая-то странная фамилия.

- Почему же странная? Впрочем, это псевдоним Анны Горенко. Ахматова – фамилия прабабки Анны Андреевны, татарки.

        Толпа сплетников застывает в луче прожектора. Раздаётся голос из темноты: (Слайд №2)

        Я родилась 11 июня 1889 года под Одессой. Мой отец в то время был отставной инженер-механик флота. Годовалым ребенком я была перевезена на Север – в Царское Село. Там прожила до 16 лет. Каждое лето проводила под Севастополем, на берегу Стрелецкой бухты и там подружилась с морем. Первое стихотворение написала в 11 лет.

        Стихи начались для меня не с Пушкина и Лермонтова, а с Державина («На рождение порфирородного отрока» и Некрасова «Мороз, Красный нос»). Эти вещи знала наизусть моя мама.

(Слайд №3)         Училась я в Царскосельской женской гимназии. Сначала плохо, потом гораздо лучше, но всегда неохотно.

        (Слайд №4) В 1905 году мои родители расстались, и мама с детьми уехала на юг. Мы целый год прожили в Евпатории, где я дома проходила курс предпоследнего класса гимназии, тосковала по царскому Селу и писала великое множество беспомощных стихов. Отзвуки революции. Пятого года глухо доходили до отрезанной от мира Евпатории. Последний класс проходила в  Киеве, в Фундуклеевской гимназии, которую окончила в 1907 г.

        Я поступила на Юридический факультет Высших женских курсов в Киеве. Пока приходилось изучать историю права и особенно латынь, я была довольна; когда же пошли юридические науки, к курсам я охладела.

        Разговор за одним из столиков:

- Позвольте, говорят, Ахматова не приняла революцию.

- Конечно, декадентские настроения сказались.

  Голос из темноты (на фоне музыки Шуберта «Ave Maria»).

        Не с теми я, кто бросил землю

        На растерзание врагам.

        Их грубой мести я не внемлю,

        Им песен я своих не дам.

        Но вечно жалок мне изгнанник,

        Как заключённый, как больной.

        Темна твоя дорога, странник,

        Полынью пахнет хлеб чужой.

        А здесь, в глухом гаду пожара

        Остаток юности губя,

        Мы ни единого удара

        Не отклонили от себя.

        И знаем, что в оценке поздней

        Оправдан будет каждый час…

        Но в мире нет людей бесслёзней,

        Надменнее и проще нас.

Толпа окололитературных сплетников вновь оживает. (Слайд №5)

- К вашему сведению, у нас возникла поэтическая Академия символизма. Её возглавил Иванов.

Блок, Мендельштам, Гумилёв, Ахматова вначале были с ним, а затем создали свой «Цех поэтов», своё поэтическое течение – акмеизм.

- Анна Ахматова вчера выступила в Академии. Успех полный.

- Да что она вообще собой представляет?!! Видел как-то: вся в чёрном, туфли столетней давности, но держится, я вам скажу…

        Продолжая разговор, рассаживаются на свободные места у столиков. (Слайд №6)

- Простите, а что она читала?

- «Русалку». «Ну, помните, «У пруда русалку кликаю…»

        Голос из темноты.

                Я пришла сюда, бездельница,

                Всё равно мне, где скучать!

                На пригорке дремлет мельница.

        Годы можно здесь молчать.

        Над засохшей повиликою

        Мягко плавает пчела;

        У пруда русалку кликою,

        А русалка умерла.

                Затянулся ржавой тиною

                Пруд широкий, обмелел,

                Над трепещущей осиною

                Лёгкий месяц заблестел.

        Замечаю всё как новое.

        Влажно пахнут тополя.

        Я молчу. Молчу, готовая

        Снова стать тобой, земля.

                Разговор возобновляется.

- Я давно наблюдаю за ней: очень стройная, очень юна, патрицианский профиль…

- Да что вы всё: Ахматова, Ахматова.

  Кто она вообще?

Под музыку Бетховена (соната «Патетическая), звучит голос из темноты:

        Я – голос ваш, жар вашего дыхания,

        Я – отраженье вашего лица.

        Напрасных крыл напрасны трепетанья, -

        Ведь всё равно я с вами до конца.

Вот отчего вы любите так жадно

Меня в грехе и в немощи мой,

Вот отчего вы дали неоглядно

Мне лучшего из ваших сыновей.

