Урок внеклассного чтения. "Итальянские стихи" А.Блока. 11 класс. Урок-путешествие
методическая разработка по литературе (11 класс) на тему

 «Итальянские стихи меня как бы вторично прославили».      Цикл А.А.Блока «Итальянские стихи» в ХI классе. Урок-путешествие.

    Цель нашего урока – знакомство с одним из значительных поэтических циклов А.Блока, с которого многие современники «начинали его ценить» (Ив.Розанов); попытка донести до юного читателя духовное движение автора, «вечного путника»; передать «очистительную» силу искусства, поиски поэтом возвышенного гармоничного идеала.

    Жанр путешествия поможет приобщить старшеклассников к «музыке» стиха поэта в соединении с идеей «памяти» («седая старина» и современность).                              

     Всё путешествие сопровождает музыка европейских и русских композиторов. Видеоряды: репродукции с картин художников Итальянского Возрождения, иллюстрации русских художников Н.Рериха, М.Рудакова, Г.Лукомского к циклу «Итальянские стихи». Слайды «Города Италии».

   Для предварительной подготовки к уроку учащимся были рекомендованы книги о Блоке в научно-популярной серии: Блок А.А. Огненные дали. Избранные статьи и высказывания. – Л., 1980; Н.Крыщук. «Открой мои книги» (Разговор о Блоке). – Л.,1986; а также монография М.З.Долинского «Искусство и Александр Блок».- М., 1985.

Учитель выступает в роли «экскурсовода», учащиеся – «путешественников» (пилигримов, странников, путников) и «библиографов».

Часть 1. Пролог. Игра в Италию. Подарок маленькой Софии. 

   Экскурсовод: (На фоне фрагмента симфонии-фантазии Р.Штрауса «Из Италии»). В неполные  четыре года маленький Блок, Саша, Сашура, Биба, как его звали в семье, вместе с мамой совершил путешествие в Италию. В курортном Триесте  ребёнка впечатлила езда на пляж в открытой конке: мерно бежит по рельсам вагончик, запряженный лошадьми, мелькают апельсиновые деревца, жёлтые тропинки, женщины в пёстрых юбках с большими корзинами. Ах, как весело от этого ощущения движения, лёгкого ветерка, ласкающего щёки! Счастье! В Триесте взрослые радовались морю, мимо окон каждое утро прогоняли на базар осликов, а у мола в ярких лучах солнца разворачивались оранжевые паруса лодок… Сашу почему-то не впечатлили ни море, ни ослики, ни даже паруса. Молчаливый и замкнутый ребёнок играл в … чурочки, провезённые из дома. Зато всю зиму 1884 года после путешествия в Италию мальчик вдруг стал играть в … триестовскую конку!  Саша с восторгом наблюдает из окон ректорского дома, как снимаются с якоря на Неве корабли, и тут же бриги, брегаты и каравеллы с лиловыми и пурпурными парусами перекочёвывают на его рисунки… Из этой самой первой заграничной поездки мальчик привёз домой картинку с изображением  Непорочной Девы (Immacolata) – подарок маленькой итальянки Софии. Картинка висела над кроватью Блока во всех его квартирах…

Часть 2. Середина жизни: «Искусство – ноша на плечах…».

1-й библиограф: Начало нового 1909 года было трудным и мучительным для поэта: «Силы мои уходят на то, чтобы протянуть эту самую трудную часть жизни – середину её» (8, с.122). Почему же? Блок уже познал оглушительный успех как певец Прекрасной Дамы, Незнакомки, пронзительного цикла «На поле Куликовом», издана «Снежная маска». «Тревожный, ищущий, обворожительно-кроткий» (С.Городецкий), Блок встретил 1905 год и в одной из первых демонстраций петербургских рабочих даже нёс красное знамя. О, сколько замыслов бродило в голове этого «рыцаря»! Судьба одарила его любимой женщиной: Прекрасная Дама – Ранняя Утренняя Заря – была рядом. У него есть друг – умный, талантливый, утончённый Андрей Белый. Казалось, внешне жизнь поэта не менялась: старая бекетовская мебель в кабинете, Любочка по-прежнему увлечена сценой и с театром Мейерхольда гастролирует по провинции, всё так же на оконном стекле красуется вырезанный из восковой бумаги рыцарь, замерший в поклоне перед своей дамой… «Всё то, да -  не то…», - так предельно лаконично и драматично объяснила жизнь сына Александра Андреевна. В феврале 1906 года в Петербург из Москвы приезжает Белый и тут же посылает Блокам букет бледно-голубой гортензии. Любовь Дмитриевна и Андрей Белый ходят в Эрмитаж, он приносит ей ноты новых романсов и даже сам их исполняет. В комнате Любы появляются уже не букеты, а целые корзины, «бархатные леса» изысканных цветов. И хотя Белый убеждает своего друга, что отношение его к Любови Дмитриевне – «дружба брата и сестры», Блок в эти дни погружается в странное опустошение: рушилась семья, революция шла на убыль, весь мир, по выражению самого поэта, окрашивается  «в лиловые тона Врубеля». Были и идейно-творческие разногласия с Белым, чуть было не приведшие их к дуэли. Но поединок, слава Богу, не состоялся, произошло примирение, отношения поэтов перетекли в плавное русло, без восторгов и упоения, без «старинного призрака дружества»…