Вот отчего вы даже не спросили

Меня ни слова никогда о нём

И чадными хвалами задымили

Мой навсегда опустошённый дом.

И говорят – нельзя теснее слиться,

Нельзя непоправимее любить…

        Как хочет тень от тела отделиться,

        Как хочет плоть с душою разлучиться,

        Так я хочу теперь – забытой быть.

Появляется человек в военной форме.

- Забытой? Никогда… Разрешите представиться:

  Евгений Добин, в  прошлом военный журналист, сейчас – литературовед. (Слайд №7)

        В начале 1943 г. по пути к фронту я и один писатель – моряк застряли на три дня в Ташкенте. Спеша на вокзал, мы проходили тенистой малолюдной улочкой. Из-за угла появились две женщины. Мы столкнулись. В одной я узнал (по портретам) А.Ахматову. Вытянуться в струнку, отдать честь по всем правилам было делом одной секунды.  В тот момент я действовал безотчётно.

        Два года спустя в библиотеке ленинградского Дома писателя Ахматова зорко вгляделась в меня и припомнила эту встречу: «Я шла с Фаиной Раневской, мы поравнялись с двумя флотскими офицерами, один из них громко сказал: «Это Ахматова». Раневская, кажется, была чуточку уязвлена: «В первый раз узнают не меня, а тебя».

        Голоса из зала.

- Большая радость: узнали! Уехала из блокадного Ленинграда, и ни одного патриотического стихотворения.

- Неправда.

  Друг за другом из-за столиков встают чтецы – звучат стихи из цикла «Ветер войны» (под "Лунную сонату" Бетховена). «Щели в саду вырыты…», «Победителям», «Птицы смерти в зените стоят…» «Клятва», «Мужество» и т.д.

        Голос из темноты:

        Отечественная война 1941 г. застала меня в Ленинграде. В конце сентября, уже во время блокады, я вылетела на самолёте в Москву.

        До мая 1944 г. жила в Ташкенте, жадно ловила (новости) вести о Ленинграде, о фронте. Как и другие поэты, часто выступала в госпиталях, читала стихи раненым бойцам. В Ташкенте впервые узнала, что такое в палящий жар древесная тень и звук воды. А ещё я узнала, что такое человеческая доброта: в Ташкенте я много и тяжело болела.

         В мае 1944 г. я прилетела в весеннюю Москву, уже полную радостных надежд и ожидания близкой победы.  В июне вернулась в Ленинград.

        Страшный призрак, притворяющийся моим городом так поразил меня, что я описала эту мою с ним встречу в прозе.

        Звучит песня А.Розенбаума «На дороге жизни». Разговор за столиком.

- Простите. Все спорят – спорят о чём-то, а я так и не пойму, какой же была Ахматова?

- А что вас интересует: внешность или стихи?

- Всё. Впрочем, Ахматова, говорят, была очень эффективной женщиной.

- Она была поэтом.

        Одна из учениц читает стихи М. Цветаевой, медленно подходит к портрету А. Ахматовой, кладёт к нему алую розу.

        О муза плача, прекраснейшая из муз!

        О ты, шальное исчадие ночи белой!

        Ты чёрную насылаешь метель на Русь.

        И вопли твои вонзаются в нас, как стрелы.

        И мы шарахаемся, и глухое: ох! –

        Стотысячное – тебе присягает, - Анна

        Ахматова! – Это имя – огромный вздох,

        И в глубь он падает, которая безымянна.

        Мы коронованы тем, что одну с тобой

        Мы землю топчем, что небо над нами – то же!

        И тот, кто ранен смертельной твоей судьбой,

        Уже бессмертным на смертное сходит ложе.

В певучем граде моём купола горят,                                                                           И спаса светлого славит слепец бродячий…

- И я дарю тебе свой колокольный град.

Ахматова! – и сердце своё в придачу.

Разговор за тем же столиком продолжается.

- Итак вы хотите знать, какой была Ахматова?

  Чтецы (не вставая из-за столиков).

 «Характерный рот с резко выраженной верхней губой. Тонкая, гибкая, как ивовый прутик, с очень белой кожей. В царскосельской купальне она прекрасно плавала и ныряла. Она казалась русалкой, случайно заплывшей в тёмные и недвижные воды царскосельских прудов»

                                                        В. Срезневская.

        Но рассеянно внимая всем словам,

        Кругом звучащим,

        Вы задумываетесь грустно.

                                        А. Блок

В пол – оборота, о печаль!

        На равнодушных поглядела.

                                        О. Мандельштам

«У Ахматовой наметилась одна главная её черта личности: величавость. Не спесивость, не надменность, не заносчивость, а именно величавость».

        В начале века профиль странный,

        Истончён он и горделив,

        Возник у меры.

                                        С. Городецкий

Прожектор высвечивает человека, сидящего за одним из столиков и печатающего на машинке.

        (Слайд №8) Я, писатель Виленкин, был, не скажу другом, но хорошим знакомым Анны Андреевны. Общение с ней всегда было нелёгким. Трудность эта даже переходила в какую-то тяжесть. В её беседах полностью отсутствовала болтовня и чувствовалась какая-то невольная ответственность за свои слова. В свои миры впускала с большой осторожностью, только на мгновение. А хнаете, какой у неё был постоянный тост? Выпьем за то, что мы опять сидим вместе, что мы опять встретились.

        Голос из темноты.

        Я пью за разорённый дом,

        За злую жизнь мою,

        За одиночество вдвоём,

        И за тебя я пью, -

        За ложь меня предавших губ,

        За мёртвый холод глаз,

        За то, что мир жесток и груб,

        За то, что бог не спас.

        Писатель продолжает воспоминания.

А знакомство с Ахматовой состоялось на званом обеде. Анна Андреевна вошла в столовую, и мы встали ей навстречу. Первое, что запоминалось, то ощущение лёгкости маленькой, узкой руки, протянутой явно не для пожатия, но при этом удивительно просто, совсем не по-дамски; сначала мне померещилось, что она в чём-то нарядном, но то, что я было принял за оригинальный выходной костюм, оказалось чёрным шёлковым халатом с какими-то вышитыми дракончиками и очень стареньким. В этом своём странноватом халате Анна Андреевна, по-видимому, чувствовала себя среди нас, парадно выходных, как в самом элегантном туалете. Всегда, когда Ахматова приходила в гости, она спрашивала: «А музыка будет?» Ей было всё равно, что ставили. Но всё же больше всего любила Стравинского, Прокофьева, Моцарта, Бетховена. Часто под музыку сочиняла стихи.

Разговор за столом.

- Ахматова была всегда горделиво прекрасна.

- Да, говорят, что даже мёртвая, она вызывала чувство преклонения.

        Когда у Николы Морского

        Лежала в цветах нищета,

        Смиренное чуждое слово

        Светилось темно и сурово

        На воске державного рта.

                                                (А.Тарковский)

Звучит песня Вероники Долиной «Формула». Разговор за одним из столиков. Наверное, главной чертой Ахматовой была любовь к жизни, к людям, к близким.

- Да, она умела не только сама глубоко любить, но и выразить это чувство в стихах.

        Звучат стихи: «Сжала руки под тёмной вуалью…»

        «Я и плакала, и каялась…»

        «Ты поверь, не земное, острое жало»,

        «Настоящую нежность не спутаешь…»

        «Проводила друга до передней».

Чтец.

        Ахматова написала самую короткую в мире балладу «Сероглазый король». Сама она её не любила. Почему? Неизвестно. Первым эти стихи положил на музыку А. Вертинский. Он выступал на фоне чёрного бархатного занавеса, на котором были изображены две скрещённые руки.

        Звучит запись «Сероглазого короля»  в исполнении А. Вертинского.

        Разговор за столиком продолжается.

- Судьба была безжалостна к этой женщине. Сначала она потеряла мужа, поэта Гумилёва Николая Степановича. (Слайд №9)

- Кажется, что все стихи А.Ахматова пишет о себе и о Гумилёве.

- Это был удивительный человек. Он мечтал исследовать Африку и объединить все африканские  племена, создать для них общий язык. Три путешествия в Африку Гумилёв предпринял на собственные средства.

- Поэт был обвинён в причастности к контрреволюционному заговору и расстрелян. Остались его стихи. Многие из них посвящены А. Ахматовой.

Чтец.

        Застонал я от сна дурного

        И проснулся, тяжко скорбя;

Снилось мне – ты любишь другого

И что он обидел тебя.