   2-й библиограф: (На фоне фрагмента «Итальянской симфонии» Мендельсона). В феврале 1909 года у Любови Дмитриевны родился сын Дмитрий. Счастью Блока не было предела: связывая с ребёнком большие надежды, он словно помолодел в его ожидании. Но через неделю младенец умер. В апреле 1909 года Блок с женой уезжает в Италию. Был ли это побег от себя, чтобы укрыться в стране, где и воздух, казалось, «был насыщен искусством»? А может, в поэте «сработал» простой человеческий инстинкт самосохранения? Перед путешествием Блок советуется с Брюсовым: где побывать и что посмотреть. Мэтр просто поделился своими предпочтениями-восторгами от «младенчески-ясного Беато», «лукавого Тинторетто», «мирного Беллини», «беспощадного Леонардо», «непобедимо-прекрасного  Рафаэля». В первом же письме матери из Италии Блок пишет: «Всякий русский художник имеет право хоть на несколько лет заткнуть себе уши от всего русского и увидеть свою другую родину – Европу, и Италию особенно» (8, с.122). Впечатления Блока об Италии воплотились не только в изумительный по своей музыкальности и эмоциональному накалу поэтический цикл, но и не отпускали поэта до конца его дней. Обратимся к мыслям самого поэта.

   - 7 мая 1909 года  Блок пишет матери из Венеции: «Очень многие мои мысли об искусстве здесь разъяснились и подтвердились, я очень много понял в живописи и полюбил её не меньше поэзии» (7, с.23).

   - Накануне своего дня рождения в 1911 году он записал в дневнике: «…из итальянской поездки (1909) вынесено искусство» (7, с. 9).

   - В 1919 году в статье «Памяти Леонида Андреева» заявил: именно в Италии его «обожгло искусство».

   - Неоконченной осталась статья «Молнии искусства»(4), которую сам поэт считал авторским комментарием к «Итальянским стихам», а по-моему, это глубокий философский «путеводитель» по «стране богов, где небеса лазурны».

   - После итальянского путешествия Блок покупает фундаментальные труды: «История искусства» Андре Мишеля и  «История живописи всех времён и народов» А.Н.Бенуа, с упоением читает книгу К.Д.Муратова «Образы Италии». Нет сомнения, знания Блока об искусстве  были основательны. Экскурсовод: (На фоне фрагмента увертюры к опере Дж.Верди «Сицилийская вечерня»). Мне хотелось бы рассчитывать на то, чтобы и вас, если и не «обожгла», то хотя бы согрела проникновенным сиянием поэзия Александра Блока. Главный лейтмотив «Итальянских стихов» - вечная жизнь искусства. Художнику поэт отводит миссию «свидетеля необходимого» (3, с.529), хранителя прошедшей жизни  и возрождаю- щейся в его созданиях. Итак, на внешний взгляд, перед нами, экскурсантами, - «реальный маршрут, которым направляется поэт-путешественник, заезжая в исторические города и лирически фиксируя свои наблюдения». Вместе с тем,  «пунктирная линия» путешествия Блока – это сплав «эмпирического и метафорического»(8;11). Ведь он поэт! Вот почему, называя себя в стихотворении «Madonna Settignano» «вечным» путешественником, автор дарит читателю гениальное ощущение своего духовного пути. Следуя авторскому расположению стихов в цикле, пройдём, проедем, проплывём блоковским маршрутом по городам Италии эпохи Возрождения, времени самого поэта и «очистительным векам» будущего. Блок в своём путешествии вёл альбомы с записями и рисунками, последуем и мы его примеру.

   Часть 3. «Тень Данта с профилем орлиным…». Равенна. (Чтец исполняет стихотворение «Равенна»).

   Пилигрим: (На фоне фрагмента увертюры к опере В.Беллини «Пуритане»)       Мы в западной части Италии. Ночной ветер доносит терпкий аромат прибрежной полыни и акации и тот неистребимый запах приморского города с его мокрыми корабельными канатами, сетями и рыбным базаром. Западный берег Адриатического моря – это и есть Равенна – бывшая столица Западной Римской империи. Город чист, зелен и уютен. Оливковые рощицы, виноградники, кудрявые деревца лавра, как напоминание о волнующей мифологической истории Аполлона и Дафны. В Равенну не раз приезжал Леонардо да Винчи по весьма прозаическому поводу – вести тяжбу со своими сводными братьями из-за наследства. Здесь у него родился замысел величественной фрески «Тайная вечеря». Именно в Равенне живописец осознал: самое страшное для художника не заботы, не бедность, не горе, не болезнь, даже не смерть, - а скука. О, мессер Леонардо никогда не скучал, потому что был интересен себе (11, с.195).

   19 июля Блок пишет матери: «Всех дороже мне Равенна…»(5, с.288). К своему стихотворению он создаёт самый пространный комментарий, а наиболее совершенный сборник стихов «Ночные часы» поэт завершит  стихотворением «Равенна»: «Лучше «Равенны» не написать». Чем так покорил этот город Блока? Какие мысли и образы посетили его?.. Мы в подземелье храма св.Аполлинария. Тяжёлые каменные плиты под алтарём и в ротонде Теодориха Великого – короля остготов (Vв.) – ушли в землю и покрылись водой. Мраморные саркофаги, изукрашенные розовато-лилово-зелёной плесенью, хранят тайны далёких веков. Здесь нашёл свой последний приют Данте Алигьери, отвергнутый родной Флоренцией. «В стенах прохладных базилик» царит сумрак, «Чтоб чёрный взор блаженной Галлы // Проснувшись, камня не прожёг». Галла-Плакида-Августа – сестра, супруга и мать римских императоров. Властолюбивая царица изображалась художниками на многочисленных фресках то с девически-нежным ликом, а то с твёрдым и жестоким лицом легионера… Далеко отступила Адриатика от усыпальницы святого мученика Аполлинария, некоторые базилики и вовсе полупусты. Вероятно, за то, что Равенна сохранила лучше всех городов раннее искусство, переход от Рима к Византии (5, с.284) она и была так интересна Блоку? «Виноградные пустыни», «дома и люди», «военные брани и обиды» - всё превратилось в прах, «всё гроба». А что же осталось? Как младенец, спящая «у сонной вечности в руках», Равенна согрета взором русского поэта. Его память простирается на культуру всего человечества. Именно в «Равенне» мы ощущаем трагическую силу времени («Похоронила ты в веках») и одновременно – уступку прошлому («Медь торжественной латыни // Поёт на плитах, как труба»).  Вместе с поэтом мы видим, слышим, осязаем это «живое прошлое», которое «не хочет умирать и рвётся  в будущее» (9, с.126):

                                 Тень Данта с профилем  орлиным

                                 О Новой жизни мне поёт.

   Библиограф: Спустя пять лет после итальянского путешествия, когда Европа уже пылала в огне I Мировой войны, Блок завершит второе стихотворение о Равенне, где тени почивших Теодориха, Галлы и Данте словно растворятся в безмолвной тишине пыльных виноградников, раскинувшихся на месте «отступившего» моря.

                                 Здесь голос страсти невозможен,

                                 Ответа нет моей мольбе!

                                 О, как я пред тобой ничтожен!

                                 Завидую твоей судьбе…

Но неумолимая поступь жизни торжествует: в умиротворённой тишине, в цветущей весне, в ласковом взоре «равенских девушек».

   Часть 4. «Тайных стихов драгоценный алмаз». Сполето.   

Экскурсовод: (На фоне фрагмента «Четыре времени года» (соль минор «Лето»А.Вивальди). Наш путь – в центральную Италию – Умбрию. Подошвы сандалий скользят по камням тропинки, обрамлённой миндальными деревцами и цветущими каперсами. Вдыхаем едва уловимый смолистый аромат вереска с далёких гор. Прошуршал по комьям глины старик в широкополой шляпе, ведущий ослика, на котором восседает черноглазый мальчишка. Уютный, какой-то «домашний»  Сполето. Мимо собора неспешно проходит молодая девушка, стройная, «как церковные свечи». Возможно, здесь, у чугунной ограды, стоял наш поэт, любуясь красотой итальянок: «Дева, не жду ослепительной встречи, // Счастья не требую, // Ласки не надо». Что же, поэт чужд земным наслаждениям? О нет! Он, как художник-созерцатель, любуется этой земной красотой, чтобы «не оскорбить её лаской». Блок ставит себя на место великих живописцев, увековечивших свои изображения на собственных полотнах. На фресках Пинтуриккио, Рафаэля, Андреа дель Сарто, Джованни ди Удинэ, Луки Синьорелли, фра Джованни Анжелико сами художники то подсматривают за купающейся Сусанной, то равнодушно взирают на «миродержавных» особ, то стоят со свечами в церкви, то в аметистовых одеяниях златокрылых ангелов спокойно смотрят на целое море поверженных в бездну грешников… Однако мысли нашего поэта о той, что «ветром гонима - // Солнцем палима». Мария! Богородица… Мольба поэта об одном: «Позволь// Взору –  прозреть над тобой херувима, // Сердцу – изведать сладчайшую боль». Вот так – ни благ земных, ни злата и богатства просит поэт, а увидеть ангела над головой той, что дала жизнь Христу, наполнить сердце «болью», страданием, милосердием. Не это ли – главное эстетическое кредо всех художников – обрести «зоркость» глаз и сердца, о которой ещё Пушкин поведал в своём «Пророке»? «Духовная жажда», пытливость и божественные истоки таланта помогли Блоку увидеть вдохновенного херувима:

                            Тихо я в тёмные кудри вплетаю

                            Тайных стихов драгоценный алмаз.

                            Жадно влюблённое сердце бросаю

                            В тёмный источник сияющих глаз.