Я бежал от моей постели,

Как убийца от плахи своей,

И смотрел, как тускло блестели

Фонари глазами зверей.

Ах наверно таким бездомным

Не блуждал ни один человек

В эту ночь по улицам тёмным,

Как по руслам высохших рек.

Вот стою перед дверью твоею,

Не дано мне иного пути,

Хоть и знаю, что не посмею

Никогда в эту дверь войти.

Он обидел, я знаю,

Хоть и было это лишь сном,

Но я всё-таки умираю

Перед твоим закрытым окном.

Разговор за столом.

- У Анны Андреевны остался сын Лев.

- Да, его могла постичь участь отца, но он, пройдя ад сталинских лагерей, всё-таки выжил.

Голос из темноты.

        Лёгкие летят недели,

        Что случилось не пойму,

        Как тебе, сынок, в тюрьму

        Ночи белые глядели,

        Как они опять глядят

        Ястребиным жарким оком,

        О твоём кресте высоком

        И о смерти говорят.

Продолжается разговор за столом.

- Как-то Ахматова стояла в длинной очереди к тюремному окошку, чтобы передать сыну тёплые вещи и продукты. Какая-то женщина с синими губами спросила её: «Говорят, вы стихи пишите? А об этом Вы могли бы написать?»

- Да, я знаю, Ахматова ответила, что могла бы.

Голос из темноты.

        Семнадцать месяцев кричу,

        Зову тебя домой,

        Кидалась в ноги палачу,

        Ты сын и ужас мой.

        Всё перепуталось навек,

        И мне не разобрать

        Теперь, кто зверь, кто человек

        И долго ль казни ждать.

Из-за столика, который стоит рядом с портретом А. Ахматовой, поднимается девушка.

«Реквием». Долгие годы А. Ахматова хранила эту поэму в памяти. Чтобы в стихах, полных страдания, прозвучал измученный, но требовательный материнский голос, необходимо было всё мужество поэтессы.

        Трагическая исповедь, лирическое заклинание, горестный вопль обретают этический характер. «Посвящение», написанное в марте 1940 г. рассказывает о судьбе матери, у которой отняли сына: «Звезды смерти стояли над нами, и безвинная корчилась Русь под кровавыми сапогами и под минами чёрных марусь».

        Горе матери беспредельно. И гнев матери беспределен. Но трагедия развёртывается в Истории, и оттого остаётся Надежда, ибо преступления влекут за собою неминуемое Возмездие.

                Голос из темноты.

        Ни сына страшные глаза –

        Окаменелое страданье,

        Ни день, когда пришла гроза,

        Ни час тюремного свиданья,

        Ни милую прохладу рук,

        Ни миг взволнованные тени,

        Ни отдалённый лёгкий звук –

        Слова последних утешений.

         Появляется английский корреспондент.

- О, госпожа Ахматова. Думаете ли вы, что после революции люди стали счастливее?

                Голос из темноты: (Слайд №10)

- Я не очень компетентна в том, что касается счастья, об этом надо ещё кого-нибудь спросить. Но одно знаю. У нас люди научились теперь гораздо больше помогать друг другу, чем прежде.

        Из-за столиков поднимаются окололитературные сплетники.

- Да что вы кричите Ахматова, Ахматова.

- Ерунда, ничего особенного.

- Стих неплохой, но мысли, мысли маловато.

- Это всё для слезливых.

- Да кем она вообще была-то Ахматова?

                Голос из зала.

- Она была поэтом.

  Сплетники замирают в лучах прожектора.

  Под музыку «Ave Maria» звучат стихи.

                Голос из темноты.

А если когда-нибудь в этой стране

Воздвигнуть задумают памятник мне,

Согласье на это даю торжество.

НО только с условием – не ставить его

Ни около моря, где я родилась:

Последняя с морем разорвана связь,

Ни в царском саду у заветного пня,

Где тень безутешная ищет меня,

А здесь, где стояла я триста часов

И где для меня не открыли засов.

Затем, что и в смерти блаженной боюсь

Забыть громыхание чёрных марусь.

Забыть, как постылая хлопала дверь.

И выла старуха, как раненый зверь,

И пусть с неподвижных и бронзовых век,

Как слёзы, струиться подтаявший снег,

И голубь тюремный пусть гулит вдали,

И тихо идут по Неве корабли.