   В алтаре Сполетского собора Блока покорила фреска Фра Филиппо Липпи, изображающая момент погребения Богородицы. Сапфировые и тёмно-бордовые тона фрески в чёрно-золотой вязи обрамления картины передают печаль и скорбь: «спелёнутое тело», «помолодевшее от мук», изображено на фоне молодого леса. Старый архангел кладёт в «сжатые персты» «белые цветы»… Прощальный отблеск зари позолотил островерхие вершины гор на дальнем плане фрески. По прилегающей к лесу долине стелется туман, из которого «Встают усопших три царя», (отзвук евангельского предания о рождении Христа) которых привела сюда «поздняя звезда». Как и два тысячелетия назад, сгоняют с гор свои стала «уже седые» пастухи, как и в далёкие библейские времена лишь «вечерняя мгла» достойна быть «стражем» «вечному покою» Непорочной Девы: «…меж звездою и зарёю // Златятся нимбы без числа». Смотрит в призрачную даль над открытым саркофагом «могильный ангел» туда, где по крутым оврагам «Поёт ручей, цветёт миндаль»… Такой увидел фреску великого мастера  Блок в стихотворении «Успение» (на церковном языке кончина Богородицы). Светлая печаль поэта, акварельные тона его слов, тихое благоухание цветов, едва уловимая «песня» ручья, кроткий и скорбный взор ангела – всё это открывает нам другого Блока – нежного, умиротворённого, тонко ощущающего красоту искусства и жизни. Мир легенды в восприятии русского поэты опрокинут в реальный пейзаж, воображение Блока рисует нам удивительную картину «зеркального» погружения в истинную красоту искусства. (Чтец исполняет стихотворение «Успение»).

   Часть  5. «Умбрии ласкающая мгла…». Перуджия.

   Пилигрим: (На фоне народной мелодии итальянской «Тарантеллы»).

     В двадцати верстах от Сполето старинным аквамарином в зыбкой голубоватой дымке встаёт Перуджия. Сюда часто приезжал Джованни Боккаччо, автор «Декамерона», здесь жил Пьетро Кристофоро Ваннучи, талантливый живописец, вошедший в историю культуры под именем Перуджино, основатель школы живописи. В его мастерскую в 1500 году приезжает учиться флорентиец Рафаэль, который у Перуджино напишет «Св.Себастьяна» и «Сон рыцаря», «Мадонну Каупера» и «Ангела». Фрески самого Перуджино наполнены жизнью, страстью и тихой умиротворённостью… «Минутный ливень» побудил нас войти в городской собор. Что увидел здесь наш поэт?

                             Там – в окне, под фреской Перуджино,

                             Чёрный глаз смеётся, дышит грудь,

                             Кто-то смуглою рукой корзину

                             Хочет и не смеет дотянуть.

                             На корзине – белая записка:

                             «…Quеsta sera… монастырь Франциска»…

Невероятно! В соборе св.Франциска назначались любовные свидания? Да, вот почему свою резвую возлюбленную поэт поместил вблизи фрески Перуджино, певца солнечного света, «голубых просторов Умбрских гор», прохладного ветра… Уже после своего путешествия промозглой петербургской осенью Блок напишет в Москву Брюсову: «Любимыми местами стали Равенна, этрусские могилы, Умбрия (особенно Сполето и Перуджия)» (5, с.235).

  Странник: (На фоне фрагмента «Итальянского каприччио для оркестра» П.И.Чайковского). Одно из первых в своём итальянском путешествии Блок создат стихотворение «Благовещение», в котором сказались давние детские чистые впечатления от самого раннего пребывания его в Италии, рассказы мамы и бабушки на библейские сюжеты, а детская память, как зыбкие «видения и грёзы», спустя много лет отпечатала в сознании и «ласкающую мглу Умбрии», и увитые розами ограды, и тихие «песни колоколов». Однако смысл стихотворения глубже отзвука детских «грёз». Начнём путешествие с пригорода Перуджии, с места этрусских могил Волумниев. На каменной арке – «символ своеволия - // Перуджийский гриф когтит тельца» - герб города (гриф – крылатое чудовище с головой орла и туловищем льва). Заглянем к городскую Collegio del Cambio, где находится фреска Джианниколо Мани «Благовещение». Именно она побудила Блока к лирическому откровению. Благостный момент евангельского предания о возвещении архангелом Гавриилом о том, что Мария избрана Богом родить его дитя, художник и поэт увидели по-особому. Непорочная Дева в своём «предвечном круге», томимая «робкими надеждами» и «несбыточными грёзами», «ткёт свой шёлковый узор». А вокруг неё – своим привычным чередом течёт «земная» жизнь, запечатленная живописцем в «бытовых сценах»: женщины купают новорождённого Иоанна Крестителя, Елизавета «с кумовскими ужимками» торопится сообщить Марии важную новость. Рядом – история Саломеи, и наконец – сидящая с книгой красавица, которую «темноликий вестник» отвлекает «дерзким любовным приветствием». Наш поэт этот сюжет перуджинской фрески увидел «сквозь золото ресниц» той, которой была явлена «благая весть». На своей лирической палитре Блок использует библейскую цветовую символику: светоносный белый, божественный голубой, «бездонный» синий, волшебный «лунный». Внезапно дрогнули на золотой стене «красные одежды». Что это? «Вихрь ли с многоцветными крылами»? «Или ангел, распростёртый ниц»? Иллюзия «реальности» картины интерпретируется Блоком с потрясающим мастерством: «дрожит» от «страстной вести» Мария, упали с плеч её тяжёлые косы, а он всё « поёт и шепчет - ближе, ближе», его крылья уже шумят над её головой. Склоняясь ниже над шитьём, она не верит: «Я ли, я ли?»… В заключительную строфу стихотворения поэт вкладывает свой эстетический и нравственный вывод:

                              Лишь художник, занавесью скрытый –

                             Он провидит страстной муки крест

                             И твердит: «Profani, prokul ite,

                            His amoris locus sacer est». («Идите

                            прочь, непосвящённые: здесь свято

                            место любви»).

Художник, поместив это латинское изречение под своей фреской, словно предупреждает «непосвящённого» зрителя от кощунственного восприятия его произведения.

   Часть 6. «С ней уходил я в море…». Венеция.

  Экскурсовод: (На фоне мелодии романса М.Глинки «Венецианская ночь»).    Что мы знаем об этой «голубоокой красавице» Италии, «владычице морей, обручённой с морем»? Кажется, всё! Город на море и море в городе. Венеция расположена на 118 островах, около 400 мостов переброшено через 160 каналов. Это родина изысканных венецианских зеркал. Только здесь венецианки умеют так по-особому носить чёрные шали с длинной бахромой…

   Плавные движения вёсел курчавого гондольера позволяют нам насладиться площадями, зданиями в готическом и мавританском стиле, нарядной византийской мозаикой соборов, куполами небольших церквушек, мимо которых мы проплываем. Наша первая остановка у знаменитого собора Пьяццо дель Пауло. Целое море голубей усыпали каменные плиты вблизи храма. Одну из колонн на Пьяцетте венчает бронзовая фигура льва. Каналы, ажурные мосты, тёмно-зелёные фундаменты зданий, покрытие мелкими ракушками. Запах водорослей, море в мелких барашках волн, «красный парус в зелёной дали», «Чёрный стеклярус // На тёмной шали»…

                                Холодный ветер от лагуны.

                                Гондол безмолвные гроба.

                                Я в эту ночь – больной и юный –

                                Простёрт у львиного столба.

Современные литературоведы (10, 12) называют эти стихи «дантовскими», «дерзкими», «гениальными» в своём трагизме. Обладая даром пространственного воображения, Блок так умел передать внутреннюю энергию слова, что его поэтические образы создают иллюзию присутствия читателя в создаваемых им картинах. Стихотворение «Холодный ветер от лагуны…» погружает нас в «стеклярусную» венецианскую полночь. Изваяния «гигантов» на Башне часов исполняют свою «чугунную песнь», а портал величественного собора Св.Марка напоминает «иконостас». Мистический лунный свет, словно волшебная лагуна, окутал здание. «Всё спит – дворцы, каналы, люди»… Оживают лишь призраки из древних преданий:

                                      В тени дворцовой галереи,

                                     Чуть озарённая луной,

                                     Таясь, проходит Саломея

                                     С моей кровавой головой.

   Евангельская легенда о том, как в награду за пляску Саломея потребовала у царя Ирода голову Иоанна Крестителя, переосмысливается Блоком в личном ключе: скользит неслышными шагами бестрепетный признак, и только «…голова на чёрном блюде // Глядит с тоской в окрестный мрак». Холодный ветер, полночь, луна, окровавленная голова героя, созерцающая «мрак», - во всём этом сквозит острое ощущение трагизма мира, зыбкость жизни и её бездонность.

   В Венеции Блок полюбил живопись не меньше поэзии за Беллини и Боккачио Боккачино. Основатель венецианской школы живописи Джованни Беллини тронул Блока своим утончённым благородством и сияющим колоритом палитры. Здесь же в Венеции более определённо сказались и художественные антипатии Блока. Тициана он окончательно отвергает за «торжество плоти», Веронезе – за «чрезмерную праздничность», Тинторетто – за «трагизм и противоречивость». В письме к матери из Венеции Блок пишет: «Здесь хочется быть художников, а не писателем». Он сожалеет, что не обладает «средствами Врубеля» (2, с.112). Непростые отношения складывались у поэта с живописью Леонардо да Винчи. В Венеции поэт полюбил его, а уже через месяц творчество да Винчи «тревожит, мучает и погружает в сумрак», «в родимый хаос». Блок жаждал гармонии! Вместе с тем, после поездки в Италию в библиотеке своего шахматовского дома рядом с репродукцией врубелевской «Царевны-Лебеди» он повесил портрет Леонардо да Винчи  и его «Джоконду», «продолговатые, бесцветные очи» которой напоминали ему… Музу. (Чтец исполняет стихотворение «Слабеет жизни гул упорный…»).

   Часть 7. «Иуда» или «ирис нежный»? Флоренция.

   Пилигрим: (На фоне фрагмента симфонии Г.Берлиоза «Гарольд в Италии»). Этот город называют «зеркалом Италии», прекрасным «цветком Тосканы». На его гербе – нежно-лиловые ирисы переплелись с белыми лилиями. П.А.Вяземский, Ф.И.Тютчев, Ф.М.Достоевский, В.Я.Брюсов, Н.С.Гумилёв сказали о Флоренции самые восхитительные слова. «Это почти рай. Ничего представить нельзя лучше впечатления этого неба, воздуха и света. Здесь есть такое солнце и небо и такие – действительно уж чудеса искусства неслыханного и невообразимого…» (6, с.232), - так  восторгался Флоренцией Достоевский. В Средние века город гордился своей независимостью и демократическими свободами. Здесь родились Данте, Рафаэль, Сандро Боттичелли. Картина «Пьета» («Оплакивание Христа») Боттичелли в контрастах красного и чёрного цветов передаёт и силу отчаяния, и безнадежность и глубина человеческого страдания. Здесь «впервые взор Беато// Флоренцию приметил с гор»… Мы – в центре города, у стен собора Санта-Мария дель Фьёре – фантастического творения архитектора ХV века Филиппо Брунеллески. Скульптурные статуи пророков Донателло стерегут тишину собора.

                                     Край чудный! Он цветёт и блещет

                                    Красой природы и искусств,

                                   Там мрамор мыслит и трепещет,

                                   В картине дышит пламень чувств…

    Так восхищался городом поэт ХIХ в. П.А.Вяземский. У Блока отношения с Флоренцией сложные. Поэт называет её «Иудой»:

                                   Умри, Флоренция, Иуда,

                                   Исчезни в сумрак вековой!

                                   Я в час любви тебя забуду,

                                   В час смерти буду не с тобой!

    1-й библиограф: В письме к редактору журнала «Аполлон», опубликовавшего в 1910 году «Итальянские стихи», Блок заметил, что в этих строках  передано «выстраданное» переживание (5, с.295). Первое стихотворение о Флоренции погружает нас в сложный мир чувств самого поэта, всё оно – в гневных авторских восклицаниях: «Умри…», «смейся над собою», «сгинь…». Поэт не прощает предательства Флоренции, не сумевшей оградить и защитить своего великого уроженца Данте Алигьери. Блок негодует на город, пылавший кострами инквизиции, в которых сжигали книги Данте и Петрарки, скульптуры и картины мастеров. Во время сожжения на костре монаха Савонаролы Боттичелли нёс в огонь собственные картины… И сейчас, в минуты церковной службы, нет смирения в душе поэта, его раздражает «Гнусавой мессы стон протяжный // И трупный запах роз в церквах». Искупила ли Флоренция перед великими жертвами свою вину? Нет! – говорит Блок. Более того, современная Флоренция, которой по привычке адресуют восклицание «О, Веlla» (красавица),

                                    Уж не прекрасна больше ты:

                                    Гнилой морщиной гробовою

                                    Искажены твои черты!

Нежный когда-то облик города искажён «уродливыми домами» («груз тоски многоэтажной»), «хрипящими автомобилями», звенящими «в  пыли велосипедами». Попраны святыни: на вековых камнях холодных мостовых был когда-то «святой монах сожжён», там «Леонардо сумрак ведал», «Беато снился синий сон», потревожен и сон «пышных Медичей», затоптаны «белые лилии»… Именно в стихах о Флоренции мы ощущаем этот резкий контраст величия ушедшей в века культуры и ничтожества, алчности «торговой толчеи», «всеевропейской жёлтой пыли» как символа расчета, корысти, бездуховности. Тем не менее, гнев поэта в заключительной строфе находит «выход» в «очистительных» веках будущего.

    2-й библиограф: (На фоне фрагмента скрипичной мелодии Н.Паганини).   Второе стихотворение о Флоренции наполнено уже иными звуками и красками. Сам  Блок усмотрел в нём черты …итальянской уличной песни:

                                   Флоренция, ты ирис нежный;

                                   По ком томился я один

                                   Любовью длинной безнадежной,

                                   Весь день в пыли твоих Кашин?

Здесь уже нет того обличительного и сурового тона, что господствует в первом стихотворении: всё оно, скорее, элегия, светлая печаль о безвозвратно ушедшей славе и величии. Пыльные тополя и оливы флорентийских Кашин (городского парка) побуждают лирического героя к «сладким мечтам», навевают грусть о «стареющей душе» Флоренции. В сердце поэта рождается и щемящее чувство сожаления об ушедшей юности: пройдена середина жизни, пора подводить «итоги», а Флоренция пусть останется «через дальние края» в его воспоминаниях: «Твой дымный ирис будет сниться, // Как юность ранняя моя».

   3-й библиограф: Третье стихотворение о «цветке Тосканы» было написано под впечатлением живописи Фра Беато и Беллини: «Во Флоренции Фра Беато стоит на первом месте, не по силе, а по свежести искусства». Эти художники творили гармонию из хаоса, их живопись «утишает» и «ублажает». Вот почему так много сине-голубых красок в стихотворении – цвета неба – обители Бога, ангелов и непорочных душ. «Светлая грусть» поэта готова обратиться в «длинную, безмятежную страсть», его по-прежнему манит «благовонный» «ирис дымный, ирис нежный». Голубое вечернее небо и яркая лазурь реки смешалась на палитре Блока. Лирический сюжет стихотворения поэт уместил в одно предложение (12 стихов!), которое «пропел» словно на одном дыхании:

                                         И когда предамся зною,

                                         Голубой вечерний зной

                                         В голубое голубою

                                        Унесёт меня волной…

Да, художник и поэт сошлись в своих ощущениях через столетия и явили нам его живое пристрастие, идущее от обострённого чувства современности. Именно во Флоренции поиски возвышенного гармонического идеала наполняются в поэзии Блока глубокой, порывистой страстностью, которой нет ни «в ровном благоговейном чувстве Фра Анжелико (Беато), ни в мягкой созерцательности Беллини» (7, с.11). (Чтец исполняет стихотворение «Страстью длинной, безмятежной…»).

   Пилигрим: (На фоне фрагмента увертюры к опере «Аида» Дж.Верди). Во Флоренции, глядя однажды поверх черепичных крыш, Блок записал: «Вот они – чёрные пятна. Я ещё не отрезвел вполне – и потому правда о чёрном воздухе бросается в глаза». На следующий день – новая запись о Леонардо да Винчи: «Он понимал, кажется, что воздух чёрный…» (1, с.136 ). Итальянская голубизна переходила для поэта в черноту. Стихотворение «Жгут раскалённые камни» - одно из сильных в цикле: цветовые, слуховые, осязательные ассоциации передают весь драматизм психологического состояния поэта. Лирический строй миниатюры изобилует «пылающими» эпитетами и метафорами: «раскалённые камни», «лихорадочный взгляд», недавно «нежные ирисы», теперь – «в пламени».

                                       О, безысходность печали,

                                       Знаю тебя наизусть!

                                       В чёрное небо Италии

                                      Чёрной душою гляжусь.

Поистине «дантовские» стихи! Чуть раньше этого стихотворения в дневнике Блока под впечатлением перечитывания Данте появилась запись:«…в чёрном воздухе Ада находится художник, прозревающий иные миры» ( 7, с.28 ).

Такое впечатление,  что «чёрный воздух» существовал для поэта в реальности, здесь, на земле. И если бы он был живописцем, то наверняка воплотил бы его на полотне.

   1-й библиограф: (Чтец исполняет стихотворение «Под зноем флорентийской лени…»).  В шестом стихотворении звучит эстетическая программа жизни поэта: ни «ложные окна» соборов в свете современных «прожекторов», ни «уличные тосканские фонари», ни «блеск камней в витринах», ни звуки «канцоны площадной», под которую «тешатся сеньоры», ни «бокал Христовых Слёз» (марка вина) не смогут заслонить чувство скорби по ушедшему в века «нежному ирису». Флоренция по-прежнему «изменница // В венке спалённых роз!» Но поэт дарит нам надежду: «Под зноем флорентийской лени», на безмолвных «церковных ступенях», перед «нерадостными цветами» мы словно «вдыхаем» завет поэта:

                                       Так береги остаток чувства,

                                       Храни хоть творческую ложь:

                                       Лишь в лёгком челноке искусства

                                       От скуки жизни уплывёшь.

 Часть 8. Отблеск Прекрасной Дамы. Галерея Уффици.   

   Экскурсовод: (На фоне мелодии «Баркаролы» М.Глинки). В флорентийской галерее Уффици мы замедляем свои шаги перед полотном Боттичелли «Паллада и Кентавр». Картина была написана для Медичей. Прекрасная богиня с оливковой ветвью на фоне морской бирюзы усмиряет мятежную стихию Кентавра. Рядом – в декоративном обрамлении стрельчатых арок «Благовещение» Симоне Мартини. Голубое одеяние Марии гармонично сочетается с радужными крыльями архангела Гавриила. На золотом фоне фигуры изящны, пластичны. На противоположной стене – целый портретный ряд Пьетро дела Франчески, на котором лица людей, как живые свидетели далёкой эпохи: мужественные и волевые дожи, утончённые герцоги, грациозные сеньоры с букетами пармских фиалок. Полотна Рафаэля в галерее удивляют светом и покоем. Склонилась над Младенцем Богородица («Мадонна с щеглёнком»), прямым и спокойным взглядом смотрит на нас молодой человек в красной шляпе и в куньей шубке («Портрет юноши с яблоком»). Сложные, замысловатые костюмы не заслоняют красоту  лиц и взгляда людей. А вот и «Автопортрет» (1506) самого художника: разворот лица в три четверти к зрителю, черная шапочка на длинных полосах. Линия мягко обегает нежный овал лица, изящную шею, создавая одухотворённый и возвышенный образ Рафаэля (9, с.40).  

   Блок, блуждая в нескончаемых переходах галереи, всматривался в лица Мадонн, будто отыскивая что-то своё, родное и понятное. Рафаэль, которого поэт сначала полюбил, уже в середине путешествия разочаровал: «Перед Рафаэлем я коленопреклоненно скучаю, как в полдень перед красивым видом». Он «гениален как пустой день» (8, с. 113). Вероятно, поэту на полотнах Рафаэля не хватало «страсти», «порыва», а может быть, и ответного «утишения» и «ублажения». Зато Блок долго стоял перед «Скорбящей Мадонной» Сассоферрато: «Моя молодая Аddolorata – принадлежность многих небольших церквей – в синем и красном своём наивном платье» (7, с.8). Репродукция этой картины была куплена поэтом в разгар его отношений с Л.Д.Менделеевой в 1902 году. Блок очень любил это изображение Мадонны за поразительное сходство с Любой. Вместе с изображением Непорочной Девы Мадонна Сассоферрато сопутствовала ему всю жизнь.

   Пилигрим: В своих живописных пристрастиях (и этим Блок для нас ещё ближе и современнее)  поэт поступал часто как «простой» путешественник – потому таким  живым и субъективным становится его взгляд на искусство. В небольшом городке Сеттиньяно близ Флоренции  поэт увидел под аркой горы фарфоровую статуэтку Мадонны в жёлтом платке с цветочками. Суровый взор поэта прояснился и «умилился» - родились стихи:

                  Жёлтый платок твой разубран цветами –

                             Сонный то маковый цвет.

                  Смотришь большими, как небо, глазами

                              Бедному страннику вслед.  

                         Дашь ли запреты забыть вековые

                                Вечному путнику – мне?

                         Страстно твердить твоё имя, Мария,

                                Здесь, на чужой стороне? 

Часть 9. Эпилог. «Все пути ведут в Рим…»   

Экскурсовод: (Но фоне мелодии фрагмента «Мгновений» Альбиони)    Н.В.Гоголь, оказавшись впервые в Риме более полувека назад до Блока, взволнованно воскликнул своему слуге: «Задёрни скорее шторы кареты, или я ослепну от этой красоты!» А.Блок не удостоил вниманием Рим в своём поэтическом цикле, вероятно, потому, что его лирический взор среди «музейных» развалин Колизея, Триумфальной арки Тита и Термов Каракаллы  не ощутил ничего одушевлённого, воздействующего на душу и «памятью прошлого, и дыханием настоящего, и предощущением  будущего» (10, с.161). Но тем часто и ценен нам поэт, что силой художественного воображения способен «вдохнуть душу» в давно ушедшее, одеть его в зримую плоть. Блок напишет очерк «Призрак Рима и Мonte Luka» о посещении мрачного подземелья с развалинами древнего моста. При свете восковой свечи  в нагромождении изъеденных плесенью и временем каменных глыб в его памяти предстал этот «призрак» «миродержавного» Рима. «Что-то необыкновенное, - писал Блок, - было в этом зрелище, не соответствующее его кажущейся незначительности» (10, с.261).  В «Итальянских стихах» Блок предстал и как истинный  путешественник, предельно бережно и трепетно относящийся к тому, что он видит, и как гениальный поэт, стремящийся, чтобы его читатели «…по бледным заревам искусства // Узнали жизни гибельный пожар». Он подал нам пример пристрастного отношения к миру реальному и миру искусства, оставаясь верным своему эстетическому принципу: силой таланта взывать к жизни «всё, что минуло, всё, что бренно», и тогда малая реальная «пылинка» или подробность превратятся в настоящую поэзию:

                            Случайно на ноже карманном

                            Найди пылинку дальних стран –

                            И мир опять предстанет странным,

                            Закутанным в цветной туман!  

     Домашнее задание: написать лирическое эссе на одну из тем: «Моё любимое стихотворение цикла «Итальянские стихи»;  «Библейские образы «Итальянских стихов»; «Портрет лирического героя «Итальянских стихов» на фоне полотен мастеров Итальянского Возрождения».   

                                                   Литература

1. Блок А.А.Записные книжки. 1901-1920  - М.,1965.
2. Блок А.А. Огненные дали: Избранные статьи и высказывания.- Л., 1980
3. Блок А.А. Собр. соч. в 8-ми тт. – Т.  3.
4. Блок А.А. Собр. соч. в 8-ми тт. – Т.5.
5. Блок А.А. Собр. соч. в 8-ми тт. – Т.8  
6. Данилова Г.И. Мировая художественная культура. От истоков до ХVII века. 10 кл.: учеб. Для общеобразоват. учреждений гуманитарного профиля.- М., 2007.
7. Долинский М.З. Искусство и Александр Блок. – М.,1985.
8. Крыщук Н.П. «Открой мои книги…» (Разговор о Блоке): Документально-биографический очерк. – Л.,1986.
9. Лебедянский М.С. Рафаэль. – М., 1997.
10. Максимов Д.Е. Поэзия и проза Александра Блока. -  Л., 1981.
11. Мережковский Д.С. Воскресшие боги (Леонардо да Винчи). – Собр. соч. в 4-х т. – Т. 2.
12. Орлов Вл. «Здравствуйте, Александр Блок!» -  Л., 1984.